Иванов Иван Iwbi
Бурное море, полное обломков кораблекрушения. Глава 17. "Егор и его друг" (окончание)

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками Юридические услуги. Круглосуточно
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Это на сегодня фактически окончание основного содержания повести, потому что последняя, восемнадцатая глава представлена относительно короткой вставной новеллой "Дом на краю света". А здесь начитка фрагмента с включением звучащих в эпизоде песен: https://4beat.ru/b._4usr1748611320/tracks/ivan-ivanov-iwbi-povest_-burnoe-more-iz-glavi-17-track-385
  
  Они зашли в кафе, заняли столик.
  Женя снял и аккуратно повесил плащ на вешалку рядом.
  Оказалось, что он одет в чёрный костюм, и в вороте пиджака светилась накрахмаленная белая рубашка, увенчанная концертной бабочкой.
  - А младший сынишка прямо с концерта? - улыбнулась подошедшая официантка. Апрель волшебный месяц, в котором люди внезапно раскрываются в приветливости и добродушии. Улыбаются незнакомым людям, заводят знакомства.
  - Он бы хотел исполнить песню, - сказал Сева. - Я вижу, у вас есть рояль. Мы воспользуемся им?
  - О, у нас в кафе новый артист! - восхитились девушка. - А за роялем кто у нас будет, вы?
  - Мой старший. Егор.
  - Пока я принесу заказ, они успеют выступить. Идёмте, мальчики!
  Егор сел на стул, откинул крышку. Прошёлся пальцами по клавишам. Удовлетворённо обернулся к Севе.
  - "Всю жизнь тебя искал я", - объявил он. - Адажио Альбинони. Исполняет Евгений... - Егор едва заметно запнулся. - Исполняет Евгений Марков. За роялем его старший брат - Егор Марков.
  Сева благодарно посмотрел на Егора. Да, так было правильно, у братьев должны быть одинаковые с отцом фамилии.
  Женя в последний раз символически поправил бабочку и кивнул Егору: начали.
  И полилось, зазвенело высокое сильное сопрано. Уже на второй фразе кафе затихло. Сева помнил эту внезапно наступающую тишину в зале по своим выступлениям.
  
  - ...Как жаждет лань потока вод,
  Так и душа - живой воды,
  Что можешь дать лишь только ты...
  Ты сам меня услышал,
  Сам мне навстречу вышел,
  В слове открыл мне себя,
  Зарёю нового дня.
  В силе и славе пришёл.
  Меня нашёл.
  Сам меня нашёл!..
  
  Мальчики откланялись и пошли к своему столику. В притихшем зале грянули аплодисменты.
  Сева не задавался вопросом, что подумали сидящие в кафе люди. Подобно ему самому, им было, похоже, всё равно, церковная это песня или светская. Они уловили только дух, ауру запредельной красоты и торжественной нежности, исполненную чистым, хрупким до хрустальности, трепетным от волнения и ответственности ангельским детским голосом.
  - Ты замечательно спел, - сказал переполненный чувствами Сева. - Мне показалось, что стены задрожали, когда ты тянул последнее "Са-ам меня-я наш-ё-ол!" Так пел, наверное, Джельсомино из сказки, когда разрушал царство обмана, сковывавшее мир до его прихода.
  - Я пел песню Джельсомино на концерте в школе, - сказал Женя. И впервые с момента их встречи улыбнулся. - Спасибо! Для меня очень важно ваше мнение.
  
