Чваков Димыч. Художник исчезающей эпохи

ХУДОЖНИК ИСЧЕЗАЮЩЕЙ ЭПОХИ

Вдохновение впустую

(сетования поэта песенника)

Шёл, собирая не хворост, я -

в буйных полях цветы...

Песни медовые - чистый яд

восковые мечты.

Плакал над каждой букашкой,

пел и читал стихи

по памяти, не с бумажки....

...небу диктуя хит.

Нёс через лес сокровище,

вот бы не растерять...

Зарифмовал - чудовище! -

слово на букву ЯТЬ.

Вот вам и хит блистательный,

вот вам и мегадрайв...

Вновь прошлось по касательной

слоганом "life is life",

сладостью вдохновения...

Связи обратной нет!

Опыта обретением

дразнит успеха свет...

Опыта обретением

дарит провала след!

Прогрессивный примитивизм

Нежных струн перелив безмятежен:

наивный, доверчивый почерк

музыкальных новинок из прошлых медлительных лет.

И прозрение пусть неизбежно;

волшбой партитурных отточий

завлекает не в сети, а в жерла грядущих побед.

Нынче ценятся ритмы иные,

которыми полнится полночь

и, разя, истекает по клубам - прокисло вино;

в большинстве эти ритмы дряные -

пустые кислотные волны -

с унисекс-певунами, поющими всё мимо нот.

И тебя вылечат...

С Балакиревым выкушав полштофа,

я на прогулку вышел сам не свой.

Читая наизусть Мариенгофа,

косячил вдаль соломою-травой.

Курил рассвет туманами по балкам,

как будто мне неспешно подпевал.

И день Шагал не шатко и не валко,

и повторял: "...о славе не мечтал"*.

Умылся оконфуженный Сальери

в мелодии своих мятежных грёз,

когда узнал - ещё двенадцать серий,

от Моцарта впадая в передоз,

ему на нотном стане графоманить,

глотая слёзы мерзостных обид,

сжимая фигу ржавую в кармане

вонючий шнапс, не уставая, пить.

Две пинты пива скушав спозаранку

я развлекался песнями невест.

Кюи тащился пьяненький на санках

не то в Москву, не то в дремучий лес,

а мимо пролетали леди, люди,

горячих поцелуев сотни три...

И что за Григ меня теперь осудит

или наоборот - приободрит,

когда я так неистово прекрасен,

иберико хамоном** на весах?

Стоят фемины нежныя на трассе,

как мальчики кровавые в глазах.

* - фрагмент строки стихотворения А.Б.Мариенгофа "А ну вас, братцы, чёрту в зубы!"

** - хамон иберико (исп. jamon iberico, часто называемый "pata negra" - "чёрная нога").

-- de cebo - делается из свиней, откормленных фуражом и желудями;

-- bellota - делается из свиней, откормленных на чистой желудёвой диете.

Хамоном общепринято называть продукт, приготовленный из задних ног свиньи, тогда как передние ноги именуются палеты.

Не по поэту макинтош метафор

Не по любовнику растрата,

не по причетнице печаль,

не по художнику закаты,

не по паромщику причал,

не по поэту взрыв метафор,

не по читателю роман,

не по усердию Фальстафа,

непродолжительный дурман.

По разумению Сократа

философ чуточку софист,

и управлять страной без мата -

его решительный девиз.

Но не заладилось без крови -

не по шарманщику charmant.

Лишь ложь с чернухой в каждом слове

да по обманщику обман!

Палач античного Ахилла

Ахиллу я отвечу - только в путь,

таких Ахиллов сам встречал немало,

когда они девицу на толпу

бросали, как король бросает сало

вассалам из ведических глубин

не просто так, а в качестве подарка...

Ахилла я готов тотчас убить,

вот только фартук натяну немаркий,

чтоб кровь на нём никто не увидал

и не донёс в полицию вестимо...

В моей душе расплавился металл,

а по лицу поплыли тени грима.

Но я готов, собрав в комок свой сплин

и страх собрав за тенью занавески.

И я вобью свой православный клин

в античный образ заграничной фрески.

Независимый литератор

На струганых сосновых половицах,

уложенный в смолистую постель,

несчастный сын нечаянных амбиций,

издал свой труд, как с юности хотел.

За свой же счёт назвав себя великим -

ах, дорого же это обошлось:

литературный рынок крайне дикий,

там признанный писатель редкий гость.

Дрожит манеж манерных декораций,

веб-камерой разрезан пополам;

и скорбь любви - не яркой, может статься, -

как партизаны, бродит по тылам

и, оставляя язвы экзекуций,

всё душу неприкаянную рвёт.

А яблочко катается по блюдцу...

Как будто бы восстав из черни вод,

богатыри, ядрёные атлеты,

выходят на пустынный древний брег.

Они юны, но в ветхости заветов

сдают не прикуп, а какой-то бред.

На струганых смолистых половицах,

привязанный к язычеству тамгой,

блажит, желая к берегу прибиться,

не член союза, а почти изгой...

Сеньор Сальваторе, последние годы

Куда-куда, в какие дали

ушёл от нас смутьян Дали,

всё помышляя о скандале

в масштабах матушки-Земли?

В какую часть большой вселенной

себя и дерзкий свой талант,

спроста освободив из плена,

послал художник-хулиган?

В каких трущобах затерялся,

в каких предчувствиях погиб

под страстью вспышки нервной сальсы

и под изгиб больной ноги

на фоне дрожи Паркинсона,

потери ветреной Гала?

Куда уходит время оно,

когда кончается талант*?

* После смерти жены Дали переживает глубокую депрессию. Сами его картины упрощаются, и на них долгое время преобладает мотив скорби (вариации на тему "Пьета").

Болезнь Паркинсона также мешает Дали рисовать. Его самые последние работы ("Петушиные бои") представляют собой простые закорючки, в которых угадываются тела персонажей - последние попытки самовыражения несчастного больного человека.

