Алые занавеси на окнах, присобранные хитроумным бантом, не то жаром пылающий бутон розы, не то исполинских размеров тропическая бабочка, распустила навстречу ветру трепетные крылья, тотчас готовая унестись в свои густо-зелёные джунгли, приоткрывали любопытствующему взору изыскано расписанные стены, неуловимо плавно перетекающие в потолок. Из нежно-лазурной глубины его многоарочного свода, гордая собой ажурно-филигранная люстра, не скупясь, царственно рассыпала вкруг себя многоцветными прожекторами непредсказуемо вольно блуждающие лучи и лучики. Отражённые и преломлённые в неисчислимых, загадочной формы, кристаллах подвесок, они мягко касались перламутра с золотом на посуде под ними, ненавязчиво подчёркивали контуры изящных извивов резной мебели, благодаря гениальному таланту неизвестного Мастера, казавшейся притягательно живой, невесомо воздушной. Радостно играя, весело скакали по разноцветному наборному паркету, являвшего собой праокеан, рождающий и пестующий в своих затейливых пенных волнах летящие в неведомую даль сюреалистичные остовы одухотворённой мебели. Отовсюду веяло удивительным покоем, умиротворённостью. Неясные звуки, наполняли всё существо ваше райской тишиной, в ней хотелось таять весенней льдинкой под струящимся сверху добрым и ласковым теплом, стать облачком и, прикрыв глаза в истомной неге дотянуться до него мимолетным многообещающим прикосновением....
И хотя все предметы, от мала до велика, стояли на строго отведённых им местах, каждый из них глядел на вас с какой-то игривой хитрецой, будто улыбаясь и подтрунивая над вашей нерешительностью принять в себя увиденное, впечатлится восторженной радостью присутствия в этом мире. И, немного погодя, всего только переступив порог дома, едва мельком обведя рассеянным взглядом обстановку, вы явно начинали ощущать скрытый за этой напускной вуалью покоя первозданно могучий динамизм. Казалось - отвернись, отойди на шажок, ещё миг, и все сорвутся неведомо куда, в бесконечный бег, полёт, плаванье, обретут зычный голос и заявят о своём рождении на всю Вселенную, вскружась биллионами новых, никому доселе неведомых звёзд и Галактик.
Но сейчас, всё это великолепие благодушно позволило себе снизойти до присущих живому слабостей. Ненадолго подчинилось и гармонично вписалось - позвякиванием, подрагиванием, поскрипыванием - в бодро-сонное состояние хозяина скромной, по мерке, вот только недавно, хлопнувшей дверью дамы, трёхэтажной квартирки. Его присутствие, горным эхом сошедшей лавины пробегало по кручам витых лестниц, взмывало под купол потолка, хрустальным звоном рассыпаясь в подвесках люстры.
Прикрытый полупризрачным, звёздно мерцающим балдахином, утопая в лебяжьем пуху перин необъятной постели, во всей этой изысканно-утончённой роскоши, Бякушкин спал. Его грешный послеполуденный сон праведника удавался на славу, во славу и во имя, и на веки веков. Тут, можно было бы, молитвенно сложив ладони, в благоговейном полу вздохе добавить: Аминь! - но мирно спящий был воинствующим, несгибаемо прямым атеистом. Огнём и мечом своих речей, крушащим направо и налево заблудших верующих, всех, - и чем они ему так досадили? когда поспели? - без разбору, конфессий. Оброни кто невзначай, что его атеизм точно такая же вера, он сию минуту поверг бы и себя в небытие, ничуть не колеблясь и не сожалея. Его вера была безгранично прочнее всех, равно и её заблуждения.
По великому счастью для него, а быть может и... - в считалку играть, пока, не будем - таковых, отрезвляюще-одергивающих, не находилось. Слава богу! Ой! Не разбудить бы!
