Аннотация: Серия несвязных рассказов о судьбе гениев в России. Художник
Мастер.
На грязном столе стояла пустая миска, - Павлик еще не заносил еды, - рядом с миской притулились кубики краски, всего ничего, четыре штуки. Все остальное пространство стола занимали бутылки, пустые, прозрачные и болотно-зеленые, полные дохлых мух внутри. Занавеска окна уже давно не открывалась, задавленная очередной партией бутылок, отчего в комнате царил мутный полумрак.
За столом на диване сгорбилась темная фигура. Одна ее рука сжимала на коленях практически опустошенную бутыль дорогого ирландского виски - подарок благодарного ученика, другая безвольно лежала на столе, придавленная весом головы. Это был Мастер.
Павлик тихо появился на пороге, оглядел жилище и горько вздохнул - ничего не изменилось. Вот уже который год, каждый раз, заходя внутрь, он с замиранием сердца ждал перемен, но раз за разом чуда не происходило. Вот и в этот раз...
Тихонько ступая, чтобы ненароком не разбудить старика, молодой человек прошел вглубь комнаты. Позади Мастера стоял холст. Сейчас он был завешан серыми тряпками, но где-то в уголке еще виднелся кусок неописуемой красоты города. Иногда с глаз Мастера исчезала пелена, и он поворачивался, чтобы сделать один-другой мазок, а то и стоял перед картиной весь вечер, в упоении разбрызгивая воду и краски вокруг.
В такие дни Павлику казалось, что к Мастеру вернулась его прежняя душа, он снова казался молодым, его глаза горели жизнью, и он улыбался. Как же Павлик соскучился по жизни в этих глазах! От улыбки Мастера его душа пела, он словно чувствовал крылья за своей спиной. Белые, мягкие...
Этих дней не было уже давно.
Павлик снова горестно вздохнул. Он достал откуда-то из-за пазухи полиэтиленовый пакет с супом и наполнил стоящую на столе миску. В этом доме уже давно не было денег, еду приносил Павлик... и выпивку тоже. Вздохнув еще раз, молодой человек осторожно отошел от стола и, приблизившись к старику, бережно пригладил его всклоченные, седые волосы. Мастер поднял на ученика мутные глаза:
- Выпить, - прохрипел он и одним глотком опустошил бутылку. - Еще!
Павлик дернулся, словно от пощечины, и непроизвольно отшатнулся, на его глаза навернулись слезы, но он достал из-за пазухи бутыль. Белая лошадь, дорогое виски... Мастер схватил ее и, не рассматривая, приложился к горлышку. С минуту он безотрывно пил, жадно глотая виски.
- Бутылка! - старик радостно улыбнулся и взмахнул бутылкой и засмеялся. Это был не тот смех, который так любил его ученик.
- Осторожнее, Мастер... - беззвучно проговорил Павлик, не глядя на него.
- Ха! Она моя! Моя! Моя-а! - он хвастливо размахивал бутылкой, расплескивая дорогостоящую жидкость на свитер, и оттого хохоча еще больше. - Ей уже ничего не будет! Она у меня в руках! Моя!
Старик радостно подкинул бутылку и поймал, не понимая, что в ней уже едва осталась половина напитка.
- Моя! - восклицал он, подкидывая виски и пытаясь поймать капли языком. Но вот он дернулся и бутылка, пролетев мимо его рук, упала дальше, задев его лишь самым горлышком.
Старик, не совладав с движениями, уронил ее на пол. Жидкость разлилась, у Мастера задрожали губы, еще чуть-чуть, и глаза наполнились диким раскаянием и осознанием. Он помнил, что у него в кармане нет ни монетки, а уж у ученика - тем более. Теперь же его глаза светились горьким и острым осознанием того, что последний месяцами копил на его выпивку, которая кончилась вот так. Осознанием, что он не купит ему, наверное, еще выпить сегодня. Не сможет купить. Как же так? Как же так?..
- Выпить... - жалобно проскулил он, и, опустившись на колени, принялся собирать жидкость руками.
Глядя на него, не умея отвести взгляд, Павлик в немой горечи закусил палец, но не смог сдержать слез, и, кинувшись на пол, обнял старого учителя:
- Мастер...
- Пролилась... моя, пролилась... - Мастер посмотрел в бесконечно любящие глаза ученика и заплакал.
Павлик инстинктивно дернул лопатками, словно пытаясь обнять ими старого учителя, и, не сумев, конечно, этого сделать, издал какой-то звук, то ли стон, то ли всхлип, то ли вой... Он неуклюже, но нежно прижал безутешного старика к себе и стал баюкать его в объятиях, покрывая солеными от слез поцелуями его морщинистое лицо.
- Не плачь, мой Мастер, - шептал он. - Я принесу еще, новую бутылку, только не плачь, мой Мастер.
- Я смогу еще? Еще раз посмотреть? - с надеждой спросил старик, глядя на ученика, как на спасителя. Он показывал дрожащей рукой на незаконченное полотно, на котором красовался кусочек невиданного города, под которым проплывали облака, а вокруг сияли радуги. Павлику было больно вспоминать город, и он не мог лгать, но он мог молчать, и он сделал это, зная и понимая, что воздух не удержит того, кто больше не верит, а Мастер, отдав кусок, очень большой кусок своей души зеленому змию, даже забыл, что когда-то вообще умел летать...
- ...не плачь, мой Мастер, я расскажу тебе про поднебесье, и ты вспомнишь, как хотел закончить картину. Только не плачь...
Вернувшись в квартиру и кивнув хозяйке, Павлик прямым ходом вошел в ванную и сунул голову под кран. Постояв так с минуту, он помотал головой, стряхивая воду, снял рубашку и, через плечо повернувшись к зеркалу, провел рукой по спине. Тонкие шрамы в память о крыльях уже давно перестали кровоточить... Через пять лет в этой ловушке, с тех пор, как зеленый Змий забрал его Мастера.
Он закрыл глаза, прислонился лбом к косяку и прошептал: