Вызов на труп случился как всегда неожиданно. "И ведь понимаешь, что для того и сидишь здесь, чтобы на происшествия выезжать, и уж сколько таких выездов было, а всё равно всякий раз, как впервые, -- думал дежурный следователь Роман Антонович Быстрых, трясясь в машине по недавно (и трёх месяцев не прошло) переасфальтированной дороге, -- хорошо хоть не ночью". И впрямь, начинался чудесный пятничный день, солнечный и радостный, вызывавший желание не ковыряться в чьих-то трупах, а отправиться с детьми в Зоопарк или, хотя бы, просто на прогулку. "Как это она со мной до сих пор не развелась? -- вспомнив о жене, следователь невольно улыбнулся, -- не часто я её радую. Благо сегодня пятница, рабочий день, а значит можно спокойно работать, даст Бог, выходные с семьёй проведу".
Он уже знал, что ехать придётся за город (вызов поступил из коттеджного посёлка "Дубки", строение N5), а значит есть надежда добраться быстро. В пятницу утром выезд из города ещё не сильно загружен, массовый исход москвичей на дачи начнётся позже, со второй половины дня. Но удовольствие от солнечного света и быстрой, не стеснённой извечными пробками езды, портили невесёлые мысли о предстоящем деле, ничего приятного от которого следователь не ждал.
Роман Антонович очень не любил расследовать дела, в которых оказывались замешаны сильные мира сего, а ведь "Дубки" -- не дачный кооператив садоводов-любителей, получивших вожделенные шесть соток от давно почившей в бозе советской власти, а элитный коттеджный посёлок, обиталище разных богатеньких Буратин. Когда же внезапно умирает человек богатый и влиятельный, да ещё, предположительно, насильственной смертью, жди неприятностей.
Наверняка одно из двух: либо "любящие" родственнички постарались приблизить вожделенный миг обретения наследства, либо деловые партнёры с сильным конкурентом разобрались. И в обоих случаях придётся влезать туда, куда люди такого сорта очень не любят посторонних впускать. Неизбежно начнётся давление, интриги, адвокаты станут бегать, пухлые конверты совать. И не то, чтобы Роман Антонович деньги презирал, вовсе нет, но уж больно опасно, особенно сейчас, когда вовсю "оборотней в погонах" изобличают, очищают, так сказать, ряды.
Не-ет, куда как приятнее расследовать милое, спокойное бытовое убийство. Какой-нибудь пьяный Лёха в компании столь же пьяных приятелей саданул табуреткой по башке собутыльника Васю, не поделив с ним стакан -- милое дело. Все в наличии, следов всяких да улик навалом, а об адвокатах такие лёхи разве что слышали отдалённо, но никогда не видали. А самое приятное, нет у них влиятельных друзей, да родни, никто на тебя давить не станет, расследуй себе потихоньку.
За раздумьями Роман Антонович не заметил, как до места добрался, и впрямь, быстро доехали. Нужный дом отыскался сразу: даже не глядя на крупную цифру "5", укреплённую на столбе, место преступления легко опознавалось по непривычной концентрации людей в форме. "Понабежали, -- с неодобрением подумал следователь о коллегах, -- как же, большого человека упокоили. Небось на обычную бытовуху не так поспешаете?" Следователь прошёл внутрь, где был немедленно перехвачен капитаном Красновым, с которым работать любил, поскольку тот был исполнителен и не глуп.
- Быстро доехал, молодец, -- похвалил капитан, -- ну пошли.
- Погоди, Юр, ты меня сперва в курс дела введи.
- А, ну да. Значит, покойный, Вадим Леонтьевич Дубов, шестидесяти пяти лет, владелец компании "Спидлайн"...
- Это что за компания?
- Ну ты даёшь! Крупнейшая фирма по грузоперевозкам, филиалы чуть ли не в каждом областном центре, работают быстро, надёжно.
- Быстрые линии1 значит... Отчего тогда так и не назвать? Нет, обязательно надо по англицки ввернуть. Ну да ладно. Крупнейшая, говоришь, значит, богатый дядя?
- Да уж не бедняк. Бизнес хороший, чистый. Это тебе не строительство, где то землеотвод незаконный, то стройматериалы не качественные, то рабочих нехватка, то недовольные дольщики бузят. Фирма уже давно на рынке, так что наследство господина Дубова -- лакомый кусочек.
- А кто у нас наследнички-то?
- А наследников всего двое, то есть две, то есть... тьфу ты, заговорился. В общем, две наследницы, жена Вика и дочь Женя, обеим по тридцатнику. Дочь имеет собственный бизнес, жена -- домохозяйка. У Жени есть своя квартира, но по большей части жила она здесь, с отцом. Помимо них в доме постоянно проживали и дети обеих дам. Ну и прислуга, конечно.
"Да, -- подумал Роман Антонович, -- две наследницы это хреново. Люди несведущие не подозревают, что вычислять убийцу среди десятка подозреваемых зачастую проще, чем когда их мало, двое или трое. Это не парадокс, а напротив, совершенно очевидное соображение. Чем больше углов в многоугольнике, тем больше в нём можно провести диагоналей. Другими словами, чем больше людей входит в выделенную для исследования группу, тем больше между ними связей. А значит, можно свидетелей запутать, выявить несоответствия в показаниях, ошарашить очными ставками, а в результате точно понять, кто врёт и почему. Опять-таки десятку много труднее о слаженных показаниях договориться, нежели двоим. Стоп. А почему, собственно, двое"?
- Погоди. Если есть дети, то как же только двое наследников?
- Не знаю. Я спросил, мне сказали. Да не парься, насчёт имущества или там завещания мы у адвоката узнаем. У таких, как покойный Дубов, всегда есть личный адвокат.
- Это да. Ладно, давай по делу.
- А по делу так. Труп обнаружила сиделка. Утром, часов в восемь. Вообще-то Дубов был старикан крепкий, недавно, правда, перенёс инфаркт, но быстро шёл на поправку. Ну а чтобы режим соблюдал, лекарства не забывал принимать ну и процедуры там всякие, ему сиделку наняли. Вот эта сиделка, я её, кстати, уже опросил, толковая баба, по делу говорит... так вот, сиделка вошла утром, как обычно, очередную порцию таблеток больному скормить, а тот не шелохнется. А она всё же медик, быстро поняла, что пациент откинулся, а когда пригляделась, заподозрила отравление и сразу, никому ничего не сказав, 02 набрала.
Получила, кстати, выволочку за свою инициативу. Спрашиваю, как же ты решилась, хозяев не предупредив? То есть молодец, что решилась, но ведь и уволить могут. А она отвечает спокойненько, что, во-первых, по закону в таких случаях любой медик должен сигнализировать, а во-вторых, всё равно работа тут закончена, раз пациент помер. Ну а мы, как вызов пришёл, сразу и сорвались, уже полчаса тут. Вася свидетелей опрашивает, а Петрович над телом колдует.
- Ясно. Ну пойдём, что ли, на место преступления поглядим.
Тело хозяина коттеджа оставалось там же, где его обнаружила бдительная сиделка, в спальне. На взгляд следователя, выглядел покойник неплохо, в том смысле, что не криминально. Лицо безмятежное, поза расслаблена, будто уснул. Ни гримас, ни каких бы то ни было видимых следов.
- Что скажешь, наука? -- поинтересовался Роман Антонович.
- Ну что сказать? -- ответил эксперт не прерывая своих манипуляций и даже не повернув головы, -- Умер давненько, часов восемь назад...
- То есть где-то в районе часа ночи?
- Ну да, плюс-минус полчаса. Скорее всего отравление: запах изо рта характерный. Только он слабее, чем должен бы быть, а значит яд ему дали не в чистом виде, а в какой-то оболочке. Впрочем, это пока предварительные прикидки, а точно...
