Чваков Димыч : другие произведения.

Движение и свет

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
  • Аннотация:
    не сон, не явь, не просто волшебство, а что-то из мультфильмовских фантазий...


ДВИЖЕНИЕ И СВЕТ

Движение и свет

  
   Мне свет закрыл движение к тебе -
   на свет иду, как инок на икону,
   в его лучах не вижу многих бед,
   как популист не чует обертона.
  
   Мне блеск свалился, словно Божий дар,
   а ты - как будто дьявола исчадье;
   твои глаза - глубокая беда,
   соцветие магических проклятий.
  
   Но мне мой свет уже куда милей,
   от колдовства почти освободился.
   А в первый ряд прикупленный билет -
   всего лишь как полёт с гусями Нильса:
  
   не сон, не явь, не просто волшебство,
   а что-то из мультфильмовских фантазий...
   Но не забыл пока что ремесло -
   из грязи восставать в святые князи,
  
   когда змеёй посмотришь на меня,
   беззвучно прошипишь гадючьим шипом...
   На зрак Любви тебя я разменял,
   и все твои потуги просто липа...
  

Сорок тысяч карат

  
   Я подснежников тихую стаю
   обнимаю, как сокол, крылом...
   Мне сегодня тебя не хватает,
   ну, а ты говоришь: - Поделом!
  
   Поделом? Ты внезапно исчезла,
   будто странных видений каприз.
   Ни к чему мне шенгенская виза,
   ни к чему распрекрасный Белиз,
  
   если ты от меня ускользаешь
   и не хочешь вернуться ничуть.
   Я крылом тебя нежно касаясь,
   то парю, то тихонько лечу
  
   поперёк многолюдных проспектов
   и по шерсти пустынных полей.
   Мой к тебе простирается вектор
   в чистом небе, да и по земле;
  
   плещут тубы знамёнами песен
   над сосновою рощей трембит.
   Я тебе уже не интересен?
   Я твоим равнодушьем убит,
  
   но хочу объявить свою волю,
   что бы ты ни сказала в ответ:
   стала ты моим счастьем и болью
   и когда еле теплится свет,
  
   и при солнце, пылающем ярко,
   будто пекло ста тысяч чертей,
   и в ночи обнажённого парка,
   когда лунный огрызок отпет
  
   и упрятан за воротом тучи
   под рассыпанный снежный заряд...
   Ты меня провоцируешь лучше,
   чем алмаз в сорок тысяч карат!
  

В деталях

  
   Горних ангелов светится рать,
   освящает их благость Господня...
  
   Остроту золотого пера
   не считают за ценность сегодня.
  
   Что не ценно, то выйдет в тираж
   и отравлено будет насмешкой:
   будто слово - подкожный мираж,
   а метафора - битая пешка!
  
   Кто умеет, того не проймёт
   эта критика троллей лихая.
  
   Видит око, что фраза не мёд -
   не проймёт, так зудит не стихая,
   проникая в сосуды иглой,
   как наркотик безмерной печали...
  
   Критик часто - коварное зло,
   дьявол прячется в мелких деталях.

остаётся светом

  
   а свет остаётся светом -
   хоть тьмой его назовите...
  
   миндальное амаретто
   сквозь дымку блестит в зените,
   как будто солнце хмельное
   ярится на небе бесом -
   летит в золотом каноэ,
   сияет блестящий кесарь...
  
   а свет достаётся людям,
   так нежен, но часто резок...
  
   он - жизни исток, по сути,
   как нам объясняет пресса...
  
   а свет остаётся светом
   без божеского участья?
  
   ...облизан бродягой-ветром
   эрзац чупа-чупсом счастья...
  

Управление воздушным движением

        
   С локаторов бельмами формуляров пялятся
   борты, пролетающие на запад...
   Вход в зону, ломаются карандашные пальцы,
   конвой за спиною - некуда драпать...
  
   Ты только один здесь за всё и в ответе:
   сближаешь, сводя траекторий трассы...
   Летящий под гору стремителен ветер,
   смешает с землёй воздушные массы.
  
   Поток нисходящий,  поток восходящий -
   фронтальные грозы на эшелоне -
   воздушное судно по лезвию тащат
   в твоей и моей закреплённой зоне.
  
   Смотри, не сломай карандашные тени,
   отрисовывая маршрутов дреды
   в жёстком цейтноте для принятья решений,
   отводя от Икаров беды!
  

Движение к свету

  

Миле Славской

  
   Бледных, как немочь, постылых контрактов
   не заключай понапрасну,
   спиралевидный мой хеликобактер -
   месяц мой, в принципе, ясный.
   Не убивай во мне образ поэта -
   это твоё отраженье.
   Тихо скончалось азартное лето...
   ...вечное к свету движение.
  

