Аннотация: Последние истории из жизни Славки Салеева, моего друга... вечная ему память... А всё, что я посвящаю своему сокровенному другу здесь
ТРИ БОЧОНКА КРАСНОГО
- Это раньше "Комсомольская правда" была лапидарно-красной. А нынче пожелтела изрядно.
- И что?
- А то! Вчера купил номер и почувствовал, как далеко мы продвинулись по пути демократических преобразований, создающих иллюзии эйфории политкорректности и плюрализма. Тьфу, выражения-то, какие позорные. Нормальный мужик от этого словесного поноса с ума сойти может. А политики - ничего, живут. И вполне припеваючи.
- Так среди них мужиков-то всего полтора человека с четвертью осталось. Остальные как раз и повывелись...
Раннее утро. Мой рабочий день начнётся... минут через несколько, а Салеев уже час как на смене.
Славка только что разлил утренний кофе, мне в кружку, себе - в стильную чашечку из саксонского фарфора с обломанной жизненными обстоятельствами ручкой, мне с кусочком сахара, себе - абсолютно горький. Мы сидели в уютном офисе, раньше - кабинете (он же - наполовину мастерская), и рабочий день раскручивал свой маховик над нашими приходящими в норму после глубокого зимнего сна головами.
Был декабрь.
Был декабрь? Хм, нет. Скорее всего, декабрь не был, он стоял, как обычно стоят морозы в северных широтах: на упругих ногах густого непроницаемого тумана, который не в силах порезать на куски даже галогенные фонари в самое светлое время суток.
Салеев пригубил немного колумбийского кофе редкого сорта робуста и начал развивать свою мысль:
- Сейчас в центральных газетах можно такое прочитать, чего во времена нашей молодости лишь социально неадаптированные или совершенно свободные от общественных заблуждений люди себе могли позволить. И то - большей частью не на бумаге, а в заборно-наскальном творчестве.
Помню, у одного из моих старших братьев был дружок из таких, из свободных. Странный парень. Что-то среднее между стилягой, хиппи и любителем слабых наркотиков и крепких спиртных напитков. И звали его...
НЕРУ ИЗ ВОЛЖСКИХ ПРЕДМЕСТИЙ
Своё прозвище "Неру" Равиль получил по имени знаменитого борца за независимость Индии Джавахарлала Неру, исповедующего ненасильственный приход к власти. Класса до восьмого парень учился с моим брательником в одной школьной параллели... Потом ушёл куда-то в ПТУ, но поговаривали, что Неру там долго не задержался - выгнали его за пропуски занятий.
С той поры Равиль предпочитал работать время от времени, подённо, разгружая машины вместе с мужиками на какой-то оптовой базе. Неру трудился лишь тогда, когда кончались деньги на самое необходимое. А требовалось ему не так и много: ел он чуть побольше воробья, что твой китаец в неурожайный год - "горсточка риса в горячей руке, цитатники Мао шелестят", портвешок пил дешёвый, а "травку" курил только ту, что доставалась ему в качестве комиссионных за распространение небольших партий, в основном - среди учащихся ПТУ. Там клиентура самая надёжная, самая постоянная. Обычно при деньгах. Хоть и невелика стипендия, а всё уже - свои личные деньги, не мамины-папины, отчёта не требуют, как правило.
Одевался Неру эпатажно, особенно для нашего провинциального городка. Узкие брюки-дудочки канареечного цвета в крупную зелёную клетку, из-под которых всегда видны красные носки, заношенные до состояния перкали - они светились насквозь так, что можно было различить буйную растительность на лодыжках Равиля. Вероятно, другой подобной пары носков у Неру больше не было, и оттого они застирывались буквально до дыр.
Летом Неру ходил в ковбойке и жилетке с вытертой шёлковой грудью, явно с чужого плеча, а зимой - в обычной телогрейке.
Иногда брат затаскивал меня в гости к стиляге Равилю. Тот жил вдвоём с матерью, которой всякий раз не оказывалось дома, когда к сыну кто-то приходил. И у Неру была своя, совершенно отдельная комната - большая редкость в то время. Там-то впервые я и узнал, что такое "джаз на костях" и проникся божественными звуками музыки Чака Берри, трубы Армстронга, голоса Эллы Фицжеральд.