#вытащилирепку

Магму слов немного слив -

сплин попёр жестокий! -

не заметил перспектив,

возмущаясь в блоге.

Но, решив не путать впредь,

беленькое с крепким,

наш литературный вепрь

снял в фейсбуке репку.

Подошёл к нему старик

со своею бабой -

вроде б добрые внутри,

но в коленях слабы.

Внучка с Жучкой подошли

и котейка Мурка;

сняли репку, сняли клип -

вроде бы культурка.

Только тянут корнеплод,

не выходит репка:

красной армии оплот

в землю вгрызен крепко.

И наружка бьёт хвостом -

внешняя разведка...

...угнетённая с-котом,

что вполне нередко.

Мышка дёрнулась, и в пляс

кто-то запигалил,

показав высокий класс

ходовых деталей.

Много слив, протяжных слов

тянется резина.

Пляшут тысячи ослов;

девушки в лосинах

ноги выше головы

смело задирают...

Голова пуста, увы,

в двух шагах от рая.

Вышла попка - самый сок,

и назло Европе

лайков тыщи, "стопицот" -

репка нынче в топе!

Спектакль продолжается

В новом мире ужасных событий

размножаются демоны слёз...

Распускается времени свитер,

как кометы растянутый хвост.

Поднимается чаша Грааля

над твоей и моей головой,

капли пота кровавыми стали,

проросли прошлогодней травой.

В новом мире нет старых и добрых

отношений к любимым друзьям,

негатив сатанинский здесь собран,

а с друзьями собраться нельзя.

Улетаю, как облако, с ветром,

памятуя о прежних мирах.

Намотав на кардан километры,

разметаю каденцию в прах.

Из обилия грустных событий

извлеку позабытую мысль:

каждый в этом театре не зритель,

а актёр, но утративший смысл.

Серая проза

Мой город полон скучной серой прозы,

над парапетом выпятив живот...

Кипит в мозгу несвежая глюкоза,

и мёдами струится мимо сот,

и соками ядрёными играет...

Но скучен город, чёрт его дери!

Мы городов своих не выбираем

они давно живут у нас внутри,

над парапетом простирая руки

ржавеющих от времени мостов;

сиреной рвёт беременные звуки

на грешном дню, пожалуй, раз по сто.

И нету красок, кроме этой серой,

которая ударит точно в цель;

гуляют вдоль реки пенсионеры,

готовые в разверстую купель

свалиться, будто дети, Крысолову

послушные... и дудочке его.

Мой город фонтанирует уловом,

и приглашает всех на пир богов.

На Летний сад зима свалилась нежно,

украсив мелом белые скамьи;

прошпекты да аллеи город режут -

трамваем он, израненный, гремит.

Встаёт Аврора на восточном фронте,

стряхнув с небес кровавую труху,

а я беру в прихожей чей-то зонтик,

припоминаю - на моём веку

частенько снегопад дождём рождался,

и под ногами плавилась земля...

Мой город нацепил небрежно галстук,

ему никак без галстука нельзя.

Мой город полон скучной серой прозы,

но есть в нём разноцветные стихи;

идёт ему его безусый возраст -

как бесшабашной юности прикид...

утратив чувство ритма

время не только лечит, но и порой убивает передозом,

время привыкло пыжиться на обочине жизни рыжей;

время нам карты мечет... кому-то исключительно козыри:

этому самому рыжему - будто жемчуг в брегет нанижет!

время не привыкло кланяться направо-налево - "здрасьте",

время - средневековый идальго, за океан отправленный...

всё-таки точно - испанец... или итальянец отчасти,

руки приправлены тальком, чтоб по снастям приталенным

летать, аритмию времени демонстрируя -

апокалипсис в Вест-Индию экспортируем!

Вдохновение в кредит

Из плена пыльных откровений

лети, коварная строка -

как пляшут в подворотнях тени,

как стену порванный плакат

всё хлещет серией пощёчин -

букетом фурии-судьбы

на полустанке полуночном...

...и день распятия забыт.

Забыты помыслы былые,

забыт веками гладкий быт

и ангелы, и люди злые,

и бог любви в сердцах убит;

и торжествует безучастность -

усталость, немощной души;

слова взаимности напрасны

и счастье прочь от нас бежит,

подобно камню от Сизифа -

ещё один нелепый груз

на час воззванного калифа

от ипотеки "Муза-плюс".

переписывая классику

"на полках голубое сало,

а Достоевского не стало"

из ненаписанного

измерять все интриги в вершках

научилась сударыня-рыбка...

арестанты притихли в мешках

в предрассветии марева зыбком;

Достоевский не в тренде давно,

голубое раскручено сало...

полоскает енот guano,

раз уж классики в мире не стало...

Черномор утащил слегонца

у Руслана девицу Людмилу -

вот и триллер родился, ца-ца...

вот и комикс явился, как мило...

Неврастения

Хэппи энд ружью кривому

от Антоши Чехонте.

Сцена жизни - мутный омут,

кочка - жизненный партер.

В оркестровой яме ветер

по закраинам сквозит -

злато меркнет в речке Лете,

случка - гендерный визит.

Дождь минувшее хоронит -

прячет прошлого следы

в равнодушии Хароньем,

в стылой вечности воды.

Весь вискарь в натуре выпит.

Круп под всадником дрожит,

голова в гниющей рыбе

аж вибрирует от лжи.

Пустозвония раскаты -

лязг манерный орденов.

Одой славят ренегаты

прободение основ,

а ослы поют послушно

пасквиль вслед за пастухом...

Мне ж и в чистом поле душно,

и в полёте нелегко

мотыльком едва весомым,

обретающим удел...

Нет приёма против лома,

как Харон когда-то пел.

На роль короля

Ухожу ужо со сцены,

демократы подвели.

Я пацан обыкновенный...

жаль - немного на мели.

