Аннотация: Многие ропщут - Верховная Жрица не должна занимать престол. Но воля убитого царя - закон. Она никогда его не нарушит, даже если придётся пожертвовать чем-то куда более важным. Или нет?
Керкира чувствовала жар. Противный, липкий, похожий на вкус подгнивших фиников. Он исходил отовсюду - от небольших масляных светильников, от горящих благовоний, от пара, проходившего в трубах под полом, от летнего солнца, раскаляющего крышу, а самое главное, от тела этого жиреющего старика Пия. Впрочем, он-то искренне наслаждался происходящим. Этот фарс продолжался не больше пятнадцати минут, а Верховная Жрица уже устала больше, чем иной раз после всенощного танца.
Старый развратник, наконец, поддался, и она поспешила изобразить божественное вдохновение. На грани обморока это удавалось особенно легко. Вырвавшись из липких пальцев, Керкира поднялась на ноги и дважды хлопнула в ладоши. Большие деревянные двери, выкрашенные свежей синей краской, открылись, впустив вместе раскалённым воздухом двух стражников в бронзовых панцирях и шлемах с масками, закрывающими всё лицо, и нескольких слуг в белоснежных хитонах. Стража встала у дверей, а слуги стали облачать госпожу в домашние одежды. Керкира обратилась к всё ещё лежащему в недоумении старику:
- Возрадуйся, о Пий, тиран Науксата, города величественного и могущественного, богиня сочла тебя достойным прикоснуться её извечной мудрости.
Женщина выдержала паузу, повернувшись к нему спиной. Она знала, что старик стремится занять какое-нибудь более благоговейное положение, знала, что он стыдится и не может прикрыть свою наготу. Как быстро из владык они становятся всего лишь людьми.
- Ты вопрошал, что делать с многими тысячами несчастных душ, беглецов, собравшихся в твоих владениях для защиты и крова? Твой город не может всех принять и прокормить, а люди всё прибывают. Богиня отвечает - снаряди корабли, десятки кораблей, найми опытных капитанов, и отправь людей через Пролив вдоль берега до Дальнего моря. Там они построят новый полис, вырастят виноград и пшеницу, защитят земли от варваров и будут присылать тебе те товары, которых скопится у них в излишке.
Керкира замолчала, прислушиваясь к реакции. Старик долго обдумывал услышанное, пока, наконец, не заговорил:
- Благодарю, госпожа! Я уже боялся, что богиня потребует кормить этих дармоедов, пока война не кончится, а мне и так содержать город не за что, пришлось увеличить налоги, а...
Сочтя произведённый эффект удовлетворительным, Жрица жестом отстранила от себя слуг и обернулась к Пию через плечо.
- Что же касается платы... - она всегда любила этот момент. Глаза старика округлились, слова застряли в горле. Он знал, что может последовать за обрядом. Они все знали, но всё равно шли к ней, за советом, за помощью или влекомые страстью, как мотыльки к ночному огню. И каждый раз следовала расплата. - Богиня милостива к тебе. От тебя потребуется только... мизинец.
- Моя госпожа... Владычица... - и все они пытались от неё ускользнуть.
- Владычица? Я не знала, что вольный полис Науксат уже вошёл в состав Срединного Царства. - Керкира улыбнулась ему холодной улыбкой правительницы, а после кивнула страже. Они подняли тирана и повели прочь из зала. За этим и нужны были маски на шлемах - любой воин во дворце отныне мог стать палачом.
Царица позволила слугам проводить себя в комнату для ритуального омовения. Там её ждал роскошно украшенный бронзовый чан, наполненный водой температуры человеческого тела. Хотя сейчас Керкира препочла бы окунуться в леденящий поток горного ручья. Она умывалась однажды такой водой, в далёкой стране за морем. Это не была приятная поездка, но мысли о дрожи, пробегающей по телу от холода, принесли облегчение.
Опустившись в чан, женщина жестом отстранила слуг, уже бросившихся было отмывать её, и закрыла глаза. Это была игра, которую она придумала ещё в детстве: если долго не смотреть, то можно почувствовать, как вода забирает твои мысли и тревоги. Но на этот раз опутавшее её напряжение не желало растворяться вместе с маслами и потом. Подождать ещё немного? Или... Керкира попробовала сделать глубокий вздох, но он вышел порывистым и жалким. Тогда она тихо позвала:
- Талия!
Звук шагов, прикосновение мягких рук, а после - едва касающееся слуха:
- Да, моя госпожа?
Девушка начала растирать тело своей царицы губкой, мягкими, но уверенными движениями. К Талии вообще подходило слово "мягкий" - она говорила мягким голосом, улыбалась мягкой улыбкой, у неё были мягкие волосы, линии тела, вопросы и суждения.
- Говори.
- Боюсь, я не совсем вас понимаю, моя госпожа.
Иногда она бывала слишком мягкой. В дни как сегодня Керкире был нужен прямой и простой ответ, но от этой девушки такого было не дождаться.
- Тебе всегда есть, что сказать, просто ты держишь это при себе. Однако я заметила, ты не одобряешь участь Пия?
- Ни в коем случае, моя госпожа. Я просто волнуюсь, не затаит ли он на нас обиду после такого жестокого обращения.
Талия закончила омывать руки и плечи царицы и перешла к груди. Керкире нравилось, как знакомые ладони смывают с неё чужие поцелуи и касания.
- Возможно, богиня хочет, чтобы люди вспомнили, что никто не защищён от её милости или гнева, даже самые могущественные и богатые.
- Но моя госпожа, вы же знаете...
- Знаю, знаю. - прервала её Керкира со смехом в голосе. - И ты когда-нибудь мне расскажешь, как такая безбожница оказалась в Храме.
Женщина услышала вдох у себя прямо над ухом, как будто бы Талия хотела что-то ей прошептать, но потом передумала. Она едва удержала себя от того, чтобы открыть глаза и взглянуть на девушку в этот момент. Но нарушить игру не посмела - если вода примет твои тревоги, то взамен она шепнёт тебе какой-нибудь сюрприз.
