Чваков Димыч. Сминая небеса

СМИНАЯ НЕБЕСА

Сминая небеса

Бельё латать - не ползать по былью,

что поросло давно чертополохом.

Растоплен воском в облако салют -

сгорает от усердия эпоха

и, лёд да пламень распушив, как хвост

кометы сына ОЄксфорда Галлея,

она ответ находит на вопрос

о качестве постыдного елея,

которым сытость ублажает всяк -

и хвалит, и не может нахвалиться...

Земля летит, сминая небеса,

в пространстве атмосферном синей птицей.

Чугуевский топор

"По реке плывёт топор
Близ села Кукуева..."

из фольклора

Топор... разлить чернил и плакать,

и не писать о нём навзрыд...

Топор плывёт совсем, как лапоть,

какой же смысл здесь сокрыт?

Достать паромщика... и в воду

концы упрятать на заре.

С ним заодно сама природа -

всплыла уликой в топоре.

Село Кукуево ликует -

бес навигацию открыл....

Переплыву теперь реку я,

без це'пи, вёсел и ветрил.

На дне чернеют чьи-то трупы,

но этот след надёжно скрыт.

Прохладой сводит нитки-губы,

когда стихи поёшь навзрыд.

дроби правильные

колокол лактозу

лакает котёнком -

языком розовым,

медняным да звонким;

звонарь Вием зырит:

в упор видит "зеро"

и "трижды четыре"

инкогнитой террой...

ударился в дроби:

числитель почистил.

себя не угробил.

знаменатель - выстрел.

дроби правильные,

люди праведные,

шрамы сабельные,

связи кабельные...

Реквием по сюрреализму

Струится мех

среди долины ровный.

Как в небо распростёртая вожжа,

мой позумент.

Скромнее, безусловно,

чем в дебри вод расшитая межа.

Бреду сквозь дым,

внимая бездорожью,

как сапоги - банальности болот:

"Воды, воды!"

Мои метанья ложны,

а между пальцев днесь отчалил плот,

вращаясь по неистовым стремнинам,

врезаясь, словно щепка в водопад...

...но наяву брутальная трясина

и окрики конвоя невпопад -

мол, Боже ж мой, пустые симулянты,

каков приход, таков его и кокс...

Мы все когда-то изучали Канта,

когда нас отправляли в тесный бокс.

Теперь не то,

ушёл мороз по коже,

оставив след нетвёрдого бритья.

И конь в пальто

опять не вышел рожей;

и нам, похоже, запретить хотят:

всю нежность строк

поверх мирских терзаний,

за бесконечно-пыльною чертой...

И бредит Блок,

склонив главу пизанью,

над трижды надоевшей суетой.

Исключение исправил

Вера с Надеждой крутили плацебо,

мама их Софья курила бамбук.

Только Любовь вместо зрелищ и хлеба

предпочитала любви ноутбук.

Гога с Магогою песню заводят -

амфитеатр героически пуст.

Дядька под Киевом бдит в огороде,

что-то лепечет про Евросоюз.

Санчо врубил пару мельниц для кофе,

в сеть переменного тока, дурак.

А Дон Кихот, сын простых философий,

вмиг разогнал по углам гей-парад.

Привокзальное

Три вокзала демократий

в теле матушки-Москвы.

Комсомольская в квадрате -

как отвар дурман-травы -

проступает из тумана

и во тьме огнём горит.

Три вокзала - три обмана

с расставанием внутри.

Связки взмыленных перронов,

словно стрелы, целят вдаль;

поезда, бегут вагоны,

никогда не спит вокзал.

Паганини-stile

струны, как нитки рвал...

пел и плясал с подскоком...

то-то пошла молва

звоном разбитых стёкол -

мол, Паганини-stile,

дескать, учили черти,

будто бы так спроста,

верьте или не верьте,

сможет играть без струн,

как обнажённый флюгер,

нежностью на ветру,

перебирая звуки...

только молве не верь,

нету в ней капли правды...

в сонме людских потерь

каждой находке рады!

Когда ворвётся?..

Когда ж, когда она ворвётся

сиренью снега на крыльцо,

звездой нырнёт на дно колодца,

и, в лужи спрятав холодцом

замёрзших стай комки и сгустки,

устанет дробью града жечь,

не по-английски, но по-русски

раздует сплин в моей душе,

призвав себя любить да нежить,

весною называть приход?!

Октябрь, всё те же на манеже...

...который век, который год...

Сходитесь!

Молчат небеса, избегая обвеса,

обвала на бирже, обгона в пути:

опять затевается чёрная месса,

она безучастностью им отомстит,

высоким, как космос, глубинам вселенским

кондовостью низменных смешанных чувств...

Молчат небеса, будто раненый Ленский,

а я, как Онегин, в пространство кричу...

...кричу, улетая, к иному приделу,

где дружба затоптана тезисом "честь"...

Поэт, гражданин... ну, какое нам дело:

он знал, что погибнет, но всё-таки лез...

Второй бы сумел удержать от несчастья,

однако не стал - было чуточку лень...

Не в нашей, а в чьей тогда всё-таки власти

замедлить непризнанных гениев тлен?

На "малине"

Зашухарённая "малина"

багряным колером цвела,

в бокале пенился токсином

горячий с ромом шоколад.

Воров встревоженное кодло

мутило бред "на протокол",

и лишь один смотрящий подло

развёл "мусарню" на прикол.

Менты, рассевшись, как бояре,

вершить затеяли правёж,

но не смогли признаний, твари,

добиться - врёшь, легавый, врёшь!

Смотрящий, взятый на подписку,

сдал двух накачанных бычков...

Ушёл, зараза, по-английски,

сыграв три партии в очко.

А на малине, типа, шухер -

менты накрыли пацанов...

И никакой, заметь, "мокрухи" -

такое славное кино.

Куда общак потом девался,

никто из нас не угадал;

лишь главный мент танцует сальсу...

А я, братки, подписку дал...

Зашухарённая "малина"

гудела, словно стадион.

В парадной скучно пахло псиной

и провоцировало сон.

Такая, в общем-то, досада -

невероятие причуд...

Мента увидишь, грохни гада,

тебе ж такое по плечу!

отношения с Создателем

он в нас живёт...

а мы, наверно, в нём...

друг друга не внимаем с полуслова...

и в гололёд,

и в зной поёт геном,

а вместе с ним - великолепный клоун

работает, уменьем вдохновлён,

как самый ярый труженик арены...

мой бог, мой сон, мой неприметный клон,

в своём дому мне не помогут стены,

когда ты, позабывши обо мне,

бросаешь мир в небрежном неучастье...

а страстный, как либидо, звон монет

обоих нас не трогает к несчастью...

или же - к счастью? сможешь - угадай!

но это очень лёгкая задача...

ты людям обещал не наносить вреда,

да вот теперь народы мира плачут...

но не смогу в обмане обвинить

или, всего скорее, не рискну я...

не оборвать с тобою нашу нить;

не поминаятвоё имя всуе...

ты смотришь совершенно не туда,

где я живу, сгорая в нетерпенье...

твои решенья - для меня беда,

а вместо счастья только чьи-то тени...

возьми меня в довольно ближний круг,

прижми к груди, признав в пришедшем сына...

о, мой господь, как твой характер крут,

а я всего-то жалкая скотина...

господь со мной, я так его люблю,

мои слова о нём совсем негромки...

я обнаружил в господе приют -

теперь бреду к нему с пустой котомкой!

чистилище

- ...буквально облака все истоптали

ну хоть бы ноги вытерли сперва!

эх, был бы здесь со мной товарищ Сталин,

не стали бы качать свои права,

а тихо затаились бы в кладовке,

напуганы до страшной тошноты...

товарищ Сталин всех имеет ловко,

и в их числе, конечно, будешь ты!

а облака архангелы отмоют -

им это в радость, только позови...

в предбаннике гундит людское море,

аморфное и жалкое на вид...