Подсуропил враг ледащий -

подливал, зараза, в сок

яд цикуты - настоящий

был бы молодцу урок!

"Кабы я была царица... -

говорит иная фря, -

то была бы круглолица,

замуж бы за короля

как пошла б легко и просто,

отдалась ему с листа.

Раз люблю я в рамках ГОСТа,

то душа моя чиста".

А вторая нежно вторит,

мол, сегодня под окном

будет буря, мы поспорим

и с каталой и с конём,

посчитаем недороды

урожайных трудодней.

Спит усталая природа

в снежной пропасти на дне.

Третья фря стриптиз танцует

на фанерных облаках.

Я её мелком рисую

на холсте в запасниках

худородного музея,

я - художник, как Ван Гог,

на бесстыдницу глазея,

но не более того!

Не король... и очень жалко,

а могло бы повезти.

Над землёй летает галка

да по-галочьи частит.

Ухожу со сцены, братцы...

заигрался, как актёр.

Девы ж вслух сказать боятся

и несут полнейший вздор.

Гастроли в провинциальном ДК

Примадонна, губы напомадив,

ложку дёгтя выливши в елей,

выползла на сцену, на ночь глядя,

в цирке заграничном "du Soleil"...

Две субретки "расписали пулю" -

так, экспресс-"гусарик" на двоих;

атмосферу полуночных улиц

привнесли в полузастрявший лифт...

Представленье, впрочем, продолжалось,

и пропажу зритель не просёк.

Заклинатель кобре вынул жало,

предварив решительный бросок.

На полу под самою под рампой,

получив занозу из сосны,

танцевали пламенную самбу

бурые медведи-топтуны...

Акробаты то-то веселились,

без страховки прыгая в окно;

и ласкал окраины России

дьявол третьесортного кино.

Цирк уехал ночью в понедельник,

кончились гастроли в этот день;

рыжий клоун, факела подельник,

расписал мне вилы на воде.

С той поры пишу вдоль по теченью,

если не выходит поперёк.

В омутах сокрыты чьи-то тени

и не виден засветло порок.

Женщина и поэты

Весна, торжествуют поэты,

их лица с похмелья небриты,

рубашки и брюки помяты,

носки - словно крупное сито.

Они прозябают без женщин,

они пишут плохо и скучно.

Поэты, лишённые речи,

отсутствием Музы измучены...

Без женщин поэты лубочны,

бесхитростны и примитивны,

завистливы, скаредны, склочны,

отчаянно бесперспективны.

Но стоит ворваться фемине

в круги недалеких поэтов,

движения призрачных линий

тотчас будет ими воспето.

Слова новизной заиграют,

родятся шедевры и тропы,

ключи откуются от рая

для ждущей в веках Пенелопы.

Восславят поэты красоток,

а также восславят дурнушек,

махнут им крылами пилоты,

шпионы раскроют им души!

Весна торжествует и плачет,

и Женщину красит отменно.

И гнёзда свиваются грачьи,

и счастье придёт непременно!

Архипелаг

По островам гуляя каждый день,

я ощущал тепло босой ступнёю,

и, шлёпая ногами по воде,

всё вспоминал решительно иное:

Канары расползались вдоль меня

и лапы мыли в пене атмосферной.

Все острова сознание хранят

о частных снах из царствия инферно...

Но я, гуляя, не жужжу о том,

что все воспоминания взаимны...

Сними, Елдырин, чёртово пальто

и спой мне "Мурку", братец, вместо гимна!

Ворота рая

Маэстро Моцарт флейту зарядил

волшебным звуком безразмерной страсти...

Он всякий раз витает впереди

всех, кто пришёл к Всевышнему на кастинг -

из музыкантов-гениев, чтецов,

поэтов, легендарных беллетристов.

Во тьме бледнеет пудрою лицо,

масона, композитора, артиста.

И Бог, его приметив, всякий раз

напутствует в хранилище шедевров.

Там оказаться каждый был бы рад,

да вот грехи, провинности да нервы:

всё суета какая-то да лень,

засилье меркантильного сознанья...

Попав, как Моцарт, в этот сладкий плен,

не беспокой Всевышнего рыданьем -

мол, отчего, за что столь тяжкий труд,

а не одно сплошное наслажденье?!

Сверкает солнцем гений на ветру,

вокруг него мелькают чьи-то тени.

А он себе уж не принадлежит:

свечою в храме яростно сгорая...

Маэстро Моцарт, душу обнажив,

нам приоткрой чуть-чуть ворота рая!

Гусарская литературная

- Литература дохнет на корню, -

так говорят от века и поныне.

Я никого за это не виню,

и никого любовь моя не минет...

Зайду с тылов и - плетью по спине

слегка пройдусь весёленьким аллюром...

Ах, я гусар... я снова на коне,

а там внизу - коварные авгуры

кричат о первородности кино,

о комиксах-шедеврах чуть не лают;

но помню я писательский канон

и оттого их плетью наставляю!

Рифмую...

С тоски ли, или же с досады

рифмую я тысячи строк.

Мне груз неподъёмный - награда,

а жизнь - тщетных поисков срок:

в ней смысл обнаружить пытаюсь,

как долг мне велит всякий раз.

В надежде, как в сливках, купаясь,

о жизни пою без прикрас,

с досады или же с рожденья

стремящийся что-то понять...

И прячутся под ноги тени;

свалить, изловчившись, меня

пытаются подлым приёмом,

но этот манёвр не пройдёт...

Рифмую фигурным изломом,

вплетая банальности в лёд.

Писателю

Гореть в аду - пустая блажь,

сгорите лучше на работе!

Писатель каждый свой вираж

веди на очень громкой ноте,

работай плотно над собой,

чтоб был ты верно истолкован,

ширь ограниченный набор

вербальных залежей из СЛОВА.

Яви метафор череду

на всякий подходящий случай.

И на черта гореть в аду?

Гореть в процессе много лучше!

Поэту

Горят страницы между делом,

как незабвенный конфискат.