Вечное движение

  
   В озябшей ментальности маюсь маятником,
   отстраняясь от стрелок хода.
   Гирьки - груз вечного моего отчаянья -
   бьются, сволочи, в непогоду.
  
   След растаявший в суглинок прячется,
   как ручей, маетой загашенный.
   Может, что-нибудь переиначится
   в жизни сажею напомаженной.
  
   На аллею влечу выстрелом,
   замороженных листьев клочья
   разрывая увядшим смыслом
   заблудившейся летней ночи...
  

нет ли лишнего билетика?

  
   ...а движение звёзд вечно -
   тут и говорить нечего,
   конечно...
   и, пожалуй, не станем
   по древу растекаться мысью,
   затаив, как дыхание,
   в пирамиды смётанных листьев
   саркофаги почившего в Лете лета...
   ...а нет ли у вас лишнего
   в эту Лету билета?

Страсти на пруду

(пародия на любовную лирику)

  
   На лодочке катались. В самый раз
   движение красивое. И свет
   ложился серебром на зелень глаз,
   как бронзовый от времени сонет,
   звучал бы то и дело между дел
   и теребил за вымя тишину
   и саксофоном-тенором воспел
   божественные несколько минут,
   когда мне подарила зелень глаз
   да поцелуя жаркий лепесток...
   Сшивает, не сошьёт судьбы игла
   с тобою нас... Как этот мир жесток!
   Лежу на берегу, в руках весло,
   обобранный до нитки. Неглиже.
   Куда ж меня, ребята, занесло?
   И где моя любимая уже?
  

Вечное движение

  
   Завязал вчера конкретно
   с самогоном, вот те крест!
   Видишь, как по мне заметно:
   стал находкой для невест.
  
   Не пивал бурбон и виски:
   "pepsi" прочь, даёшь кваску!
   Самогоном по-английски
   сплин вываривал в тоску.
  
   А теперь пришла затея -
   брошу пить я навсегда.
   Ничего себе идея
   озаряет города,
  
   раздвигает горизонты,
   окрыляет дураков...
   Время - очень хищный кондор,
   время - чисто бой быков.
  
   Завязал, ура, победа!..
   Нету в том большой беды,
   но не вяжется беседа
   без, казалось, ерунды -
  
   без наливки, самогона
   или просто коньяку.
   Нет, сейчас определённо
   бросить пьянство не смогу.
  
   Вот попозже, если, скажем,
   я останусь вдруг один,
   откажусь в похмельном раже
   и от водки, и от вин.
  
   А покамест слишком рано,
   погужу ещё слегка.
   Нет в моих словах обмана...
   Будем праздновать закат
  
   и прекрасное решенье
   непременно бросить пить...
   Пьянка - вечное движенье,
   а движенье не убить!
  

Подсознательное, потустороннее

  
   Профессора помню крутого:
   он в мозг мой негласно проник
   под маскою графа Толстого -
   не граф, а обритый двойник.
  
   Ещё вспоминаю былое,
   и дум ароматный отвар -
   как буря, накрывшая мглою.
  
   Несёт нас Земля-Боливар,
   но, видимо, скоро устанет -
   придётся кого-то ссадить:
   беременный нами "Титаник"
   во чреве Вселенной саднит.
  
   Дрожат закрома от вулканов,
   а гейзеры так пузырят,
   что прелести адской нирваны
   смогли б превзойти многократ.
  
   Профессор влезает мне в душу,
   вещает какую-то муть,
   мешает скоромное кушать...
   Не граф, но такой баламут!
  
   Кругом накаляются страсти,
   такая вокруг суета,
   её я соратник отчасти -
   один из каких-нибудь ста -
   и апологет потеплений,
   и климата злостный палач,
   любитель отжатия денег
   движением лёгким - one touch.
  

Океан, утро

  
   Над океаном смерч - как вбитый гвоздь.
   Больше тайны под водой сокрыты.
   Старик у океана редкий гость -
   он помнит хруст разбитого корыта.
  
   Или здесь не корыто, а корабль -
   огромный лайнер, быстро утонувший?
   Глядит вперёдсмотрящий строго вдаль
   и пением сирены греет уши.
  
   Вода тугая солнца гасит свет
   и заливает тёмною волною
   и палубу, и память прошлых лет
   легко, как будто утлое каноэ.
  
   Над океаном тысячи смерчей:
   стоят зловеще - чёртовы воронки.
   Тревожно спит у друга на плече
   уставшая от жизни амазонка.
  
   На берегу остался отчий кров,
   слезами безысходности политый,
   а во дворе охапкой мокрых дров -
   в щепу надежд разбитое корыто.
  