Талия же сказала:
- Люди винят в своих бедах богов, когда не остаётся других людей, которых можно было бы обвинить, моя госпожа.
- А за свои победы они кого превозносят?
- Обычно только себя, моя госпожа.
Теперь Талия перешла к ногам Керкиры. Той пришлось опуститься в воду до самой шеи, соблазн окунуться с головой стал неимоверно велик.
- Значит, богиня мудро поступает, что берёт за свои дары такую большую плату. Это удержит Пия от того, чтобы забыть, чей совет уберёг его от двух бед.
- От двух?
- Участие в затее моего двоюродного брата ударит по его карману не меньше, чем содержание беженцев.
- Моя госпожа, позвольте, - Талия стала обтирать её мягкой глиной, которая смывалась вместе со всей грязью на теле. - Я боюсь, что на Птерелая могут не подействовать такие доводы.
- Могут. Так давай помолимся, чтобы жажда выгоды возобладала у Пия над страхом.
Талия ничего не отвечала, а Керкира не стала дальше допытываться. Разговор не принёс желанного облегчения, а только укрепил неуверенность.
Постепенно тёплая вода и мягкие руки убаюкали жрицу. Она провалилась в дремоту - не ту сладкую, от которой набираешься сил, а ту, от которой просыпаешься ещё более усталым. Ей виделись ступени Храма, серые одежды, лицо её брата. Слышался плач и звуки погребальной песни. Кто-то звал её по имени:
- Керкира! - это была Талия. Жрица открыла глаза и увидела обеспокоенное лицо служанки над собой. - Птерелай уже прибыл.
С усилием собрав растёкшиеся мысли, Керкира осознала, что ей говорят, и ответила:
- Тогда передайте ему, что я уже уехала... поминать отца. С остальным разберётся Управитель.
Если братец хочет застать её врасплох, пусть наберётся наглости прервать ритуальный танец.
Камни склепа приятно холодили босые ноги Керкиры. Приходилсь ступать осторожно, чтобы не оскальзнуться, а воздух отдавал горечью в горле... Было темно и тихо.
Жрица машинально произносила сакральные слова, звенела бубенцами, совершая ритуальные обходы среди могил, но думала совсем о другом. Догадается ли идиот-брат найти её тут или поедет искать в Храм? Будет ли искать вообще? Хотел ли он просто позлить её, приехав раньше, или действительно собирался поговорить до официальной встречи? Птерелай никогда не отличался дипломатическим нравом. Удивительно, что он вообще согласился на переговоры. Может, надеется получить желаемое задаром, считая, что добился своего прошлогодними стычками. А может не всё так гладко в его маленьком войске? Боится ли он? Неуверен ли? Звучит слишком хорошо, чтобы быть правдой. Упрямая сволочь. Наверное, просто хочет провести рекогнисцировку, оценить, насколько силён противник.
Керкира услышала шаги на лестнице. Звук здесь разносился далеко, но на всякий случай она начала петь громче. Жрица сама не заметила, как перешла на длинный чин поминовения, который обычно совершается в большие дни и годовщины. Сейчас в нём не было никакого смысла, просто женщине не хотелось ни с кем разговаривать, поэтому она тянула как могла.
Человек спустился в склеп. Взгляд пришельца буквально жёг спину. Можно было тянуть ритуал сколько угодно, но теперь он приносил ей больше беспокойства, чем облегчения.
Керкира медленным шагом прошла последний круг вокруг могил своих родителей, присела на колени и потушила ритуальные свечи. Прождав лишние несколько секунд, она поднялась и медленно обернулась.
- Воробушек...
Женщина на секунду застыла в изумлении. Вот уж кого она не ожидала тут увидеть.
- Авл?
- Да, милая, я. Я приехал так рано, как только смог, но мне сказали, что ты ушла почтить память родителей. Я удивился сначала, почему сейчас, почему с утра перед переговорами, а потом догадался, сегодня ведь год прошёл со... Ну, ты понимаешь, со смерти. Бедный, бедный воробушек!
Он протянул руки и сделал шаг по направлению к жрице. Та непроизвольно отшатнулась. Авл заметил это.
- Ты вся дрожишь, воробушек. Выйдем наверх. Если честно, мне самому здесь не по себе.
- Не в этом дело, просто Птерелай, он ведь ищет повода для конфликта. А наши с тобой отношения, это для него как кость для голодной собаки.
Мужчина громко усмехнулся в свою густую чёрную бороду. Керкира никак не могла привыкнуть к этой диковатой особенности кортоссцев. В её царстве бороды носили только разбойники и скоморохи.
- Собака. Этот щенок только и может, что рычать! Нет, делает он это, конечно, с полной самоотдачей, надо отдать ему должное, но своего он так никогда не добьётся.
Керкира взяла себя в руки и приблизилась к Авлу. Она мягко коснулась его плеча и произнесла:
- Авл, милый, ты же понимаешь...
- Да понимаю я, воробушек. Война даже с таким ничтожным противником будем разорять Царство. Я постараюсь не провоцировать на переговорах этого мелкого самовлюблённого щенка.
- А ещё, - Керкира гнула свою линию, - Мы с тобой сейчас должны будем разъехаться до самых переговоров.
С этими словами Керкира прильнула к Авлу и коснулась губами его щеки. Все возникшие было возражения тут же притихли, а сам он порывисто обнял женщину. Этого человека, привыкшего обладать, таким можно было увидеть только с ней.
- Авл Марций, могучий владыка Кортоса. Далековато от дома ты забрался со своим легионом! - худой и невысокий человек с гладкой, словно обмазанной маслом, кожей даже не встал с места, когда вошёл его противник. Владыка в ответ промолчал.
Сама Керкира уже была здесь какое-то время, так что успела обменяться ласковыми речами со своим двоюродным братом, Птерелаем Альтхом, заносчивым юнцом, считающим, что имtнно он должен править Царством вопреки воли его покойного дяди, Гермагора Третьего, отца для Керкиры. Не хватало только Пия. Он представлял интересы нескольких свободных полисов к югу от Царства. Можно было понять, почему он опаздывает.
