- Кем быть изволите? - полюбопытствовал странный человечек, наружность которого могла бы показаться приятной, когда бы ни ископаемый мундир военного образца и сапоги, что называется в гармошку.
- Пошёл вон, дурак, - ответствовал я добродушно, поскольку не переносил обид, наносимых мною другим.
Человечек нелепо задёргался, внутри у него что-то засвиристело, словно в кипящем чайнике, но подоспевший в последнюю минуту генерал-губернатор, с орденской лентой через левое плечо, успел удержать человечка от неизбежного падения. Ненадолго.
- Каков субъект, - указывая на меня, и не сводя глаз с губернатора, словно ища у него поддержки, произнёс человечек. - Бунтовщик хуже... этого... как его... сами знаете. Сажать не будем, но усмирить следует.
- Ваше величество, - промямлил губернатор, - он же... того... как его... сами знаете. Если его усмирить, взбунтуется ещё больше /ко мне /. Пошёл вон, дурак!
Позднее голова одного будет показана народу, а другого - затеряется в кустах и не будет найдена. И хотя по закону, при отсутствии вещественных доказательств, смерть не является доказанной, её заменяют умолчанием, что означает: не был, не знаем, никогда не видели и впервые слышим. Мундир и сапоги - отличительные признаки того, кто их носит, а неношеные превращаются в призраки прошлого.
Когда же незначительное, на первый взгляд, событие превратится в историю, любители затеют спор, что случилось: переворот или революция? Тогда как профессионалы устроят яростную свалку за право приписать себе славу случившегося.
ПРЕЗУМПЦИЯ НЕВИНОВНОСТИ
Жаль, что закончились времена, когда портреты членов правительства можно было лицезреть на каждом углу. Удобство заключалось в том. что созерцая их, обыватель прекрасно осознавал, кого следует винить в своих несчастьях.
А нынче мы на распутье. Печали не покидают нас, но обвинять кого-то конкретно не получается. Не имеем права. Как сказали бы юристы, действует презумпция невиновности. Эмоциональных улик недостаточно, чтобы построить обвинение, а фактических доказательств не собрать. Мешают те, чьи изображения на портретах отсутствуют.
Обидно, конечно, но приятно осознавать, что живёшь в правовом государстве, где никто не может быть осуждён за преступления очевидные, но не доказанные. Правда и то, что подозреваемые имеют больше власти, чем обвинители, но это уже издержки, а не само право.
БЕГЛЕЦ
При виде человека бегущего, мною овладевает любопытство. Ведь обыкновенно бегут не просто так, а куда-то и зачем-то. Бегут от себя и к себе, от законников к закону, от денег и к деньгам, от врагов к друзьям, и от друзей к врагам. От смерти к жизни и наоборот. Да мало ли ещё от чего! И, чтобы разузнать, я, обыкновенно, пристраиваюсь к бегуну, и, дабы не отклонить его от избранного пути, старательно придерживаюсь темпа и ритма, им заданного.
- Простите за вопрос, - начинаю я издалека, - но если покажется вам нескромным, я не обижусь, не получив ответа.
- От чего же не ответить. Я человек компанейский, а в моём положении одиночество едва ли не самая большая проблема.
- Рад слышать, что не только вы мне, но и я вам, могу принести пользу. Итак, куда путь держите?
- Отсюда - туда.
- А потом?
- Оттуда - сюда.
- Бег ради бега?
- Ради жизни. С целью самосохранения. В движущуюся мишень труднее попасть.
- Но тогда... - я замолчал и остановился. Вопрос, который хотел задать, он бы всё равно не услышал.