- ... вскрытие покажет, знаю, знаю. Ещё что-нибудь интересное есть?
- На пальчики особо не рассчитывай. Их тут много, конечно, но все, не сомневаюсь, окажутся принадлежащими обитателям дома, они тут, наверняка, по много раз на дню бывали.
- В оболочке, говоришь яд скушал? Может под видом лекарства? Собери-ка, дружище, все пилюльки, которые покойник употреблял и проверь на наличие яда, хорошо? Ладно, Петрович, не будем тебя отвлекать. Пора Юрок, с безутешной роднёй познакомиться.
Капитан, который уже немного ориентировался в доме, провёл Романа Антоновича в небольшую, скромно обставленную комнату, очевидно библиотеку, судя по многочисленным книжным шкафам. В комнате находились трое. На диване рыдала миловидная, пухленькая брюнетка. Рыдала, как в деревнях принято, с подвываниями, с заламыванием рук и размазыванием туши по лицу. Впрочем, то, что она хорошенькая, стало заметно чуть позже, когда женщина, немного успокоившись, обернулась к вошедшим. Пока же она полулежала, уткнувшись лицом в сложенные на боковине дивана руки и её ладная, компактная фигурка с симпатичными припухостями в нужных местах сотрясалась от рыданий, а большой и даже на вид какой-то твёрдый старший лейтенант Голубь пытался успокоить страдалицу, гладя её лопатообразной дланью по плечу.
"Не померла бы, не дай Бог, от такой ласки, нашему Василию только лошадей гладить впору" -- полусерьёзно подумал следователь и перевёл взгляд на другую даму. И внешне, и поведением та являла разительный контраст рыдающей брюнетке. Высокая, стройная блондинка, не тощая, скорее жилистая. Красавицей назвать невозможно при всём желании, но лицо притягивает взгляд внутренней силой. И с первого же взгляда становилось ясно, что эта дама не привыкла пасовать перед трудностями и ни при каких обстоятельствах не потеряет присутствия духа. Внешне совершенно спокойна, ни слезинки, ни тени печали, будто и не потеряла только что близкого человека. Сидя в кресле поодаль, она курила, отрешенно уставясь в окно.
- Хочешь угадаю, кто здесь кто? -- шепнул Рома коллеге. -- Брюнетка -- жена, верно?
- Как угадал? -- удивился капитан, -- Или заранее знал?
- Нет, не знал, но догадаться, Юрок, было не сложно. Вряд ли дедуля Дубов мог увлечься такой лошадью, а характера у него, как я понимаю, и у самого хватало.
- Всё верно. Вдова, Вика рыдает, дочь, Женя курит.
Время, однако, идёт, а мы сюда не развлекаться приехали, решил следователь, вдоволь полюбовавшись на мизансцену и, шагнув вперёд, покашлял, привлекая внимание. Женя глазом не моргнув, плавно повернула длинную шею, Вика же вздрогнула, как от выстрела, испуганно уставившись на Романа Антоновича. Плакать правда перестала, видимо, старлей Голубь сумел-таки её успокоить, умудрившись при этом, не изувечить.
Роман Антонович едва успел представиться и выразить пожелание побеседовать с членами семьи покойного, как Вика, вспомнив про потёкшую тушь и пробормотав невнятные извинения, побежала приводить себя в порядок. Мужчины невольно проводили её глазами, а Женя, аккуратно загасив окурок, заметила, что разговаривать со свидетелями следователь, видимо, все равно предпочтёт поодиночке, так что пусть уж Викуся глазки подрисует. Сказано всё это было вполне нейтральным тоном, но что-то такое неуловимое в её голосе прозвучало, намёк какой-то, то ли на усмешку, то ли на иронию, что Роман Антонович сразу понял: Евгения Дубова не питает к мачехе нежных чувств.
Допрос никаких результатов не дал. Не то, чтобы Евгения отказывалась отвечать, но она либо говорила о том, что и так уже было хорошо известно, либо оговаривалась незнанием. Каковы условия завещания? Понятия не имею, не интересовалась, мне отцовы деньги не нужны, своих достаточно. Какие лекарства принимал отец? Не знаю, зачем мне? На то сиделка есть, чтобы за лекарствами следить. И дальше в том же духе.
Она немного оживилась, когда с прогулки вернулись дети. Очаровательные карапузы, настолько похожие (даже одеты одинаково, только у мальчика комбинезончик голубой, а у девочки розовый), что их можно было принять за двойняшек, если не знать, что на самом деле мальчик приходится девочке дядей. Вошли они с веранды библиотеки, направляясь в глубь дома. Детей сопровождала внушительная дама, походившая скорее на директрису престижной гимназии, нежели на гувернантку.
- Что случилось, Ада Георгиевна? -- спросила Евгения с лёгкой тревогой.
- Ничего особенного, в туалет захотели.
- Оба?
- Как всегда, -- пожала плечами гувернантка и величественно удалилась, подталкивая перед собой детей, оживлённо щебетавших о чём-то, безусловно, важном.
- Они ведь не брат и сестра, -- улыбнувшись, пояснила Евгения, но так друг друга понимают, будто близнецы.
Виктория, успокоившись, согласилась на вопросы ответить, то тоже немногим следствию помогла. Беседу она поддерживала охотно, говорила много, даже чересчур, но ничего важного сообщить не смогла. Однако, если Евгения производила впечатление человека расчётливого, который слова впросте не вымолвит, прежде обдумает тщательно, Виктория казалась не то, чтобы тупенькой, но несколько простоватой. В отличие от падчерицы, она не работала, занималась домом, в дела мужа не лезла, а потому ничего важного и не знала.
Покончив с допросами, Роман Антонович уединился с оперативниками в библиотеке, дабы во время перекура обстановку обсудить.
- Мы пока не много узнали, но всё же... Что думаете, друзья мои?
- А что тут думать? -- по старой традиции начал младший по званию, -- либо родня из-за наследства, либо конкуренты, хотя насчёт конкурентов сомневаюсь.
- Почему?
- Петрович что сказал? Яд был в оболочке. Значит что? Значит убийца куда-то яд запихал, например, в пилюльку, не зря же ты велел все лекарства проверить.
- Брось, Рома, сам то в это веришь? Вообще-то сейчас не начало девяностых, да и конкуренты скорее киллера наняли бы. Вот увидишь, на работе у Дубова всё в порядке.
- Увидим, точнее, сперва ты Василий и увидишь. Дуй-ка прямо сейчас в "Спидлайн" и выясни там всё что можешь. Вообще-то я тоже склоняюсь к мысли, что убийство Дубова с его бизнесом не связано. Но, если дело в наследстве, то у нас двое подозреваемых, а как меж ними выбрать? Юра, надо бы выяснить, кто был адвокатом Дубова, у таких людей обязательно личный адвокат имеется.
- Я уже выяснил, Гурский Лев Яковлевич, бюро у него...
- Спасибо, я его знаю и сам к нему съезжу, когда здесь закончу. Если есть завещание, Гурский обязательно в курсе дела. Вот и поглядим, кто больше всех выигрывает от смерти господина Дубова. А пока, хочешь не хочешь, надо прислугу опрашивать.
- Ты знаешь чего, Ром, -- посоветовал уже собравшийся было уходить лейтенант Голубь, -- ты бы с Адой поговорил.
- Это гувернантка, которая детей привела.
- Она не совсем гувернантка, скорее что-то вроде домоправительницы. Умная баба, глаз с прищуром, значит себе на уме, всё примечает. Я ещё до твоего приезда на неё внимание обратил, она даже на хозяек свысока поглядывает. Если ей понравишься, много интересного расскажет.
- А ты, Вась, что же, не понравился?
- Не-а, у меня лицо грубое.
- А у меня, значит, доброе?