- Кстати, как там Терций поживает? - Птерелай явно не собирался успокаиваться. Терций Аквилий - формальный царь доброй половины известного мира, в том числе и Кортоса. Формальный, потому что отец Авла отказался признать его главенство, развязав тем самым войну. Положение с переменным успехом складывется не в пользу Марциев.
- Хватит, Птерелай, - одёрнула брата Керкира.
Тот собрался огрызнуться, но в этот момент появился Пий. Низенький округлый старичок выглядел в парадных одеждах даже немного величественно. Несмотря на забинтованную руку. Маленький тиран своего маленького города, заботящийся более всего о звоне монет, он умудрялся всегда выходить сухим из воды.
Керкира встала и спокойным голосом начала:
- Мы собрались здесь ради одной цели - ради мира на этой земле. Законного мира - и ничего больше. И пусть пока нас разделяют убеждения, мы, представители одного начала, цивилизации, уже сделали один большой шаг. Не как дикие варвары мы бросаемся друг на друга с мечами и топорами, а как дети богов сидим за одним столом и вкушаем один хлеб. Так не станем же останавливаться на этом! Недоразумение или злой рок, но кровь наших подданных, моих подданных уже окропила эту землю. И из-за чего? Из-за споров внутри семьи, чья роль, чья обязанность и право - оберегать покой этих самых людей. Мы все повинны перед народом. С этими помыслами и с благословением Богини давайте приступим к обсуждению условий мира.
Керкира выдохнула и осмотрела комнату. Авл, жаждущий задавить восстание грубой силой. Птерелай, который ищет лишь повод для праведного гнева. Пий, прибывший примериться, на чьей стороне выгода. Не легко будет выйти из этой комнаты хоть с каким-то подобием мира.
Птерелай сделал несколько театральных хлопков и сидя начал говорить:
- Отличная проповедь, сестрица. Так много слов о нашей земле и нашем народе. Только вот скажи мне, что на этой встрече делает кортосская собака? Или ты забыла, как его отец проливал кровь, как ты говоришь, наших людей на нашей земле?!
- Да, я помню. И, вспоминая о родителях, я помню, как мой отец всегда принимал Марция как гостя, не вменяя ему в вину поступки Марция-старого. А развязал войну, напомню тебе, наш с тобой дед.
Птерелай натуженно улыбнулся и сделал вид, что удивился:
- Точно! Наш с тобой дед, единственное общее между нами. Старик был с характером, это точно, и кортоссцы спровоцировали его, чтобы найти повод навязать нам войну.
- То же, что ты делаешь сейчас? - спокойным тоном, лишь с малой толикой надменности произнесла Керкира. На секунду ей показалось, что Птерелай вспыхнет, но наживку он не проглотил.
- Мне не нужен повод, сестрица. Не я один вижу, что ты готова продать Кортосу себя и Царство разом как последняя шлюха.
- Хватит! - Авл ударил кулаком по столу и вскочил. - Шавка. Ты лаешь, потому что не можешь укусить. У твоей "армии" не хватит сил выстоять против нас в открытом бою. Можешь бахвалиться сколько тебе влезет.
Теперь на лице Птерелая заиграла искренняя довольная усмешка. Он откинулся на стуле и насмешливым сощуренным взглядом смотрел прямо на противника.
- Вот теперь мы говорим, что думаем, не так ли? Тут не горы, Кортосец и дерёшься ты не с козами. На нашей, - он сделал ударение на этом слове, - земле другие правила.
- Людям всё равно, кому платить налоги, Птерелай. - ответила ему Керкира. - С чего ты взял, что к тебе пойдёт кто-то, кроме разбойников и убийц? Пока это всё, на что твоя армия показала себя способной. Авл.
Последняя реплика предназначалась кортосцу. Он нехотя сел, продолжая буравить врага гневным взглядом.
- Не притворяйся идиоткой, сестрица. Думаешь кто-нибудь пойдёт за царицей, от которой отвернулись боги, после осенней засухи? К тому же, не ты одна можешь обратиться за помощью к соседям, не так ли, Пий?
При упоминании его имени сидевший до этого тише воды царёк невольно вздрогнул. Поняв, что пришло время говорить, он поднялся и, не глядя ни на кого, с осторожностью начал:
- Да, Свободные Полисы очень ценят мир и стабильность в своих границах и среди соседей. А поддерживать всё это стало сложно, учитывая, кхм, вашу ситуацию с престолонаследием и количество беженцев от войны на севере, - Пий осторожно глянул на Авла и быстро добавил, - Я никого не обвиняю, просто констатирую. Так вот. Мы не имеем права принимать какую-либо сторону в этом безусловно внутреннем конфликте, но мы всесторонне заинтересованы в мирном разрешении этой... ситуации...
Последние слова он произнёс всё тише и медленней под влиянием испепеляющего взгляда Птерелая.
- Пий? - с нажимом прошипел юноша.
- Как я уже сказал, мы заинтересованы в мирном разрешении конфликта. Любой из наших граждан или желающих беженцев может принять участие на любой стороне, но официальная позиция Науската останется нейтральной, также как и остальных Городов, хотя они, конечно, могут изменить решение.
- Как изменил его ты, предатель. - прошипел Птерелай, указывая на перевязанную руку Пия. - Что она тебе пообещала? Благосклонность богов, золотые реки или что-нибудь ещё из этой жреческой чепухи?!
С холодным гневом Керкира ответила за Пия:
- Каждый имеет право на совет Богини, если он готов заплатить цену. И каждый имеет право оставить тайным истинное значение сообщения.
- И лишь случайно получается, что Богиня выступает на твоей стороне направо и налево. А ведь она могла бы просто запросить смерти Пия, вот было бы легче.
- Богиня открыто выступает на стороне закона, и ты это знаешь. И почему бы тебе самому не рискнуть ради божественной мудрости? - произнесла она с вызовом.
- Выиметь тебя я ещё успею, - Керкира жестом остановила Авла, порвывавшегося уже вскочить, - И всё-таки, Пий, скажи-ка, по-дружески, что тебя заставило так круто поменять решение?
Тот глубоко вздохнул и сказал:
- Да пропади оно всё пропадом. Я могу вооружить беженцев и переправить их через границу, как ты предлагаешь, Птерелай, а могу выделить им несколько кораблей и отправить их "по воле Богини" за море осваивать неизвестные земли. Я вкладываюсь одинаково и результат примерно один, но, вот только, если что-то пойдёт не так, то в первом случае они вернутся ко мне с моим же оружием, а во втором возвращаться будет уже некому. Я предпочитаю риск потерять несколько кораблей, чем собственную жизнь.
- Собака, - только и ответил Птерелай, отвернувшись от Пия.
На секунду воцарилось молчание. Керкира смотрела на своего брата, пытаясь угадать его мысли, тот же напряжённо что-то обдумывал. Авл терпеливо ждал, пока это скоморошество закончится, а Пий гадал, правильно ли он выбрал.
Наконец, Птерелай сказал:
- Никакого мира не будет, сестрица. Скоро все поймут, что ты задаром отдаёшь Царство Кортосу. И тогда ни одна душа не станет терпеть тебя на троне, - Птерелай звучал серьёзно, даже устало. - Скажи мне, неужели ты не понимаешь, чего ты делаешь? Почему ты так просто готова отдать то, что наша семья сохраняла столетиями?
Керкира не ответила. Она хотела бы сказать, что Птерелай далеко не единственный, кто стал бы оспаривать её права на трон. Мало кто стал бы терпеть в правителях женщину без ребёнка. Тем более Верховную Жрицу, которой престол не мог достаться по определению - к жрицам отправляли младших девочек царской семьи. Семьи, которая так разрослась за века правления, что возможных претендентов на её престол сейчас было больше, чем пальцев на обеих руках. Ей нужна была сила, которая поддержала бы её. Внешняя сила, раз уж внутри Царства все ополчились против законной наследницы. Тем более, Авл Марций сам предложил руку помощи.
- Раз так, то нам здесь не о чем больше разговаривать, - Птерелай поднялся с места и уже на ходу бросил Керкире, - Возможно, когда-нибудь ты поймёшь, кому в руки отдаёшься. И тогда сама будешь умолять меня принять Царство.
Керкире было тяжело. Оставив все дела на Управителя, обещав Авлу уделить ему время вечером, она скрылась от глаз в собственных покоях. Несмотря на балкон, с которого открывался вид на всю прибрежную часть города с белыми выцветшими на солнце крышами и на слепящее море вдалеке, было всё так же жарко. Болела голова. Женщина с какой-то болезненной судорогой вспомнила холодный пол царского склепа. Словно только мёртвым была положена приятная прохлада, живым же полагалось страдание. Если так пойдёт дальше, а так дальше пойдёт, то в этом году река тоже не принесёт достаточно воды, и следующей зимой опять будет не хватать хлеба.
Керкира отвернулась от панорамы и устало дошла до кровати напротив. Опустившись на неё, женщина сдалась и уткнулась лицом в мягкий валик. Она могла бы позвать Талию и остальных служанок, те принесли бы масла и травы, мягкие руки и приятные речи. Но жрица знала, как это работает, и поэтому ей больше не помогало. Она с горечью подумала о времени, когда она была лишь одной из маленьких напуганных послушниц в таинственном храме Богини. Ей, вышедшей из царской семьи, никогда не упускали случая напомнить об этом - перед лицом горних все равны. Тогда действительно можно было разделить одну тяжесть - бессонных ночей, голода, постыдных поручений, длинных гимнов из непонятных слов - разделить на всех разом.
Сейчас же каждый взгляд, что в Храме, что во дворце, кричал о том, какая она отличная ото всех, насколько особенно нужно с ней обходиться. Поэтому она не хотела видеть никого из своих слуг.
Разве что только Защитника. Он единственный был допущен в её покои - воин из далёкой страны, не знавший местных порядков, не имеющий друзей и привязанностей, подчинявшийся лично ей. В такие минуты он один не вызывал у Керкиры отвращения. И сейчас он стоял у дверей изнутри, на вечной страже, пока ему не будет приказано обратного. Подняв голову, царица взглянула на него и тихим голосом позвала:
- Ликий...
Она называла его по имени страны, откуда он родом. Ликия - небольшая горная земля, отделяющая Кортос от Ариарата - царства Терция Аквилия. Бедная, никому не нужная, проклятая земля.
Когда весть о смерти царской семьи достигла столицы, начались волнения. Военные предлагали объявить поход на Ликию, на Кортос, отовсюду повылезали, как насекомые из-под гнилой коряги, многочисленные наследники, а чиновники стали копошиться в попытках подняться повыше в дни всеобщего смятения. Всё стало ещё хуже, когда была зачитана воля покойного царя. Керкира, уже ставшая Верховной Жрицей, должна была занять его место. По традиции отданные в жречество члены царской семьи не претендовали на трон, и ни один царь до этого не решался нарушить это негласное правило.
Керкира была рада получить от Авла Марция приглашение лично перевезти тела погибших на родину. Она воспользовалась этой возможностью сбежать на время от дворцовых дел и собраться с мыслями.
Придворные тоже были рады, но по другой причине - они надеялись, что Керкиру постигнет участь её родителей. Путь в Ликию был опасен, даже под защитой кортосской знати.
В один из дней к их каравану вышел путник. Он просил встречи с будущей Царицей. Она приняла его, но, напуганная, была сурова:
- Говорят, что в Ликии человек либо пасёт овец, либо грабит путников на дорогах. Кем являешься ты?
И получила дерзкий ответ:
- Ещё они говорят, что к первым относятся все местные мужчины, в то время как вторые не столь разборчивы.
Несмотря на всю странность положения, девушка тогда не удержала улыбку.
- И что же ты можешь мне сказать, сын Ликии о смерти моих отца, матери и родного брата?
- Я могу сказать о тех, кто лишил их жизни. Это одна из банд, которые появляются в этих горах на несколько дней, чтобы тут же распасться. Но можно попытаться найти того, кто их собрал. Я видел его - высокий человек в чёрных одеждах, он держал лицо в тени, но он был бородат и смугл кожей. Я приметил, как его одежды держала брошь из серебра, в виде конской головы.
- И всё?
- Да.
Керкира посмотрела на него недоверчивым взглядом:
- И почему ты думаешь, что описал того самого человека?
- Время совпадает и место совпадает. Я могу показать, если нужно. Откуда они пришли и куда шли, когда я их видел.
Керкира не спешила верить, однако её интуиция подсказывала, что с какой-то целью этот человек всё-таки пришёл. Если знаешь, что человек хочет, то знаешь о нём всё.
- Допустим, ты прав, и это были те же самые люди. Что ты хочешь взамен за такие важные сведения? Я могу одарить тебя по-царски, окажись то, что ты говоришь, правдой.
- Я бы хотел, чтобы вы разрешили мне служить вам. Вернуться с вами в Срединное царство.
- Так просто? Почему ты этого хочешь?
- Я... - он задумался на несколько секунд, - Я просто человек, без семьи, не видевший ничего дальше этих гор. Это может быть единственная возможность переплыть море, побывать в другой земле. Разве это недостаточная причина?
Керкира тогда ему не поверила. Откуда у дикого ликийца такие желания? Но последовав за ним, она обнаружила, что всё, что он говорит, не противоречит сказанному кортосцами. Тогда жрица решила, что, если это подосланный Терцием или Авлом человек, она хотя бы знает об этом. Когда пришло время возвращаться, она взяла Ликия с собой.
Поездка принесла ей только боль, горечь и никаких ответов. Авл пригласил её семью отправиться в Кортос, когда те уже собирались возвращаться домой из Ариартая, где гостили.
Почему они приняли приглашение? Хотел ли её отец добиться примирения сторон? Керкира этого не знала. Как не знала она, почему он выбрал более короткий, но опасный маршрут через ликийские горы. Знала только, что возвращается с прахом царской семьи, своей семьи, домой, где уже ходят слухи о возможном восстании против её ещё не начавшегося правления.
Ликий же вскорости стал её личным Защитником. Как за ним не следили девушки царицы, он никак себя не выдавал - не ходил ни на какие встречи, не отправлялся на долгие таинственные прогулки, выполнял все поручения точно и без вопросов. Наконец, Керкира решила, что он либо на самом деле такой сумасшедший, каким притворяется, либо ждёт возможности подобраться к ней поближе. И она дала ему такую возможность. Почему нет? Она могла доверять ему не больше, чем любому из своих подданных. И не меньше. А воином он оказался достаточно способным.
Конечно, Защитник был больше, чем просто стражем. Он приносил клятву на крови и лишь смерть могла освободить от неё. По традиции он должен был быть чем-то вроде брата. Сейчас же он был не больше, чем символ власти, могущественный раб и слуга. Гермагору Третьему служил Защитником лучший из захваченных в плен во время старой войны кортосских генералов. Ликий вряд ли мог похвастаться таким влиянием.
Со временем он стал вызывать у Керкиры какое-то странное доверие. Она знала, что ничего ему не должна, что в любой момент может отказаться от него. Пришлось бы его убить или выгнать за границы государства, но это не так ведь страшно. Эта отстранённость, эта возможность сложить с себя ответственность, привела к тому, что в такие минуты как сейчас Ликий был единственным, с кем она могла общаться за равных.
Когда она позвала, он понял сразу. Погремев бронзовым панцирем, воин освободился от него. Это был условный знак - когда Ликий был в парадной броне, он был молчаливым воином, атрибутом силы царицы, когда же снимал доспех, становился живым человеком. Керкира сама настояла на этом.
Мужчина подошёл к кровати и, оставив меч у изголовья, сел рядом с женщиной. Осторожно коснулся волос.
- Ждёшь, что Пте... - начал он было говорить.
- Не хочу об этом.
- О годовщине?
- Тоже не хочу.
Стояла обманчивая тишина. Жаркий и спокойный весенний день мог бы быть таким прекрасным, если бы не глупое людское беспокойство. И всё-таки Керкире стало полегче. Её тяжесть не могла тянуться вечно, и, когда она отпустила, женщина с облегчением повернулась набок.
Ликий убрал руку. Он замер, словно решая, что делать, а потом рывком встал с постели и подошёл к изящному деревянному столу, золотому и украшенному растительными мотивами. Оттуда он взял доску и собрал рассыпанные фигурки. Это была известная по всему Царству игра - нужно было переправить крестьян через реку в сезон дождей и вернуться назад с урожаем. Кто из игроков сделает это быстрее - выиграет. В неё играли все - от тех самых крестьян, до жрецов, от рабов до чиновников.
Вот и Владычица Срединного Царства играла в неё в те вечера, когда могла себе позволить отвлечь разум от постоянных забот. Ликий, по началу не понимавший правил, вскорости стал её постоянным соперником. Изредка он даже выигрывал, правда, в основном, когда Керкира была занята разговором больше, чем игрой. Впрочем, воин радовался искренне даже таким победам.
Сейчас он перенёс доску с фигурками на большую кровать и молча начал расставлять всё в правильном порядке.
- Отказаться от игры я не могу? - наполовину в шутку спросила женщина.
Ликий в ответ покачал головой и протянул ей палочки для броска, предлагая первый ход.
- Ну ладно, - сказала она и взяла протянутые палочки. Потом она села на кровати, как девочка, подогнув ноги под себя.
Первый бросок был удачный, она заблокировала проход для фигур Ликия и ходила несколько раз подряд. Потом удача ей изменила и соперник перехватил инициативу. Играя сначала через силу, женщина быстро втянулась. Её голову, одновременно пустую и полную тревожных мыслей, надо было чем-то отвлечь - игра отлично подходила для этого.