Стеллаж, напротив кроваточки, в полруки даль, странной, чуть не топорной работы, занимал своим небрито-неотесанным костлявым телом добрую половину стены. Нарочито небрежно дерзко бросал откровенный вызов изыскам мастерства, стилю и заведённому порядку миролюбивой обители. Против того, что мог бы отметить любой сторонний взгляд, попади сюда так, ненароком, Вавилонское столпотворение, было образцом системной упорядоченности. Всё доступное пространство глубоченных полок было доверху завалено без разбору книгами, книжульками, клочками и рулонами бумаг. Будто вихрь, кружа в диком танце своём, вот тут секунду назад и растаял, швырнув на память о себе это скопище и еле-еле ветерок, тихо перебирающий листами, будто разыскивая знакомо забытое на них, поисчёрканных вдоль и поперёк торопливо-размашистым почерком, словно в безумно-страстной попытке объять необъятное.
Почерк по-видимому был кровным родичем вихря, схожи своими выкрутасами необычайно!
Что почерк! Забреди сюда, к шершавым полицам, случайно, въедливый прохожий, не поленись и опусти пытливые очи свои долу, на что либо первопопавшееся, разберись в паре-тройке каракулек на любом, из доступных взору, клочёчке снежно-белой целлюлозы, увидал бы объятия охват много шире доступного воображению! Моментально признал бы писаку, в лучшем случае, ненормальным. Ибо Столько - нельзя, не положено человекам, да!
Но, великий игрок Судьба, будучи в летах неопределённых и повидав-изведав немало на своём веку, была дамой весьма благосклонной, к некоторым, и, как могла, оберегала странные рукописи от нескромных, завистливо-уничтожающих взглядов. Случайных прохожих она не терпела, и те, очевидно ощущая её приязнь, не объявлялись, не тревожили грубой настырностью ни строгих правил тётушку, ни её, ничего такого не подозревающего, избранника. Впрочем, к чести его добавить, не будучи лично знаком, с почтенной дамой - надо же! - в ответ на бесчисленные стенания и всяческие незаслуженные упрёки в её адрес окружающих, отзывался о ней исключительно положительно, пресекая дурные отзывы о ней - дама всё-таки! Увидев их рядом, случись такое, со стороны своей можно было б смело утверждать - их симпатии взаимны, более того - нежно и страстно любят друг друга, искренне и безусловно.
Некоторые злопыхатели, со съехавшей вбок, полной сарказма, полуухмылкой, вполне откровенно-удивлённо вопрошали: ну, от него, любезности там всякие про неё, понятно, ясно дело - задабривает, ох и ловок, ой хитёр, а где её-то любовь? Эвон! - любимчик любименький чуть не весь припухло сине-шишкастый, что ель столетняя под Новый год на семи ветрах? Да, уж - любовь!
А вот да! - безо всяких ваших - уж!
Он, тётушке кем, а? Не знаете, не признаёте! Да деточка, малая, еле-еле разумная, едва ножонками слабусенькими, не ползком, перебирать по дорожке, научена.
Дамой будучи весьма серьёзной в вопросах воспитания, она, как всякая истинно заботливая мать - направляет, показывает, наказывает, шубейку, какую-никакую ото стужи лютой, зонтичек от жары немереной да и дождеца,, если капнет, перинку там, соломинку здесь... Так и пестует родимого. И главное Ему - опыт житейский, мудрости засол, с блюдец с окаёмочкой, ложечкой немерною - ешь, на здоровье, пожалуйста! Хлебушком не швыряйся, крохи собирать не побрезгуй. Сам не пачкайся и других грязючкой не марай, не подбирая, сторонись её топей сиреноголосых, с кого-то соскрести - будь добр, и, Земля-то - круглая, хоть и углов острых на ней предостаточно. Обходи, вовсе не обязательно в гору, переться, за которой лужочек зелёной травинкою манит да солнышко греет-размаряет. А темени замес гуще - к рассвету, слово доброе прими и отпусти, как и удачу.... Шалишь? - шали, синяки да ссадинки твои будут, и на ковровой дорожке. Коли не хочется ступать, куда родитель пальчиком понапрасну указывал. Шмякнулся-брякнулся, в полный рост? - поднимем, обнимем, калечь подлечим, на ранки подуем, погладим, приласкаем, похолим, полелеем... Душице ранимой бальзамчику кап-кап, а не ведёрцем до захлёбу, и, руки разняв дальше топать отпустим, по травам-муравам, рекам-окиянам, кручам колючим, тучам молнючим - учись, не ленись, всему, что вдоль дороги-тропочки попадётся, с полшага следующего пригодится!