А уж, какое было наслаждение копаться в старинных фолиантах с иллюстрациями, защищёнными бумагой, похожей на папиросную, не передать, слов нет. Книги эти беспорядочно валялись у Неру по всей комнате, пизанясь кособокими стопками там и сям. Богатство это досталось ему от отца, который уехал в столицу на заработки, там и сгинул. Впрочем, Неру данное обстоятельство не очень угнетало. Он был фигурой самостоятельной, примером для подражания не только несоюзной молодёжи, но и самых активных комсомольцев. Последние, правда, привыкли скрывать свои истинные чувства. Такое было время, не мне тебе объяснять.
Мы, пацаны младшего школьного возраста, очень любили, когда Неру заглядывал в наши края на окраине Димитровграда, сам-то он жил где-то в центре. В такие дни старшие парни, уже подростки, разрешали нам покрутиться рядом с собой. Таково было обычное требованье Неру к "свободным народам доброй воли". Особенно было здорово, когда летом огромной компанией отправлялись, как сейчас говорят, на пикник.
Уходили на пустынный берег Черемшана, купались, ловили рыбу и раков. А вечером пекли картошку на углях, старшие пили "портюшу", курили "травку", а мелким пацанам - ни-ни, исключительно чай или какао с коржиками. Только, разве что, дадут нам пару раз дёрнуть обычную беломорину - вот и весь неформат. Ты спрашиваешь, откуда такое роскошество - какао с выпечкой? Объясню. Если Неру недавно получал расчёт за погрузочно-разгрузочные работы, то обязательно всех угощал. Пацанов младшего возраста - в первую очередь.
И так мы могли сидеть на берегу почти до полуночи, покуда не приходили родители и не разгоняли восхитительный "джем-сейшн" при помощи ненормативной лексики и нормативного ремня из кожзаменителя, такой легко можно было купить в любом галантерейном магазине, и никакая "Педагогическая поэма" близко не стояла!
Но пока нас не начинали загонять по домам, можно было полежать, глядя на звёзды и вести непринуждённый разговор о девчонках и о том, что скоро, буквально вот-вот, в город приедет специальная комиссия, чтобы набрать здоровых и умных пацанов в космонавты.
Но самое интересное начиналось в тот момент, когда Неру брал гитару и как бы нехотя принимался исполнять композиции собственного сочинения. Песни те казались мне очень необычными, даже - шедевральными. Некоторые фрагменты помню до сих пор. Самая знаменитая из песен была ярко выраженным образчиком советского плакатного искусства. Миролюбивое прозвище Неру никак не соответствовало воинственному настрою этого протяжного воя под гитару, но никто из больших отроков с уже полученным неполным средним, кто мог бы уличить Равиля в несоответствии имиджу лидера индусского народа, делать это не спешил.
Да, кстати, вот послушай. Куплет этот мне казался тогда, во времена моего детства, чем-то невообразимым, смелым, вдохновенным, предвестником новой, невероятной, сказочной... взрослой жизни. Чем-то никак не меньшим, чем полёт Гагарина. Оцени сам.
Ракета меж-континентальная,
лети в Америку, лети.
Многоступенчатая, дальняя.
Ракета, мать её етти!
И другая песня из репертуара Неру меня поразила. В ней был некий девиз той свободе поведения, которой не было практически нигде, если в этом месте оказывались взрослые. Там, в мире на свою беду выросших детей, вечные собрания, митинги, демонстрации. А здесь... вольный дух, товарищество, настоящее счастье. И Неру, хоть и не пацан уже, но не стал скучным, не превратился в вечно недовольного жизнью запойного пролетария. Взрослый, но совершенно не вписывающийся в рамки уложений, которые в школе завуч обухом в наши тупые головы вколачивал с марксистской прямотой и ленинским прищуром в глазах.
А ведь текст-то такой, в сущности, дурацкий и ёрнический.
Два дня мы похмелялись,
на третий день нажрались,
а на четвёртый - просто волком вой...
Интересно, когда-то эти слова казались мне картинкой из какой-то незнакомой и прекрасной жизни, которая ждёт меня в будущем. Когда я уеду из родного города навсегда. Что ж, позднее случалось мне переживать нечто подобное, и даже не раз случалось, как ты понимаешь. Но никогда я не мог достичь того состояния лёгкой возвышенности, в которое впадал нетрезвый Неру, исполняющий свои пассажи на расстроенной гитаре.