То один, то другая выбивались вперёд, чтобы потом снова сдать позиции. Победитель никак не мог определиться. Оба начали всё дольше думать над ходами, просчитывая, что может сделать соперник, в зависимости от того, какое число выпадет.
В одну из таких минут задержки, пока Ликий завис над доской, Керкира тихо спросила:
- Каковы шансы, что Марцию действительно удастся остановить Птерелая?
- Сами по себе? Невысокие. В чужой стране с годами не менявшейся тактикой... - мужчина наконец сделал ход, не самый лучший, и взглянул Керкире прямо в лицо, - Ты знаешь, почему Ликия до сих пор свободна?
- Почему?
- Потому что нельзя разбить в битве армию, которой нет. И взять в осаду все горы тоже нельзя. Но это не главное. Главное - нельзя идти строем по узкому ущелью, в которое удобно сбрасывать сверху камни.
Женщина смотрела в серые, как затянутое тучами небо, глаза и пыталась понять, почему в них нет ни тени беспокойства, ни тени страха, но также ни тени жестокости или хитрости. В них было что-то, что она не могла пока понять. Наконец, не выдержав и посмотрев на доску, она спросила:
- Значит, нужно пытаться задобрить Птерелая, пока не поздно?
- У него тоже шансы невысокие. За таким командиром следом пойдут только отчаявшиеся. Благодари богов, что тебе выпал на долю такой слабый противник. Его можно победить без единой битвы - сделать так, чтобы людям было что терять.
Керкира сделала ход, недвусмысленно приближавший её к победе. Ликий отвлёкся, думая, как бы этому противостоять. Сама же она вздохнула:
- Легче сказать, чем сделать. Даже водяной змее понятно, что людям нужен плодородный год, нужно избавиться от чужеземцев в столице, а ещё желательно найти нормального Царя вместо поганой жрицы.
- Не замечал, чтобы у вас было такое плохое отношение к богам и их жрецам.
- Только если они занимают престол. А ты ходи давай.
Ликий, колеблясь, подвинул дальнюю фигуру. Керкира тут же поставила свою на освободившееся место, закрывая таким образом проход половине оставшихся фигур противника на доске. Всё, что ей нужно было сделать - это осторожно вывести свои, не давая Ликию возможности сходить.
- Всё, что тебе нужно сделать - это заставить народ любить тебя чуть больше, чем Птерелая. Вымоли у богов дождь, избавься от Марция, снизь налоги, раздай бесплатно землю, устрой праздник, неважно.
- Легче сказать, чем сделать, - только и ответила Керкира, убирая последнюю фигуру с доски. На сердце было тяжело, но она улыбалась. Ликий стукнул себя от досады кулаком по колену и стал было собирать фигуры. Керкира мягко остановила его руку.
- Реванш?
Прошёл месяц. Каждое утро Керкира вставала до восхода солнца и совершала чин поминовения по погибшей семье. Сначала одна, в склепе, радуясь возможности хотя бы немного побыть наедине со своими горестями. Потом она перенесла свои ежеутренние бдения в Храм Богини. Со временем она приказала всё большему числу жриц и послушниц присоединяться к ней в этом скорбном священном танце. Также Жрица позаботилась, чтобы, хотя нигде об этих бдениях не объявлялось открыто, молва разошлась по всему городу. На её утреннем пути от дворца к Храму стали появляться люди. Потом они стали приходить к самому чину, стояли у ступеней, на площади, молились, молчали, плакали. Люди любили старого Царя, скучали по нему. То, что Керкира отдаёт ему должное, несколько оправдывало её в глазах тех, кому она была не по душе.
По приказу Царицы подобные бдения стали проводиться, и в других городах. Вся страна готовилась наконец проводить душу бывшего правителя спустя год траура.
Днём Керкира боролась с Царским Управителем - для предстоящих дней требовались средства, а запасы и так изрядно подточились за год засухи. Она противостояла идее повышения налогов, на что Управитель пугал её возможным развалом государственного аппарата, если его нечем будет поддерживать. Одно начинание Царица поддержала - сбор с увеселительных заведений и публичных домов, многим из которых давался легальный статус. Эту затею сочли довольно остроумной - этакий неочевидный сбор денег со скучающего легиона Марция.
Изредка женщина вызывала к себе Стратега - глубокого старика, командующего войском ещё со времён нападения Марция-старшего на Царство. Он был готов терпеть молодую Царицу потому, что уважал волю покойного Гермагора, но только терпеть, не больше. Его уважала армия, и Керкира старалась заручиться его поддержкой. Он был невыносим: упрям, брюзглив, всегда говорил, что думает, и любил притворяться глухим - женщине требовалось всё её дипломатическое искусство, чтобы выдерживать его общество. Но сейчас было жизненно важно подготовить почву к набору и обучению новых войск.
О Птерелае доходили противоречивые новости. То ли он набрал себе пятитысячную армию, то ли под его знамёнами не больше трёх сотен человек. То ли половина городов готова сдаться ему без боя, то ли он хочет обойти их и двинуться сразу на столицу. Точно было, что он собирает себе людей на восточной границе и рано или поздно перейдёт к активным действиям.
Как не хотела Керкира избегать Авла Марция, она покорно отдавала ему вечера. С каждым днём приближавшимся к дате годовщины он становился всё более нервным и нетерпеливым. Он хотел дать Царице время, он был доволен её обществом, но из-за моря приходили неутешительные вести, будто Терций Аквилий собирается в ещё один поход против Кортоса уже в этом году.
Наконец, настал день годовщины.
После стольких утренних бдений Керикира по привычке проснулась рано и почувствовала себя неуютно. Поминовение было запланировано на полдень - время, когда день переламывается напополам, когда души уходят из этого мира. Боги слушают людей особенно внимательно.
Женщина поднялась и вышла на балкон. Город тихо спал. Было прохладно, даже немного зябко. На востоке, там, где Птерелай собирал своё войско, чтобы повести его на столицу, начинало слабо светлеть.
- Выглядит величественно, согласна.
Керкира вздрогнула, но не обернулась. Конечно, это была Талия. Она всегда вставала раньше, и умудрялась подкараулить пробуждение Царицы.
- Ты когда-нибудь переучишься подкрадываться?
- Ничего не могу с собой поделать, ты же знаешь.
- Ты специально?
- Да.
Керкира улыбнулась. Талия была умна и подготовлена. Пожалуй, она со временем даже лучше самой Царицы подошла бы на роль Верховной Жрицы. Только ей не повезло с родителями. Впрочем, с тем, кому не повезло, можно было бы поспорить. Родители Талии хотя бы были живы.
- Гляжу на это небо, - помедлив, сказала Керкира, - и у меня такое ощущение, будто сегодня должно случиться что-то важное. Такое покалывание в воздухе.
- Ты всегда слишком серьёзно воспринимала всю эту храмовую мистику. Тут холодно, ты голодна и не спала толком. Пойдём внутрь.
Керкира обняла себя за плечи и покачала головой.
мПогоди. Хочу посмотреть на облака. - сказала она, всматриваясь в далёкую тучу, которая собиралась на горизонте над морем, - Эх, если бы голод и холод были моими единственными проблемами.
Судя по ветру, туча не собиралась двигаться в сторону берега.
- Ты не хочешь, чтобы твоей первой проблемой был голод. Поверь мне. - сказала Талия чуть холодней, чем обычно. А потом - мягче, - Владычица, ты не представляешь, сколько проблем не смогут решиться без тебя этим утром в Храме.
Керкира вздохнула и повернулась к девушке.
- Похоже, придётся приступить к ним, пока не случилось какого-нибудь потопа.
Они вышли с балкона и не увидели, как холодное серое небо стало окрашиваться в тёплые цвета.
Белые колонны Храма сияли в лучах полуденного солнца. Площадь перед громадными ступенями была наполнена народом, стоял шум говора сотен голосов. Казалось, вся столица собралась в одной точке.
Две лошади, вороная и золотая, везли Керкиру в открытой колеснице через это гулкое людское море. Они двигались медленно, в гору, так что женщина могла сполна ощутить кожей человеческую стихию. Все эти лица, глаза, судьбы, зависели от неё. Каждый смотрел на неё, с надеждой, со страхом, со злостью. Это чувство захлёстывало её с головой, отдавалось болью в груди, жаром на коже.
Внешне же Верховная Жрица была совершенно спокойна. Твёрдой рукой она управляла ритуальной повозкой. Они должны были видеть, что такой же рукой она может править самим переходом дня на ночь. Останови она колесницу, солнце замерло бы в небе.
От того, сможет ли она внушить людям это, сможет ли завладеть их сердцами, зависело всё.
А вот и ступени. Керкира вышла из колесницы и, ни на секунду не прекращая движение, начала подниматься. Сорок два тяжёлых шага. Солнце и тысяча взглядов жгли обнажённую спину.
"Что же, ты сама хотела, чтобы сюда пришёл каждый. Наслаждайся теперь", - сказала она себе в тот момент.
Восхождение подошло к концу. Остановившись на площадке перед входом, на границе между тенью храма и лучами солнца, Керкира обернулась и осенила толпу знаком, которым родители благословляли детей, а братья и возлюбленные друг друга. Это пришло само собой, этого жеста не было в традиции. Люди притихли, некоторые склонили головы.
Верховная Жрица вошла под своды храма.
Белые стены поднимались ввысь, будто бы доходя до самых небес. Огромное пространство было заполнено людьми - и тишиной. Послушницы и жрицы стояли безмолвно, словно огромная космическая свобода, открывавшаяся в стенах Храма, давила на них, заставляла притихнуть. Либо они были хорошо научены.
Ощущение, которое Керкира испытывала, напомнило ей о том, как она в первый раз вошла под эти могущественные своды. Что-то несоизмеримо больше её, важнее её открылось напуганной девочке с покрасневшими глазами. Что-то обещало изменить её жизнь, изменить всё, если той хватит смелости и воли пройти по этой дороге.
Она прошла прямо, как и было должно, до места в центре залы. Когда звук её шагов стих, и во всём Храме, а казалось, что и во всём мире, наступила тишина, Царица запела. Её голос, чистый и громкий, нёс слова о скорби и печали, о величии и славе, о посмертном покое и тяготах жизни. Когда песня была спета один раз, её подхватили ближайшие к Керкире жрицы, мелодия стала сильнее, крепче. Всё больше и больше голосов присоединялись к ней.
Многократно усиленная сводами Храма, эта песня-плач сначала вырвалась из него на площадь, а потом покрыла собой весь город. Люди слышали, как с высоты, казалось, преднебесной, из дома богов, доносились горние звуки. Их издавали не рождённые земными матерями, такую величественную скорбь могли испытывать только высшие, непознаваемые.
Чин поминовения продолжился. Двигаясь как единое целое, жрицы начали обход невидимой могилы царя и его семьи. Единство звучания, унисон распался на многоголосие: жрицы звенели бубенцами, шептали, говорили, напевали сакральные слова. Прощание, призыв, восхищение, осуждение за ранний уход переплетались, как нити, образуя одно полотно.
Эта часть могла продолжаться сколько угодно долго, и Керкира не спешила её заканчивать. Не только потому что так было правильно скорбеть по умершему царю. Она сама хотела погрузиться в эту печаль, достичь самых глубин скорби, хотела позволить себе не отпускать своего отца, не прощаться с ним навечно.
И полотно тянулось, не кончалось, становилось крепче, крепче, чем металл и вековое вино. Даже самые стойкие и самые пустые восприняли это. Никто из пришедших не смог удержать слёз.
Завершив очередной круг, Верховная Жрица осознала, что места для скорби внутри неё больше не осталось. Тогда она остановилась и начала третью часть обряда. Конец был создан с целью принести успокоение в сердца провожающих и позволить умершим покинуть чертоги живых беспрепятственно. К счастью, ведущая роль отдавалась хору, так что жрица могла позволить себе немного отдохнуть, следя за текстом вполуха и произнося необходимые фразы без вовлечения.
