Не ощущение победы над телом девственным, а обещание обеда манило явственно. Я выжидал, но не срывался... Какое, к чёрту: "Погоди"! Я лишь вчера обосновался и не желаю уходить.
А дева бродит возле... возле... Всему доверчива, тиха. Я отбиваюсь: "После, после! Не торопи приход греха".
Не соучесть желаний чуждых, взаимно мучающих плоть: одним бы страстью опалиться, другим бы - грядку прополоть.
СТРАДАНИЯ МОЛОДОГО АЛЬФОНСА
Альфонс, поклонник Альфонсины, прочёл анонс, что некто сильный покажет в цирке представленье, чем женщин приведёт в смущенье.
Сбежались женщины... Альфонс, ведомый чувством джентльменства, подруге лучшее взял место, сам удаляясь на верхний хор. И что же? Вышел молодец, в костюме из гусиной кожи, лицом напоминавший рожу, и выставил огромный член.
Цирк замер. Затаился. Ждёт. Альфонс глаза прикрыл, но вот, открыв их, видит Альфонсину, припавшую всем телом к диву.
И заорал во весь опор!
С тех пор он не женат, но ежели ему укажут на сей факт, советчика берёт за горло. Нежно. И убивает. Просто так. Небрежно.
ТРИ ПОЭТИЧЕСКИХ ДНЯ
/ после прочитанного /
Три дня в Опочке, в постели, сочно Керн отдавалась поэту ночью. А днём играла на фортепьяно: мгновенье чудно - мечтанье странно.
ЗАГАДКА
Мы испокон не понимаем женщин, считая почему-то, что, как клещи, они мечтают вытянуть из нас ум, силу, мужество и деньги про запас.
Теперь, когда мы лишены всего, не ведаем, что делать и что думать: ведь женщины по-прежнему нас любят, но любят сразу всех - не одного.
НЕУДАЧНЫЕ ФИНИШЁРЫ
Ни я, ни ты, ни даже он не взяли, что лежало. То ли ленивы, то ли сон своим осилил жалом. Но только кто-то подошёл, в холодном лунном блеске, и всех нас резво обошёл на финишном отрезке.
НЕУТОЛЁННАЯ ЖАЖДА
Бывает с каждым. С каждой - тоже. Томимся жаждою подкожной. Но ведь не с каждым и не с каждой мы утоляем эту жажду.
Пусть каждый скажет сам себе - и каждая, понятно, тоже: мы жажду утолим в груди, пусть не сейчас, а много позже. Путей таких не сосчитать, но для меня они загадка. А потому, беру, что есть, не просто так, а для порядка.
И нам, наградою за труд, пусть будет каждая и каждый... Воспламеняемся, как трут, чтоб навсегда сгореть однажды.
ПЕНА И ПЕННИ
Пропустить полпинты. Сдуть усами пену. Как, без сотни пенни, выдержать измену? Брови крайней справа, что в открытом платье, не глядят, но видят наполнявших партер.
Вычислить сумеет, кто сумой, кто с суммой. Пенни мне бы, пенни... Взял бы Иму Сумак. Премий не жалел бы, избегал бы прений. Пенни мне бы, пенни... Кто пленён, кто пленный?
Отошёл от стойки - подошёл к окну: проходили стайкой на мою беду. Избранную мною, уводил другой. Пенни мне бы, пенни: гнул её б дугой.
ГОБОЙ И ВАЛТОРНА
О пошлом - ни слова. О прошлом валторна в дуэте с гобоем поёт. Про факт всем известный о деве чудесной, что в сердце гобоя живёт.
Ему бы, гобою, такую валторну, уж он бы сумел покорять. А что же валторна? Ни вздоха, ни стона. Еще не умела любить.
И мысль, что напрасно теряет он время, ввела в исступленье гобой. И, полный трагизма, он принял решенье, самим оставаться собой.
Борис Иоселевич
Гобой на досуге, как ялик на суше, старался волненье унять. Ему бы, гобою, такую валторну, и он бы сумел покорять.