Полегоньку, тихенько, вбег не торопысенько, с годиком-минуткой, шуткой-прибауткой, по шажку-ползиночке, твердью без грубиночки, слова одобриночки, ласкою объятья, чиненого платья, ..., а мы вот и летать вышелучше птиц горластых умеем!
Отныне можно не смущаясь за прежние шалости своего дитяти, достойно, в глаза ваши горделивые глянуть, - шишечки-то - к пользе, отнюдь не зазря ручейками солёными умывалися! Серебро - вискам, злато - сердцу, железо - рукам, огня - глазам, мудрость - голосу. А нечистым-трубачистам... - помните!
Всем бы таких чувств и плодов от них!
Ну-ка, что там ещё на стеллажике? А там, среди дикого развала, на полочке, скромно примостился крохотный, в масштабах Вселенной, безупречно бездушно-упрямый механизм какой-то. Живя своей, отдельной жизнью, но, подминая под себя остальные, беззвучно рисовал на своём невыразительно-пустом лице определённым образом повторяющиеся знаки, неведомые непосвящённым.
Имевшие причастность к его, и их, знаков, созданию, или как сказал бы Бякушкин: биологически активизированные элементы Хаоса, упорно настаивали на том, что это, таким образом, отображается Время. Правда, чьё, где, - об этом никто, из этих самых элементов, не упоминал и не рассказывал. Ибо понятия и представления не имел - а что, оно, такое - Время, каково лицом из себя? Но всячески пытались убедить - должно отметить, отнюдь не безуспешно! - себя и себе подобных, и мнением с собою несхожих... отковыривали прочь, в утиль, плавку-перековку....
Кого угодно спроси: сколько сейчас на ваших, а? - момент, гляну,... а спроси-ка: Что Это Значит? Глыбоченный вдох, Марианская впадина мельче, прилежное сопение, удивлённо-возмущённо поднятые брови, приоткрывшийся роток и, живенько-живенько...
Ой, какой же, большенький, а недотёпа! Это, вот, значит, гляди-ка сюда, простенько-препростенько, как... И тихонечко-легонечко, неспешнеько-обстоятельно ля-ля-ля, ля-ля-ля... - Панятно?! Н-ну тупенький, ох-хо-хо! И-и, свежий, ароматный вовсю типографской краской, ворох слов на и в маковку, сквозь загогулинки, ухами обозванные. Что такое Время, наконец ясно-понятно?
Яснее ясного - тёмная лошадка!
Вам интересно? - возитесь, копайте! - нибудь что нашли, да?! - процентик вам, с находочки, полагается, в кассу, марш-марш....Бя-а-гом!
Очередина-а! - замечу вам, а христараднико-ов!... - скулами шевелить жерновчиками размалывая, ой как охота! И всё не абы как! - по корочке да маслица, по маслицу - икорочки, до корочки - бутылочку, а на неё - сто звёздочек... Заведено-положено, баста! Заверните, и тэ-че-ка.
Да ладно Время, там, какое-то! - о собственном существовании всё больше мифолегендомыслы типа: - жили-были, не тужили, вдруг нежданно подлетели, прилетев осеменили, человеки и зажили....
Предположения как: - положим, дело было так ....
Подтяжки к..., - ах!
А-ах! не верите?! Нам?!! Учёно-учёным, институто-оснащённым?!!! Вот! Тёпленький ещё, прям с оттуда - Н-НАТЕ вам - Факт, фактик, а чётко отчётно прослеживаемая корреляция с...., и... - зверем диким в глаза бросается, как так раньше не углядели! Мы - во какие, мо-гучие, ни-ни-никакой мистики, всё натурально-доступно-ясно, аки день-деньской! Само собой патэн-тики забили-застолбили - нашенское местечко...
А-а! здорово, ух ты! В учебник-решебник - быгом, мухой! Устроились? Чистенько? Уютненько? Славно, славно.... Тишь да гладь и Бо...
Та-ак, дождались, здрась-те-пожалста! Н-ну змей! Из-за угла, средь бела дня синеглазо-безоблачного, на-аглый, танком ползёт, ложка капель дёгтя в нашу сладкую пресладость! Сщас, ка-ак па-люнет ядовито-гаденько ехидно-улыбчасто голоском тихохоньким...