Тихая сказка

  
   Тихая сказка, бабушкин дом,
   да гном, где-то здесь живущий,
   я в эту сказку верил с трудом -
   в гномово всемогущество...
  
   Нет, я не помню детских обид,
   хотя они точно были.
   Жил в волшебстве всеобщей любви
   и в тайнах чердачной пыли.
  
   Видел я там домового след,
   долго сидел в засаде.
   Было тогда мне немного лет,
   как и сегодня, кстати.
  
   Снова мальчишка, только седой,
   мир навещу чердачный.
   Я, будто леший - сам с бородой.
   И, прикатив на дачу,
  
   тут домового вновь поищу
   в плесени и паутине...
   Выйдет навстречу - чудо из чуд! -
   гном упоительно синий.
  
   "Классная встреча, брат, домовой,
   Здравствуй, сказочный гений!"
   Только качнёт он слегка головой,
   выйдя на свет из тени,
  
   скажет тихонько: "Я здесь уснул,
   вы уж меня простите.
   Просто встречаю в тепле весну
   в столь неприглядном виде..."
  
   Тихая сказка, бабушкин дом,
   гном, где-то здесь сопящий,
   Верил в него и тогда, и потом...
   верил по-настоящему!
  

В саду на рассвете

  
   Под предрассветный трепет пеньюара...
   ...я утро повстречаю на заре,
   отведаю прохладного нектара,
   слегка поправив стильный свой берет.
  
   Отправлюсь в сад, где фею прячут нимфы
   и где когда-то повстречал тебя,
   когда искал на слово "рифы" рифму,
   по прежней жизни горестно скорбя...
  
   И тут мне свет явился, будто с неба -
   свой идеал в саду вдруг повстречал.
   Не отгадать мне сей любовный ребус,
   "пока не меркнет свет, пока горит свеча".
  
   И не понять, со мною ли случилось
   или с другим, не мной, произошло...
   Накинь бретельку, дева, сделай милость,
   не возбуждай во мне чужое зло!
  

Затейное лето

  
   Пламя синее, ветер зелёный
   по притворной пожухлости трав
   приласкает июльское лоно
   шашлыками лесного костра,
  
   взбаламутит болотные воды,
   отольёт ручейками в разлив,
   угостит грешных путников мёдом
   да постелет туман у земли,
  
   насчитает по щедрости грозы,
   нацедивши подойник росы,
   да насытит ионами воздух -
   духом джунглей и хвои густым,
  
   душу высветлит призрачным светом
   молодого, как солнце, огня...
   Вот такое затейное лето
   поспешает уважить меня.
  

Платформа

  
   Метался свет по тесноте вагонной,
   когда в тамбовский лес спускалась ночь.
   Я пялил взор в окошко, полусонный,
   не знал, как эволюции помочь.
  
   Она ж меня в упор не замечала,
   жуя вагонов ливерный состав
   с тавотно-креозотовым началом,
   с электровозом жарким на устах.
  
   Напялив шарф, перчатки да скуфейку,
   я вышел на платформе номер раз.
   Вся жизнь - борьба, ну, а судьба - индейка,
   и всё на свете только лишь игра-с.
  
   Кто в ней сдаёт, убей, не понимаю!
   Наверное, бездушный автомат.
   Дорога к храму всякий раз кривая:
   одних изгибов - томные тома
  
   встают из стеллажей библиотеки,
   как будто гренадёры на парад.
   Текут на север наливные реки,
   ну а платформы движутся назад
  
   туда, где устают летать гагары,
   утомлены враждебностью ворон.
   Горит на небе не луна, а фара -
   как поезд прибывает на перрон.
  

Наказание и преступление

(версия "Вечный жид")

  
   В тени Христа скитаюсь битый век,
   и сыплются на голову проклятья.
   Я не апостол, просто человек,
   но люди мне отнюдь, увы, не братья.
   Пинают, гонят и свистят вослед,
   как будто сами помыслами чище,
   не сто, не триста... очень много лет.
   Устал считать - давно ушло за тыщу.
   Шагал Христос к Голгофе и устал,
   и попросился отдохнуть под крышу:
   он раскрывал кровавые уста,
   а я глухой - я ничего не слышал...
  

Перелётные птицы

  
   А вслед за снегом солнце тает
   по горизонта закромам.
  
   Летит на север птичья стая,
   несёт на крыльях аромат
   тепла неведомой чужбины...
  
   Однако здесь тепла чуть-чуть;
   ещё плетётся паутина,
   но паучихе-палачу
   покуда нет в сетях добычи -
   в анабиозе дремлет гнус.
  
   Под вечер стихнет гомон птичий.
  
   Мой ягдташ сегодня пуст.
  
   Сижу в избушке возле печки,
   гоняя бесконечный чай.
  
   Собаки возятся, беспечны,
   на полевых мышей рычат.
  