Лишь в самом последнем песнопении, когда отдавалось последнее прощание, она снова вошла в поток, закончив с той же силой, с которой начинала.
Пришло время самого главного. Керкира вышла из Храма. Она остановилась у самых громадных ступеней, сияющая в белом траурном платье, в обнимавших её лучах света. Перед ней была толпа - притихшая, сконфуженная. Никто не знал, что будет дальше, и как следует себя вести.
Царица видела перед собой народ, совсем другой, чем перед началом обряда. Сейчас она могла сделать с этими людьми всё, что ей было нужно. Это осознание было таким резким, таким пугающим, что Керкира буквально забыла все заготовленные речи.
Но начинать надо было:
- Восславим Богиню, дарующую свет и тепло своим слугам! Да пожалует милосердная отцу нашему, Гермагору Третьему, Царю Срединного царства, хранителю благосостояния народа, его мира и покоя, добрый путь по реке посмертия, тихую пристань и защиту ото всех напастей! Он был отцом своему народу, каждому из вас, больше, чем мне, его родной дочери. Он заботился обо всех, о жрецах и хлебопашцах, о писцах и виноделах, о воинах и глиномесах. Даже рабы в его доме жили богаче и спокойнее его самого.
Керкира прислушалась к тому, как люди реагируют на её слова. После обряда говорить было тяжело, но она знала, что стены Храма помогут ей, разнесут её голос над толпой. Женщина почувствовала молчаливое одобрение - народ любил её отца.
- И вот он погиб, трагически, не так, как подобает царю. Не в битве, он не любил войну. Не в кругу семьи в родной постели. Он погиб в гостях, поддерживая добрые отношения, договариваясь о мире и спокойствии. Он пал не жертвой заговора, рука не палача, а разбойника, простого бродяги забрала его жизнь. Об этом мы плачем сегодня. Об этом мы скорбели целый год, и не одни мы. Сами боги отвернулись от нас за то, что мы не уберегли отца и хранителя, данного нам по Закону.
Сегодня мы исполним наш долг перед богами и вернём их благосклонность! Мы оплакали Царя, как положено по Закону и проводили его дух вниз по реке посмертия, теперь наступило время позаботиться о живых. На каждой площади, в каждом городе Царства сегодня будут закланы жертвенные быки. Каждый сможет отведать божественной пищи, сесть в общий круг на ритуальном пире и вознести моление о благоденствии нашего Царства!
Керкира сделала небольшую паузу и вслушалась в одобрительные выкрики. Пусть её не любят, но все любили её отца. А ещё все любят пиры.
- Когда мы исполним волю Богини, как исполнял её Царь, мы вернём в Срединное Царство благоденствие и процветание. Я бы отдала всё, чтобы снова увидеть Царя на троне. Но я повинуюсь Закону: я заняла это место по воле моего отца.
Однако есть те, кто гневает богов, заставляет Царя лить слёзы в посмертную реку! Те, кто пытается занять престол против права, как нечестивец Птерелай Альтх. Мы должны искоренить это беззаконие, чтобы Царство снова могло жить в мире и благоденствии!
Керкира почувствовала, что до людей начинает доходить направление её речей. Они начинали принимать вещи, с которыми могли не соглашаться, против которых бороться. Её труд начинал приносить плоды. Осталось закрепить успех.
- Я же обещаю, - тут она на секунду замялась, - найти достойного мужа и родить сына. Сына, который будет воспитан в долге и заботе о Царстве, как был воспитан мой отец, Гермагор Третий. Сын, достойный своего деда, займёт его место и продолжит его дело.
Но это будет после. Сегодня же - празднуйте, пируйте, молите и благодарите богов, пусть они даруют Царству благоденствие и покой.
Толпа возликовала. Может быть, не прямо возликовала, но точно отозвалась с одобрением на речь Керкиры. Люди действительно услышали её и готовы были принять её речи.
Кто возликовал, так это сама Царица. Она знала нелюбовь народа к ней, и это принятие казалось ей чудом. Женщина совершила над толпой знак-благословение и медленно двинулась внутрь Храма.
Только там она поняла, насколько устала. Ноги и спина болели, горло саднило. Керкира с приятным предвкушением подумала о травяных отварах и тёплой ванной, ожидавших её вечером во дворце. Но сначала нужно было сделать ещё одно дело...
- Птерелай захватил Хатэш, Авл! Город в огне! Я не могу объявлять о своей помолвке перед народом во время войны, ты же должен это понимать!
Она принимала его во дворце, в отдельном, закрытом помещении, где их не могли услышать. Мягкие ковры на стенах, карта Царства на столе, осколки чаши из-под вина у стены.
- Как захватил? Откуда ты это знаешь?
- Я Царица этой страны или нет? - ответила она сердитой шуткой, а после обратилась к девушке за своей спиной: - Талия.
Девушка вышла вперёд и неожиданно быстро стала показывать на карте:
- Примерно за час до рассвета предатель открыл северные ворота изнутри. Примерно тут скрывался отряд мятежников. Пожар начали в районе порта, чтобы отвлечь гарнизон. В это же время ворвались во дворец, предположительно, убили Управителя и всех чиновников. Основные силы Птерелая будут в городе не позже завтрашнего вечера, они знают, что отбить его не успеем.
Во второй раз слушать этот отчёт было не легче. Керкира прижала руку к груди, а второй опёрлась о стол, борясь с головокружением. Авл, похоже, воспринимал это не легче, от лица отхлынула кровь, губы плотно сжаты.
- Щенок... - только и сказал он.
Царица подошла к военачальнику, взяла его руки в свои.
- Авл... Ты же понимаешь, я прошу тебя, пойми... Я прошу тебя, я обещаю, я стану твоей женой, я дам тебе наследника, но мне нужно быть уверенной, что ему будет где вырасти, что он сможет стать царём.
- Ты обещаешь стать моей женой сразу после того, как я покончу с мятежём Птерелая?