Позднее, когда мне было лет, кажется, тринадцать, Неру куда-то пропал. Болтали, что его задержал пограничный наряд при попытке перехода "рубежей нашей великой Родины", а потом Равиля осудили на длительный срок. Но подтвердить или опровергнуть это известие никто не мог. Вот так ушёл из моей жизни стиляга Равиль по прозвищу Неру. Ушёл, но многое оставил в душе впечатлительного парнишки.
* * *
И тут наше размеренное провинциальное питиё кофе нарушил Kin-Soft. Приход этот оказался очень кстати, поскольку его, Kin-Soft-а участие в обсуждении меню предновогоднего дружеского фуршета было просто необходимым.
- Ты что будешь пить за праздничным столом? - не замедлил я взять быка за рога.
- Вино. Желательно - красное. Желательно - не испанское.
- Отчего такая нелюбовь к нашим иберийским плантациям винограда? Ты же летом как раз там отдыхал десять дней. Барселона, Коста Дорадо, верно?
- Верно. Оттого и не хочу испанского вина.
- Птичья болезнь?
- Перепил? Нет, не в этом дело. Просто не понравилось и всё.
- А точно? Правду говоришь? Не переусердствовал, часом?
- Нет, просто в путёвку входило посещение винных погребов. Когда отправились на дегустацию я специально только по чуть-чуть пробовал, чтоб не опьянеть потом на жаре. Так вот, пропустил всего три бочки...
- Чтоб не опьянеть? А так бы и пять пропустил? - это уже Славка включился в разговор. - А бочки большие? Литров по триста! Да ты гигант, Илья!
- Нет, я из всех бочек пил, а три пропустил.
- Понятное дело - чтоб не опьянеть. Вот я, чтоб не опьянеть пропустил бы не больше литра.
Чуть позже, когда наш дорогой Kin-Soft осознал всю суть и значение происходящего, проще говоря - проникся марианской глубиной наших со Славкой ироничных впадин и трещинок, настойчиво рекламируемых Эфирой Рамадановной (так Славка называл рокершу Земфиру), мы дружно приступили к совместному изучению новогоднего меню из разного рода разносолов, прилагающихся к карте вин.
Kin-Soft очень быстро устал от рассуждений, связанных с удовлетворением желудочных потребностей. Такое с ним происходит всегда. Что поделаешь, молод ещё, не постигнул несмелой робкой красоты и тонкостей чревоугодия. Думаю, придёт и его время, начнёт понимать разницу между русскими пельменями, украинскими варениками, киргизскими мантами, итальянскими равиоли, узбекскими чучвара, грузинскими хинкали, китайскими позами и вонтонами.
А пока Kin-Soft сказав нам лишь одну фразу, самоустранился. Фраза была следующей:
- Вот завтра придёт Виталий, с ним и порешаете, каким быть новогоднему столу.
- Завтра - уже поздно. Список должен быть утверждён и одобрен немедленно. Впрочем, мы не станем ждать милостей от твоей доброй воли и немедленно вызовем Беляева пред наши светлые очи. Крибле-крабле-... - Славка хитро улыбнулся и продолжил произносить заклинание уже в другой тональности и ином сказочном флёре. - Ахалай-махалай... сирдык-кирдык... тири-бири-вась-вась, киш-миш, кала-бала-хари!
- Не получится, - сказал Kin-Soft , - ничего не получится. На улице морозно, а вы хотите, чтобы Виталика с утра пораньше понесло на работу в выходной день? Не выйдет ваш фокус, дядечка Салеев. Это всё равно, что хлопнуть в ладоши одной рукой.
- И что - вызывает затруднение?
- А то нет! Вот как ты это сделаешь?
- Хочешь, покажу?
Славка весело хлопнул себя по бедру ладошкой, звонко, с оттяжечкой хлопнул, а потом ворчливым тоном произнёс:
- Да, ты, мил друг, всего только полтора года, как в новой должности (Илья нынче ведущий инженер-электроник и одновременно - системный администратор), а уже разучился... мыслить в нужную сторону.
- В нужном направлении, - поправил Салеева Kin-Soft.
- Ты тут векторами не сильно атмосферу возмущай. Лучше смотри, что из моего шаманства вышло.
