/неоконченный рассказ неизвестного автора 19 века,
найденный в бумагах покойного Ивана Петровича Белкина,
современника А.С. Пушкина/
Дело происходило в году одна тысяча восемьсот двенадцатом. Наполеон был в двух переходах от Москвы, когда гусарский полк, прибывший в городок Н-ский, по дороге на войну, задержался в нём дольше, чем, по случаю войны, дозволено приличиями. Причины сего без сомнения были известны генеральному штабу, но кумушки, для которых не существует военных тайн, утверждали, что командир гусар полковник Дремлюга влюбился в девицу Телятникову и поклялся, что встретится с хвастунишкой Буонапарте не прежде, чем предмет его страсти выразит на то своё согласие.
Девица Телятникова отличалась красотой, своеобразием и капризностью. Родители, небогатые помещики, не чаяли сбыть её с рук, но женихи, некоторое количество которых постоянно отиралось в их доме, сменяя друг друга, словно почётный караул на торжественном погребении девичьих надежд, были отвергаемы с непоследовательностью, казавшейся непонятной и потому оскорбительной.
Один только ротмистр Шубин, словно не замечая водившихся за девицей дефектов, с первого же знакомства между ними на бале у губернатора по случаю Высочайшего Тезоименитства, совершенно втюрился и, выпивши изрядно хересу, встал на колени перед присутствующими здесь же родителями, объявив, что готов принять смерть, не принеся пользу отечеству, ежели последние будут препятствовать его, с их дочерью, счастью.
Перепуганные родители совсем уже было собрались произнести всегда бывшее у них наготове согласие, как вдруг полковник Дремлюга приказал ротмистру убираться в казармы, где и заключить себя, до особого распоряжения, на гаупвахту. В гневе ротмистр схватился за саблю, но, опомнившись, отдал её полковнику. Затем, оборотившись к обомлевшей девице, спросил: "Желаете ли вы, мадмуазель, подвергнуться моей преданности"? И, не дожидаясь ответа, покинул губернаторский бал в самый разгар скоротечного веселья.
Некоторое время спустя было однако замечено отсутствие виновницы переполоха. Случилось это в тот самый момент, когда полковник, заранее пригласивший её на контрданс, в предвидении сего знаменательного для себя события, опрыскивал щеки и усы одеколонью из походного пульверизатора. Заподозрив предпочтительность, оказываемую девицею его подчинённому, полковник побагровел, затопал ногами, отчего шпоры на его сапогах, издававшие доселе приятный минуэтный звон, вдруг забасили, как пожарные колокола, а сам он наговорил родителям девицы столько оскорбительных намёков, сколько прежде ими не выслушивалось, хотя поводов, подаваемых к тому дочерью, было предостаточно.
Губернатору, пытавшемуся его урезонить, полковник подсунул под самый нос кукиш столь гигантских размеров, что тот с перепугу принял его за пушечное дуло. Пообещав устроить военный переворот, полковник кликнул денщика, введшего тотчас каурую кобылу прямо в бальную залу. Полковник запрыгнул в седло и через раскрытое настежь окно исчез лёгким галопом в надвигающихся сумерках. В тот же вечер, а точнее сказать, ночью, снялся и ушел в неизвестном направлении его, поднятый по тревоге, полк.
С той поры ни девицу Телятникову, ни её поклонников никто больше в городке не видел. Только спустя время, когда отец девицы отошёл в лучший мир, а матушка готовилась последовать его примеру, сокрушаясь, что не может, хотя бы частично, взять на себя грехи дочери, почта принесла бандероль, в каковой обнаружилось письмо с неразборчивым французским почерком, по причине ветхости глаз адресата, так и оставшееся непрочитанным. Зато приложенное к письму фотографическое изображение старушка разглядела. На нём изображены были дочь и мальчик лет восьми, сидевшие в обнимку в вольтеровском кресле, по обеим сторонам которого громоздились полковник и ротмистр, оба в партикулярных платьях, не идущим к их, застывшим в военной выправке физиономиям.
Старушка долго не могла выплакаться, стараясь взять в толк, кто из двоих отец ребёнка, но так ничего и не решив, вдруг вспомнила, что муж, царство ему небесное, говаривал, будто в Петербурге скрытно, а в Париже на правах гражданства, имеются специальные заведения, где мужчины могут сделать желающим того девицам, ребенка за умеренную плату. Тогда, по наивности, старушка не приняла на веру его рассказ, но теперь...
/На этом рукопись обрывается, а попытки найти её продолжение в бумагах Ивана Петровича Белкина успехом не увенчались... Обстоятельство, наведшее некоторых учёных исследователей на мысль, что окончание оной было подмочено во время Петербургского наводнения 1824 года/.