Обычно они засыпали на расстоянии, но соединив под одеялами руки на границе кроватей и сплетя пальцы. Сегодня Оля отвернулась, соорудила из своего одеяла защитный кокон, немного поворочалась и замерла. Юра смотрел на нее сквозь ресницы, делая вид, что тоже спит. Протянуть руку так и не решился.
Что-то тревожное и нездоровое повисло над ними. Сон не шел. Каждый думал о своем. Это 'своё' было вариацией на тему когда-то общего, но вдруг рухнувшего, рассыпавшегося и побежавшего мурашками по сердцу. Так бывает, когда сидишь долго на ноге, поджав её под себя, потом встанешь, а она, будто не своя. А уж как пойдут эти мурашки, то берегись!
Юра вздохнул и тоже отвернулся, замотавшись в свой кокон. Закрыв глаза, он видел ее нахмуренные брови, чувствовал выскользнувшую из его руки ее прохладную руку, опять слышал 'Я сама!', произнесенное раз пять за день в ответ на его попытки помочь. Вся она была после болезни какая-то не такая. И не потому, что похудела, и на щеках не было прежнего румянца. Чужая какая-то, будто подменили. После всех волнений, пережитых в ее отсутствие, такого нельзя было и ожидать.
Оля тоже не спала. Закрыв глаза, она разглядывала перемены в себе, будто осторожно пробовала на вкус новое блюдо. Казалось, Юра был с ней всегда, она не могла вспомнить, когда они познакомились, это было так привычно и естественно, как и то, что после ночи приходит день. Он был как будто частью ее самой, им не надо было ничего друг другу объяснять. И другим не надо было, потому что все вокруг привыкли, что они вместе.
Но сейчас что-то в ней изменилось. Тёплые отношения, любовь, которую они без сомнения испытывали друг к другу, почему-то стали только фоном для другого чувства, нового, интересного, удивительного её чувства... к другому. Ей было больно видеть, что Юра грустит и ничего не понимает, было самой противно огорчать его, но его привычная забота уже казалась лишней, ей хотелось остаться одной, думать о своем, мечтать, прислушиваться к себе... На его 'Олечка, что с тобой?' она нагрубила 'Не твоё дело!', и тут же покраснела от стыда и жалости к нему, но вырвала руку из его рук и ушла. А что она может сказать? Она и сама ничего не понимает, и себе не может ответить, что с ней произошло за время болезни.
***
Когда врач пришел на вызов первый раз, температура была так высока, что Оля мало что понимала. Запомнила только, что он был высокий-высокий, с добрыми глазами, и руки его были тоже добрыми. После ухода врача ей стало легче, хотя предписанное лечение еще не началось. Оля заснула и проспала почти сутки.
Во второй его визит она уже не лежала в постели, приглядывалась ко всему, что он делает, прислушивалась к словам. Мама уже не так волновалась, но подробно расспрашивала, что делать дальше. А Оля вдруг, сама не зная, почему, спросила:
- А у вас жена есть?
- Нет, - улыбнулся добрыми глазами доктор, и на щеке его появилась точно такая же, как у Оли, ямка.
- А почему?
Мама подняла брови, развела руками, но не успела ничего сказать, как врач серьезно ответил:
- Тебя жду.
Оля округлила глаза, потом вдруг спрятала их за ресницами, вспыхнула и ничего не ответила. Мама улыбнулась, пожала плечами и тоже промолчала. На этом разговор закончился, доктор, оставив назначения, удалился, а Оля потеряла покой.
Она исправно долечивалась, внимательно разглядывала себя в зеркало, улыбалась, перебирала в памяти все детали обоих его визитов, мечтая о том дне, когда надо будет идти в поликлинику за справкой. Дело пошло на поправку, но в долгожданный день оказалось, что прием ведет другой врач, а этот на больничном.
Оля не ожидала, что врач может заболеть. Так ее подвести! А может, он заразился от нее? Или от кого-то еще? У него такая опасная трудная работа... Работа... Он такой замечательный, добрый, высокий... С ямочкой...
***
Наверное, они всё-таки заснули, думая каждый о своем. Когда проснулись, руки их были опять сплетены пальцами, как обычно. Юра открыл глаза и широко улыбнулся. Оля тоже открыла глаза, нахмурила брови и выдернула руку.
***
- Я, конечно, не знаю, мамочка, что там у вас или у них произошло, но ваша Оля после болезни Юрку и близко не подпускает, хотя издалека косится на его страдания. Вот весь тихий час пролежали спиной друг к другу. Я бы про кого другого и не заметила, но ваши же, весь сад знает, как сиамские близнецы, не разлей вода всегда были. Всё вместе. Вон даже на шкафчике надпись 'ОЛЯ тире ЮРА'.
- Это не тире. Это минус, Вера Петровна. Мам, не надо меня ругать, я сама ничего не понимаю. Как трудно взрослеть. Скорей бы! А тут еще в школу поступать... Столько лет еще... Как я это выдержу?