И тут дверь распахнулась. На пороге стоял румяный с мороза Виталий, стыдливо скрывая подмороженный нос в дебрях капюшона своей "аляски" цвета "морозная осень" (в отличие от моей, исполненной в цветовой гамме "тундра неогороженная"). Он пришёл, как и обещал ранее во время телефонного разговора. Kin-Soft об утреннем звонке знать, разумеется, не мог, и потому ему пришлось смириться с тем, что Славик прекрасно умеет шаманить.
Переговоры на высшем уровне продолжились в расширенном варианте. Правда, до "большой семёрки" (а именно в таком составе намечалось провести фуршетные мероприятия, посвящённые Новому году) было ещё далеко, но пятидесятипроцентный барьер явки был преодолён, стало быть - никто теперь не рискнёт обвинять нас в кворумном беспределе и подтасовке результатов голосования, на котором всё и решилось. Что решилось? Всё, что касается банкетного стола в обеих его ипостасях - алкогольно-поэтической и закусочно-залихватской.
А вы как себе думали - в нашем коллективе умеют творчески разрешить вопросы самого ординарного застолья, а не только что - подводящего итог уходящему году.
- Я что-то тоже склоняюсь к тому, что буду пить вино, а не водку, - неожиданно для самого себя произнёс автор этих строк.
- Как говорит нам Коран, насильно пьян не будешь! - в словах Салеева слышалась многовековая мусульманская и межконфессиональная грусть. Но он принял этот удар, как и подобает настоящему мужчине - прикинул в уме, какая может приключиться польза от такого неординарного решения.
Срочным образом была произведён перерасчёт содержания алкоголя (в градусном эквиваленте) на единицу денежных инвестиций. Получилось изящно и вполне демократично. Вновь избранный американский вождь Барак Обама не замедлил бы погордиться нашей компанией, если бы был не только с ней знаком, но и воспитан в духе своей приёмной кенийской бабушки Сары Огвел Онянго, а не Золотого Иллинойского Тельца.
По магазинам мотались недолго. В связи прямой банкетной необходимостью Виталий выкатил из гаража на собачий холод своего Серого, но механического Волка, удачно маскирующегося под автомобиль ВАЗ-2109, и мы отправились за добычей.
А потом всё, что было назначено для съедения, оказалось в нашем уютном гнёздышке, которое начальство по старинное привычке привыкло называть мастерской ЦКС/радиобюро.
А там уже ждал Салеев.
Морская служба наложила на Славку отпечаток бухты Нагаева. Он никак не мог научиться разговаривать языком своих предков. Салеев до сих пор вместо термина "пол" употребляет слово "палуба". И оттого постоянно чувствуешь, что вот-вот начнёт штормить.
- Так ведь всё по списку. Скоропортящееся накануне докупим.
- И что-то там ещё у вас? Вне списка? Ага, вот это.
- Читаю: "Здоровый обед - вкусный дед"!
- Русским языком питаться будем, получается. С дедушкиной подачи, хех.
ЯЗЫКА БРАТЬ БУДЕМ?
- А я, вообще говоря, язык в желе не люблю, - взял слово Виталий. - С детства. Тогда мы в Мичуринске жили. Традиционно по субботам с батей в баню ходили. А у отца традиция была: с соседями после парной и помывки сразу в кулинарию шли. Сами понимаете, пивка выпить, а то - и чего покрепче. Я тоже хвостом увязывался, и мне перепадало какой-нибудь вкусности.
В одну из банных суббот завернули к заветному порогу. Меня отец и спросил, мол, чего мне купить. Я сказал, что хочу язык, имея в виду, конечно же, слоёное кондитерское изделие, а батин друг, который стоял в начале очереди, купил мне заливной говяжий язык. Как я плакал тогда, словами не передать. Почувствовал себя обманутым и преданным. Вот с той поры, я и не люблю заливной язык.
* * *
- Подумаешь, язык. Я раньше и сала не ел, хотя фамилия располагает. И не оттого, что татарин. Просто не попадалось хорошего образца.
- И когда сподобился в первый раз?
- Не поверишь. После драки. Стенкой на стенку ходили. Зимой дело было. Кто-то нас сдал, понаехало "мусорни"... Помню, тащились по сугробам, будто бы разведчики, которые от погони уходят. Кругом менты...
- А, знаешь, отчего ментов ментами называют?
- Ну, милиция там... обмен денег на свободу...
- Ни черта! Когда патруль к тебе подходит, то, что говорит?
- Патруль ничего не говорит. Молчит по большей части. Говорит только весёлый сержант с озорными глазами.