а Пётр ключами, словно бы играет,

и всем надежду ловко раздаёт...

и я торчу на полдороге к раю,

на полдороге - это вам не мёд!

Любитель классики

Тяпнул Горького светлого крепкого,

и разверзлись тотчас небеса.

Закусил свежевырытой репкою

и молитвой воздал образам,

что на книжных на полках теснятся,

отторгая тиснением строк

разность взглядов, форматов и наций,

как один многослойный пирог.

И помчались по полкам видения

в обрамленье эрзац тишины:

"Бесы", "Варвары" и "Воскресение",

"Свадьба", "Чайка" да "Дни Турбиных".

Съел с Булгаковым мерный лафитник,

Ване Бунину тоже налил.

Тот задумался и говорит мне:

- Ты бы, парень, того... отвалил.

Я же гений - чай, помнишь, наверно -

да и Нобелевский лауреат.

Ну, а ты-то совсем не кошерный,

не мессия, а в сущности - гад.

Мне и пить с тобой, в общем, не в жилу.

И с Булгаковым тоже не в кайф.

Мы с ним в разных, блин, обществах жили,

пропасть, типа, меж нас вел-ик!-а.

Вот с Толстым бы я дёрнул лафиту

да потом бы ещё повторил -

четверть точно, а после пол-литру

с кокаиновым жалом внутри...

Бунин долго мне ксерил поляну,

да про жизнь за границей втирал;

тут Каверин и "два капитана"

подхватили упавший штурвал

и меня, взяв под белые ручки,

в неотложку - к дежурным врачам...

Через месяц подгонят получку -

буду классику вновь привечать.

незваный гость

иду и собираю мысли в горсть...

а в каблуке застрявший гость

сидит гвоздём, как ни печально;

моя ментальность вертикальна,

как штык... возникший из земли -

ой-ёй земля опять болит...

на ней мы гости безусловно,

идём-идём и дышим ровно,

а сверху нас пасёт Создатель....

не знаю, кстати иль некстати;

а в каблуке застрявший гвоздь

мои собрал все мысли в горсть.

Имя

Луна полна. Движения неброски

по черни неба сизых облаков...

А я в альбом копирую наброски

под пузыренье струй "вдовы Клико".

Вдоль бархата бардовой занавески

скользит змея - зелёный серпантин.

Не поднимайся с ложа очень резко:

ты помнишь, кто здесь строгий господин?

Я не могу тобою отдышаться,

хотя, казалось, вдоволь надышусь...

В твоих глазах осколки провокаций,

а мне по вкусу чёртов их искус...

Пока луна сияет на эстраде

в ночном театре ветреных афиш,

я не намерен это имя тратить,

как неумело выбранный фети?ш!

Оно слегка тревожит придыханьем,

как аспираций длинный поцелуй,

не ранами души на поле брани,

а стрелами амура на балу...

Ах, это имя - нежности осадок,

мучительная сладость на заре;

его значенье - безусловный фатум

или любовный бесконечный бред.

Ему я подчиняюсь то и дело,

хотя давно живу как господин...

А что за имя? Донна Изабелла...

И много донн, конечно, впереди.

Как много донн, а я опять один.

Сосуд в основе

Мне снилось, что сквозь сон

я раздвигал решительно туман,

упавший на газон,

и фолиантов древние тома -

как лики образов.

Мне снилось, я лечу,

поверхностью земли любуясь.

Из выспренних причуд

всем предпочту мечту любую...

Наверное, смолчу,

когда поймаю суть

в движениях прозрачной ткани.

Свободу принесу

и поверну трезвонной гранью.

В основе пересуд -

не выпитый сосуд.

В полёте

Лечу лечить больную душу,

несусь, мятежный, по полям -

её сегодня обнаружил...

Задав Планиде шенкеля,

гоню навстречу урагану,

его почти сбиваю с ног!

С протяжным выхлопом метана

колечко-серсо - нимб-венок

подброшу к небу.

В тушу тучи

хочу, конечно, угодить...