Убийства нет, коль нету тела -

всё верно люди говорят.

Коль нет бумаг - и дела нету,

но без бумажки ты - изгой,

шатаешься по белу свету

с какой-то странною тоской.

Пойдёшь налево - песнь завоешь,

направо - одой просветишь:

твоё скитанье мировое -

по сути дьявольский фетиш.

Твои слова - каскад иллюзий,

а сам ты, в общем-то, из тех,

кто должен крайне много Музе

вовеки, присно и... везде.

Поэту позавчерашней молодости

Вставь-ка в строки метафоры-струны,

натянув на гипербол колки.

Помнишь, был упоительно юный -

всё искал для камлания скит?

Уходил в непролазную чащу,

где скрывался от жизни живой...

Не сыграл, как ни пыжился, в ящик,

хоть не раз рисковал головой!

Помнишь, пел спозаранку сонеты -

у любимой зари на крыльце,

помнишь, праздновал жаркое лето,

попадая Амуру в прицел?

Помнишь, целил и сам ты в кого-то,

нетерпение тем проявив?

Помнишь, странное чувство полёта -

Плоский штопор у самой земли?

Вставь-ка в строки аллюзии-стрелы,

тетиву антитезы взведя.

Обведут тело бренное мелом,

подозренье с него отводя.

Поэтическая схимна

Блистают тропинки, и тропы

метафорам стелют постель.

В словах растворяется злоба,

а в звонкой капели - метель.

Метелью вскипают капели

и падают в лужицы лжи.

В добротно упитанном теле

желе понапрасну дрожит:

его загустевшая студнем

решительно дикая кровь,

как день растекается судный,

на землю родную, и кров

не стоит ни грана участья.

АзЪ сею по миру печаль

осколком грядущего счастья.

На губы ложится печать

беззвучно подобранной схимны

в каком-нибудь дальнем краю.

Я солнечным зайчиком гимна

сегодня безмолвно спою.

Литературный тафгай*

Я эскадрилью ангелов приметил,

они летели мимо... прямо в рай.

Шагает Бог по солнечной планете...

Весна идёт, пришла её пора!

Бог триедин, и я при нём поэтом

живу и, как умею - так служу:

кричу порой: "Карету мне, карету!"

и пролагаю в гении маршрут

какому-нибудь милому герою,

он не хвастун, да и не графоман.

В легенды он, а я его прикрою

от злобы завидущих горожан.

Мой путь тернист, подчас неблагодарен -

от гения нападки отводить.

А Бог направит ангельскую стаю

тому, кто словом осеняет быт.

* Тафгай -- игрок хоккейной команды, основной задачей которого является устрашение противника, кулачные единоборства, "выключение" из игры наиболее опасных форвардов команды-соперника и защита самых ценных игроков.

Награда

Театральная площадь успеха

переполнена радостным людом,

от раскатов задорного смеха

дребезжит резонансом посуда!

И играют игристые вина,

а креплёные градусом крепнут.

Расцветают тюльпаны в долинах,

это выглядит великолепно!

Затеряюсь в толпе, неприкаян:

не нужны мне ни смех, ни веселье.

У меня, видно, карма иная;

и другие поставлены цели.

Театральная площадь успеха

ловит за душу, не отпускает,

а в кармане зияет прореха -

есть у Бога награда такая!

Надобен гений

Тугоплавким глаголом язык огорчу,

отметая пустые затеи -

удивить население песней причуд

не способна простоя идея.

Разве только бы взять да воспеть красоту

метафизикой слова и дела?

От метафор одна только горечь во рту,

да и слово уже надоело.

Мне глаголом не жечь во степи кобылиц,

чтоб клеймить их по скифским законам,

не дразнить пересмешником сказочных птиц

по долинам и рощам зелёным.

Вот бы взять да и выстрелить в небо свечой,

отметая туманы и тени.

Если выжечь глаголом, на сердце печёт...

...но для этого надобен гений!

Итоги творчества

Размах на рупь,

а прикуп на копейку:

опять сидит "сапожник" без сапог.

И автор глуп,

судьба его - индейка.

И нет апофеоза... эпилог

гуляет по смятенным тротуарам,

как самый невостребованный смерд.

Мы ждём сегодня беспримерной кары

от равнодушных клонов на десерт,

а к нам приходят клоуны и только.

Напрасно увядает интеллект.

И вместо полонеза вбросит польку

в какой-то незатейливый проjект

оркестр, басами струны потревожив

нечаянно загубленной души.

Её сам Прокруст исхитрился к ложу

сапожной дратвой тщательно пришить.

Хоть автор туп -

сам не внимает чуду,

да и другим, конечно, не даёт, -

но за версту

почуяв скверну флуда,

с высокой башни на неё плюёт.

Монолог любителя крупных форм

Я просто выбился из сил,

поднявши вверх стакан с портвейном,

пригож, румян, слегка красив;

портвейн люблю, а вина Рейна

предпочитаю не мутить

в своём стакане огранённом.

Моё сознание летит

по Фландрии определённо.

Рембрандт ван Рейн вчера сказал,

что без вина одни худышки,

нахально лезут на глаза -

всё норовят в модели, ишь как!

А мяса нету на костях,

анорексичны, будто доски.

И много ль толку в тех гостях,

которым важен вынос мозга,

а не душевный разговор

с бокальчиком амонтильядо?

Худышки - это приговор,

острей кинжала, хуже яда!

"Прийти... увидеть... наследить

и семя в чью-то почву вбросить!" -

таков мой жизненный девиз.

Ау, толстушки - просим-просим!

Люблю Кустодиевских дам,

люблю от Рубенса колбасниц,

но без взаимности. Беда...

Какая жизнь - такие басни!

Невостребованные советы начинающим литераторам

(по мотивам стихотворения Аноним автора, пожелавшего остаться)

Словесностью однажды очарован,

в ей светёлке мрачен был и груб.