   Пройду к болоту завтра утром -
   гусей залётных посмотреть,
   а также лебедей и уток...
  
   Смотреть на птиц - не страшный грех,
   когда сидишь, ружья не вскинув,
   наводишь телеобъектив.
  
   Весна-весна, по речкам льдины
   вздыхают, будто старый кит.
  
  

Хорал

  
   Над тёмным Стиксом молнии метались,
   к замку Аида подбирая ключ.
   Орфей, Орфей, пустой души скиталец
   и в тёмном царстве безутешный луч,
   поднялся вверх, не став ни с кем сражаться
   за Эвридики нежный голосок...
   И слёзы льют кустарники акация,
   и в Стикс стекает этот звонкий сок.
   Он оглянулся, уговор нарушив,
   и навсегда девчонку потерял.
   Ко мне опять нечистый лезет в душу,
   но в ней звучит божественный хорал!
  

Падение в облака

  
   Зиянье сквозь беззубый рот вокзалов
   и пантеонов амбразурный ряд...
   Меня не жизнь к вокзалам привязала,
   прощальных безнадежностей парад.
  
   Я рад тому, что время плохо лечит -
   не гасит ту давнишнюю беду...
   Расправлю, словно крылья, плети-плечи
   и в небо, будто ангел, упаду.
  
   А там простор, прерывисто дыханье,
   восторгами охвачена душа -
   летит свободно на аэроплане.
   А рядом с ней летит воздушный шар.
  
   Несётся мир внутри аэростата,
   и, раздвигая флаги облаков,
   я вместе с ним пикирую куда-то -
   где царствие наивных простаков.
  

Сквозь тоннель...

  
   Сквозь тоннель пробивается свет -
   "метрострой" на просторы выходит...
   Дал бы людям бесплатный совет,
   да сегодня советы не в моде;
   на сегодня совет - моветон:
   каждый мнит себя мудрым Сенекой
   и мечтает, зараза, о том,
   как повторно залезть в эту реку,
   что зовётся забвением здесь -
   в снах подземного царства Аида
   Лета - речка? Да, полноте - тест
   с берегами остывших событий.
   Каждый сможет себя разгадать
   и понять, чего стоит разлука,
   и какая беда - не беда,
   и какие примеры - наука.
  

Непредсказуемый полёт

  
   Я выпал вниз не с раскалённой крыши,
   не с ледяной, как айсберги, трубы -
   тихонечко в окно из дома вышел
   и тут же о падении забыл,
   поскольку ввысь взлетел небесным чином -
   не ангел, а какой-то чудодей,
   не просто так - решительный мужчина,
   евангелист мнемоники идей!
  
   И курс мой был почти непредсказуем,
   почти что - как у Господа пути.
   Я помянул его сегодня всуе,
   а значит - мне удачи не найти.
   А были ж варианты, ёксель-моксель,
   ведь мог вполне поймать судьбу за хвост,
   но восхваленьем Господа увлёкся
   и ложку мимо рта, считай, пронёс.
  
   Я выпал вниз не с раскалённой крыши,
   где кошкам нету места для любви,
   тихонечко к луне подпрыгнул рыжей
   и этим приближеньем удивил
   себя, её, три бочки арестантов,
   томящихся в язвительном поту.
  
   В "профессорском углу"* читали Канта,
   сорвав с могилы древнюю плиту.
  
   * - великий философ Эммануил Кант был похоронен в 1804-ом году у восточного угла северной стороны Кафедрального собора Кёнигсберга в профессорском склепе, над его могилой была возведена часовня.
  

Местечковая страсть

  
   Окрасился месяц. На небе
   блистают фарватеры звёзд.
   Пытается старенький ребе
   до Господа выстроить мост:
  
   кивает седой головою,
   бормочет из торы куски.
   А где-то кикимора воет
   в припадке истошной тоски.
  
   И ведьмины крики заслышав,
   селяне спешат по домам -
   быстрее к иконам, под крышу,
   в постель - к целомудренным снам.
  
   В распадке цикады пророчат
   волшебную страстную ночь;
   такие случаются ночи...
   ну, как в Голливуде - точь-в-точь -
  
   и в нашем тишайшем местечке
   раз в семьдесят с лишечком лет.
   Трепещет как птенчик сердечко,
   дрожит, словно всадник в седле.
  
   Влечение нежным дурманом
   накроет сплетение тел.
   Туман спеленает сметаной
   покосов укромный удел.
  
   Молитва о счастье и хлебе,
   и сено щекочет виски -
   во мраке невидимый ребе
   бормочет из торы куски.

*

   Окрасился месяц. Багрянцем
   его покрывает заря.
   Ночные закончены танцы,
   и ведьмы исчезли в полях...
  
