Дом номер пять выглядит ещё более запущенным, чем в прошлый мой визит, будто со смертью единственного жильца здание покинули последние силы.
- Вы не любите это место, не правда ли? - предполагает Цер, наблюдая за моей реакцией.
Неопределенно пожимаю плечами. Что тут скажешь?
Следователь отпирает дверь, и мы проходим внутрь. Темный коридор, вслед за ним гостиная: на первый взгляд ничего не изменилось, лишь пыли стало несколько больше, и все предметы обстановки будто замерли в ожидании. Обвожу комнату взглядом, стараясь сохранить в памяти каждую деталь.
- Мы оставили все, как есть, - сообщает Алексо. Его голос звучит, как сквозь вату.
- В интересах следствия?
Цер отвечает молчанием.
В куче ветоши у окна замечаю несколько старых книг и портрет Густава: мальчику на картинке лет тринадцать, в руках ружье, непослушные волосы падают на лицо, на губах ухмылка. Старик Марс никогда не казался мне сентиментальным, подобная семейная реликвия смотрится чуждой общему невыразительному хаосу гостиной.
- Вы хорошо знали своего свекра? - как бы невзначай интересуется Цер.
- Достаточно хорошо, чтобы держаться от него подальше.
- А мистера Купера? Шемора Купера?
- Поверхностное деловое знакомство, - несмотря на устроенный следователем допрос сохраняю полное хладнокровие.
- И каково ваше мнение о нем? - настойчиво продолжает мужчина, все также избегая смотреть мне в глаза. Суждение следователя о Купере легко прочесть в напряженной позе и выражении крайней неприязни, застывшем на его лице. Меня неприятно удивляет упорство, с которым Алексо Цер раз за разом возвращается к разговору об адвокате.
- По мистеру Куперу невозможно определить, на чьей он стороне. И это, пожалуй, единственное, что меня в нем смущает, - вполне искренне признаюсь я.
- Как мне известно, он довольно ловко справился с тяжбой о наследстве.
- Судебного разбирательства не было. Карл умер, и все имущество - его собственное и его сына - по праву отошли мне, в обход истории с наследством. Ведь именно это, по-вашему, делает меня подозреваемой в убийстве? И не потому ли вы вызвались меня сопровождать?
- Это мотив. На мой вкус, довольно сомнительный, но все же, - соглашается Цер, - Вы единственная, кто сохранил с Марсом хоть какую-то связь. Если верить очевидцам, - Цер резко откашлялся, - Старик вел затворнический образ жизни.
- Карл любил выпивку и азартные игры, что в его случае подразумевает компанию, - замечаю я, - Он не принадлежал к числу тех, кого заботит комендантский час и прочие условности.
Цер бросает на меня проницательный взгляд, но предпочитает промолчать.
- Болезнь мешала ему, но не настолько, чтобы избавиться от вредных привычек, - заключаю я.
Короткое мгновение мы растерянно осматриваем комнату.
- То есть ваша версия: кто-то из собутыльников или долги? - резюмирует Алексо, помогая мне преодолеть груду беспорядочно сваленных вещей. Пока я пробираюсь к окну, юбки платья скользят по книжным развалам и грязным доскам пола, оставляя волнистые следы. Алексо Цер неловко отряхивает штанины: дешевую ткань служебного костюма ровным слоем покрывает серый осадок пыли.
- Карл был ослаблен болезнью. Чтобы задушить его, не требовалось много сил, - замечает следователь.
- Вы намекаете, что это могла сделать женщина? - оставаясь стоять спиной к мужчине и лицом к окну, заключаю я, - Еще недавно в вашей версии фигурировал злой дух. Мне казалось, что нападение у стен особняка Уилсона отвело от меня всякие подозрения?
Цер будто не замечает насмешки.
- Нельзя отметать самое очевидное. Ваше алиби обеспечивает заинтересованное лицо. К тому же, ночное происшествие у дверей дома вашей, с позволения сказать, благоволительницы, наводит на самые разные мысли. Вы можете оказаться жертвой, но с тем же успехом могут обнаружиться доказательства вашей причастности к смерти старого Марса, вашего мужа и его душеприказчика.
- Всех троих? Я, что ж, по-вашему, серийный убийца?
На глаза мне попадается небольшая ваза с вставками из черненого серебра.
- К тому же, - добавляю я, рассматривая необычную вещицу, - Время не на вашей стороне. Никаких доказательств так до сих пор и не найдено. Густав пропал, Карл задушен, что там с Женалем я и вовсе не знаю... на меня совершено нападение, пусть об этом и не стоит говорить вслух. Неужели, ни единой зацепки? Вот и сейчас мы свободно разгуливаем по комнате, я роюсь в вещах Карла, а ведь это место преступления.
- Все так, хотя последнее не столь важно, - глухо отзывается Цер откуда-то из-за моей спины, - Все комнаты тщательно осмотрены, никаких следов убийцы.
- Вообще? Карл же не сам себя задушил, - разворачиваясь лицом к собеседнику, замечаю я.
- Версия с духом уже не кажется вам неправдоподобной?