С полуночи грешил до полвторого,

как самый безутешный правдоруб.

Всё требовал от дамы сатисфакции

за искаженье слов и падежей...

Но не добившись от неё реакции,

остался анонимно неглиже -

совсем один, читателем забытый

и критиком отправленный за буй...

А бился ж не за сытости корыто,

всего только за нежный поцелуй.

Моим страстям, смотри, не предавайся,

когда не хочешь оказаться гол!

Я помню, милый друг, как стынут пальцы,

когда издатель делает укол

и топчет самолюбия остатки

не чищенным тяжёлым сапогом...

С издателя, мы знаем, взятки гладки,

но вы его не делайте врагом!

К Гертруде

Не наливай, покуда не приспичит

(не пей вина, Гертруда, каждый день!)

в пространство разразиться страстным спичем.

А лучше бледной шапкой воды вспень

у берегов, запущенных притворством -

с Офелией забытою на дне...

Ты помнишь принца и блаженный дом свой?

Теперь свободы в этом мире нет.

Осталось лишь частица Эльсинора,

где некогда кружились свет и тень.

Твой был обуздан королевский норов

в плену у мрачных и мятежных стен;

твой муженёк предательски отравлен,

и спятил сын, чтоб не сойти с ума

и обойти придворных злую травлю...

О том Шекспир свой написал роман.

Не пей вина, Гертруда!

От отравы

тебя сегодня будет не спасти.

Итог сей драмы выглядит кроваво,

и Фортинбрас давно уже в пути!

Гений во хмелю

Гуляли раз широко всем бомондом -

Монмартр трясло от фейерверков ночью -

нетрезво-поэтические морды.

Из нас любой был чем-то заморочен.

Жилище наше дружно возгорелось,

и чёрте что ещё под чёрте чем-то:

экстаз и вдохновение, и смелость...

Взамен души - пожизненная рента.

А на полях Творца гуляют тени

слагают оды из сырья Эдема.

Поэтам их возможности до фени;

поэты, если трезвы, просто немы!

Поэты говорят унылой прозой,

подобно заунывным муэдзинам,

лишь сотрясая этим звуком воздух,

когда поддаты, но слегка... не сильно...

И лишь подняв бокал во славу ночи,

поэт из сердца рифму извлекает:

его талант в миру рассредоточен,

на гения в злодее намекая...

Шекспириана

"Ананас... а на нас вдруг наехал Фортинбрас!"

Д.Че из неизданного

Напросился к Корделии

вместе с девою датскою.

Помню, звали - Офелия...

Вот же имя дурацкое!

Из семейства ундинова

да с болезнью душевною.

- Гамлет, принц, - кричит, - виноват,

что не стала царевною...

Дамы бьются в истерике -

да за Гамлета страстного...

Йорик с ним! - эзотерика

за стаканчиком красного.

А Корделия искренна,

говорит то, что думает,

любит папу Лира она -

вот же девочка глупая.

Раз папашка без царствия,

кроме, может, небесного,

тут поможет лишь только яд -

да разлива не местного:

в лоскуты бы напиться бы,

на судьбину не сетуя,

отплативши сторицею

той же самой монетою

всем врагам венцегадостным

да тихонько преставиться...

Не живётся нам радостно,

верно, дева-красавица?

У Шекспира трагедии,

много разного всякого

заглянув в википедию,

дева горько заплакала:

что ни страсть, то смятение,

что ни смерть, то с насилием,

что ни полночь - затмение,

всякий деспот - рептилия,

а любовь - так несчастная,

да ошибки трагичные...

Кровь по-прежнему красная,

как поля земляничные...

Народный Гендель

"Народ сказал, и Гендель стал народным,

сперва ж казалось - будто не родной..."

из разрешённых цензурой фантазий Д.Чвакова

Под мухой танцевали Грига,

а под роялем - вился Брамс...

Какая всё-таки интрига!

С тапёром тем напополам-с

вздымался Бах тугой волною,

из-за окна Бетховен пёр,

Шопен кричал: "Виват, панове!".

И нёс Бизе какой-то вздор

поверху взбитого на славу

да с нежным сахаром белка.

Аида, спутавши октаву,

визжала, будто сын полка

к суфлёру в будку провалился

и там лежал без задних ног.

Какой-то Бор с каким-то Нильсом,

играл по скайпу в домино.

Венчал на царство караоке

наш православный добрый люд.

Царь Intel взял свой новый socket

и нацарапал "very good"

на теле платы материнской...

...а мог по матери послать...

Народ считать препоны сбился,

пошёл искать в Сбербанке клад.

Там в банкоматах ветер воет

тамбовским волком наливным.

Вскормив коня дурман-травою,

гуляют смело пацаны.

Идут налево - жёны стонут,

направо - голосят друзья,

мол, вот сегодня Бах краплёный,

и с ним играть никак нельзя.

Сошёлся клином свет бесстыжий -

всё как продюсер завещал,

а сам тихонько встал на лыжи,

задав Киркорову леща,

и удалился по-английски -

сломав кому-то жизнь и нос

да набросав потом в записке:

"...куда-то чёрт меня понёс"...

Брехливый Брехт

(по мотивам стихотворения Владимира Поединкова)

от колодца к колодцу

спешил, подгоняем собой,

а за ним аргамак в поводу

с оглядкой нервозно ступал...

быть на пике эмоций

всечасно - всё время - слабо...

не тревожил напрасно судьбу...

какая там, к чёрту, судьба!

от корыта к корыту

хоть голоден был, словно волк,

не стремился ходить никогда,

понимая, капкан разжат;

от причастий был сытым,

писал исключительно в стол

да верхом покидал города,

где страдала его душа...

от надежды к надежде

всю жизнь проводил в пути,

исключал по дороге

величие - снобов грех...

наслаждался, как прежде -

влюблялся, писал, кутил...

ну и что же в итоге?

назвал себя скучно - Брехт.