- И что он говорит? Ну-у-у?
- Предъявите ваши документы...
- Не-а, не предъявите ваши документы, а так - предъявите ваши докуМЕНТЫ!
- Теперь понятно! Не в бровь, а в glass!
Помолчали, потом Салеев улыбнулся еле заметно и сообщил:
- У меня однажды уже в зрелом возрасте дело до членовредительских разборок дошло. Милицию, правда, не привлекали. Бог миловал. И всё из-за девушки.
Не говорите-ка, брат Гульбарий, ни один порядочный мужик ещё не избежал любовных приключений, иногда переходящих в мордобитие. Ничего в том хорошего нет, уверяю вас, хотя и романтично. Что, кавалер Иванов, не доводилось получать по лицу из-за барышни? Я с тебя поражаюсь, мой махонький дружок. И какой ты после этого, так сказать, инженер человеческих душ, понимаешь? Ну-у-у... да, Бог тебе судия!
Слава задумался на мгновения, будто восстанавливая в памяти те неприятные мгновения, которые случились с ним из-за женщины.
РАЗУМ СИЛУ ЛОМИТ
- Учился я в этот период не то на втором, не то на третьем курсе в Ульяновском политехе. Да-да, заочно учился. Но сессии у нас тогда, в советские времена, тянулись, как резинка от старого эспандера - будь здоров: месяц, а то и полтора. Приезжаешь из своей глубинки, тебе две-три недели в жутком темпе начитывают материал вмантуливать, который тем, кто на дневном отделении обучается, целый семестр дают; лабораторные с той же интенсивностью. Какие уж тут терапевтические дозы. Беспредел полный.
Сдаёшь потом эти Лабы, зачёты, курсовики навалом, в суматохе, вперемешку. Не сдаёшь, собственно, а спихиваешь. Голова к концу дня порой ничего не соображает. Бывало, что некоторые путали, по какому предмету зачёт получен, по какому ещё нет - повторно приходили. Мало весёлого-то. Время только зря теряешь, а его можно было на что-то другое потратить.
Но приходит такой момент, когда всё, отстрелялся почти. Зачётка с правой стороны разворота ломится от записей, значит, пора к экзаменам голову готовить. Если ко всему относится серьёзно, с ума можно сдвинуться от этого насыщенного процесса.
А ведь мы же ещё умудрялись и гульнуть хорошенечко. Вот, помню, тогда после занятий длительных, вечерком уже довольно поздним, если быть точнее, отправились мы в ресторан. На людей посмотреть, свой норов показать. И девчонок с дневного отделения с собой пригласили, чтобы спокойней себя чувствовать. А то, сами понимаете, подвыпившему мужчине непременно захочется пригласить даму на тур вальса. А если дама с кавалером, не одна, как былиночка? А если кавалер тот, нервный боксёр с "корочками" мастера спорта самого, что ни на есть, международного класса? Ага, вот-вот... тут и до мордобоя недалеко.
Так что по старинной народной традиции мы и прибыли с дружком институтским "в тулу" со своим, что называется, самоваром. Сидим, музыку живую слушаем, выпиваем, закусываем, танцуем. Девчонки рады. Не часто им удаётся в увеселительное заведение выбраться - у студентов-очников не настолько велик доход, чтобы так вот запросто по злачным местам шляться. Другое дело - заочник, человек самостоятельный, по большей части - обеспеченный, не жадный.
И тут, что называется, в разгар веселья, начинает к моей даме один хлыщ приставать. И так к ней подъедет и этак. Разрешите, де, с вами тур вальса станцевать и угостить шампанским. Расфуфыренный мужик, что твой индюк, только вместо бороды жабо из какой-то бледно-лиловой ткани под самыми брилами болтается. Зрелище не для слабонервных, должен заметить. Тогда же о добрых голландских педерастах нам ничего неизвестно было, вот и злились при виде подобных господ, не понимая, от чего конкретно.
Девица моя ни жива, ни мертва: чувствую, отказать впрямую почему-то не может, но и соглашаться не спешит. Бледная вся, а саму колотит, будто в лихорадке. Понял, нельзя Катерину (так эту девушку звали, если ничего не путаю) в лапы гоголя расфранчённого отдавать. Оттёр его от столика и говорю:
- Извините, дама не танцует. Она вам русским языком объяснила, неужели непонятно?