- Отнюдь. Я уверена, что Карла убил кто-то из плоти и крови.
- Неужели, будучи тем, что вы есть, вам не приходилось встречать насилие, возникшее по вине бесплотного невидимого существа? - с сомнением уточняет Цер.
- А вам? Вы, как старший следователь, видели немало смертей, - парирую я, подавая мужчине приглянувшуюся вазу.
- Вы намерены забрать ее с собой? - принимая мою добычу, интересуется он.
Я киваю. Алексо ставит антикварную вещицу на заваленный хламом стол. Какое-то время я молча разглядываю гравюры, добытые из стопки на подоконнике - охотничьи сюжеты и полуголые девушки, вероятнее всего, богини или нимфы. Никак не ожидала обнаружить в этом доме нечто столь же банальное, сколь и изящное.
- В моей практике хватает загадочных и жестоких смертей, - признается Цер. Негромкий голос Алексо тонет в пыльном воздухе гостиной, царящий в комнате беспорядок лишь усиливает типичную для него хрипотцу, - А порой найти преступника кажется невозможным, настолько призрачным оказывается оставленный им след.
- Проще всего обвинить в собственной не компетенции неуспокоенный дух, - замечаю я, встретившись с холодным взглядом голубых глаз, пугающе выразительных на фоне бледной кожи тощего лица.
К моему удивлению, мужчина отвечает на замечание сдержанной улыбкой, ничем не выдавая своего раздражения.
- Следствие нередко заходит в тупик.
Я не нахожусь, что ответить. Мне и самой не раз приходилось заблуждаться относительно истиной природы и мотивов гостей с той стороны. Да и дар, надо сказать, проявился у меня довольно поздно. Быть может, отличаясь большим послушанием, я, повинуясь воле родителей, попросту не допускала мысли, что со мной что-то не так. Ровно до тех пор, пока в моей жизни не появился Карий.
- Карл никогда не обсуждал с вами свои дела? Не упоминал о тех, кем недоволен, или о тех, кто недоволен им? - интересуется следователь.
- Наш последний разговор состоялся незадолго до его смерти и касался наследства. Он был вне себя от одного только факта моего существования и нелестно отзывался о своем, вероятно покойном, сыне. Также всерьез рассматривал возможность лишить своего внука средств к существованию. Своим вниманием он не обошел даже собаку, сокрушаясь, что не убил ее, когда была такая возможность, - честно признаюсь я, наблюдая за реакцией следователя.
- Вы приняли всерьез его угрозы? - мужчина сохраняет спокойствие.
- Нет. Я находилась и нахожусь в довольно прочном положении в вопросах наследства, что до оскорблений... Карл никогда не отличался терпимостью. На нашей с Густавом свадьбе он устроил невероятный скандал, - я открыто улыбаюсь, вспоминая тот день. Впрочем, не обошлось без проблем. Моим родителям пришлось по-настоящему несладко. Жители небольших городов, коими были наши внимательные соседи, с невероятным рвением хватаются за все, что может разрушить чью-то репутацию.
- Что за человек был Густав Марс, раз отец его так невзлюбил? Что вы знаете о его связях?
- Он был умным и очень осторожным. Часто подолгу отсутствовал дома, пропадая здесь, в городе. Мне немного известно о его делах и связях. Думаю, Карл знал не больше моего, но почему-то считал себя вправе судить о жизни сына, исходя из собственных домыслов и фантазий.
- Неужели вам ничего не известно о деятельности, которую Карий вел в сговоре с местными преступниками? - терпеливо уточняет следователь, одарив меня недоверчивым взглядом.
Разговор с Цером перестает казаться бесполезной тратой времени. Возможно, мне удастся узнать даже больше, чем я рассчитывала в самом начале. Если Карий, действительно, работал с местной преступной элитой и даже знавал самых авторитетных из них, то Купер-младший не преувеличивал, обещая мне влиятельных покровителей из высших слоев преступного мира в случае, если я возьмусь выполнять за них грязную работу.
- Странно слышать нечто подобное от женщины, страдающей столь выраженным... жизнелюбием, - насмешливо замечает следователь.
- И все же... неужели, следствие не располагает хотя бы одним свидетелем? - нарочито небрежно уточняю я.
Цер замолкает, явно колеблется.
Я продолжаю неторопливо продвигаться сквозь завалы, давая ему время все взвесить.
- Парочка святош младшего чина околачивались поблизости. Но их показания кажутся мне сомнительными... Разве можно верить тем, кто всерьез утверждает, будто в жилах Первых Рыцарей текла кровь божества? К тому же, всем известно, что приверженцы Святого Дома не гнушаются развлекаться дурманящими веществами.
- Свидетели есть свидетели.
- Из данного ими описания не следует, что визит Марсу нанесла женщина, - неохотно признается Цер, - Но, что посетителем был мужчина, из него также не следует. Зима, поздний вечер, человек в плаще. К тому же, кто поручится, что это был последний гость или гостья в доме Марса?