только был он Бертольду

десятой, увы, водой;

не заладилось что-то в структуре стихов его

в чём же соль-то,

скажи, погоди, постой?

нету соли -

один лишь подвох врагов!

Кода

Проникновенно песней Грига

текло по скатерти вино.

Стекла медовая текила -

витражный глаз, двойное дно -

блистала, солнечным прищуром,

упав на плечи алтаря.

А благовеста тесситура

стремилась помыслы мирян

поднять туда, где правит кода,

над нею властвует звонарь.

Ведь Божий промысел не мода

ни в светлом будущем, ни встарь.

Киплинг

Роберту Л.С.

За Роберта с Вильямом выпью,

а Перси* пускай подпоёт.

Как кашель тягучий при гриппе

стихи набиваются в рот

и тянутся горькой микстурой,

мой милый неискренний сэр.

Сражённый стрелою амура,

пишу я стихи да эссе;

тебя вспоминаю тихонько

под кофе и приторный грог.

Срезается мысль там, где тонко

и к западу тянет восток,

где ветер гуляет тюремный

в тревожном колодце двора,

а дух там стоит иноземный,

и солнце мильоном карат

цветёт на окраине неба

за серой вуалью дождей,

где прячется юная Геба

от окриков пьяных "Налей!"**

Я им подпеваю негромко,

мой ласковый искренний сэр.

Заплечная давит котомка,

и ноги синеют в росе...

Сейчас искупаюсь неловко

и дальше по миру пойду.

Писательство - просто уловка,

что писана мне на роду.

* - вероятно, автор имеет в виду английских поэтов Роберта Бёрнса, Уильяма Блейка и Перси Шелли, живших во второй половине XVIII-го века;

** - Геба (др.-греч.???, также Гебея) - в древнегреческой мифологии богиня юности, дочь Зевса и Геры. Геба служила на Олимпе виночерпием богов до тех пор, пока её не сменил Ганимед.

Процесс

на стихотворение "Страсть к словам" Лилии Тухватуллиной

Слов тающих дрожащее желе

покрыто слишком горьким шоколадом...

И кто-то пьяный плачет в мой жилет,

а на душе пудовая досада

всё тянет тяжким грузом до земли

и норовит поставить на колени...

Мой терпкий образ с полумраком слит,

как с темнотой зима сливает тени;

и нету слов, метафор... Каждый троп

даётся всё труднее и труднее...

Как горек всё же творческий сироп,

я от его услады сатанею

и ускользнуть стараюсь между слов

расплавленным тягучим шоколадом.

Писательство, увы, не ремесло,

за вольнодумство дивная награда,

которая покоя не даёт

и иссушает душу самоедством -

из часа в час, из года в новый год -

но от тоски прекраснейшее средство!

Режиссёры, актёры, роли...

Помню - Форда Копполу

повозили по полу!

Люка нашего Бессонна

урезонили гарсоны.

У крутого Тарантино

джинсы чисто на ватине,

а Родригес Роберт

с виду бот и робот.

Боже, как неистов

хладнокровный Иствуд!

Тот из вас, ребята крут,

кто похерит Голливуд

и отправит... опа

языком Эзопа!

У Никиты Михалкова

в доме царь аккредитован.

А Курдзидис-то Эвклид

не достиг ещё элит.

Ну а Фёдор Бондарчук

так брутален, я молчу!

Обаятелен Машков,

обходителен Ташков,

а Миронов, вот те на -

всюду признанный талант.

Поминайте, братцы, стиль,

что когда-то нёс "Мосфильм".

А теперь остатки -

иногда лишь сладки!

Ест васаби Жан Рено

только пальцами в кино,

Депардье свой ресторан

перенёс вчера в Саранск.

Пьер Ришар бредёт босой -

как с похмелья Люк Бессон;

бренди пьёт Делон Ален,

как олень - в лесу с колен;

по утрам Винсент Кассель

чтит Альфреда де Мюссе.

Как звучит аккордеон

в фильмах студии Gaumont!

Отключай Эзопа -

вот она Европа!

акварели

в акварели иллюзий развязный кумач

занимает почётное место;

подаёт виночерпий баклажку "на матч",

черти ищут по трассам "невесту",

поднимается дым из болотных низин

и несёт утончённую сырость;

пляшет ветка в прицеле исчадьем осин

в перламутровом нимбе на вырост;

в акварели богатой отменных широт

цвет шафрана - один из немногих,

что наряднее солнца, прозрачней, чем лёд,

и нежнее, чем стыд недотроги.

ходики Дали

мой бог убит, несвежих новостей

не вынеся разбитым подсознаньем,

его разбил не лом и не кастет,

разворотив мыслительные ткани...

сломался он под тяжестью улик,

что бесы предъявляли многократно...

усы, как стрелки ходиков Дали,

скребут гранит надгробия надсадно...

горит жираф, с него неведом спрос,

войны гражданской скомкана надежда...

по Петербургу снова бродит Нос,

презрев приличий символом одежду!

Сальса вдоль линии горизонта

Зияет отчуждения межа

по линии фронтальной сексодрома.

Ты отвернулась, всё ещё дрожа;

меня ломала сладкая истома.

Сейчас бы выпить сотку коньяку

да в сон свалиться с высоты полёта...

Твои лопатки что-то гневно лгут,

прикрыть стараясь биоглифы пота.

Не забывай - я всё ещё с тобой,

хотя уйти который век старался...

Не разводи меня ты на слабо

в горячем ритме первородной сальсы!

Новый век

Мой двадцать первый век давно настал

на косолапых и когтистых лапах.

Я для него готовил пьедестал

и землю рыл неслышно - тихой сапой.

Но он меня отменно удивил,

включив игнор и отобрав доходы.

Двадцатый век был, в общем, больше мил -

меня поднял и всю мою породу.

А тут облом!.. Такие пироги.

Полнейшая жестокая засада.