  

Зелёный луч

  
   Как старая недобрая змея
   или русалка, только молодая,
   мерцает глазом призрачный маяк.
  
   Уверенность в тумане обретая,
   идёт по курсу караван судов -
   на мель не сядет, не потонет втуне.
  
   Шторм не оставит на воде следов
   а лишь поломки в такелаже шхуны.
  
   Под утро рассыпается в восход
   зелёный луч подаренной надежды.
  
   Его деянья зная наперёд,
   цепляемся за вымпелы, как прежде,
   отчаянно-отважных кораблей
   или верней - бесстрашных экипажей...
  
   Я на рассвет купил вчера билет,
   но луч зелёный оказался в саже
   постылого нелепого бытья,
   отвешенного мерой на живущих,
   а красота растворена...
  
   Хотя
   её намёк мой мозг, опухший, плющит.
  

отрывное солнце

  
   бульвар неистов, словно бы змея,
   смятённая граблями campesino*...
   твои слова - разрушенный маяк,
   оттенка свежей шкурки апельсина...
  
   я прохожу по избранным тылам
   какого-то прекрасного засланца,
   где он зарыл свой пламенный талант
   под сполох отрывных протуберанцев...
  
   на сотни ног хромает календарь
   типичным танцем тяпнувших матросов...
   сегодня я накапал скипидар
   отвязному балбесу в папиросы,
  
   а сам ушёл, тебя предупредив,
   чтоб скоро не ждала в прибрежных скалах;
   мой муэдзин, приятель, господин,
   меня здесь бьют, но, видно, слишком мало...
  
   меня неволят всякою бедой,
   срывая с головы усталой феску...
   я "после" лучше думаю, чем "до";
   сей аргумент, пожалуй, очень веский,
  
   чтобы не срывать казённые листы
   с календаря ведических затмений...
   где был маяк - там нынче монастырь:
   как говорил один лохматый гений.
  
   * - campesino (исп.) - крестьянин.
  

Созерцание

  
   Парил над миром тихо... не спешил,
   хватая солнце за седую гриву,
   закладывая после виражи
   разглядывал в бинокле перспективу:
   красивые и тучные поля,
   леса и рощи в зелени убранства,
   куда Макар гонял порой телят
   исполненный изъяном дилетантства.
  
   На горизонте ветром паруса
   отлично распускались, будто розы;
   на квартердеке гордая оса
   дразнила жёлтым "тельником" матросов...
  
   Картина маслом радует меня,
   но не проходит мимо тени скверны:
   колокола превенцией звонят!
  
   Из глубины разверстого инферно
   над миром восстают не раз, не два
   убитые закланные бараны...
  
   Не значат ничего мои слова
   в империи развратного обмана.
  

Волшебный фонарь

  
   Фонарь волшебный зажигали вместе,
   но растворились в призрачном дыму
   иллюзии и совести, и чести...
   ...и жмётся к шее тягловый хомут.
  
   Закрыта тема Бергмана с поляной,
   и странный путь лежит на дно души.
   А по углам зловещего экрана
   коварный свет едва-едва дрожит...
  
   И распаялась лампа Аладдина,
   тотчас и джинн покинул свой удел.
   Взамен любви повсюду паутина,
   а вместо зёрен гильзы в борозде.
  
   Разлилось солнце милостью природы
   глазуньей на кипящий горизонт.
   Сверкали обнажённостью красоты
   натурой, уходящей в чей-то сон.
  
   Фонарь волшебный зажигали вместе
   и распалялись вслед за камельком.
   Отныне ж нет ни совести, ни чести...
   ...а честен кто, тот назван дураком!
  

Ночной Баку

(литография из прошлого)

   Баку в подбрюшье Апшерона
   смеётся Каспием седым...
   Платан могучий спрятал в крону
   ожогов солнечных следы.
  
   Дрожит обильем шелковица.
   На Башне Девичьей маяк -
   как светоч мудрости, зеница...
   и в глубь веков сакральный знак.
  
   Луна - аманта* Ширваншахов -
   дорожку ладит по воде...
   Баку - любимый град Аллаха -
   в ночных садов парчу одет.
  
   * - аманта (устаревшее) - возлюбленная.
  

Долг поэта

  

"Восстань, пророк, и виждь, и внемли,

Исполнись волею моей,

И, обходя моря и земли,

Глаголом жги сердца людей".

А. С. Пушкин

  
  
   Жечь глаголом может всякой,
   да не всякой в том горазд.
   Жизнь поэтова не сахар,
   часто попросту балласт.
  
   Часто слава только снится,
   а читатель - редкий гость.
   Завсе* хочется напиться
   да пожить с супругой врозь.
  