- А вас не спрашивают, молодой человек! Это моя невеста, а вы её по ресторанам водите... И не стыдно?
- Вот тебе раз. О женихе мне ничего сказано не было. И какая ж она невеста, если с вами даже танцевать не хочет.
- Посмейте мне здесь ещё указывать! Быстро укорот дам! Хам!
Настроение у меня всё равно благодушное, невзирая на приключившуюся неприятность, потому замечаю:
- Не стоит ругаться. Вы бы отношение со своей невестой выяснили для начала. Мне никакой охоты нет - в ваши разбирательства влезать.
Мужичок ничего мне не ответил, а только схватил Катю за руку, крайне грубо схватил и принялся на неё кричать совершенно жутким образом. Та в слёзы. А франту только этого и нужно, будто подпитывается он чужим негативом. Чисто вампир энергетический.
Взял он потом девчонку за плечи и, ну, трясти, как грушу в период сбора урожая. А сам лыбится, чисто фарфоровый Будда, какой у моего отца на книжной полке стоял. Я не рассказывал разве? Ну, да - с отбитым носом. Только фарфоровую копию по неосторожности, а этого франта...
Тут я не выдержал. Не моё, конечно, дело, но, если не умеешь с девушками обращаться, то лучше при мне руки не распускать. Зарядил я господину под глаз легонько. Тот завизжал, Катю выпустил и в сторону отскочил с криком:
- Ты мне заплатишь, скотина! Убью, по стенке размажу! Будешь кровью дристать до старости.
На последнюю реплику я отреагировал адекватно, настолько адекватно, что у мужика на лице случилась полная симметричность осветительной атрибутики. Появился метрдотель с вышибалой подмышкой и заблажил, что не нужны ему здесь драки, что, мол, прямо сейчас вызовет он милицейский наряд, и ещё что-то говорил о каких-то моральных издержках. Оказались они не так уж и велики - хватило трёх рублей, чтобы погасить начавшийся было пожар.
Господин в жабо, тем временем, исчез из поля зрения. Катя же всё не могла успокоиться. А когда в себя пришла, то сказала:
- Ой, Славочка, это же преподаватель по сопромату. Он и у заочников экзамены принимает... Что ж ты наделал!
- Позвольте, сударыня, это я наделал? А кто надумал свои личные проблемы за счёт других решать? Тоже я?
- Ты всё не так понял. Николай Сергеевич давно за мной ухаживал. Я всё отказать не могла, а потом решилась. И тут его словно подменили. Стал он меня всюду преследовать и разные гадости говорить, мол, если замуж за него не выйду, со свету сживёт, ославит перед сокурсниками. Я даже из общаги вечером выходить боялась, если не в компании.
Прошёл месяц, Николай Сергеевич, вроде бы, перестал за мной волочиться в своей агрессивной манере. Я и успокоилась. А тут такое... Не удивлюсь, если узнаю, что он за мной следил.
- Ничего себе, Катюша, как ты рассудила. Всё тебе хиханьки, а мне ещё экзамен сдавать. Хотя, конечно, вероятность к этому змею Коленьке попасть - один к четырём. Буду надеяться на лучшее.
Не успели мы успокоиться, как в поле моего зрения вновь обозначился Николай В Жабо Сергеевич. Он расположился через столик от нас с каким-то огромным мужиком, больше напоминавшим аккуратно постриженный кипарис с мордой орангутанга в середине кроны, чем на обычного человека.
Преподаватель сопромата, обнаружив, что вся наша компания его заметила, начал гадливо подмигивать, показывая большим пальцем на своего соседа. Я немедленно догадался, что "оружие возмездия рейха" уже приведено в полную боевую готовность. Требовалось просчитать, как же действовать дальше, чтобы следующим утром прийти на занятия своими ногами.
Понятно, что драку затевать в зале моим оппонентам будет не с руки: реноме преподавателя - прежде всего. К тому же, сражение в пределах "внутренней Монголии" обязательно будет сопровождаться изрядными финансовыми издержками. А вот на выходе из ресторана, там, где начинаются нейтральные степи "Монголии внешней", - другое дело. Там, вероятно, меня и будет ожидать премилая горилла с повадками каннибала - ишь, как шашлык по-карски мурцует - только звон шампуров о металлический прикус гиганта по всему залу распространяется со зловещим текстом: "Я те дам, засранец! Я те дам!".