Выходит, встал мой век не с той ноги

и сразу - шасть к вершинам хит-парада;

меня оттуда выбросил легко,

как будто бы назойливую муху.

И всё, что мной поставлено на кон,

он обратил в полнейшую разруху.

Мой двадцать первый век давно пришёл

на косолапых и когтистых лапах.

Всё, что ему сегодня хорошо,

то для меня движенье по этапу...

Драматургия, ё!

Гертруду отравлю перед развязкой

чтоб не смогла Фортуне помешать!

Не помогла изменнице отмазка -

отпейте, королева, не спеша

немного яду... да из чаши сына.

Вам режиссёр не в силах указать -

чтоб Клавдия, решительно отринув,

на авансцену б вышли вся в слезах.

А там Лаэрт и Гамлет - съели соли

не пуд, конечно, унций сотни три -

Офелию любя помимо воли,

желая посмотреть "что там внутри",

устроили себе кровопусканье

на радость черни, королю, шуту.

Мы все немного инопланетяне,

и нас с тобою видно за версту.

Остался Гамлет на унылой сцене -

как перст или, там, светоч без ветрил...

Шекспир, конечно, безусловный гений,

но я бы его точно запретил,

чтобы не смел нам подавать надежду

на справедливость, чёрт бы взял её...

Шекспир и Гамлет! Я, румяный, - между.

И Роберт Бёрнс в устах моих поёт!

Сам по себе...

Душа гуляла, будто кошка,

сама с собой, сама в себе,

приметив лунную дорожку

на улетающей трубе.

Над ней висел трубящий ангел -

не в саксофон, а в флигель-горн.

И суток круглых бумеранги

несли по небу вечный вздор:

теней чахоточных намёки

и ярких всполохов зари...

С душой мы слишком одиноки,

как Лис и принц Экзюпери,

как уходящая натура

или скиталец Агасфер...

Пример с душою - на смех курам,

как в цирке аутодафе.

Поэзия звенящего абсурда

"...поэзия бинарного абсурда

да с переводом сурдо

важна, нежна... в особенности - утром..."

из когда-то ненаписанного

Люблю давно поэзию абсурда,

её лелею по утрам с похмелья!

Она жужжит осой в лохмотьях пудры

и мчит клубами Пушкинской метели

степной стезёй чахоточных империй,

где бездорожье - не позор, а благо.

Предвосхищая скорбные потери

грядущего вселенского аншлага,

поэзия абсурда стоном плачет,

как палачи в итоге рокировки.

Её отчёт - сплошные неудачи,

судьба её - дрянные подтасовки.

Поломана слогами экзорцистов,

неукротима в ритмике экстаза,

струит эфир стозвоном в поле чистом...

Слегка порочна в перманенте масок,

поэзия абсурда мочит корки,

стремится вознестись над абсолютом!

Поэзия всемерного восторга,

прекрасна и ужасна, Donner Mutter!

Затянувшееся рождение гения

Я невольно убил в себе Глинку,

повернувшись неловко во сне.

А Шекспир убежал с вечеринки

моего гороскопа планет.

И Набоков не вышел наружу -

затаился коварно внутри.

Не смогу я, увы, обнаружил -

победить в заключённом пари:

не сумею себя возвеличить

да в великие люди попасть.

Спи спокойно, весёлый Гай Ричи,

в режиссуре покуда я пас.

Успокойся, Пелевин, немного,

мне писать под тебя недосуг:

не достичь безупречности слога

в эпицентре танталовых мук.

Видит око, да клык не цепляет...

Коль цепляет - канцелярит!

Эх, судьба ты моя, девка злая

и коварная, будто Лилит!

Мулат

Борису Леонидовичу с почтением

мулата черты знакомые,

и губы слегка припухлые,

сомнением взгляд изломан, а

иллюзии в бездну рухнули!

и жить бы себе, да каяться,

да дни бы считать до вечности,

жаль, всё это называется

иллюзией человечности.

не познаны мысли гения,

остались стихов проталины,

роман о непротивлении

и жертвенности сакральной.

В радужном тренде

Разговаривай, Калуга,

пой частушки Сан-Хосе.

Хороша же ты, наука

от Альфреда де Мюссе:

что ни женщина - трибада,

что ни герцог - содомит.

Отчего ж такое, к ляду,

происходит меж людьми?!

Между свингеров на пляже

строит рожи трансвестит,

active gay флажками машет -

видно, жаждет огрести.

И танцуют в клубе бл... леди

упоительный стриптиз.

Так и ловят в свои сети,

шест лаская сверху вниз,

выдавая вожделенье

за прекрасную любовь...

В свет из тьмы выходят тени;

и какой-то пустослов

рассуждает о морали

в педофиловом ключе -

дескать, мы бы воспитали,

развратили... и вообще...

Разговаривай, Калькутта,

пой частушки Сен-Тропе.

Педераст рамсы попутал

в невменяемой толпе.

Воображенья колесо

Какой-то странный господин,

кудрявый, будто Пушкин,

картинно растопив камин

и разбросав подушки,

плакатно плакал на паркет;

свечного перегара

не пожалел, хоть был аскет...

Светилась Божьей карой

непроходимая заря

багряности дешёвой;

сияли бронзой якоря

блистательного шоу,

в котором не увидишь дам,

зато полно кокоток,

что раскрывают instagram

для откровенных фоток...

Мутило нежностью facebook,

не отзывался twitter,

вконтакте клял свою судьбу,

сто раз перезалитый...

И я стоял во всей красе

в намёках бальных зала...

а ты, едва надев корсет,

о женихе мечтала.

Чадил мучительно контент,

не поднимая рейтинг...

Я ж в окруженье этих стен

сумел тебе ответить -

мол, нету нынче мужиков,

кругом одни артисты -

зато шагают широко

и помыслами чисты,

ничто не может помешать

им танцевать отменно...

В твоей душе горит пожар -

аж раскалились стены!