- Извините, будьте так любезны, а не могли бы вы уточнить, где критерий отбора, базис, так ска-ать, введённого интервала периода измерений? В чём, собственно новизна, утверждаемых вами, с высокой, кафедры положений, раз-ни-ца-два-ни-ца между там и между здесь? Извините, будьте так любезны... Сюси-пуси, ой-ё-ёй...
Эй! Разлюбезный вы наш! Совсем? слепоглухой, что ли? В словах - начертании, звучании, месте применения, субъекте применившего, адресном посыле, контекстном составе....
И только...
Но в начале - СЛОВО, звучание облика которого, странным образом, утрачено, или надёжно спрятано, дабы никто не понавытворил? - такого! о-го-го какого!!! Ведь если оно в НАЧАЛЕ..., с истока и река и моря берега...
Чёрное, белое... приучили, выдрессировали, вбили, втулили, вмяли, втоптали, ..., а как вдруг, не-вдруг, иначе? Бред, бред, бре..., бр..., а если нет?! Всё та же игра слов, не более, не менее, всё так, испокон веков, везде и всюду, иначе не достучишься....
Всюду? А-а! - слыхали.... А бывали? А видали? ... хм!
Ну, уж - хмыкать-хныкать все горазды...
Говор-рение для - того, чтобы поняли, или что бы понять? Понимание слышанного или транскрипция слуха? Выражение себя или себе? Высокая организация или высокая организованность? Высшее образование или образованность? Высота ощущения или ощущение высоты? Видение свободы или свободное видение? ...? Слова? Слова... Ключи к, от, в туда - затёрты, затеряны, спрятаны.... А уж оттуда! Броня надёжна и крепка! Хочется верить.... Покуда ищем - счастливы, но это, всесильно-бессильно, всячески, отвергаем, душа и разум когда договорятся-примирятся?? И ведь не за тридевять земель - рука об руку! Кто, когда и зачем раздвоил?
Кто - узнаём когда.... или ранее?
Когда - говорят: после и не так уж актуально, но зерно, оброненное в прошлом - вкус плода в будущем!
Зачем? - древнейшее, эхом по сию пору: разделяй и ...! К полнейшему удовлетворению себя, ликом неведомого, или повсюду и во всём?
М-да...
Звенья цепи на ладони, стыка, концов не видать, жизни не хватит искать в странных изгибах ладони...
День разгорался, тьма обступила со всех сторон, переливаясь радужными красками, засасывала в свой водоворот, вертела и так и эдак прикоснувшихся к ней неосторожно рано проснувшихся поздних прохожих...
Бякушкин спал. Грешный сон праведника удавался на славу, во славу и во имя.
Удивительно знакомо, где встречалось, где-то ж было? Э-ге-гей! Ты отку-уда? Отзовись!
Бякушкин спал. Всем и всему назло, характер, знаете ли...
Ничто в мире не могло поколебать-встревожить этот мерно-размеренный, механично-методично выверенный годами, глубоко-басовитый храп. Лишь непрестанно сменяющие друг друга гримасы, - мим профи удавился б от зависти! - словно морские волны, следуя лишь им ведомому ритму, с залихватской силой выплёскивали наружу, некие проявления утончённо-потаённой жизни.
К этой, потаённой затаённости, наивеличайшей загадке, потненькими, мелко трясущимися ладошками, от предвкушения чего-то умопомрачительно сладенького, тянулись все, без исключения. Но удачи, вольно-невольно дотянутся осознаием-пониманием, не давалось никому! Руками-ручонками - магнетизёро-гипнотизёрам, да! Ну, работа у них такая, - и... молчок, не сверчок, ротики-воротики на запор, - ух! крепко крепенький! Мало ли что кто-то по нетвёрдости в нижних конечностях, от предварительно - ораторству в помощь, а шо б не першило! - очень даже сильно промоченного горлышка, лишку какого сболтнёт. Ополоснув его ещё чуток, для поправки голоса.
