Когда прошли мои детские страхи, мне уже редко пришлось испытывать подобное чувство. Несколько всего случаев, столь сильных.
***
Учусь в третьем классе. Уроки все сделаны. Поздний вечер. В окно пристально смотрит тёмная, осенняя жуть. Окна печально, как слезами, орошены редкими каплями дождя. Где-то воет собака.
Я читаю любимого Гоголя. На этот раз читаю "Вий".
В доме все спят. Я рад, что никто не заставляет меня ложиться спать. Склонившись над керосинкой, сделанной из снарядной гильзы, дрожу от страшной повести, но не могу оторваться от книги.
Но вот "Вий" закончился. Страх героя перешёл на меня. Надо спать, но перед сном надо выйти во двор ... на прогулку.
А если там черти?! Покойники? Вон, темень какая! Любой вампир подкрадётся - и не заметишь.
Но ничего не сделаешь. Надо. Крадусь во двор тихонько, чтобы дверь не скрипнула. В такой тьме, может, и нечистые меня не увидят.
Благополучно пробрался через тёмные сени, вышел во двор. Что делать, если на меня эти нападут?
Внезапно на меня обрушилось что-то лохматое и мокрое.
От ужаса я сел на землю. Но потом обрадовался. Это был наш пёс. А вдвоём совсем не страшно.
***
Нас трое подростков. Ушли в колхозный клуб и проболтались там до полуночи.
Идём домой. До деревни четыре километра. Тьма непроглядная.
Среди нас - Васька. Ему идти ещё дальше, чем нам. Живёт за деревней на хуторе.
Васька очень труслив. Я договорился с товарищами запугать его, чтобы он "обмочился", когда будет идти на хутор один.
Идём по тёмной ночи и рассказываем по очереди всякие страшилки. Васька давно дрожит от страха и оглядывается по сторонам. Мы довольны и ещё с большим усердием мелим всякую жуть.
Домололись. Сами вдруг замолчали и стали оглядываться по сторонам. Сами себе страху нагнали.
Не идём, а крадёмся молча. Боимся звук издать.
Проходить мимо кладбища. Оно метров на пятьдесят выше над дорогой.
Только поравнялись с могильником, слышим странные звуки. Присели. Видим на фоне звёздного неба мчащуюся прямо на нас тень, которая бормочет и размахивает когтями.
Мы рванули в противоположную от деревни сторону. Забежали в лес и спрятались в густом кустарнике. Сидим. Здесь нас никто не найдёт.
Но сколько можно сидеть? Надо пробираться домой. Решили обойти кладбище с противоположной стороны по полю.
Крадёмся. Только поравнялись с кладбищем, перед нами вырисовывалось что-то чёрное. Все остановились. Я говорю:
- Точно помню, здесь куст ивняка растёт.
Товарищ:
- Этот куст давно вырубили. Я тут два дня назад был. Чисто поле было.
Спорим шёпотом. Куст - не куст.
Я говорю:
- Куст это. Вот брошу камень, и услышите, как листья зашелестят.
Нащупал булыжник и запустил в куст. Там как заревёт что-то матом!
Мы наутёк! Опять в лес! Спрятались в кустах, дрожим.
Вдруг, слышим, в лесу голос конюха Василя. Лошадей сзывает. Мы обрадовались. На голос идём.
Удивился Василь, увидев нас вместо лошадей, вышедших к нему на поляну:
- Что вы делаете в лесу средь ночи?
- Домой пройти не можем.
Мы всё рассказали конюху. Он, ухмыляясь, скрутил самокрутку, прикурил и говорит:
- Не бойтесь, хлопцы. Это мужики у Гелены самогонку пили. Теперь домой разойтись пытаются.
***
Шахтёры искренне верят в Деда Шубина. Когда "стреляет" кровля, они говорят: "Дед Шубин ходит". Он - как леший в лесу, как русалка в реке, как домовой в доме.
Деда Шубина никто не видел. Это и понятно. Увидеть его могут только те, кто в эту смену погибнет в шахте. Кто Шубина увидит, тот уже не жилец. На поверхность ему не подняться.
А, раз кто живой, - значит, Шубин ему не являлся. Всё просто.
Я заступил в ночную смену. Начальник внутришахтного транспорта ставит мне задачу:
- Спустишься на 13-й штрек 31-й шахты. Там после обвала восстановили лаву. Утром заработает. Вывезешь породу и подгонишь порожняк. На этом всё.
Я доволен. Всего-то два рейса.
В хорошем настроении еду под лаву. Но начинает угнетать непривычная тишина и явно выраженная безжизненность выработки. Кругом нетронутая пыль, с затяжек свисают метровые волокна белой плесени. Тяжёлый воздух.
Месяц выработка не действовала. Всё запустилось. Под лавой, как на кладбище. Не горит привычно единственная лампочка. Молчат механизмы. Мёртвая могильная тишина.