И ведь даст. А как же быть-то? Такое тут меня зло взяло, что я просто взвился с места и к столу с оппонентами направился. Да знал я уже, что делать стану. Конечно, знал. Я же с головой-то дружу, как вы понимаете.
Короче говоря, перепоручив Катю заботам своего напарника, двинулся я к столу, где сидел Жабо Сергеевич и Орангутанг Гориллович. У преподавателя даже глаза на лоб полезли от неожиданности. Не мог он понять, отчего мне вдруг в голову втемяшилось развязку ускорить.
Подошёл я поближе и сказал как можно развязней:
- Ну, и что вы, пацаны мои славные, хотите? Помахать кулаками? Давно, видать, в чужих руках не обсирались? Келеш-мелеш, трёшь-мнёшь, сейчас я вам предоставлю такую возможность.
- Че-го? - привстал Кипарис Каннибалович. - Это что здесь за клоп варнякает? Да я... тебя... С говном покойной Жучки смешаю! Слышь ты, урод?
- От Спинозы спинного мозга слышу!
- Коля, я сейчас этому... этому... прыщу грызло-то расплющу!
- Стой, Витёк! Не видишь, он тебя провоцирует? Дождёмся, когда на улицу выйдет, там делай, что хочешь.
Я не стал дальше дразнить Орангутанга Кипарисовича, а просто предложил:
- Смелый, говоришь? Тогда пошли сразу на воздух, там и разберёмся, чьи трусы сильней полиняли?
- Че-го?
- Выйдем, говорю, шкаф безмозглый!
- Ну, я тебе сейчас сделаю козью морду!
И мы направились к выходу. Я двигался быстрым шагом, поскольку свист и сопение господина Кипариса Квазимодовича подгоняло меня в спину.
И вот мы на крыльце ресторана. Маленький я, а напротив преподаватель в жабо и его дрессированный Годзилла Каннибалович, который жаждет немедленной сатисфакции за то, что ему пришлось познакомиться с игрой моего интеллекта, выраженного в словах и словосочетаниях.
Монстр орал, будто я украл у него туалетную бумагу в самый ответственный момент, ничего не предоставив взамен - ни газеты, ни лопушка, ни фанерки, ни даже трамвайного билета:
- Держись, гадёныш, сейчас я сделаю из тебя котлету по-киевски с дроблёнными косточками!
- А ты быстро бегаешь?
- Че-го?
- Тогда догоняй!
Свои последние слова я сопроводил стартовой позицией и отчалил на непредсказуемую дистанцию в темпе первого юношеского разряда. Мои добрые друзья - гражданин, увенчанный облаком жабо, и стриженный под "полуДУбокс" кипарис с кулаками - опешили. Они просто не ожидали от меня настолько вопиющей наглости. Да и бегать, видно, с детства были не обучены. Так что вскоре оказался я в полной безопасности и спокойно вернулся в общежитие, куда через несколько минут после меня прибыл на такси мой напарник с девчонками. Вечер мог бы оказаться испорченным, но по дороге ребята посетили привокзальный буфет и прихватили оттуда две бутылки шампанского, а ещё каких-то дефицитных конфет с просроченным сроком реализации. Праздник продолжался ещё достаточно долго... О его подробностях умолчу, чтобы не поколебать нравственных позиций инженера человеческих душ. Пусть засыпает спокойно и спит без кошмаров.
Но на этом, как вы понимаете, дело не закончилось. Иначе стал бы я распинаться битый час перед вами. Верно-верно, экзамен по сопромату принимал у нашей группы тот самый незабвенный Николай Сергеевич. Только теперь он выглядел более торжественно в своём костюме советского клерка средней руки. Особенно знаково выглядели тёмные очки с возможной диоптрической составляющей, прекрасно скрывающие следы вчерашних похождений. Словно и не было их вовсе, и перед студентами сейчас сидит не любитель закатывать истерики в публичных заведениях, а сама социалистическая благонамеренность.
Было совершенно отчётливо понятно, что "ледового побоища" не избежать. И ещё не факт, что псу-рыцарю из ордена заочников удастся удержаться на поверхности. Топить будут! И топить самыми извращёнными способами.
Так, собственно, и вышло. Николай Сергеевич с трудом скрывал своё торжество, когда я скромно к нему подсел со своими записями. Процедура "месть хана Гирея своему проштрафившемуся евнуху" продолжалась минут тридцать. За это время экзаменатор успел насладиться вендеттой а'ля сопромат в полной мере.