А Бякушкин горлышко-то своё, как тётушка наставляла, берёг! Наидостойнейшим образом копировал бесконечную плеяду своих пра-пра-пращуров вольготно, припеваючи, развалившись на зНАНИИ. Очень-очень своевременно благоприобретенном, во мм-маногалетнейшем корпении над... - тс! тихо, сие тайна за...сами знаете! Фундамент, монолит твердейше-твёрдого, всей его и многих и многих, жизни. Без намёка на рисовку пред кем, чем угодно, чистосердечно-откровенно считал и сам, что не был исключением в бесконечной череде старателей-соискателей, не премий и наград, вовсе даже нет! - Знания. Знания того, о чём все, всё всегда знают, но не догадываются, леность природную откинув прочь от глаз, копнуть малость, или патину благородную протереть, а вдруг ка-ак блеснёт!? И что, тогда, потом, с этим делать прикажете? А если туман да темень кругом? Потому и считал себя, ну, не сирым-убогим, обычным....
Ха-ха три раза! - мало ли кто как считает, здесь вам не бухгалтерия - тут иная цифирь да буковка в почёте значится!
Но фи! на ваши глупостные мыслишки о серой вульгарности и посредственности - на стеллажик оборотись-ка! - вовсе даже наоборот! Ну-ка, ну-ка, посмелее кто, выходи! - черкани-ка автограф потомкам на память! А что б не только имя-фамилия - дух присущ был, польза, не от разбора изящно-заковыристой словесности?! Куда! - таракашко-букашками?! страшно, небось, ответным за содеянное полуприкрытым плагиатом? Эх, господа-товарищи... от вас-то тем и отличен сладко дремлющий. Никого, не приручая, пристёгивая-приковывая, держал за приблизившихся - да хоть на четверть пол шага к нему - твёрдый ответ перед тётушкой, мило его опекавшей - зря к нему никого не слала - и доверял ей, во всём. А то кому ещё как не ей?
Только храп.... Ну, да, воистину богатырский, - звуки, им видетели не ко двору! - а и на Солнце есть конопушки-пятнушки, и плеваться умеет на все стороны протуберанцами всякими, языки казать, то-то!
А Бякушкин являл собою, в определённых, им же тщательнейшим образом очерченных, кругах, несомненное светило - в меру, обратно пропорциональную размерности кружочка, тёплое, и столь ярко почитаемо-обожаемое, что совсем недалече брезжил тёмным призраком полный - другой бывает? - коллапс, несравненно-незаменимой личности, эх-эх. Всё чаще лучики светильника обращались вспять, на себя любимо-драгоценного и а-агромадный солнечный зайчик тихохонько-помаленечку сужался, тепло жарко пылающего костра сворачивалось, вырождаясь до быстро мельтешащих в восходящем потоке искр. Да, их много светло-тепло греющих, пока.
Вай-вай-вай, ка-как некорошо! Бывает, увы...
Итак - Бякушкин спал, факт, ой!
Спать надобно всем, а то, как же! Аксиома-постулат, но где-то, несознательными элементами общества, вовсю упорно насаждаются и кислятиною сумбурной бродят слухи, что не совсем это и так, а может, значит, и несколько иначе...
Неведомо где, блуждая, местами явно незнакомыми, в руслах событий, напичканных-нанизанных друг-на-во-друга выше всякого предела - предъявите, покажите-ка назначенный лимит-то? - ситуациях, столь же явно невозможных, - а почему нет? запреты? - безумных, - и где он знак: тут и только здесь! грань-перевал дури-ума-дури? Болтая, о том, о сём с неведомо кем, на языке - быть может детство подзабыл или впал в...? - вовсе уж никак, нигде не слышанном.... О цветах красок, их безумно-чарующем месиве, полотнах ими расписанных, о звучащих невесть откуда, невесть на каких инструментах исполненных, влекущих, вдохновляющих на подвиги, - Гераклу и не снилось! - мелодиях, и говорить зачем - всем ведомо.... Спать надобно, хотя б ночами, вот!
- Его позвали...
- Всех зовут, кто-то, куда-то, и...
-Да-да-да, но по имени!
- Тоже мне - а-ля резидент во вражеском стане! Всему и вся есть имя, у... Не свались! И что это всё на тебя пальцем тычут?
- Да послушай! - по имени известному лишь ей... ЕЁ голосом!
- И... н-нет! Е-РУН-ДА! - кому-кому, тебе, яснее ясного.... Такого - быть не может, потому что не бывает...
- Далеко-глубоко-высоко, да? Ты это имел ввиду, это?
