В её классе было девять мальчиков и десять девочек. Когда возраст подошел к тому, когда вдруг, и слишком сильно, начинает интересовать противоположный пол, класс поделился. Поделился парами - мальчик и девочка, но не постоянными парами. Пары менялись, рокировались, сходились, расходились с пугающей быстротой, будто урок физики про броуновское движение не пропал для одноклассников даром.
Но, так как соотношение мальчиков и девочек было неровным, то всегда оставался кто-то один. И этот кто-то, не трудно догадаться, - девочка.
Перед новогодним балом, разыгрывающимся в школе ежегодно, одинокой осталась она. Тот, кто перебежал от неё, лишь появилась вакансия, даже не расстроил, а только ввел в легкое замешательство, как теперь быть, и с кем танцевать на ближайших танцах.
На балу все десять девочек выглядели одетыми с иголочки, в пестрых изумительных платьях, словно спрыгнувшие с праздничной елки, стоявшей по центру, игрушки рассыпались по актовому залу. Занять зал в этот день классу помогла эстафета, где дружные одноклассники заняли первое место.
Мальчики тоже выглядели непривычно без синих школьных костюмов. Вопреки своим подружкам, их одежда была невзрачна, но опрятна и нарядна. Класс почти сразу же разобрался на сформированные к тому моменту пары, и наша девочка осталась сидеть в относительно скучной компании их классной руководительницы. Очевидно, сегодня произойдут очередные рокировки, и кто-то с кем-то разругается, кто-то от кого-то уйдет, но первый танец был прежним. Девочка погрустила, рассматривая счастливые и не очень улыбки и взгляды одноклассников, а потом решила прогуляться по школе.
Она вышла в неосвещенный коридор и наткнулась сразу же на расписание уроков, уже два дня как потерявшее свою актуальность. Что-то привычное и говорящее об ушедшем моменте заставило её остановиться и перечитать ещё раз знакомые названия предметов.
Вот понедельник, и первый нелюбимый урок геометрии. Так ей не нравился предмет, что вечером в воскресение она готова была уснуть сразу на сутки, чтобы не жить день понедельник. Но омрачался геометрией ещё и четверг. Предмет стоял последним шестым уроком, и иногда, их пораньше с него отпускали, взяв обещание идти до гардероба так тихо, словно они осенние листья. Та же учительница вела второй по нелюбимости предмет... Алгебра... Вторник, среда, пятница...
Суббота. Любимый во все времена школьниками день, и им поставили всего четыре урока, притом начиная сразу со второго. Можно на час больше спать. А после уроков не бежать домой учиться, а бежать в кино или гулять.
Стоять у расписания в первый день каникул было особенно приятно, но, когда за спиной твои одноклассницы веселятся в компании одноклассников, то не очень. Она грустно побрела дальше. В конце коридора светился огоньками другой кабинет, слышалась знакомая музыка, под которую плакали про любовь семь девиц из новой популярной группы.
Девочка не дошла до того кабинета, она свернула на лестницу, и поднялась сразу на четвертый этаж. Поднялась она потому, что манила её другая музыка, более мелодичная и приятная слуху. Девочка пошла по коридору навстречу ей, и оказалась возле другого, так же играющего яркими огоньками, кабинета. Здесь веселился другой параллельный класс.
Она заглянула в класс, и сперва ничего не увидела, поскольку помещение оказалось в дымовой от бенгальских огней завесе и освещаемое только фонариками, кружащими вокруг елки. Но глаза постепенно привыкали и из мглы вырисовывались силуэты, некоторые очень знакомые, силуэты школьников, у кого своим классом недавно они выиграли эстафету.
Из кабинета выходил мальчик. Он будто не видел ничего перед собой, и почти сбил нашу девочку. Она же, не успела возмутиться, а успела взглянуть в его глаза. Глаза обожгли её, в них была небесная прелесть и солнечная дымка, а глубоко внутри она почувствовала обуглившееся сердце. Почему-то на последнее, она не обратила внимания, и вообще перестала уже обращать на что-либо внимание. Пошла за мальчиком, который уходил в черноту коридора куда-то вдаль.
Она шла за ним и чувствовала внутри поднимающуюся волну нежности и какой-то сладкой надежды, той уже знакомой ей надежды, умеющей будоражить наши сердца до неузнаваемости в течение двух или трех дней.
Вдруг чернота расступилась, и часть коридора за углом оказалась залитой ярким светом. И мальчик и девочка сделали одинаковые инстинктивные движения рукой, прикрывая глаза. У девочки задрожало сердце. В тот момент ей показалось единение души с мальчиком, который даже не замечал, что кто-то идет за ним.
Свет излучался из ещё одного праздничного кабинета, там танцевал другой параллельный класс. И мальчик встал в дверях, рассматривая танцующих. Девочка встала позади его и робко смотрела на него, пытаясь хотя бы чувствовать близость.