  Они пили яблочный сок. В кафе уже звучала другая музыка. Но улице начинало темнеть.
  - Налей мне шампанского! - шепнул Егор.
  - Можно было и не шептать: в таком шуме уже на расстоянии метра никто никого не слышал. Да и не было дела у посетителей кафе до них. Только пожилая семейная пара, сидевшая через три столика, прислала неожиданный подарок: небольшой торт с белой розой в центре.
  - Они узнали тебя, - сказал Женя Егору. В голосе этого доброго мальчика не было ни обиды, ни зависти - только радость за знаменитого друга, которого узнали благодаря исполненной ими песне. Сева приложил руку к груди в знак благодарности и кивнул старикам.
  Так могли бы, наверное, выглядеть его родители, надумай они провести вечер в кафе с музыкой. Но они никогда не ходили в кафе, не отдыхали так просто, всю жизнь трудились, не покладая рук.
  - За Ваньку!..
  Сева осторожно огляделся и плеснул шампанского в стакан Егора. Нунцио Пьянезе, которому через несколько дней исполнится четырнадцать... За сына нельзя было не выпить. Отцу - непростительно.
  Женя тоже чокнулся с ними, символически, своим яблочным соком.
  После шампанского Егор неожиданно развеселился. Раскраснелся, смеялся, теребил Севины руки под столом. Таким его хотел видеть Сева - не грустным, а радостным, счастливым - и никогда раньше не видел. Женя тоже раскрепостился и смеялся вместе с ними.
  Смех мальчика был красив. Наверное так, звенящими колокольчиками, смеялись звёзды, когда пилот смотрел в небо, вспоминая встреченного в худшие свои дни среди огромной пустыни маленького мальчика с астероида с ничего не говорящим именем, затерянного где-то на краю вселенной вымышленных человечеством миров.
  Умопомрачительное смешение тенора и дисканта, двух мальчишеских голосов: зычного "петушиного" фальцета на сломе и звонкого ещё ангельского детского. Казалось, ничего лучшего с Севой не могло случиться, чем это волшебство. И это бесценное, что за все сокровища мира не купить, безвозмездно дарили ему его друзья.
  Сева любовался разрумянившимися счастливыми лицами мальчиков, переводил взгляд на белую розу, венчающую их торт, предназначенный только им троим и никому больше. Моя роза лучшая, потому что я ее приручил. И потому что она меня тоже приручила...
  - Он смотрит на тебя так, будто узнал, - Егор осторожно кивнул головой куда-то в угол кафе.
  В углу освещение было слабое. Сева присмотрелся, не сразу разглядел мальчика с одним гарниром на тарелке. Каша, привычная еда их детства из небогатых девяностых.
  "Жизнь пронеслась, как сверкающий бал.
  Только я на него не попал.
  Ты же знаешь, как я тебя ждал!.."
  Старая песня, будто оттуда, из его давнего детства, проникала сюда, в настоящее, соединяла времена, мешала их друг с другом. Она так пронзительно звучала сейчас здесь, в стеклянном зале кафе, уже погруженного наполовину в чёрное марево наступающих на улице сумерек. Просто оглушала. Выпитое шампанское кружило Севе голову.
  Из угла кафе смотрел на него кудрявый девятилетний Ванька. Печальным взглядом отверженного, не приглашённого на дружеский пир, за столик с тортом, на ликующий бал жизни.
  "Юнатан, ты же знаешь, как я тебя ждал... - Знаю, Сухарик, знаю..."
  - Знаешь, Сухарик, я кое-что сочинил. Про нас. Ты же любишь истории?
  - Да, люблю.
  - Вот слушай. Представь: Луна... Луг... И кони...
  По лугу скакали два брата, два льва. У них были резвые кони. Легла под копыта стальная трава. Им нужно уйти от погони...
  Двумя движениями Сева разделил торт на четыре части, будто крест наложил сверху. Белый цветок, как разбитое сердце, распался на части.
  - Зачем четыре? - шепнул Егор.
  - Отнеси один кусок ему.
  Егор пристально посмотрел на мальчика за столом в углу.
  - Отнеси сам. Он же тебя ждёт. Видишь, как смотрит на тебя?
  - Он ждёт своего друга. Мне уже слишком поздно быть ему другом.
  Они ели торт, вместе, сидя за разными столиками. Мальчик продолжал поглядывать на Севу и его друзей, но во взгляде его не было больше горечи отвергнутого.
  Уходя в ночь за дверью, он прощально помахал Севе рукой.
  - Прощай! - одними губами сказал Сева. Только для себя, чтобы никто больше не услышал. И добавил, уже мысленно: - Прости меня, папа. Я не сумел стать тем, о ком ты мечтал. Мне так горько, что я не оправдал твоих надежд, до слёз, до отчаянья горько... Но так всё сложилось, и ничего не поправить...
  Он представил себе, как однажды приедет к отцу с Егором, Женей и подросшим Ванькой. Купит огромный торт со множеством красных роз, чтобы каждому досталась хотя бы одна. Мама разольёт им чай, и они с папой будут смущённо суетиться и радоваться, что сын о них не забыл, навестил и друзей своих новых привёл с собой в их осиротевший без детских голосов, медленно выстуживающийся дом. Без родителей этот стол неполон. Они тоже должны быть за праздничным столом, с его друзьями, они, может быть, больше заслужили этого праздника жизни, чем сам он, Сева.
  И Арина будет с ними, и родители Егора, и все-все, кто любил его, и кого любил он сам. Даже Влад и Лера. Даже бабушка, которой нет уже много лет.
  Жизнь пронеслась, как сверкающий бал.
  Только я на него не попал.
  Ты же знаешь, как я тебя ждал...
  Никто не заслуживает быть несчастным. Никто не заслуживает быть лишённым мечты, к которой шёл всю жизнь, выбиваясь из сил, отдавая всего себя.
  