- Наверное, хотя... нет, теперь не знаю.... Ошарашил, честно! Если бы тебя, Так, меня, а само собой, ничего, и глазом не моргнул бы, но...
- Дошло-добежало? Прочуял? - он-то - не ты да я!
- ... мириадами светотеней тонкий мир мглою тонко окутан, в миг любой только сердцу доступно звёзд мерцанье в шальной глубине...
- ...?
- ... Где-то, там, вдалеке, где-то, там, вдалеке, ты прошепчешь: - "Сезам! ...!" - я услышав открою, вёсен цвет будет в лета руке, лист осенний лишь радость омоет. Где-то, там, вдалеке ты прошепчешь: - "Сезам! ...!" - и неспешно войдёшь в мою душу... Губы рук никому не отдам, я в тебе растворюсь, чтобы слушать... Песни взгляда, молчания речь, шёпот крика и бездну молитвы, отведу туч круженье у плеч, сердца чуткость направлю до бритвы.... Где-то, там, вдалеке ты прошепчешь: - "Сезам! ...!" - Воздух светом наполнится свыше, глубь ладоней подставлю огням и рассвет разолью по ресницам. Тень снежинок тихонько сниму, невесомым теплом согревая, крылья к Солнцу в полёт подниму, с птицей синей навек повенчаю...
- Чей мотивчик?
... Ритуал погребения чувств состоял в зарождении новых, Величайшем, Искусстве Искусств - во хламье отыскать свежесть Слова!
- Ты всё-таки к чему клонишь? не о поэзии речь!
- Правильно, о нём... Ты слышал её, я слышал, и он. Он?! - слышал! А чем? Ушками с макушечки?
Мы - как он кому-то вчера о нас: положение обязывает. А! сам знаешь! Ждал, ждал, и, тем временем до бритвы, у себя, своё.
- Странные-престранные они существа!
- Уж как вытворил! Незачем было по образу и подобию, поздно! Разве, что по новой - ляп, шлёп...
- Да ладно, всегда успеется! Сперва - сполна отведают с нами бремя ноши!
- А кто против? Пускай...
- Угу, в огород, травоядновсеядных, угу... ща-зс!! Размечтались-завертелись-запрыгались карапузики! Крыла им подавай! Нас, видал, как испохабили, малеватели! - перья, крылья, нимб, ну, ладно... Хвост бы ещё, как у..., тьфу! четыре конечности - обглодано-урезанная насекомообразность! Ф-фу! Гадость какая мерзопакостная, всё- всё переврали!
- И шуметь искрами для чего? Одному-другому явился,- и когда, в где? - а памяти, у них...
- Немеряно!... так не хотят её полнить-то, напрягать, братульки-сеструльки, детишки, зачем?! Мы подадим! Ишь, приучили - чуть не так, не туда-куда-хочется, лапоньки вгору да за лучинку-свечечку, челиком об пол бряк-шмяк, губоньками вяк-вяк - выручай! Мы в тебя... Мы тебе... И шуму, шуму! как подтолкнёшь куда-надо кого не надо! О! только сказал, гляди, затолпились, зашушукались, в массовочке-тусовочке! Весело будет, глянь-глянь!
- Ах, мы?! Ах, другого теста замес, заквасочка! А шматик плюх на стол, и по образу да подобию тяп-ляп, кто настоял? Претензии ныне? Подзатыльно-оплеушины кому шлём? Пеплом кто бы пообсыпался, а? Того, помнишь, кому словоформу - ребёнок - отец человека! - изобресть дозволил? Аппетитно кушайте, сами стряпали!
Когда всё серо, в непогоде и пропасть вдоль и на пути,когда не в чести и не в моде- успей!себя в себе найти!
Откуда-то, всё ещё доносились голоса, не то спорящие, не то утверждающие, но становились дальше и дальше.
Сумбурно-сонный туман незаметно и неуклонно рассеивался.
Тут Бякушкин сладко зевнул, потянулся, и проснуться себе позволил.
Глубоко, в безоблачном темно-синем крае, за овальными окнами, тихо о чём-то своём, неведомом, небесно высоком, шептались, перемигиваясь далёкие и близкие звёзды, насылая душе его такую же тихую, невнятную грусть.