   Жечь глаголом? Просто это,
   был бы к данному позыв.
   Если ты рождён поэтом,
   слышишь пламенный призыв
  
   серафима, и пророком
   станешь сам без лишних слов,
   разорвёшь дежурный кокон
   а потом порвёшь ослов,
  
   что находятся при власти
   да воруют в полный рост:
   если глаз богатством застит,
   совесть "кинуть" - не вопрос.
  
   Жечь глаголом может всякой,
   да не всякой в том мастак.
   Жизнь поэтова без лака -
   как затасканный пятак.
  
  
   * - ЗАВСЕ -- ЗАВСЕ, завсегда нареч. всегда, всяк час или день, всякий раз; часто, без устали, бесперечь; тамб., пенз. завсегды, завсяды; олон. завсевда, завсевды; твер. завсе(ё)гды; костр., вят. завселды, завсялды. Он у нас завсе, "т.е. свой, часто бывает. (Словарь Даля).
  

Сплетение

  
   Расстались тени с горем пополам,
   со счастьем пополам расстались блики.
   В ладонь вонзилась острая игла,
   и не влезало в твою строку лыко,
  
   когда плела не лапти, а интриг,
   силков коварных, потайные сети.
   Никто не знал, что у тебя внутри
   бесчинствует бродяга вольный ветер.
  
   Ушёл давно уставший караул;
   собрание1 в истории осталось.
   Я сотни раз тебя к себе зову,
   но этого, наверно, слишком мало.
  
   Не слышишь ты, наивное дитя
   бескровных - в идеале! - революций:
   тебя как жертву юную хотят
   подвергнуть ритуалу экзекуций,
  
   примером устрашив честной народ:
   своих побил, чужие испугались.
   Союзные мне армия и флот -
   содружество ума, огня и стали -
  
   стоят давно на страже рубежей.
   Причём тут власть, коль на кону держава?!
   Хотелось избежать ненужных жертв
   нам ни к чему, пойми, такая слава,
  
   когда "союзник", подлостью хитёр,
   готов убрать "друзей" за грошик медный;
   он сладкими речами сеет вздор
   и говорит по-польски: "wszystko jedno"2.
  
   Но нам с тобой негоже привыкать
   и есть лапши развесистую клюкву.
   Европа проповедует закат
   и истекает соком, будто сука.
  

*

  
   Рассталось солнце с тенью, из-за туч
   лишь подмигнув едва заметным бликом...
  
   Игла в ладонь впивалась на беду,
   и не вплеталось в эту строку лыко.
  
   1 - автор имеет в виду печально известное Учредительное Собрание, разогнанное большевиками в январе 1918-го года;
   2 - wszystko jedno (пол.) - всё равно, неважно.
  

День сурка

  
   Непутёвому танцору
   редко нравится Ижора.
   Настоящему танцору
   не мешает ничего.
   Сохнет-сохнет дымный порох
   по долинам да просторам;
   мир худой не лучше ссоры,
   коль насилуешь его.
  
   Мир худой на нервах виснет
   куклою на коромысле
   и кукует с укоризной,
   нам отмеривая срок.
   Отстают от мира мысли;
   и летят в кювет без смысла -
   руки, ноги, лица числа...
   ...в тень их прячется сурок.
  

Грянет!

  
   Струны рвём на контрабасе -
   извивается змеёю...
   ...саксофон в посконной рясе
   грациозно... непристойно...
   вылезает из футляра,
   будто аспид из пещеры...
   Тихо шепчутся гагары,
   как унылые гетеры.
   Мир сегодня крайне тесен,
   в нём рука другую моет.
   Я узнал об этом в прессе -
   прессе "жёлтой", неспокойной.
   В скалах след пингвинов дымный,
   буревестник бурю кроет,
   исполняя в ритме гимна
   эпитафию героям.
   Зверь горчит несвежей шкурой -
   есть вмешательство прямое
   в молодую партитуру...
   ...неудачно. Недостойно
   джазом бить по предрассудкам,
   будто битой по сусалам.
   Спит в ночлежке проститутка,
   грезит призрачным металлом.
   А афиши жгут заборы
   непутёвостью анонсов.
   Заболел неверьем город...
   Скоро ль грянет гордый спонсор?
  

На пути

  
   Мне освети'те молнией дорогу,
   или идти, как прежде, в темноте?
   Прошу помочь святых - без шефства Бога -
   я, аскетизма преданный адепт,
  
   коль здесь совсем невмоготу вдруг стало
   сбивать по подворотням каблуки,
   где смрадный кружит дух чужих вокзалов -
   сжимаясь в обруч, давит на виски.
  