Я единственное живое существо на огромной глубине под землёй. До подъёма от лавы пять километров. Подъём 2700 метров. Наползает детский страх одиночества.
Зацепил груз, поехал. Такое ощущение, что за мной со всех заваленных бутов следят чьи-то глаза.
Отмечаю, что возвращаться под лаву будет страшно.
Спустил груз на заездах, набрал партию порожняка, еду под лаву. Штрек кажется дорогой в ад, где меня заслуженно ждут всякие нечисти.
Чтобы подбодрить себя, поднял скорость до предела. Впереди крутой поворот. Пролетаю его и ... ! Руки без участия моей обезумевшей головы самостоятельно включили оба тормоза - электрический и механический.
Моя объятая ужасом голова лихорадочно анализирует увиденное.
В двадцати метрах от электровоза между рельс стоит чудовище. Огромная, безобразная голова уставилась на меня ярко горящими рубиновым цветом глазами. С головы до самых колен спускаются белые волосы. Стоит на задних лапах. На нижней части фигуры багряный свет колышется на зелёном фоне, как-будто из зада исходит огонь. Правая передняя лапа поднята вверх и держит что-то длинное, похожее на помело. Левая лапа опущена вниз, за туловище.
Дед Шубин?!
Что делать? Ехать дальше? Он на пути. Хорошо, что руки затормозили, а то врезался бы.
Оказывается, что к запуску в работу лавы готовился не только транспорт, но и вентиляционная служба. Их отдел дал задание своей сотруднице спуститься на этот штрек и обмести плесень со стен и кровли, препятствующий движению воздуха.
Женщина, прихватив метлу, спустилась по вентиляционной сбойке, когда я был на заездах, и приступила к работе.
Чтобы не попала угольная пыль в волосы, женщины плотно укутывали голову вместе с ушами какими-то тряпками. На этот "тюрбан" каска не налезет, а без неё нельзя. И женщины ставили каску на макушку и привязывали её проволокой к башке.
У шахтёров, как правило, светятся глаза в темноте. Глаза и у меня тогда светились.
Плесень, которую обметала женщина. Падала на её голову длинными космами.
Вентиляционным работникам запрещалось пользоваться электрофонарями. Для контроля за состоянием воздуха они обязаны были спускаться в шахту со старой бензиновой лампой "свет шахтёра". Эту лампу держала левой рукой женщина за юбкой. Лампа и накладывала багряный оттенок сзади на её зелёную юбку.
Женщина не подозревала, что кто-то может быть ещё в штреке и перепугалась электровоза так, что долго не могла опустить руку с метлой и уступить мне дорогу.
***
Сбылась моя мечта. Меня переводят с маневрового на рейсовый электровоз.
И радуюсь, и волнуюсь. Волнуюсь потому, что боюсь, что не справлюсь с управлением на спуске. Спуск сложен и опасен. На нём сплошные повороты, а рельсы на них соединены под углом.
Если дёрнешь на спуске партию, на стыках вагонетки слетят с рельс. Если упрётся электровоз в партию, на повороте выдавятся вагонетки.
Надо вести электровоз так, чтобы сцепка между электровозом и первым вагоном всегда провисала. На спуске партия должна идти сама, и любое воздействие на неё приведёт к сходу с рельс.
Всё это требует большого мастерства и молиеносной реакции машиниста.
Беда в том, что у электровоза ходовая база больше, чем у вагонеток, и с такой же скоростью он не может вписаться в поворот на стыке. Он слетит с рельс, и тогда тебя будут поминать в песне про коногона.
Старый машинист меня учил: как только угловой стык скрывается под буфером, делай резкий электротормоз и мгновенно выводи рукоятку на большую скорость, но так, чтобы не дёрнуть партию.
Первый рейс. Спуск прошёл удачно. Радости нет предела, но "шахтёрка" насквозь мокрая от пота. Смена прошла удачно. Третья тоже.
На четвёртой смене делаю первый рейс. В партии 50 вагонеток. В каждой полторы тонны угля. На спуск иду уже уверенно. Вот партия набрала максимальную скорость. Тут не зевай. Твоя жизнь зависит только от тебя. Верчу, как сорока, головой. Нужно одновременно следить за первым вагоном и не пропустить ни одного углового стыка.
Электровоз послушно реагирует на каждое движение моей руки. Я радостно возбуждён. Я - как-будто дирижёр и управляю оркестром.
Вдруг - толчок, и электровоз перекосило. Первая мысль - задние колёса слетели с рельс, хотя это не естественно, если прошли передние.
Меня спасает мгновенная реакция. (Никогда не подозревал, что она у меня есть). Одновременно с толчком я оттолкнулся рукой от рукоятки и вывалился из кабины, прижался к дну водосточной канавки.
Первый раз в жизни я увидел "замедленное" время. Надо мной происходит следующее.
Первый вагон партии "медленно" приближается к электровозу. Касание. Электровоз под углом поворачивается к рельсам и упирается передом в металлическую крепёжную арку. Задний буфер в нескольких сантиметрах от меня. Вес электровоза - семь тонн. Если прижмёт к стенке - не отодвинешь.