- Ну всяко добрее, но у тебя ещё и глуповатое. Да ладно, Ром, не обижайся, я же не со зла. Просто такие дамы никогда случая не упустят показать, какие они умные, но с явным умником откровенничать не станут. Мне так кажется.
- Креститься надо, когда кажется, -- обиженно засопел Роман Антонович, хотя прекрасно сознавал, что вид имеет действительно глуповатый, чем неоднократно пользовался во время допросов, вводя подследственных в заблуждение.
Однако, когда оперативники отправились поручения выполнять, немедленно Аду Георгиевну отыскал. Они уединились в комнате домоправительницы, которая не только от беседы уклоняться не стала, но и любезно согласилась на разговор под запись, сразу дав понять, что никого не боится и скрывать ничего не намерена.
- Я, знаете ли, уважаемый Роман Антонович, всегда интересовалась разнообразными человеческими проявлениями и отродясь не быв дурой, конечно, многое подмечала. Да что я, прислуга вообще наблюдательна и даже молоденькая горничная, вчера из деревни, уже через полгода обычно знает о своих хозяевах то, что они и сами не знают или, возможно, знали, но давно забыли. Нас ведь хозяева не замечают, а потому позволяют себе то, чего никогда не позволят с посторонними. Так что я, пожалуй довольно информирована и охотно своим наблюдениями поделюсь.
- А вы не боитесь, что откровенность может вам боком выйти?
- Нисколько. Никогда ни перед кем не лебезила и начинать не собираюсь. А работу потерять не боюсь, хотя, не скрою, к детям привязалась, да и место не худшее. Я ведь детский психолог по основному образованию, двумя языками владею, плюс ещё и педагогическое образование, так что работу себе всегда найду, что, кстати, сразу же всем своим хозяевам давала понять.
- Извините, Ада Георгиевна, не понимаю. С такими данными вы могли бы легко устроиться в самую престижную гимназию, а вы в прислуги пошли. Уж извините за прямоту, но вы и сами себя так только что определили. Так почему?
- Ничего, ничего, фактически я и есть прислуга. Но, видите ли, мне без разницы, как называется моя должность, мне важнее, что я сама о себе думаю. Ну и соображения комфорта (я имею ввиду личный, психологический комфорт) тоже, безусловно важны. Во-первых, здесь неплохо платят, во-вторых, я ценю независимость, а школа, увы, это определённая несвобода. Над вами довлеет учебный план, всякие методические указания, спускаемые сверху, вы ответственны за учеников и их успеваемость.
- Но здесь вы тоже за детей отвечаете и даже побольше, чем в школе.
- Верно, но здесь на моём попечении всего два ребёнка и они управляемы, так как отличаются покладистыми характерами, а в школе двадцать-тридцать и среди них попадаются всякие, причём в престижной школе, даже с большей вероятностью. Ну ладно, это всё лирика. Что бы вы хотели узнать?
- Прежде всего взаимоотношения членов семьи. Я должен попытаться понять, кому была выгодна смерть господина Дубова.
- Ну больше всех жена и дочь выигрывают, но давайте по порядку. Вадим Леонтьевич был человеком сложным. Сильный, жёсткий, по своему честный и порядочный, но, как бы получше сказать, не гибкий, что ли...
- Упрямый.
- Не совсем точно. Бывают упрямые, а бывают упёртые, что не одно и то же. Упёртым он был, так точнее. Вадима Леонтьевича было очень трудно с принятой им точки зрения сдвинуть. Бывало, сам видит, что не прав, понимает, что себе хуже сделает, но всё равно делает, как решил. Он рано овдовел, воспитывал дочь один, хотя какое там воспитание? Он же весь в делах, при всём желании не мог дочери много внимания уделять, но уж когда вспоминал, спуску не давал. В результате Евгения выросла копией отца, только чуть помягче, так сказать, Дубов в юбке.
Надо же, только сейчас внимание обратила. Я ведь уже почти три года здесь, а так ни разу её Женей не назвала ни заочно, ни, тем более, в глаза, только Евгенией. А ведь она мне нравится. Силой характера, прямотой, честностью, тем, что сама строит свою жизнь, у неё своя фирма. Так что нравится определённо, но вот к фамильярности не располагает. Да и то сказать, с ней бывает не просто, вся в отца. Прямая-то она прямая, но порой излишне, как палка. И тоже упёртая. Оттого Евгения с отцом часто ссорилась и, поскольку первым на примирение никто не шёл (а как же, у каждого характер), ссоры, даже пустяшные, длились долго и затухали как-то сами собой.
Да вот хотя бы последняя ссора, буквально позавчера произошла. Евгения решилась, наконец, замуж выйти, а отцу жених решительно не нравился и я с ним согласна. Мямля, рохля, пластилин, не мужик, в общем, да ещё и моложе невесты лет на пять. Фактически, Евгения не замуж выходит, а паренька на себе женит. Понять её, конечно, можно, лет семь назад вышла она замуж по указанию отца. Папаша ей жениха подыскал "правильного", на свой вкус, а Евгения тогда ещё молодая была, спорить не стала. Ну и не получила от того брака никакой радости, кроме дочки.
Парень был образованный, но мужиковатый, считал, что удел жены дома сидеть, всё пытался Евгению под себя подмять, а когда не вышло, поколачивать начал, она его и бросила. Тут даже Вадим Леонтьевич спорить не стал и больше к дочери с советами насчёт замужества не лез. Ну а Евгении, видимо, первого опыта за глаза хватило, теперь выбрала себе такого, чтобы биологически он был мужик, а по характеру -- баба. Ну а отец счёл такой выбор неприемлемым (парень-то беден, как церковная крыса), орал, как резаный, что если мол Евгения за такого тюфяка замуж выйдет, наследства её лишит.
- И чем ссора закончилась?
- Ничем. Евгения заявив, что у неё и свои деньги есть, подавись папаша, хлопнула дверью, а уже сегодня Вадим Леонтьевич умер. Викуся другая, она бы дверьми хлопать не стала. Согласилась бы для виду, а потом тихо-тихо в свою сторону повернула. Вот тоже парадокс. К этой я особой любви не испытываю, но вот как то сразу стала звать её Викусей. И то сказать, она вся такая мягкая, домашняя и характер покладистый, нос не задирает, хозяйку из себя не корчит, старается со всеми быть в хороших отношениях, не спорить, не ссориться. Она и отца с дочкой помирить пыталась, нехорошо, говорит, Вадик, так дочке родной угрожать. Ей тридцать, не девочка давно, пусть женится на ком хочет. Этот-то тюфяк, но хоть руки на жену поднять не посмеет.
- А почему же она вам не нравится?
- Викуся? Я не сказала "не нравится", я сказала, что любви к ней не испытываю. Это же не одно и то же. Если я человека не люблю, это вовсе не значит, что я его обязательно ненавижу. А почему? Чётко, пожалуй, не сформулировать. Дело не в том, что она выступала в стриптиз-клубе, где её Вадим Леонтьевич и подобрал...
- Простите? Какой стриптиз при её формах?
- А что такого? Это модели должны быть длинными да тощими, а от стриптизёрки требуются умение двигаться, пластичность и сексуальность, чем Викуся от природы наделена в избытке. Так вот, дело не в её профессии, стриптиз -- не проституция, да и то сказать, каждый зарабатывает, как умеет. Я тоже не директорствую, а в прислугах пребываю. И не в том дело, что она простовата, родилась в каком-то Богом забытом захолустье. Просто мне всё время кажется, что Викуся, какой мы её видим, не настоящая, что она всё время играет, пытается показать себя недалёкой простушкой. А на деле не так уж и проста, всегда умеет по своему повернуть.
Но вот сына она любит просто до дрожи, на всё ради него готова. Я даже думаю, что Викуся только общаясь с сыном становится сама собой. Ну что вам ещё сказать? Она запаслива. Не скупа, а именно запаслива, уж не знаю, хорошо это или плохо. Вы Джека Лондона читали? Рассказ "Воля к жизни" помните?