Был медленный танец, и по кабинету кружились пары. И как только одна из них приближалась к двери, мальчик вздрагивал, и всматривался усиленнее. Музыка прекратилась, но тут же началась другая. Такая же медленная и грустная, словно одинокое облако после дождя. Девочка вдруг встрепенулась, тронула мальчика за плечо и робко произнесла:
- Потанцуй со мной...
Мальчик, не глядя на неё, кивнул и, взяв девочку за руку, вывел в центр зала. Они закружились вместе с пятью или шестью парами в едином вальсе движений, и девочка, не отрываясь, смотрела на своего кавалера. Она видела в нем, как ей казалось, просторный океан, разливающий свои воды далеко-далеко, но на самом деле, в мальчике была лишь глухая дремучая тайга из непонимания и уже недоверия. Он не смотрел на свою спутницу, а смотрел всегда в сторону, смотрел куда-то в глубину зала, а иногда рядом с собой. Но девочка не обращала внимания на его странное поведение, кружилась в танце и чувствовала в себе поднимающийся адреналин состояния влюбленности и надежды. И она сама себе уже готова была сказать - вот оно счастье, так билось её сердце, и вздымалась над ним детская грудь.
Музыка закончилась и началась следующая. Мальчик машинально продолжал движения, и так они плавно перешли в пространство другой музыки, другого танца. А потом ещё другого. И ещё... И девочка уже купалась в своем адреналине, а потом вдруг неожиданно для самой себя произнесла:
- Поцелуй меня...
Тут будто мальчик очнулся, посмотрел перед собой и увидел девочку, ему до сих пор не знакомую и чужую, но их кто-то толкнул, случайно, в порыве общего танца, и она оказалась в его объятьях. Он поцеловал её. Нежно-нежно. Это ей показалось, сам он ничего не понял, смущенно извинился и вышел из класса.
Она, восторженная и светящаяся, выбежала за ним. Он спустился по лестнице, она за ним. Он вошел в гардероб, она за ним. Он взял своё пальто, она бросилась на поиски своего.
Они вышли вместе из школы, и на крыльце, он все-таки заметил её, и кивнул ей, что проводит до дома.
Она почти не спала ту ночь, лишь закрывала глаза, представляла дымный темный зал, его дыхание, его близость, его глаза. Какого же они цвета? А... ничего. Потом разберусь. У нас теперь много будет общего времени. Под утро с подобными мыслями, она удовлетворенно заснула.
Она ждала его телефонного звонка весь следующий день.
Она ждала его телефонного звонка весь день последующий.
Она ждала его телефонного звонка всю следующую неделю. Почти не выходила из дома, ждала...
Телефон молчал или говорил совсем не тем голосом. А каким он должен говорить?
И вдруг девочка поняла, что не слышала его голоса. Что не видела цвет его глаз. Что не знает его имени. Значит, и он. И он не знает её имени, и, конечно, откуда у него её телефон? Он, так же как и она сейчас, сидит дома, боясь выйти на улицу, страдает и тоскует по своей новой знакомой, промелькнувшей на новогоднем балу несколькими танцами и исчезнувшей.
Он знает, где она живет!
И оставшуюся неделю каникул она простояла возле своего подъезда, помогая мальчику найти себя.
Каникулы закончились, и впервые девочка поняла, что рада этому. Завтра в школу, завтра они увидятся, и всё будет.
Она весело бежала наутро в школу с привкусом на душе ожидания нового и жутко приятного. Веселые одноклассницы щебетали возле зеркала, их пустые теперь для неё разговоры о том, кто кого покинула и навсегда ли, казались нашей девочке настолько несущественными, что она даже не дослушала самую значительную историю, и ушла. К расписанию. Теперь ей следует знать не только своё расписание, но и ... параллельного класса.
"Он будет меня ждать после первого урока в коридоре, - мечтала она, - я выйду и брошусь ему в объятия... Нет... пошло... Я подойду к нему и приткнусь лбом к его плечу...". Её сердечко разрывалось от смелого предвкушения. "Нет, пожалуй, я просто подойду к нему и скажу, что очень-очень ждала его". Мысленно она пролистывала накопленные книжные и киношные фразы для подобных случаев и нашла, как ей показалось, очень сильную: "Я ждала тебя всю жизнь!"
Но урок закончился, а в коридоре никого не было.
"После второго урока?" - уже с сомнением подумала она.
Но и после второго урока коридор был пуст.
После третьего и четвертого было все так же. И тогда девочка решила, что её будут ждать возле школы после всех уроков.
"Он меня проводит домой!" - но уже без прежнего восторга думала она.
И каждое утро она просыпалась с мыслями: "Это случится сегодня!"