А мне твой фаер - только сон,

набор пустых аллюзий,

воображенья колесо,

в нём я обычный user.

Карьерные качели вчерашней номенклатуры

Ещё вчера я кем-то слыл,

носил панамку и штиблеты...

Но тихой сапою ослы

втоптали в грязь меня за это.

Ещё вчера я песни пел

и был неистово прекрасен...

Но, растворив меня в толпе,

сказал один предавший классик:

"Ещё вчера он кем-то слыл,

носил очки и зонтик модный,

ну, а сегодня - сразу в тыл.

Погода, будучи нелётной,

его в туманы облекла

и закопала в снежность кремов.

Ещё вчера - в плену услад -

он соскочил с заветной темы.

И вот теперь застыл, как перст -

один - не воин! - в поле чистом,

не ангел светлый, чисто - бес

и оппонент для Иезус Христа!"

Ещё вчера я кем-то был,

носил наколку с партбилетом...

Но либеральные ослы

втоптали в грязь меня за это.

Соло для поющего фонтана

А небо так прекрасно на закате,

как обнажённый выстрел в никуда!

Природа разродилась ярким party,

как радугою звонкая вода

из недр великолепного фонтана,

блистающего в свете фонарей

под музыку волшебника Сантаны

и лёгкий бриз порта пяти морей.

Протяжная мелодия звучала,

рождая в головах весёлый след

причудливой сумятицы вокзала,

которой ни конца, ни края нет.

Последний артефакт

Метафора - последний артефакт,

полученный в наследство от титанов.

Дрожит в тетради ломкая строка,

похожая слегка на катакану -

ручной работы колдовская вязь.

Волшебная игра воображенья

имеет надо мной такую власть,

как над стрелком коварные мишени,

над игроком безудержный крупье,

расставивший ловушки в виде крапа.

Я б очень долго гнал велосипед

и очень долго "куда нужно" капал,

когда бы знал, что весь этот аншлаг

рассчитан по ведическим законам.

Была любовь, теперь остался шлак

и с образами странная икона

твоих неиссякаемых щедрот,

моё в горошек счастья вдохновенье.

Метафорою быть не устаёт

каскад трюизмов, пошлости и лени.

Меняя тени артефактов

В руке сжимая... серб, и молод

был в самый-самый аккурат,

дышать не мыслил без ментола...

...подвёл ментальный аппарат:

под парадигмою не вынес

тяжёлый натиск бледных лиц -

теперь стоит, как вымя, синий

и тянет крылья вдоль десниц,

и отжимается от пола,

и на батуте вдаль летит

без головы, семьи и пола,

мосты сжигая по пути...

Как будто сер, но сербом вышит

по оторочке серебра...

...молчит, сопит, почти не дышит,

любовь на кончике пера

отдав на откуп не поэту,

а человеку от сохи...

Как говорят, пропало лето,

но между тем родился хит.

Родился хиппи вслед за этим,

отдав полцарства за косяк,

а в голове гулящий ветер

в который раз попал впросак,

в руках сжимая "доннер веттер"

или "фарфлютер шайзе менш".

Ищите мух в своей котлете

серпу и молоту взамен!

Перелётные

Стою на полустыночке

в мазутовой простыночке,

а мимо пролетает Южный Крест.

И годы тополиные

топорщатся осинами,

пришла охота к перемене мест.

Мотаюсь повсеместно я,

поскольку мы не местные -

залётные на несколько минут.

Почти неутомимые,

но непереносимые,

как время оно непрерывных смут.

Порю пирог с начиночкой,

их полная корзиночка -

хозяйка нам с избытком напекла.

Работа здесь не пыльная,

а выпивка обильная,

да и девчонки - просто сущий клад.

Пожалуй, что останемся.

Чего ж нам ветру кланяться

и по дорогам волочить свой скарб?

А годы не казённые -

всё дни, как ночи, томные,

да от любви горячечный нектар.

Исход

Вейтесь пейсы на просторе,

славься мудрый ортодокс!

Рифму мы пристроим к Торе,

а потом объявим пост -

чтоб народ не смел бы всуе

жрать пророческую суть.

Я невинно вопросую -

вопросительность несу

тем, кто шлялся по пустыне,

Моисеем увлечён.

Мухи дохнут в паутине,

только мы-то здесь причём?

Наши пейсы выше кипы,

если ветер в голове.

Манну кто-то так и сыплет

сверху. Ветхий, как Завет,

поднимался в небо мыслью

неуёмный Моисей:

- Ах, люблю из Торы "числа"*,

но по жизни я - как все...

* - Имеется в виду Книга Чисел, которая повествует о скитаниях евреев по пустыне после Исхода из Египта;

Эпические мгновения

Эпическая сила с ямбом мерилась,

чья, мол, сильнее атомная связь...

Я наблюдал, а мне таки не верилось,

но тут хорей внезапно треснул - хрясь!

Ожгло - ах искры звонко разлеталися,

поэт расплющил тысячи сердец!

На горизонте грозный Апокалипсис

нам указал, что всем грядёт крандец!

Но не поэту усмирять гордыню,

улыбчив он и несомненно прост;

Армагеддон, оплавленный в пустыне,

в бессмертие почти готовый мост -

и по нему уходит в небо табор,

и ангелы поют на голоса...

Будь я поэтом, разгулялся я бы

и слегонца полез бы в райский сад...

Но нет идей, и рифма не сложилась,

метафор мусор выброшен - в углу...

Горит во тьме лишь золотая жила,

сажая фалалеев на иглу!

Комментарии: 19, последний от 30/01/2020. © Copyright Чваков Димыч (nudless@mail.ru) Размещен: 03/03/2018, изменен: 13/03/2018. 72k. Статистика. Сборник стихов: Поэзия Скачать FB2
Аннотация: Распускается времени свитер, как кометы растянутый хвост

Чваков Димыч : другие произведения.

Художник исчезающей эпохи