- Конечно, любимый рассказ Ленина.
- Помните, когда моряки героя спасли, он всё время воровал сухари на кухне и в матрас прятал? И не потому всю каюту сухарями забил, что был жаден или голоден, просто он долго голодал, едва не помер и теперь делал запасы. Просто так, на всякий, как говорится, пожарный. Так и Викуся. Она, видимо, лет до двадцати жила скудно, вот и запасается. Но обычные вещи, те, что всегда в есть продаже, её не особо интересуют.
Хотя и любит приодеться, по магазинам прошвырнуться, но без фанатизма. Если по шмоткам судить, некоторые, вполне себе интеллигентные дамы, в домах которых мне поработать довелось, Викусю далеко опережают. Так что Золушкой, дорвавшейся до волшебной палочки, я её при всём желании назвать бы не смогла. Не шмоточница, нет. А вот редкость какую, не ценность, а именно редкость, то, что не на каждом углу встречается или, скажем, по случаю в руки попало, обязательно про запас припрячет.
Например, есть тут красивая зала для гостей. Стены обиты деревянными панелями, а прибивали их какими-то особыми гвоздями, фигурными, да ещё и золочёнными. Викуся, а она не работает, зато охотно всеми хозяйственными делами по дому занимается, заказала эти гвозди с приличным запасом, а потом все до единого, что после работы остались собрала и припрятала, даже слегка гнутые. "Зачем тебе"? -- спрашиваю. "Пригодятся". И так во всём. Я думаю, если у неё в комнате пошарить, много заначек отыщется, как у белочки или, скажем, хомячка.
Адвокат Гурский выглядел именно так, как и должен был выглядеть в представлении Романа Антоновича пожилой успешный адвокат. Лично они до той поры не встречались (Лев Яковлевич больше тяготел к хозяйственным, а не к уголовным делам), но, слышал молодой следователь о своём визави много. С адвокатом Роман Антонович созвонился ещё из "Дубков" и мэтр не стал изображать из себя, важную фигуру, которой, безусловно, не только считался в юридических кругах, но и являлся фактически, согласившись помочь следствию по мере сил.
- Ну-с, молодой человек, полагаю, вас в первую очередь интересует завещание Вадима Леонтьевича?, -- спросил мэтр, когда было покончено со знакомством и сопутствующими ему формальностями вроде предложенных напитков, включающих не только отменного качества чай и кофе, но и марочный коньяк, от которого следователь отказаться не смог, хотя и находился на службе.
- Разумеется, уважаемый Лев Яковлевич, но не только.
- Да? Тогда давайте по порядку. Ныне действующее завещание составлено чуть более года назад. Оно весьма простое: за вычетом некоторых, не слишком, впрочем, значительных выплат нескольким, особо поименованным лицам из числа прислуги, состояние делится поровну между женой Викторией и дочерью Евгенией.
- Ну это я уже знаю. А вы не поясните, почему в завещании не учтены интересы детей, я малышей имею ввиду, сына и внучку? Или господин Дубов их не любил?
- Совсем напротив, души не чаял. Не беспокойтесь, интересы детей не ущемлены. Ещё четыре года назад Вадим Леонтьевич выделил каждому, и сыну Лёне, и внучке Маше весьма значительный капитал. Деньги размещены в подконтрольном фирме "Спидлайн" инвестиционном фонде с условием, что владелец вклада получит полный доступ к нему по достижении двадцати лет. Не совершеннолетия, заметьте, а именно двадцатилетия. До той поры разрешено использовать лишь некоторые, особо оговоренные суммы по определённым целевым назначениям, например, на образование или лечение. Но всякий раз только с одобрения официального опекуна ребёнка.
- А опекуны это кто?
- На сегодня матери, естественно.
- Как-то вы странно высказались. Вы что, собственно имеете в виду?
- Ну что мы будем ходить вокруг да около, молодой человек? Поверьте, я неплохо осведомлён в делах Вадима Леонтьевича и могу с большой степенью вероятности предположить, что его убийство не связано с бизнесом. Даже не принимая во внимание способ убийства, это просто невероятно. Девяностые уже давно миновали, рынок поделён, в том числе и в сфере транспортных услуг. Если бы появились новые игроки или начался передел, я бы знал. Но ничего такого, всё спокойно.
- Не буду спорить, тем более и сам я склоняюсь к тому же мнению.
- А раз так, скорее всего убийство связано с делами домашними и в этой связи я считаю своим долгом сообщить вам нечто важное, о чём вы, впрочем и сами узнаете, если уже не узнали. О завещании я вам сказал, оно законное и будет задействовано, но... Но позавчера мне позвонил Вадим Леонтьевич и просил заехать сегодня к обеду. Он хотел изменить завещание, а именно: оставить всё жене. Но не успел.
- Интересная информация.
- Но, если позволите совет дать, по стариковски... Информацию учитывайте, но не полагайтесь на неё всецело. Дело в том, что такое намерение мой уважаемый клиент высказывал не впервые, завещания переписывал неоднократно и Женя всегда относилась к таким вещам достаточно спокойно, что его особенно раздражало. Они с дочерью, увы, часто ссорились, характерами схожи. В данном случае...
- Знаю. Мне рассказали про последнюю ссору. Якобы господин Дубов грозил лишить дочь наследства, если выйдет замуж вопреки его мнению, а та заявила, что в его деньгах не нуждается, своих достаточно. Это так?
- Вы насчёт денег? Как посмотреть? Евгения, конечно, не нуждается, она имеет свой фармакологический бизнес, сеть аптек. Впрочем, сеть это я слишком громко, их то ли три, то ли четыре. Но всё относительно. По сравнению с отцом, она нищая, но со мной, например, потягаться вполне может.
- И что же, она сама свой бизнес подняла?
- Ну-у, скажем так, почти. Отец дал ей денег на обзаведение, но уже два года назад Женя вернула всё до копеечки. Процентов, конечно, не платила, так что вышло дешевле, чем в банке кредит брать, но, согласитесь, не каждая дочь помощь, полученную от родного отца воспринимает, как кредит и, главное, погашает. Ещё Вадим Леонтьевич ей с крышей помог, хотя ему это ничего не стоило. Просто все, кому надо, очень скоро узнали, чья дочь владелица новых аптек, так что никто её и не беспокоил.
- Вообще-то неплохие условия, тепличные. Не каждый начинающий бизнесмен такой толчок получает.
- Не каждый, верно. Только многие ещё лучшие условия имеют, а использовать не получается, разоряются. А Женя обороты год от года наращивает. Слышал скоро новую аптеку открывает. Так что молодчина она, уважаю.
- Простите, Яков Семёнович, я что-то никак не пойму, на кого вы намекаете?
- Я? Намекаю? Господь с вами, молодой человек. Я просто даю вам объективную информацию, а уж ваше дело как её использовать. Но сильно подозреваю, что в итоге всё наследство достанется кому-то одному, причём именно вам решать, кому именно. И скажу честно, я бы с вами местами не поменялся бы, нет, не поменялся.
По дороге в управление Роман Антонович напряжённо думал. Что же хотел сказать умный старикан? Понятно: скорее всего виновна одна из дам, но кто? Яков Семёнович как-то так исподволь на обеих капнул, точнее, про обеих так хитро сказал, что использовать сказанное можно и как улику, и как алиби. Зачем Вике мужа убивать, если ещё чуть-чуть, денёк потерпеть и вообще всё ей достанется? Зачем Жене отца убивать, если и так более чем хорошо обеспечена?