Я узнал, что таких лоботрясов и невежд, как я, ещё не видел свет. Что система заочного обучения должна немедленно избавляться от подобных "субчиков, дискредитирующих светлый лик лучшей в мире советской высшей школы". Что нельзя давать дипломы кому попало только лишь потому, что у меня хватает наглости прийти на экзамен неподготовленным. Логики в последнем заявлении практически не обнаруживалось, но Николаю Сергеевичу было совершенно на этот факт наплевать. Гнобил он бедного студента-заочника со знанием дела. И будь на моём месте кто-то со слабыми нервами, неизвестно, чем бы всё закончилось.
Сессия моя затянулась. Всё сдано, кроме сопромата. Пришлось давать телеграмму на родное предприятие, испрашивать разрешение на получение пары недель в счёт очередного трудового отпуска, за свой счёт у нас не полагалось.
Прошло дней десять, я сделал ещё четыре попытки сдать экзамен, но, как вы догадались, всё напрасно. И главное, что обидно, я прекрасно знал сопромат ещё с той поры, когда учился до службы "на флотах" в Новосибирске. И ещё более неприятное - я не просто прекрасно знал предмет, но и знал о своём знании, был уверен в нём. Мало того, Николай Сергеевич тоже прекрасно понимал, что Я ЗНАЮ!
Необходимо было принимать экстраординарные меры, иначе всё могло закончиться не совсем весело. И я отправился к заведующему кафедрой. Тот очень удивился обрисованной ситуации. Никогда доселе не было, чтобы заочник не сдал экзамен за пять попыток. На "удовлетворительно" всегда можно было сговориться. А тут такое дело - нашла коса на кастинг.
Через день я сдавал экзамен целой комиссии. Ух, и пытали ж меня. Столько эпюр распределения напряжений в разнообразных балках, сколько нарисовал я на доске в тот день, не строил целый курс за семестр обучения.
И вот, наконец, заведующий кафедрой взял слово:
- Что ж, Салеев, вы нам продемонстрировали, что научились разбираться в материале. "Отлично" мы вам поставить не можем, поскольку, как говорится, не с первого раза (многозначительный взгляд в сторону Николая Сергеевича), а вот четвёрка ваша очень крепкая. Поздравляю со сдачей!
Вылетел я из аудитории счастливый и пьяный от хлынувшего в кровь гемоглобина. Присел на подоконник, чтобы успокоиться, а тут и мой визави вываливается. Увидел, что я ещё не ушёл, и давай меня костерить:
- Что, доволен? Всю жизнь мне испортил, гадёныш. Теперь хоть с кафедры уходи. Сука ты, Салеев, а не студент!
Хорошенькое дело - я же ещё и виноват! Взыграло во мне ретивое, и очки с затемнением Николаю Сергеевичу снова оказались очень необходимы. Он визгнул что-то о том, что вызовет милицию, немедленно вызовет, но на этом всё и закончилось. Коллеги-преподаватели суетиться не стали, хотя и видели весь процесс обновления фонарей под глазами. Они просто улыбались и проходили мимо.
Что ты спросил? А всё - больше мне на этой кафедре ничего сдавать не довелось. Я же инженер-энергетик, ё-моё, но никак не механик. Слышал, правда, краем уха, что вскоре Николай Сергеевич уволился по собственному желанию и скрылся в неизвестном направлении. А Катя? Её я встретил через полтора года. Она вышла замуж за своего однокурсника, родила, сидела в тот период в академическом отпуске. Посмеялись с ней, вспоминая давнишнее приключение, погуляли с коляской, будто молодая семья. Но с мужем она меня знакомить не стала. Видно, боялась, что тот приревнует.
* * *
Разместив все продукты в надлежащее место до наступления часа "Ч", решили побаловаться чаем с завтрашними праздничными конфетами.
И тут Славик вспомнил о своём самом экзотическом дне рождения, не считая, разумеется, первого, когда он был настолько усталым, выбираясь из материнской утробы, что ничего не мог потом восстановить по памяти.
Следовательно, собственно роды мы рассматривать не станем. Лучше пропустим пару десятков лет в книге жизни моего друга и потом окажемся рядом с нашим героем, чтобы рассмотреть всё в подробностях.
В этот знаменательный год Салееву исполнялось двадцать, и он служил в подводном флоте...