От ударов следующих вагонов перед электровоза приподнимается, и он, как медведь на липу, медленно поднимается на арку. Стал уже почти вертикально. Я рад. Буфер отодвинулся от меня далеко. Арка падает. С кровли обрушиваются глыбы породы. Кабина сплющена до рукоятки управления. Потухли фары. Свет - только от моего"глазка".
Но "кино" не кончилось. Вагоны, как молотки, поочерёдно ударяют и ударяют. Вот первый вагон встал вертикально. Уголь из него высыпался на сиденье кондуктора. Второй вагон "залезает" на него и сыпет уголь. За ним - третий.
Наконец всё смолкло. Длилось всё долго, а на самом деле, наверное, было одно мгновение.
Я обошёл партию. Три вагона на электровозе. Передняя часть партии плашмя лежит на рельсах. Все остальные вагоны - "в гармошку". Изо всей партии не пострадал только я. Вызвал аварийную бригаду.
Обычного страха не было. Был страх, что "не оправдал высокого доверия".
Меня наказали, но не сурово. Перевели на маневровый. Молодой. Копи опыт.
Но через сутки меня вернули на рейсовый. Не моя была вина. На стыке рельс не было болтов и гаек, а рельсы "утопали" в грязи, и это было не разглядеть.
***
В ламповой шахтёры тщательно выбирают батареи. Для этой цели пользуются простым, запрещённым приёмом. Крышкой "банки" замыкают контакт на корпус. Если искра голубая, то батарея хорошая, если красная, то батарею выбрасывают и матерят ламповщицу.
У меня искра красная, но в ночную смену меня одолевает пассивность, и мне лень перебрать батареи. В кабине обойдусь и в неполный накал. Главное - это фары.
Спустился. В задней фаре элекровоза перегорела лампа, в передней лампа горит ярким, фиолетовым светом. Вот-вот "накроется". Позвонил на штопора: "Спустите лампы". По опыту знаю, что в ночное время спустят их только через несколько часов.
А работать надо. Вот уже загружена партия. Нужно срочно увозить и доставить порожняк.
Повёз партию. Профиль путей чувствую по звуку колёс, могу вести с закрытыми глазами. Вот спуск. Снимаю скорость партии до минимума. Торможу, пока это возможно. Через минут пять любое торможение будет бесполезным. Только буфер первого вагона стукнул в буфер электровоза, потухла и передняя фара. Еду в полной темноте. Тормозить уже бесполезно. Партия пошла под собственным весом и быстро набирает скорость. В моём глазке свет потух ровно в полночь. Я спокоен. Каждый метр профиля путей я знаю наизусть. По стуку колёс определяю, где нахожусь. Не пропущу ни один угловой стык. Опыт - великое дело.
Впереди - мрак. Сзади грохот сотен колёс. Всё идёт нормально. Новое испытание, с которым я успешно справляюсь. Приятно осознавать то, что сегодня справишься с управлением, где не справится завтра машинист с другого штрека.
Но вот появилось ощущение человека, идущего в темноте по комнате. Кажется, что я вот-вот ударюсь в стенку. Какая стенка?!
Я в кабине. Парттия идёт правильно по путям, которые я хорошо знаю. Не может быть стенки. И всё же это чувство нарастает, а я отклоняюсь к задней стенке кабины и закрываюсь свободной рукой. Вот-вот сейчас врежусь в стену. Чувство нарастает быстро, хотя я управляю правильно машиной и осознаю глупость впечатления.
Новое чувство. Я будто еду в обратном направлении. На путях это невозможно. Это не шоссе. Но от впечатления избавиться невозможно. Мне кажется, что я возвращаюсь обратно. Ну и пусть! Я же знаю, что это ложное ощущение.
Опять новость! Я падаю вниз в пропасть! Вместе с партией. Понимаю, что это ложное чувство, но чувство очень реальное. Я вместе с партией, с грохотом колёс вагонов, с невероятной скоростью падаю в бездонную пропасть. Знаю, что это иллюзия, но настолько падение кажется реальным, что перестаю контролировать свою психику. Только руки, опять без моей головы, управляют машиной.
Голова в шоке. У неё дурные мысли. "Состояние критическое! Прыгай из кабины!" Понимаю, что это глупо, прыжок из кабины смертелен, опасности нет.
Но чувство опасности всё сильней и сильней. Я уже готов выброситься из кабины. Я уже не могу сдержать это чувство, и ещё несколько секунд, и я бы бросил рукоятку и выпрыгнул бы из кабины.
В это время вдалеке появилась красная светящаяся точка светофора.
Всё мгновенно встало на свои места. Я не падаю, а еду по горизонтали и в нужном направлении.
Большое дело - ориентир. До этого я не понимал, что такое - полный мрак. В нём - мы другие. И к этому надо быть готовым.