И каждый вечер она засыпала с мыслями: "Видимо, завтра"
И каждая их случайная встреча в коридоре не говорила ни о чем, он даже не улыбался ей, не то чтобы здороваться и звать куда-нибудь с ним пойти.
Он её просто не признавал.
Он её не знал и не узнавал, и даже не помнил такое значительное для девочки приключение во время новогоднего бала.
Он не улыбался не только ей, он не улыбался вообще никому. И только одна девочка на всем белом свете, ограничивающимся стенами родной школы, могла заставить его улыбнуться. Только она одна. Лишь глядела на него, он глупо и зачарованно улыбался. Лишь улыбалась она ему, и он готов был взлететь от счастья.
Та девочка, что однажды осталась вместе с ним отрабатывать пропущенную лабораторную по химии. Они были в кабинете слишком долго вдвоем. И все опыты были уже проведены, а результаты записаны, и выучен основной параграф, и просмотрены контрольные, а учительница все не приходила, и этого пустого времени ему хватило, чтобы вдруг влюбиться да так, что мир переворачивался, лишь он думал о ней. А думал он о ней всегда. Когда просыпался, когда шел в школу, когда обреченный возвращался, когда плавал потом в бассейне, и, когда занимался вечерами с книжками. Книжки были открыты для видимости, а он... думал о ней.
Мир для него действительно перевернулся в тот роковой день, и на другой, когда он пытался объясниться с ней, а она рассмеялась и убежала, и теперь, когда проходила мимо, злостно хихикала вместе с подругами вслед ему.
И особенно разрывалось его сердце, когда он видел, как её дорогой для него портфель нес кто-то из одноклассников, провожающий её до дома.
А она продолжала смеяться ему в лицо, и иногда говорить какие-нибудь гадости. Каждое сказанное ей ему слово вызывало в нем безумную радость, и он начал надеяться, прочитав в какой-то из философий, что неравнодушие - уже начало любви. Пусть пока только неприязнь...
Если бы он знал, как ей мешали его вечные хождения за ней, как тот, по кому она проливала слезы в ночную подушку, хмурился, лишь только видел его. Она в сердцах кричала:
- Он ничего для меня не значит!
А он невозмутимо отвечал:
- Дала повод, раз ходит за тобой.
Она уже не знала, как отвадить его, и придумывала всё новые и новые колкости, чтобы задеть, убить его словами, чтобы ему было больно и плохо. Но при этом она не забывала заманчиво улыбаться, потому что терять надоедливого поклонника её не хотелось никак.
А пожиратель её сердца смотрел на неё свысока и без улыбки. И с каждой встречей холоднее и холоднее разговаривал с ней. Она не знала куда бежать, и спрятаться от его холода, и вспоминала их первые теплые деньки. Осенние листья, в которых они купались, огромный букет астр на день рождения, и романс, ей сочиненный. Его трепетные шептания в темноте подъездов, его горячие губы, которые рассказывали ей о тайне поцелуя, и его обещания, обещания...
Но вот новогодний бал, её обтягивающее платье, и то, что обтягивалось, вскружило ему голову. Он голову потерял, и, прижимая свою девочку в танце, трепетал и чувствовал подъем своего пыла. Внутри в тумане вздрагивало его сердце, а внизу живота что-то трепетало и звало. Мысль в голове металась "что делать? И что вообще делают в таких случаях?"
Он увел её с праздника, и уводил всё дальше от него, в глубину чернеющего лабиринта школьных коридоров. Он увел её, она не сопротивлялась. А уже дома, проснувшись утром, проплакала час в подушку, вспоминая нежность и грубость, слова и восторги...
В новогоднюю ночь они друг другу звонили каждые двадцать минут. В каникулы, он ежедневно приходил к ней днем домой. А после каникул...
Она не знала, куда деваться, куда спрятаться от его вдруг настигшей её холодности. Но очумевшим подругам она не признавалась ни в чем, и они все ещё завидовали ей: как же, самый красивый мальчик из класса.
А самый красивый мальчик из класса, убегал из школы первее других, и прятался за деревьями, ожидая, когда выйдет самая, как он думал, красивая девочка на свете. Она училась в параллельном классе, он заметил её на новогоднем балу, она танцевала с тем чудиком. Но не тогда он ею заинтересовался, тогда он был без памяти от страсти, а позднее, уже когда началась новая четверть. Девочка такая светлая и красивая шла впереди его в школу, и всю дорогу шла впереди. Путь занимал десять минут, и их хватило, чтобы самый красивый мальчик сменил мнение о девичьей красоте. Он вышел провожать её после школы, шел следом, и пожирал её силуэт глазами, она шла медленно, и чем-то грустным отдавало от её движений, они не были такими бодрыми как с утра. Так и повелось, он шел за ней следом до школы и из школы, и каждый раз удивлялся разительным переменам: как весела её походка бывала с утра, и как уныла вечером...