На улице опять прозвучали выстрелы. Михаил Борисович вздрогнул и с опаской посмотрел в окно. На противоположной стороне улицы по тротуару бежал молодой, хорошо одетый парень, за которым гналась толпа оборванцев. Кто-то опять выстрелил, и беглец упал. Его окружили и потащили к ближайшему фонарному столбу. Соседние уже были заняты повешенными, а на этом ещё осталось место. Раненый в ногу парень был ещё жив и пытался вырываться, но получил удар по голове и безвольно обвис в руках палачей. Отшатнувшись от окна, Михаил Борисович взял мобильный телефон и позвонил.
- Ты ещё жив, Миша? - раздался из трубки голос приятеля.
- Такая же, как и повсюду, - отозвался Хаевский. - Народишко бунтует и вешает всех, у кого сытая морда и дорогая одежда.
- А чего это они вдруг так взбесились? - не понял Михаил Борисович. - То всё терпели, даже отмену пенсий, а сейчас эти бунты...
- Кричат, что нечем кормить детей, - объяснил Виктор. - Сами-то давно сидят на одних макарошках, а дети - это святое. По-моему, наверху излишне перегнули палку. Нужно было дать хоть какое-то послабление. Потом всё вернули бы.
- А почему не видно полиции? - поинтересовался он.
- Сколько тех полицейских! К тому же говорят, что многие тоже бунтуют. Повесили своё начальство...
- А национальная гвардия?
- Её всю стянули к Москве. Передавали, что в столице ездят грузовики, из которых москвичам разбрасывают деньги. Там пока спокойно.
- Есть же ещё армия. Неужели так долго ввести чрезвычайное положение? В Новочеркасске в шестьдесят втором...
- У меня есть знакомый полковник, который сказал, что власть может не рассчитывать на армию. Хоть она вся наёмная, но родные большинства солдат сейчас на улицах. Думаешь, они будут в них стрелять? Скорее прикончат тех офицеров, которые это прикажут, и присоединятся к бузотёрам.
- Так что же делать? - беспомощно спросил Михаил Борисович. - Семья в Швеции, а я всё откладывал отъезд. Хотелось собрать больше денег...
- Я думаю добраться до Владислава. У него свой самолёт - это шанс свалить из этой дикой страны. Мои все в Израиле, а я здесь застрял.
- Может, и мне с вами?.. - задумался он.
- Давай, самолёт большой, а Влад не откажет. В крайнем случае заплатишь. Только смени прикид, а то в твоём точно повесят.
- Где же я возьму рваньё? - растерялся Михаил Борисович.
- Я купил у нашего дворника. За какую-то дерюгу содрал сто баксов! Но я заплатил, потому что жизнь дороже.
Он прервал разговор и поспешил добраться до дворника, который жил на техническом этаже их дома. Потолок был низким, поэтому пришлось идти согнувшись.
- Эй вы там! - крикну в темноту Михаил Борисович, и в ответ зажглась тусклая лампочка накаливания.
- Господин Ривкин, - узнал его сидевший на трубах отопления старик. - Чем могу быть полезным?
- Можете, - сказал он. - Продайте мне хоть какую-нибудь одежду!
- Хотите бежать, - оживился дед. - Хорошее дело! Я против расправ на улицах, просто вы слишком сильно придавили народ, вот он и озверел. Судить - дело другое. Только чинуш очень много, да и судьи ничем не лучше. Поэтому, чем больше вас смоется за бугор, тем меньше будет проблем с оставшимися.
- Одежда, - напомнил о себе Михаил Борисович. - Я дам вам за неё сто баксов!
- Баксы не берём, - отказался дворник. - Американцы ввели новые санкции, поэтому их деньги у нас никому не нужны. Эти сволочи как-то метили все купюры, которые привозили в Россию с пятнадцатого года, а сейчас объявили их недействительными. Никто не знает, что это за метки, поэтому за баксы ничего не купишь. Да и рубли... Если турнут нынешнюю власть, деньги точно обесценятся. Давайте я обменяю свой тулуп на ваше пальто? Оно вам всё равно уже не понадобится.
Обмен состоялся, и ободрённый Ривкин поднялся лифтом в свою квартиру. Там он открыл сейф и набил карманы вонючего тулупа долларами. Рублевой наличности было мало, потому что он предпочитал рассчитываться картой. Последними сгрёб карточки на разные счета и сунул в карман брюк. Когда Михаил Борисович вышел из дома, во дворе было безлюдно. На улице тоже не было никого, если не считать раскачивавшихся на фонарях покойников. Мусор никто не убирал, и он попадался на каждом шагу. Пока добрался до проспекта, увидел с десяток сожжённых иномарок. Надежда поймать такси не оправдалась, поймали его самого.
- Стой, жирная рожа! - крикнул кто-то за спиной, и Ривкина схватили несколько рук.
- Точно, чинуша, - сказал другой голос. - Мозги заплыли жиром. Напялил тулуп, а брюки и ботинки не сменил. Вешай его, ребята!
- Я никому не делал зла! - в страхе закричал Михаил Борисович. - Отпустите, Христа ради!
- Я объяснил бы тебе, сволочь, почему твоё благополучие построено на нашей бедности и голоде моих детей, да недосуг, - сказал ему интеллигентного вида мужчина с худым от недоедания лицом. - На фонарь его!
- Нет! - жутко заорал Ривкин и... проснулся.
"Надо валить отсюда! - вытирая пот со лба, думал он. - Есть Вилла в Гётеборге, квартира в Мальмё, три миллиона баксов и ещё столько же на рублёвых счетах. Это не считая машин и украшений жены. К чёрту эту службу и эту страну! Или ещё задержаться? Уж больно хлебное место. Я никому не нужен в Швеции, а семья привыкла жить на широкую ногу".