- То есть отмахнуться от показаний сомнительных, на ваш взгляд, но вполне реальных свидетелей, куда проще, чем воздержаться от безосновательных обвинений в мой адрес? - уточняю я с самым невинным видом, - Или в адрес духов?
- Все это может оказаться лишь кусочками головоломки, - игнорируя провокацию, парирует Цер.
- Я искренне сочувствую вам. С таким подходом к делу вы его едва ли раскроете. Даже у меня нет задачи помогать вам, но есть задача не быть замешанной во всем этом, что же говорить о других людях! - искренне замечаю я. Пренебречь показаниями свидетелей - какая глупость!
- Дерзость определенно не то, что оправдает вас в моих глазах, - сердито бросает Цер.
- Я и не пытаюсь оправдаться, - возражаю я, - И это не дерзость. Я открыто грублю и не чувствую за собой вины, коль скоро вы сам позволяете себе производить незаконный допрос, к тому же, всячески очерняя моего мужа.
- Все-таки ваша преданность мертвому преступнику кажется благородством весьма сомнительного свойства, - задумчиво замечает Алексо, - Думаю, наш разговор окончен. Я жду вас на улице.
С этими словами мужчина резко разворачивается и выходит из комнаты, оставляя меня наедине с бесконечными годами одиночества и ядовитой злобы, коими пропитаны стены захламленной гостиной моего, надо полагать, будущего жилища. Дом, в котором прошла наша с Карим семейная жизнь, уйдет в уплату долгов, этот же дом - что теперь я понимаю особенно ясно - сгниет раньше, чем кто-либо решится его купить, хотя бы даже под снос. И тем ни менее, если хорошенько постараться, место вполне пригодно для проживания. Какой бы убедительной ни была Зоя, настаивая на жизни в особняке ее покойного супруга, меня не покидает мечта о полной независимости и о том, чтобы все происходило в том порядке, в каком пожелаю я, а не кто-либо. На ум невольно приходит сцена с тайником за картиной - Зоя вела себя, как хозяйка, что вызвало во мне, пусть и против воли, едва различимый, но все-таки гнев.
Осторожно достаю из внутреннего кармана платья книгу, полученную в банке - мне так и не хватило решимости оставить её в тайнике в спальне. Прежде я не могла допустить, что дом Зои может оказаться местом недостаточно безопасным, но теперь, всего раз почувствовав страх, осознав неоправданность соображений о некой мистической неприступности особняка, я более не способна считать его сколько-нибудь надежным убежищем (ещё одна причина отринуть всяческие предрассудки и перебраться в дом Марса). Место сомнительное, но при правильном подходе имеет все шансы превратиться в настоящую крепость.
Размышляю об этом и кручу в руках томик, не давший мне ответов, которых я так ждала, но провоцирующий все новые вопросы. Почему Карий оставил мне эту книгу? Как она связана с его исчезновением и, вероятно, смертью? Что Густав хотел сказать, оставив мне в наследство ожерелье сомнительного происхождения и книгу о магии, странную настолько же, насколько бесполезную?
Будущее представляется мне туманным. Продав все имущество Марсов - движимое и недвижимое - я получу достаточно средств, чтобы предотвратить окончательный упадок дома номер пять по улице Тиранье и даже приведу его в достаточный порядок. На оставшиеся средства мне удастся определить Питера в приличную школу, но на наше с ним содержание придется зарабатывать.
Бережно провожу ладонью по обложке и осторожно открываю первую страницу. Текст, такой густой, что трудно разобрать отдельные слова, повествует о чем-то неведомом на неизвестном мне языке буквами незнакомого алфавита. Неожиданно видеть нечитаемый текст в книге под вполне читаемым названием. Еще раз смотрю на обложку - все верно "Темные знания: теория и практика". Пролистываю книгу до середины - все те же буквы на том же незнакомом языке. С досадой закрываю томик и прячу его в карман, притаившийся в складках пышной юбки.
На глаза попадается ваза - маленький трофей. Что побудило меня вытащить ее из завалов? Красота или то, как неуместно она смотрелась среди бессмысленного хлама? Не находя причин и дальше оставаться в доме, беру вазу и направляюсь к выходу. Ловлю себя на том, что в этих стенах меня не покидает глухое чувство утраты, словно Карий, наконец, похоронен, и можно открыто горевать, ни на что не надеясь.
Посреди коридора тяжелое чувство горечи сменяется удушливым предчувствием, тревога заставляет меня обернуться, и в следующее мгновение тишину взрывает острый, как лезвие, звук разбивающейся вазы - выпускаю ее из рук от неожиданности: передо мной, высоко вскинув лохматую голову, сидит Мирта. Ее черные лапы стучат когтями в такт лишь ей слышимому ритму. Представляется, что именно так собака выглядела бы для меня, если бы я не обладала даром общения с ней, если бы между нами не было особой связи. Мирта будто бы в два раза увеличилась в размерах и пугающе походит на медведя. От одного ее вида бросает в дрожь. Ее поза не кажется угрожающей, но внутри все буквально сжимается от страха.
Мирта опускает голову и устремляет на меня немигающий взгляд полный незнакомого хищного блеска.