Совершенство сценических отношений героев - друг с другом, со зрительным залом, со своим собственным внутренним миром, принятое сначала за безупречность актерских работ, оказалось безупречностью работы режиссерской. Похоже, актеры сыграли здесь роль сосудов, в которые демиургом-режиссером было налито содержимое - терпкое на вкус, с густым зазывным запахом и тревожным отблеском цвета.
Спектакль - почти совершенен. Совершенен с самого начала, с отпечатка на скошенном полу страницы рассказа Леонида Андреева, "прописанного" светом... когда весь текст прочесть невозможно, но - вот эти буквы, сложенные в недописанные, рваные фразы, тревожат и мучат...
Семеро. Пять человек юных террористов, почти детей, так и не успевших совершить свое первое и последнее покушение, но тем не менее осужденных на смерть - за попытку. Туповатый батрак-эстонец, почти не говорящий по-русски. Профессиональный вор и убийца, чуть не оказавшийся "вешателем" остальной шестерки, да все-таки попавший "на вешалку" сам.
Разные. Даже эти пятеро, которых связывает вроде бы общее дело - они такие разные.
Суховатый Вернер, чуть тронутый плесенью уже совершенного убийства. Интеллигентный, искренне и тихо любящий родителей и любимый ими.... Василий Каширин, простоватый парнишка, что смеялся и шутил, надевая смертельный и смертный пояс со взрывчаткой, но почти умерший от страха в ночь перед казнью. Таня Ковальчук, что пришла в революцию не по убеждению, а оттого, что нашла там любовь и утешение своему одиночеству. Муся, маленькая и беззаботная, как воробушек; она, собственно, жизни и "не нюхала", а потому о ней и не задумывалась...
...И тут я подумала: а чего это я, коль позиционируюсь как "не критик", начала писать традиционную рецензию? А давайте-ка я по-своему - АХ!
Знаете... в этом "что-то есть" - сидеть, тихонько всхлипывая... и слышать такие же всхлипы справа... слева... сзади (а впереди ничего, кроме сценического пространства, не было; но и на нем тоже - плакали; плакали искренне и даже иной раз как-то не "по-сценическому", а как бы "о своем").
Нет, шикарный спектакль! Тяжелый. Но - шикарный! Действительно - выверенный до мелочей и точный в реакциях.
Причем какие-то вещи - безусловно АХ! Хотя не хочется расчленять спектакль - хотя бы посмотрев вот так, в первый раз...
Но что-то... Таня на руках у Вернера, целующая его по-девичьи смущенно и страстно. В первый раз в жизни. За полчаса до смерти...
Шнурки на ботинках эстонца, которые никак не желают развязываться его неловкими пальцами...
Недоеденное Цыганком яблоко - брошенное, и тут же второе, темно-бордовое, в его руках...
Танино тоскливое: Я одна, солдатики... я одна... - и ее понимание, что никого из тех, кто с нею рядом только что стоял и разговаривал, уже нет в живых...
Финал - даже не тот, где скатываются все они по склону, среди черно-белых букв, на секунду превращающих их платья и костюмы в полосатые арестантские рубашки... А чуть позже - с повторением "входа с мороза" из пролога...с отогреванием рук... поцелуями... шутливой борьбой...
Входом с мороза их всех - кого уже давно нет в живых...
И - сцены свидания с родителями, пронзительные до того, что, кажется, выскребают твою душу, истончают ее, выворачивают наизнанку... Невозможно...
1 час 40 минут. Очень короткий спектакль. И очень длинный. Зрителю его трудно будет повторить. Но - надо. Ради вот этого - выворачивания наизнанку и очищения твоей души...
И - о чём. О том, что жизнь - прекрасна. (Ах, не повторяюсь ли я... ;-)) О том, что надо ЖИТЬ. Всегда. И - радоваться тому, что ты живешь. И тому, что живут рядом с тобою прекрасные люди.
А еще о том, что, как говорит страстно любимый мною Михал Захарыч, "нужно запоминать ВСЁ". И - радоваться тому, что это ВСЁ вокруг тебя - прекрасно.
Хотя... может, я опять повторяюсь, но - ах, не о том это, не о том...