Хитрый старик хочет и рыбку съесть, и... в смысле и следствию помочь хочет, и с обеими дамами хорошие отношения сохранить. Как ни крути, новой хозяйке тоже адвокат понадобится, а Дубовы -- клиенты козырные даже для столь знаменитого адвоката. Но не соврал Яков Семёнович, всё что наговорил -- наверняка правда, можно не проверять, тем более сведения пересекаются, перепроверяются. Придётся последовать совету господина Гурского: к сведению принять, но не опираться, выводы делать и решения на их основе принимать самому.
"Но не просто придётся, это он прав. Не поменялся бы со мной местами... Да я сам с собой не поменялся бы. Как определить, которая из двоих? Боюсь, всё, что мне собрать удастся, это, в лучшем случае, косвенные улики, а косвенные хорошо срабатывают, когда хоть одной прямой уликой подкреплены, только где ж их взять? Ладно, пока надо хотя бы самому определиться, понять, кто..."
Выходные Роман Антонович провёл с семьёй. Дела подождут, решил он, всё равно экспертизу за день никто не сделает, даже Петрович, да и детей давно обещал в Зоопарк сводить. Но в понедельник, Рома, как новобранец-практикант примчался в управление спозаранку, и первым делом экспертов навестил. Если результаты вскрытия, не дав ничего принципиально нового, лишь уточнили то, что эксперт определил при осмотре трупа (как и чем отравлен), то специалист, исследовавший лекарства, изъятые с места преступления, кое-что обнаружил.
Покойный Дубов после перенесённого инфаркта принимал лекарства горстями. За лечением следила сиделка. Она набирала в розетку нужные препараты и приносила больному строго по часам, а хранились лекарства в специальном шкафчике, причём не все они покупались в аптеке. Некоторые препараты производились в больнице, где Дубову оказывали необходимую помощь, в частности, крупные красные таблетки для стимуляции сердечной деятельности, похожие внешне на витамины-драже.
Они помещались в стеклянном флаконе без каких-либо наклеек, этикеток или иных опознавательных обозначений. Просто в больнице изготовленные лекарства хранились в здоровенных бутылях, откуда их больным по мере надобности отсыпали, а сиделка, будучи работницей именно той больницы, в лекарствах хорошо ориентировалась. Точно такие же драже, только зелёные, принимала Виктория, у неё, когда мужа в больницу увезли, приступ случился, тоже пришлось помощь оказывать, так что и ей средства для сердца прописали, только щадящие, более слабые, нежели мужу.
Так вот, во флаконе с красными таблетками на момент изъятия их оставалось штук двадцать. И среди этих двадцати таблеток обнаружились две, несколько отличные по виду от остальных. Настолько незначительно, что даже специалист определил бы не враз. И вот эти таблетки содержали в себе не лекарство, а яд, как раз такой, каким и был отравлен Вадим Леонтьевич Дубов.
Очевидно преступник, изготовив без спешки несколько фальшивых таблеток, подбросил их, улучшив момент, во флакон, а сиделка без задней мысли скормила отраву пациенту. Важные сведения, лишний раз подтвердившие выводы, к которым уже пришёл следователь: убийство совершил кто-то из домашних, хорошо ориентирующийся в обстановке. Кто-то, кто знал, что Дубов принимает именно красные, а не зелёные таблетки. И чем дальше, тем выпуклее становился образ этого кого-то.
- Полагаю, Петрович, сделать фальшак мог любой? -- уточнил следователь.
- Нет, Рома, не думаю. Понимаешь, лекарства изготавливают в разных формах. Бывают капсулы, как бы маленький желатиновый пенальчик с лекарственным содержимым. Такую капсулку зарядить действительно не сложно, даже ребёнок справится. Но это таблетка, тут сложнее. Сначала формуют лекарственную смесь, а затем покрывают её чем-то вроде глазури. И вот таблетку, да ещё такую, чтобы от настоящих не слишком отличалась, на мой взгляд, изготовить только специалист мог. И скорее даже не медик, а фармацевт.
- Слушай, а как быстро может подействовать яд в таком драже?
- В течении часа, я думаю, покрытие должно раствориться.
- Да, примерно так и выходит. Сиделка показала, что Дубов лекарства перед сном принимал около полуночи, а умер где-то в час ночи. Ясно, спасибо, Петрович, я пошёл.
Вернувшись на службу, Роман Антонович первым делом оперативников вызвал, дабы собранными сведениями обменяться и над дальнейшими шагами подумать. Как он и ожидал, посещение "Спидлайна" ничего не дало: бизнес процветает, конкуренты не шалят. Опросы прислуги тоже новых сведений не добавили. Либо обитатели коттеджа не отличались смелостью Ады Георгиевны, либо не хотели портить отношения с новой хозяйкой, кем бы она не оказалась, но ничего интересного они не добавили. Выслушав коллег и рассказав им о своих встречах, Роман Антонович попытался итоги подвести.
- Что мы имеем, друзья мои? Первое -- мотив. Дубов был убит в тот день, когда собирался завещание изменить, лишив дочь наследства. Кого подозреваем? Правильно. Второе, но не менее интересное: фальшак, по мнению Петровича, изготовил человек, сведущий в фармакологии. А из всех, кто нам по делу известен, это только Евгения, у неё и образование соответствующее, и профессия подходящая. Как минимум, назрела потребность с дамочкой поближе познакомиться. Ступайте-ка ребятки и приведите ко мне Евгению Вадимовну.
Оперативники вышатнулись было в коридор, но тут же обратно вдвинулись. Капитан Краснов удивлённо воскликнул.
- Ром, там это, Штирлиц2 идёт по коридору.
- Чего?
- Ну Дубова идёт. Правда не одна, с ней профессор.
- Иван Макарович? А он-то что здесь делает?
Ответить никто не успел, раздался резкий стук в дверь и, не дожидаясь ответа в кабинет решительно вошёл старый профессор-криминалист, а ныне ещё и преуспевающий частный детектив. За ним целеустремлённо двигалась Евгения Дубова. Роман Антонович испытывал к профессору сложные чувства. С одной стороны, тот не раз макал следователя, в пух и прах разбивая его, кажущиеся такими надёжными построения. С другой -- успешно завершившиеся расследования добавили немало плюсов к реноме молодого следователя. Да и научился он кой-чему, что уж скрывать.
То есть в душе Романа Антоновича смешивались и отчаянно боролись зависть к чужому мастерству и благодарность за науку и помощь. Благодарность в итоге победила и распахнув объятья, следователь шагнул навстречу посетителям, оперативники же, зная о непростых отношениях этих двоих, поспешно покинули кабинет.
- Иван Макарович, дорогой, какими судьбами?
- Будет дурня-то изображать, а то вы не поняли зачем я здесь? Евгения Вадимовна ещё в субботу меня о помощи попросила.
- С чего бы? Я вам, уважаемая, ничего пока не предъявил.
- Долго ли умеючи? -- усмехнулась Дубова, -- Нетрудно было догадаться, что вскоре побеспокоите, вот я и решила вас упредить.
- Но что дало вам основания так думать?
- Для этого не нужно быть гением. Поверьте, я неплохо ориентируюсь в делах отца, когда-то даже работала некоторое время в его фирме и знаю, что на работе у него всё в порядке. Следовательно, убийцу надо искать следи близких, а их не так уж много.
- Ну что же, присаживайтесь, поговорим..
- Надеюсь, вы не станете возражать против присутствия Ивана Макаровича?
- Вообще-то не положено, он же не адвокат. Но из чувства глубокого уважения...
- Спасибо, Роман Антонович, -- не слишком вежливо перебил его профессор, -- ценю ваше доброе отношение, но не беспокойтесь, мешать вам не стану. Дайте-ка мне все материалы, я их тут в уголке полистаю.
- Какие материалы?
- По делу, по делу. Да что вы как девица? Коль уж предстоит нам вместе работать, я должен быть в курсе.