   Где нет покоя от мятежных мыслей
   и ладаном империя чадит.
   Пусть нет ответов, нет ни грана смысла,
   и не видать, что где-то впереди
  
   летит навстречу колесо Сансары,
   брусчаткой выбивая странный бит
   под пение могольского* ситара
   и звон доспехов отдалённых битв,
  
   продолжу к неизбежному движенье,
   лишь только бы дорогу осветить...
   Фатальной доли стянутый ошейник -
   бессменный стимул на моём пути!
  
  
   * - опосредованное указание на Тансен Мияна (1506 - 1589) - придворный музыкант-ситарист великого могольского императора Акбара I. Считается отцом или прародителем современного североиндийского музыкального жанра рага и одним из самых великих музыкантов в истории Индии.
  

Просит и находит...

  

"А он, мятежный, просит бури,
Как будто в бурях есть покой!"

М.Ю.Лермонтов

   Не отыграть, не взять отсрочку,
   не поменять ужо расклад...
   В терцеты плен попала строчка,
   и в той наметился разлад:
  
   упала рифма, ритм сломался -
   сбив канонический размер -
   фор-брам-бакштаги левым галсом
   внезапно вывернуло вверх!
  
   Унылый парус за кормою
   влачил, повисший, тяжесть глаз.
   Смеялось над поэтом море.
   И слоги за борт, как балласт,
  
   непринуждённо выпадали
   и шли, бесхозные, на дно...
   А из контекста бледной стаей
   слова, густые, как вино,
  
   ложились на бумагу стильно -
   остались лучшие из них.
   И Каллиопа в шляпке пыльной
   являла миру редкий стих.
  

Поэтический патруль

Лилии Тухватуллиной с теплом

  
   Дрова из рифм сжигаю, как себя...
  
   И пламя рвётся в небо, будто птица.
  
   Оно взлетает к облаку, клубясь,
   чтобы потом под ноги нам спуститься
   космическим пришельцем из мечты
   иного неизвестного обличья.
  
   Стихи легки, талантливы, просты.
  
   Но эфемерны, не реалистичны:
   волшебно-умозрительны, как блеск
   невероятно голубого света...
  
   Таков уж у поэтов звонких крест -
   сверкнуть болидом ярким над планетой
   и, угодив в коварный лес людей,
   в химеру снов мгновенно обернуться
   или ходить с Иисусом по воде,
   или же - в авангарде революций.
  

революций между

  
   бежит по кругу колесо Сансары -
   от обода никак не ускользнуть;
   и новый мир встаёт, где раньше старый,
   лелея записную кривизну!
  
   баннер висит безвольный,
   будто поддушенный -
   больно,
   и ни одной отдушины
   в целом свете...
   только ветер
   гуляет пьяный
   походкой вульгарной...
   хомута проушины
   разбиты частым впряжением
   в телегу воображения...
   бабой базарной
   флаги вразлёт,
   рифма внахлёст,
   ритм не даёт
   вибрировать в такт,
   снова без звёзд,
   снова не так...
   что-то ещё остаётся в виде надежды
   как прежде...
   поменьше эмоций -
   скоро новый этап
   революций
   между!
   карточный крап
   на капитанской лоции...
  

взмыть

  

Хлебникову & Поединкову, etc.

  
   мальчики из языческих,
   мальчики эпатажные,
   в небо рванут физически...
   а-а-ах... вознеслись... бес страшные!
  
  
   сладости эфемерные,
   прелести нереальные...
   футуристически нервные -
   крёстные... будетляне!
  

Славный мир

  
   Читайте Кафку на досуге,
   и Мураками между строк -
   по экземпляру в одни руки! -
   чтоб добру молодцу урок
   не проскочил, как заяц, мимо,
   а задержался в голове
   фантомным призраком интима,
   как говорит интимовед!
  
   Читайте, милые, Апдайка,
   крутите в баночки компот,
   а мимо скачет бодрый зайка -
   весёлый зайка-обормот.
  
   Скрыпят качели на морозе,
   а на экваторе дожди;
   стоит Геракл в неловкой позе,
   но нам с тобой не повредит
   хлебнуть ядрёного глинтвейна
   и разбодяжить чистый спирт...
  
   Какой Апдайк первостатейный,
   какой-то жутко славный мир!
  

У костра

  
   "Дайте мне ведро ярила
   да от радуги моста! -
   нам девчонка говорила
   у полночного костра. -
  
   Обниму тогда я ловко
   струи утренней зари..."
   Повтори ещё, чертовка,
   взглядом-ядом одари!
  
   Но молчит, увы, девчонка,
   романтичная, как сон.
   Ах, ты, древняя сторонка;
   ах, ярила колесо!
  