  Конец света откладывался. Это не было концом света. Это было, может быть, самым краем его, каннингемовским краем, где можно укрыться от всех невзгод и тягот мира, от его предательств и слёз, от обманчивых его грёз, от его подлостей и скорого на расправу суда. Вдосталь намучившись одиночеством, уединиться в своём доме с чёрными, будто обугленными от вихрем пронёсшегося по свету вселенского пожара стенами, в доме с жёлтыми рамами, цвета кричаще непоправимого одиночества. На острове потерянных мальчиков, куда не смогут прийти враги, куда по одним им известным тропам по ночам будут приходить те, кто тобой любимы и дороги тебе.
  Где на обломках мира можно растить сад памяти своих бесценных близких, потерянных в невзгодах жизни и под конец её вновь обретённых.
  
  На выброшенных на берег обломках разрушенных морем скал, на маленьком уединенном острове, подводя итоги своей до обидного рано завершающейся жизни, неизлечимо больной Дерек Джермен насадил сад. Каждое растение он посвятил одному из своих умерших друзей. Друзей с которыми был настолько близок что невозможно было определить, кто кому приходится убийцей в этом саду камней и цветов. На этом огромном кладбище, возникшем из благих побуждений и любви.
  "Любимых убивают все", - писал Оскар Уайльд.
  И это правда. Любя - убивают. Потому что не бывает на свете предмета без тени, и нет радости без последующей печали, и нет поступка, за который бы не нужно было никогда и ни у кого просить прощения, и нет судьбы без боли и страданий.
  Дерек Джармен до самой смерти продолжал писать стихи.
  О чём он думал в долгие месяцы своего добровольного предсмертного заточения?
  Он, разделивший сад Эдемский и сад Гефсиманский всего лишь одной запятой, будто два сопоставимых если и не идентичных понятия.
  Убивают ли или животворят поцелуи под сенью Таинственного сада, где секретными кодами зашифрованы равно неизбежные и любовь, и смерть, где жизнь раскрывает свою непостижимую суть, расписным ковром расстилаясь в ногах человека, мягко ступающего по нему в даль своей единственной жизни, не имеющей черновиков?
  
  Здесь на краешке моря
  я посадил свой сад из зубов дракона
  защитить мой порог:
  неколебимые воины
  хоть до скончанья веков
  с теми, кто ратует против их неприличья.
  Бездонное бесчувствие объяло меня,
  огромные волны сомнений сокрушили меня,
  смыты все мои мысли.
  Шторма́ всё мечут солёные слёзы,
  выжигающие мой сад,
  Гефсиманский, Эдемский.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"