Справедливо, ничего не возразить. То, что помощь старого опытного сыщика порой может оказаться просто бесценной, Роман Антонович знал не понаслышке. Поэтому без лишних разговоров он выложил на боковой столик протоколы допросов, затем усадил Дубову и приступил к разговору.
- При всём уважении к Ивану Макаровичу, он только частный детектив, никаких прав не имеет, так не лучше ли вам было адвоката пригласить?
- У меня нет подходящего.
-Как нет? А Яков Семёнович?
- Дядя Яша, конечно, мэтр авторитетный. Только вот в уголовных делах опыта у него маловато. Есть у меня юрист на фирме, но он тоже больше по хозяйственным вопросам. Договоры там всякие, арбитражи. Так что нет у меня адвоката, а Ивану Макаровичу я, по крайней мере, доверяю.
- Я, признаться, тоже. Что ж, не скрою, уважаемая Евгения Вадимовна, я собирался с вами потолковать, но никак не ожидал, что сами придёте. Неужто решили покаяться, груз с души снять?
- Мне не в чем каяться. Разве что в том, что с отцом часто ссорилась.
- Да? Так уж и не в чем? Ладно, тогда приступим. Как вы верно догадались, всё говорит за то, что преступник -- близкий покойному Вадиму Леонтьевичу человек. Но кто он? Видимо тот, у кого есть мотив, а таких людей немного и, к сожалению, наиубедительнейший мотив, увы, ваш. Отец собирался лишить вас наследства, что можно считать установленным фактом.
- Чушь. Вернее да, собирался, то есть заявил, что собирается. Но это ничего не значит. Отец, чтоб вы знали, ежегодно завещание переписывал, это у него что-то вроде хобби. И меня наследства уже лишал.
- Возможно. Только поверьте, если уж до суда дойдёт, ни один присяжный в вашем мотиве не усомнится, а ведь это не всё. Господин Дубов был отравлен фальшивой таблеткой, которую преступник подбросил во флакон с лекарствами. Так вот, наш эксперт считает, что изготовить такие подделки мог только профессионал.
- Ерунда. -- Иван Макарович, оказывается, не только протоколы читал, но и к разговору внимательно прислушивался, -- Отведите меня к вашему эксперту, я ему фокус покажу. Полчаса тренировки и даже вы такие шарики изготовите, что от настоящих не отличить. Я, если не забыли, тоже медик, знаю, о чём говорю. Будь таблетки плоскими, ещё можно было бы спорить, а шарики -- проще простого. И вообще, нет у вас ничего на Евгению Вадимовну, только подозрения, которые в дело не вошьёшь.
- Вот именно поэтому я госпожу Дубову пока не арестовываю, но, поскольку подозрения весомы, подписочку о невыезде оформлю. И ещё. Нужно квартиру вашу осмотреть. Как, Евгения Вадимовна, пойдёте навстречу?
- Вы о чём
- Проводить обыск без постановления я не могу, получить его не сложно, но некоторое время на это потребуется. Однако, если хозяйка квартиры не возражает, можем обойтись без формальностей. Так как, обойдёмся или предпочитаете подождать?
- Да ладно, ищите, что хотите. Можем прямо сейчас и съездить, машина внизу.
- Спасибо, только поедем на моей, всё равно потом сюда возвращаться. Спускайтесь пока и подождите нас, пожалуйста, на стоянке.
- Хорошо. А какая у вас машина?
- Красная. Не ошибётесь, она там одна такая.
Пользуясь случаем, Роман Антонович хотел доложить старшему коллеге об итогах недавно завершившегося дела. Тогда, увлекшись очевидными на первый взгляд уликами, следователь едва не совершил непоправимую ошибку и только своевременная помощь Ивана Макаровича спасла его от больших неприятностей.
Когда, спустя десять минут, мужчины вышли к служебной автостоянке, они обнаружили Евгению Дубову переминающейся с ноги на ногу рядом с тёмно зелёным "Вольво", тогда как красный "Ниссан" Романа Антоновича, действительно, единственный на стоянке автомобиль такого цвета, стоял поодаль, метрах в десяти.
- Что вы здесь топчетесь, Евгения Вадимовна? Во-он моя машина, -- издали крикнул Роман Антонович.
Женщина смущённо улыбнулась и нерешительно двинулась в указанном направлении. Но не дошла, остановившись около тёмно синего автомобиля. "Больная, что ли или придуривается?" -- раздражённо пробормотал следователь, подходя скорым шагом. Отключил сигнализацию, вежливо распахнул заднюю дверцу. Дубова, заметно успокоившись уселась.
Всю дорогу до дома подозреваемой Иван Макарович о чём-то напряжённо размышлял: шевелил губами, возводил глаза к потолку, что-то бормотал. Роман Антонович наблюдал процесс в зеркальце заднего вида, но прервать не решался. Когда же до места доехали, старик, вместо того, чтобы выйти, развернулся к своей клиентке и неожиданно спросил:
- Извините за нескромный вопрос... Вы что же, цвета не различаете?
- С чего вы взяли? -- Дубова снова заметно смутилась, -- всё я различаю.
- Бросьте, голубушка, бросьте, -- профессор ласково погладил молодую женщину по руке, -- ничего постыдного в этом нет, не нужно стесняться. И разве я вас не предупредил при знакомстве, что вы должны быть со мной абсолютно откровенны, иначе как я смогу вас защитить? Так что давайте-ка признавайтесь.
- Я действительно... только говорить об этом не люблю.
- Ну и напрасно. Повторяю, тут нечего стесняться.
- Не в стеснении дело. Понимаете, дальтоникам права не положены.
- Водительское удостоверение? Да, действительно. А как же вы комиссию обошли?
- Таблицу наизусть выучила.
- Хорошая память, поздравляю. И с какими цветами у вас проблемы? Я не из пустого любопытства спрашиваю, поверьте.
- Красный, зелёный, синий...
- Понятно. Но не беспокойтесь, мы с коллегой к автоинспекции никакого отношения не имеем и никому ничего не скажем. Вот что, голубушка Евгения Вадимовна, посидите-ка пару минуточек в машине, нам с коллегой переговорить приватно требуется.
Заинтригованный следователь поспешил выйти. Он понимал, что профессор что-то придумал, но оказался не готов сразу воспринять смысл услышанного.
- Зря прокатились, можно назад возвращаться, в обыске нет надобности.
- То есть как? Почему?
- Она дальтоник, значит никак не могла убить отца тем способом, который преступник изобрёл. Просто физически не могла. Не понимаете? Как она, не различая цветов, могла изготовить красные драже именно того оттенка, который нужен? А даже если и смогла каким-то чудом, то как умудрилась флакон выбрать? Там рядом мачехин стоял, такой же точно, только с зелёными драже. Вы же не думаете, что Евгения Вадимовна симулирует? Так проверить не сложно, любой средней руки офтальмолог определит на раз.
- Согласен, симуляция маловероятна и в ваших словах есть смысл. Но может ей кто-то из слуг помогал?
- Ага. Они что же, целым кагалом старика Дубова травили? Не-ет, любезный Роман Антонович, это преступление индивидуальное, в таком деликатном деле помощники не нужны, потому что опасны.
- Так что же тогда делать?
- Назад возвращаться и думать. К тому же у меня кое-какая мыслишка появилась. Пока доедем, я её обсосу.
Погрузившись в "Ниссан" и кое-как успокоив заинтригованную Евгению, Роман Антонович помчался обратно в управление. По дороге Иван Макарович инструктировал клиентку никому ничего о событиях дня не рассказывать. А вопросы типа "да что вдруг случилось?" или "объясните, что происходит?" пресекал, пообещав полные и подробные объяснения предоставить в самое ближайшее время.
- Ну-с, приступим. -- предложил Иван Макарович, когда они с Романом Антоновичем расположились в кабинете следователя. Старик прямо светился от радости, как учёный, нашедший решение задачи, считавшейся неразрешимой, -- Вы согласны, надеюсь, что моя клиентка от подозрений очищена? Прекрасно, но коль так, нам следует сосредоточить самое пристальное внимание на вдове.