Вечный Жид

  
   Дорогою не слишком удручённый,
   плетусь сто лет. Куда? Не знаю сам.
   Нелепый странник, никакой учёный,
   Обиженный до слёз на небеса.
   Бесхитростен, наивен, зауряден.
   Ни для кого не стану кое-кем,
   но не дождётесь от меня проклятий
   я - не бретёр, усталый манекен,
   которому слова осточертели
   и непосильны добрые дела.
   Лишь дофенизм в моём усталом теле,
   я умываю руки, как Пилат
   и продолжаю скучное движенье
   навстречу слишком выспренней тоске.
   Бессмертие - отличное решенье,
   когда идёшь по узенькой доске
   в предчувствие Пришествия Второго
   с надеждой тайной обрести покой.
   Я сам в себя однажды замурован
   Спасителя божественной рукой.
  

Локомотив

  
   Горит свечи спасительный огонь,
   стекая воском на фасад киота;
   дрожит на стыках литерный вагон -
   как будто бы готовится к полёту.
  
   На небе наливные облака,
   размазанные маслом равномерно,
   а где-то вдалеке поёт закат,
   росой с утра отмывшийся от скверны
   величия, гордыни, щегольства
   и прочих распрекрасных фанаберий.
  
   Проклюнет почки нежная листва
   из края в край колоний да империй.
  
   Вагон летит, с локомотивом дней
   намерившись добиться унисона
   внутри состава так же, как вовне...
  
   С напористою хваткою масона
   пылают на подножках факела
   гораздо ярче свеч неподконтрольных!
  
   Провозит контрабанду Абдулла,
   ну, а кому-то за державу больно.
  

ТрактЪ

(путевые заметки)

  
   Навеяла грустные мысли
   осенняя тихая стынь,
   речений парных коромысло
   примёрзло к пилону версты,
   поднявшему с краю дороги
   свою полосатую стать.
  
   Забродят бурлящие соки -
   лишь стоит весны обождать,
   уйдя в беспробудную спячку,
   пока здесь стоят холода
   покуда гуляют метели,
   хрустально звенят провода,
   как будто с шампанским бокалы -
   так с нами прощается год...
  
   Что было, что будет, что стало -
   цыганка утробно споёт;
   своей "позолоченной" ручкой
   влезая в разверстый карман.
  
   Ноябрь, полупьяный поручик,
   попутчица, бурный роман...
  

Дети солнца

  
   Блики Феба1 на скатерти волглой
   раскрутили фантазий юлу;
   запотели нетрезвые стёкла
   и ударились в плачущий флуд.
  
   Прорастает мятежное семя
   откровением смеженных век;
   не пришло ещё, в принципе, время,
   не пришёл ещё сладостный век,
  
   когда всякому дар по желанью,
   а желаний - огромный букет.
   Солнце гладит горячею дланью
   по отзывчивой грешной руке,
  
   ожививши теплом неживое,
   отработав во славу Отца;
   ветер скачет мятежным ковбоем,
   размотав в тубофоны2 дацан.
  
   1 - Феб - Аполло́н (др.-греч. Ἀπόλλων), по прозвищу Феб (др.-греч. Φοῖβος Фе́бос или Фо́йбос - "лучезарный, сияющий") - в древнегреческой мифологии златокудрый сребролукий бог света (отсюда его прозвище Феб, солнечный свет символизируется его золотыми стрелами), покровитель искусств, предводитель и покровитель муз.
   2- тубафон тубафoн (от лат. Tuba -труба и греч. Ponn звук; итал. tubafono, франц. tubaphone, нем. Tubaphon, англ. tubafon), - ударный муз. инструмент. Представляет собой колокольчики, в которых металлические пластинки заменены металлическими (медными, стальными) трубочками. 
  

"Молния"

  
   Небеса отпускают в пространство
   киловольтные выстрелы снов,
   занавесив туманом оскал свой -
   ослепительный, жадный, мясной.
  
   По ступеням спускаются тучи,
   наползая на светлый удел.
   Золотой укрывается ключик
   в Барабаса густой бороде.
  
   За холстом - театральная сцена -
   пляшет занавес с ветром в руке.
   Расступаются звери и стены,
   одинокий пьянеет букет
  
   на руках Буратино охапкой,
   а Пьеро декламирует жесть.
   Он творец, а не грязная тряпка...
   И Мальвина, застыв неглиже,
  
   понимает отчётливо это,
   хоть давно отдалась не тому...
   ...а хотелось отдаться поэту,
   чтобы горе досталось уму...
  
   Но вольны переливы сюжета,
   граф мечтает о детской мечте
   и мотивчик мелодии ретро
   папа Карло, достойный отец,
  
   напевает, посконным рубанком
   удаляя либидо сынку.
   Полюбила отца итальянка,
   и фривольные мысли влекут
  
   не туда, где душевная сказка,
   учит дружбе, заботе, добру.
   Вместо сказки годится отмазка:
   "Бей, хватай, а не то отберут!"
  
  


Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"