- Я и сам об этом подумал, выбор-то не велик. Только на Викторию у нас ничего нет. Если против Евгении имелись достаточно убедительные соображения, то тут вообще ничего, абсолютно.
- И всё же я не сомневаюсь, что это она муженька оприходовала. Но умна, чертовка, такой гениальный ход измыслила. Кто же заподозрит женщину, чей муж убит в тот самый день, когда собирался завещание на неё переписать?
- Я и не заподозрил. Только зачем ей, никак не пойму? Жила, как у Христа за пазухой, да ещё и основной наследницей стала бы. Для чего тогда рисковать? Подозреваемых-то кот наплакал, всего двое.
- Э-э-э, батенька, человеческая психика -- штука сложная. Не нуждалась, верно, но от щедрот пожилого мужа кормилась, а это далеко не то же самое, что самой хозяйкой стать. Муж завещание на неё переписать хотел? Верно, хотел, но, по словам Евгении, Вадим Леонтьевич это дело любил, вроде как старик Мамаев3 квартиры смотреть, и завещание периодически переписывал. Сегодня жена в фаворе, а как знать, что старику завтра в голову вступит? А если развестись надумает? Вике тогда вообще ничего не достаётся, нет у них совместно нажитого имущества, капитал Вадим Леонтьевич задолго до женитьбы сколотил. Вот она и решила судьбу не испытывать, предпочла синицу в руке.
А риск... риск есть, конечно, но не такой уж большой, оправданный риск. Сморите: мы оба не сомневаемся в виновности Виктории Дубовой, но доказать ничего не можем. Допустим, образовался бы висяк, так разве тот факт, что дело не закрыто, помешал бы Вике в права наследства вступить? Никоим образом. Но как же классно придумала, не перестаю восхищаться. Если бы подозреваемых побольше, человек пять-шесть, я бы на неё вообще не подумал. Всё бы тогда у неё получилось.
- И так получится. В том-то и дело, что умная. Всё предусмотрела.
- Не отчаивайтесь. Ещё старина Островский учил: "на всякого мудреца довольно простоты". Я тут планчик придумал, как нам умненькую Викторию за ушко да на солнышко. Правда, помощь гувернантки потребуется, но, она не слишком хозяйку любит, потому, думаю, нам не откажет. Неплохой планчик, без ложной скромности скажу, шансы на успех куда выше среднего. Вот послушайте.
Выслушав профессора, Роман Антонович замер, будто поражённый столбняком, только глазами хлопал, да рот разевал. Минуты две ничего сказать не мог, а как немного очухался, завопил:
- Вы с ума сошли?! Да как вам только такое в голову пришло? Это же чудовищно! Нет, ни в коем случае, даже не просите, ни позволять, ни, тем более одобрять этакое безобразие я не могу и не буду.
- А что это вы так кипятитесь, уважаемый? Не хотите -- не надо. Собственно, я уже сейчас могу с чистой совестью руки умыть, свою задачу я выполнил, а вы копайтесь дальше. Хотите глухаря себе на горб повесить -- флаг в руки. У вас же на неё ничего нет, ничегошеньки и если Виктория сама не признается, то ничего и не будет. Но в здравом уме признаваться она не станет, значит нужно дамочку из равновесия вывести, используя её слабости. Мой план именно на это и направлен, к тому же никому никакого вреда причинено не будет. Так в чём проблема?
- Глухари мне, конечно, ни к чему. Только план ваш, уж извините, больно циничен, если не сказать аморален.
- Гораздо менее циничен, чем сознательное убийство. Просто небольшой обман. А если вас вопросы служебной этики беспокоят, то я -- частное лицо, с меня взятки гладки, а вы вроде и ни при чём. Только сцену подготовьте, в смысле, видеосъёмку, которая при обыске вполне законна и можете наблюдать действо со стороны.
- Да, понимаю. Но сработает ли? Всё так зыбко, сплошные предположения, наверняка-то ничего не известно.
- Предположения, да, всего лишь предположения, но не с потолка взятые, а полученные в результате тщательного анализа. Так что ставлю 75% за успех, если, конечно, в ваших протоколах всё верно изложено.
На следующий день с утра пораньше следственная бригада снова заявилась в коттедж Дубовых. Только на сей раз Роман Антонович имел на руках Постановление о проведении обыска и в составе бригады появился новый человек, пожилой крупный мужчина, скромно державшийся на заднем плане.
Обыск -- процедура всегда неприятная, но, когда в доме произошло убийство, вполне оправданная. Однако, даже абсолютно законопослушные граждане, которым нечего скрывать, заметно напрягаются, когда в их жилище без приглашения вторгаются грубые дяди, начинающие рыться в личных вещах, извлекая для всеобщего обозрения в том числе и самые интимные предметы. Тем не менее Виктория отчего-то совсем не нервничала, наблюдая за начавшимся действом совершенно спокойно, с безмятежностью во взоре. Даже прислуге явно не по себе, а хозяйка спокойна, не странно ли?
Обыск длился уж с полчаса, закончив с одним помещением, сыщики неспешно перебрались в следующее. Виктория присутствовала, но ни во что не вмешивалась, лениво листая глянцевый журнал, как вдруг в комнату вошла Ада Георгиевна и небрежно, как-то вроде между делом, поинтересовалась:
- Викуся, извини, что отрываю. Лёнечку не видела?
- Нет, он сюда не забегал.
- Значит, снова в прятки играет. Ладно, пойду поищу, надо бы ему клизмочку сделать на всякий случай.
- Зачем клизмочку, что случилось?
- Таблетку проглотил, паршивец.
- Какую таблетку?
- Красненькую. Драже, которые покойный Вадим Леонтьевич принимал. Они с Машей в прятки играть затеяли, я их в какой-то момент из виду потеряла. А тут гляжу, идёт Лёнечка по коридору, а в ладошке таблетку держит, я её сразу узнала. Смотри, говорит, тётя Ада, какую я конфетку нашёл. Я и слова сказать не успела, а он её в рот сунул и проглотил. А что это ты так побледнела? Не волнуйся, Викуся, ничего с Лёнечкой не случится, это же сердечный стимулятор, ну будет у него небольшое сердцебиение, всего и делов. Я вот сейчас...
Виктория и впрямь буквально побелела, что заметили все присутствующие. Экперт Петрович, следуя заранее полученным инструкциям, перевёл камеру на хозяйку дома, фиксируя каждый вздох. И было на что посмотреть. Искажённое страхом и болью лицо хозяйки дома резко контрастировало с безмятежным обликом Ады Георгиевны. Не дослушав, Виктория завопила:
- Где мой сын? Вызовите скорую срочно! Ада, что вы стоите, спасайте Лёнечку!
- Викуся, ты что, какая скорая? Я же тебе говорю, таблетка безобидная, клизмочку я уж так, на всякий случай решила.
- Да какая, на хрен, клизмочка?! -- смотреть на Викторию было страшно, от былой привлекательности следа не осталось, отчаянный крик смертельно раненого зверя набатом бил в уши, -- спасите моего сына, пожалуйста, или через час он умрёт.
- Милая дама, не нужно нервничать, -- Иван Макарович счёл, что его черед на сцену выходить, -- я сам врач и авторитетно заявляю: от лёгкого стимулятора ничего с вашим сыном не случится. Мне бы он ещё мог повредить, но пятилетнему ребёнку -- никогда.
Виктория, услыхав слово "врач", пулей метнулась к профессору, рухнула перед ним на колени и хватая за руки, принялась рыдая умолять сына спасти. Выглядела она так, что камень и тот разжалобился бы. Но Иван Макарович, не будучи камнем, держался, делая вид, что не понимает причин столь неестественной паники. Ну проглотил малец лекарство, подумаешь, беда какая.
- Там не лекарство, -- прохрипела несчастная захлёбываясь слезами, -- там яд.
- Яд? Какой яд? Откуда там может быть яд? Да говорите яснее, если хотите, чтобы я вам помог, ничего же не разобрать.
- Я сама их изготовила, чтобы мужа отравить, лишние спрятала, а Лёнечка нашёл. Умоляю, спасите сына, оболочка вот-вот растворится.
- Хорошо, сделаю, что смогу, а вы пока расскажите всё подробно.
Иван Макарович, приняв под руку гувернантку, направился к выходу, а Виктория, опасаясь, как бы он не передумал, принялась взахлёб рассказывать, как запланировала и осуществила убийство мужа. Слушая её Роман Антонович ловил себя на мысли, что даже будучи абсолютно уверенным в виновности этой молодой женщины, не смог бы поступить с ней столь жестоко.
"Откуда это в нём? -- размышлял следователь, -- он же человек добрый, не раз имел случай убедиться. Может дело в том, что своих детей не имеет? Детей нет, зато куча племянников и старик их любит. Скорее всего он считает, что моральные нормы не распространяются на людей, поставивших себя над законом. Но в любом случае, план великолепен. Старик всё учёл: и запасливость Виктории, и её безумную любовь к сыну, и даже нелюбовь гувернантки к хозяйке".
Умело направляемая капитаном Красновым, Виктория закончила свои показания. Запись получилась -- заслушаешься, теперь преступнице точно не отвертеться. Кстати, Юра, посвящённый в план Ивана Макаровича непосредственно перед началом операции, встретил его с энтузиазмом, если не сказать с восторгом, в то время как Роман Антонович продолжал сомневаться. И даже сейчас, когда предприятие завершилось полным успехом, не был уверен, имеет ли он моральное право прибегать к подобным методам даже в тех случаях, когда только таким путём можно изобличить коварного преступника.
Мысленно следователь снова и снова возвращался к вчерашнему разговору, во время которого Иван Макарович пытался убедить его согласиться ловушку Виктории Дубовой подстроить.
- Поймите, дорогой Роман Антонович, -- увещевал его старый сыщик, -- преступник обязательно должен быть наказан так или иначе. Обязательно. Это аксиома, потому что безнаказанность рождает в негодяе чувство вседозволенности, а в нормальных гражданах, которых мы с вами защищать обязаны, сомнения в справедливости мироустройства. И о каких моральных нормах можно говорить применительно к мерзавцу, который эти самые нормы цинично попрал?
- Ну как же, как же, помню. Извечный спор Шарапова с Жегловым: допустимо ли подбрасывать кошелёк в карман Кирпичу?
- Именно. И я вам так скажу: допустимо, но с одной маленькой оговоркой. Если нечестные "жегловы" могут подбрасывать кошельки не только ворюгам "кирпичам", но и вполне честным, добропорядочным гражданам, то мой эксперимент принесёт моральные страдания Виктории Дубовой только в том случае, если она виновна. Почувствуйте, как говорится, разницу! Если она не виновна, то безобидная таблетка, якобы проглоченная малышом, её не сильно взволнует. Но уж если виновна...
На два часа Роман Антонович распорядился привести на допрос задержанную Дубову. Он хотел уточнить некоторые мелкие детали, после чего предполагал начать готовить дело для передачи в суд. Профессор тоже выразил желание поприсутствовать и отказать ему ни как следователь, ни как просто приятель Рома не мог.
Дубова держалась великолепно, хотя прекрасно понимала, что ничего хорошего её не ждёт. Роман Антонович, проведя на своём веку множество допросов, знал, что люди (а преступники тоже люди) по разному переживают крушение жизненных планов. Одни, отличающиеся повышенной возбудимостью ударяются в истерику, демонстрируют экзальтированное поведение, как говорится, на нерве. Другие погружаются в депрессию, механически отвечают на вопросы, напоминая живые трупы. Потерпев крах, они ломаются и уже не живут, а доживают, им уже всё равно, что с ними дальше будет, поскольку никакого дальше они уже не хотят.
Но есть и третьи, которые всё, что с ними происходят, принимают как данность. Нет, они тоже огорчаются, потерпев поражение, но не сходят с ума и в петлю не лезут. Таких не много и как правило это люди, которые при относительно несложном характере, отличаются крайне устойчивой психикой. Они воспринимают жизнь философски, справедливо полагая, что сделанного не воротишь, а прожить везде можно. Значит нужно не горевать по прошлому, а готовиться к будущему. Так вот Дубова относилась именно к редкому, третьему типу: с поражением она смирилась, но духом не пала.
- Хотелось бы узнать, -- спокойно спросила она, когда со всеми формальностями было покончено, -- кто это у вас тут такой умный, ты что ли?
- Не понял? -- удивился Роман Антонович.
- Чего непонятного? Я почти сразу, там ещё, в коттедже сообразила, не было никакой таблетки, верно? Вот и хочу напоследок с тем умником познакомиться, кто мне такую классную ловушку подстроил. Только ошиблась я, думала, что это ты, господин Быстрых, да нет, не похоже.
- Это отчего же?
- Лицо у тебя глуповатое. Не обижайся, на меня теперь обижаться не стоит. То есть ты, конечно, не такой дурень, каким спервоначалу кажешься, но до такого не допёр бы. А вот дед мог. Глаза умные, волчьи. Я раз в детстве видела, как волк собаку порвал. Матёрый был волчина, пёс ему дорогу заступил, он и резанул. Без злобы, без ненависти, горло вырвал и дальше побежал. Не становись, мол, на дороге. Вот у того волка такие же глаза были, как у тебя, дед.
- Меня зовут Иван Макарович. Да это была моя идея, но если вы ждёте извинений, напрасно ждёте.
- Нужны мне твои извинения. Поймал -- молодец. А я дура, сама в капкан вступила, ну и поделом. А не боишься, Макарыч, что жалобу на тебя накатаю? Приёмчик-то не совсем законный.
- Жалуйтесь хоть президенту, я частный детектив.
- Надо же! Частник-то откуда взялся? А-а-а, догнала, не иначе Женька тебя наняла. Она, больше некому. Так как Иван Макарыч, не откажешь арестантке в последней просьбе? Интересно мне как ты допёр? С чего, например, взял, что таблетки ядовитые у меня припрятаны?
- Таблетки вы, наверняка, сами делали, что было не просто. Я и предположил, что не станете лишние выбрасывать, пожалеете. Прислуга говорила, что вы запасливы, как белочка или хомячок. И сына любите до безумия.
- Хомячок, значит, белочка. Занятно. Вот уж не думала, что обо мне слуги так судачат, просто вела себя как привыкла, даже не думала, что кому-то мои привычки запасы делать странными покажутся. Это вам, наверное, Ада сказала? Наверняка она. Сразу меня невзлюбила, как в доме обжилась, тоже умная, внутрь глядела. Давно б её уволить следовало, но ни Женька, ни Вадим слышать о том не хотели, уж больно дети к ней привязались, на шаг не отходили.
- А почему вы не забеспокоились, когда мы с обыском пришли? Сидели спокойно, журнальчик листали...
- Я же говорю, далеко тебе, начальник, до деда. Скажи ему, Макарыч.
- Роман Антонович, ну что вы в самом деле? Ну нашли бы отраву и что? Как бы вы эти пилюльки с Викторией увязали?
- Понял, господин Быстрых? Вот ещё что непонятно. А с какого пня вы вообще меня заподозрили? Вроде чётко всё продумала.
- Продумали-то хорошо, вполне могло сработать. Просто одной мелочи не учли, впрочем, это не ваша вина, вы просто не знали, что Евгения дальтоник. Цвета она не различает, красный с зелёным путает. Смекаете, о чём я?