О, как нелепо:

мутный случай

во мне занозою саднит.

Он, не дающий наслаждений,

легко ломающий надежд

едва явившиеся тени

и отмечающий рубеж

пустых несбыточных желаний,

меня так хочет наказать...

Я у него почти в кармане!..

Но тут ударила гроза,

грозя блестящей молний связкой,

прервав волшебный мой полёт.

Душе нужна отнюдь не ласка,

а труд тяжёлый круглый год...

Бессонница

"Табачить грехи и тайны -

Достался нам зимний фант.

В дыму тишины фатальной

Приходит декабрь-инфант".

Татьяна Половинкина

Смолю по ночам предсердье,

беседуя сам с собой...

Получше, чем с сукой-смертью

насиловать чью-то боль!

Но хуже, чем спать, как суслик,

зарывшись в перину строф.

Сыграют ли оду гусли

романтике катастроф,

пока не понять, не вспомнить

при помощи дежа вю...

И Пушкина тёплый томик,

и терпкий шипучий брют

со мной коротают ночку

под смогом табачных струй;

на небе мерцает точка,

а в сердце - мелизмы струн.

Стою у окна, натянут

взведённою тетивой;

и утру как будто рано,

а ночь трясёт головой.

Похоже, сама устала

и хочет тотчас вздремнуть,

чтоб спрятать в загашник тайну

и, может быть, не одну...

Каптёрщик

по мотивам "Импортозамещения" Евгения Меркулова

Я замещу и сам кого угодно:

могу - Олланда, если хочешь - Меркель...

Как говорил мой незабвенный ротный:

"Каптёрщик, братцы, это вам не белка -

заменит он отсутствие генштаба

и генералов слабые колени...

Уж если честно, "...прапорщик - не баба,

а будущее мира", В.И.Ленин

жизнь понарошку

горла колодец

высосан насухо,

вылизан до потрескавшейся поверхности;

в моей колоде

лишь классика поможет понять - как выгрести

эти протухшие внутренности,

запивая вином надежды

эпатажный стих!

заехали погостить,

а тут невежды,

шутки несвежие, травести нежные

откликаются на любое имя...

да погодите - Бог с ними -

дайте выпить

или на худой конец запить

горечь осознания вечности...

не дают - лимит,

и что-то скрипит, будто теле-рапид

настиг надвигающиеся окрестности...

пока не стих...

припал к роднику - пить!

но слишком короток мой глоток...

как шампанского на приёме в честь незнакомого классика;

шамана безумие,

кроме...

того, что все эти бредни - схоластика!

и этот пьян,

от тугого похмелья

веду отсчёт падения своего...

пуста скамья

в снег укатанный мельник,

и жизнь понарошку - голубой вагон.

Золотое правило

И слово плесенью покрыто,

терцет изломан пополам:

разбить старухино корыто -

не нужен, в принципе, талант!

А вот, чтоб что-нибудь построить

или хотя бы написать,

себя нам следует настроить

и подключиться к небесам.

Играю с рыбкой золотою,

не провоцируя её,

запомнив правило простое:

бери лишь - что сама даёт.

Уборка

(презагрузочное)

Я собирал в корзину чьи-то судьбы,

раскиданные платьем по паркету.

Не дорожат своей Планидой люди,

а после обижаются за это

на тех, кто им не сделал замечанье,

или же сделал, но не добивался,

чтоб донести свой опыт до сознанья

в доходчивой манере в темпе вальса.

Я убирал ошмётки мирозданья,

когда Создатель выпотрошил время.

И разлилось по северу сиянье,

как по Вселенной брошенное семя.

Всходил ростком иных цивилизаций -

брутальной плазмы вакуумный отросток.

И ангелов бесполых папарацци

снимали фильму явно не по ГОСТу.

Нормальное уменье

Быть дураком - нормальная работа...

...а умникам у нас не так легко.

На умных лимитирована квота,

на них не напасёшься разных льгот.

Дрянной спектакль без зрителей в театре -

как дурака пустая голова;

и режиссёр навязчивый некстати

забыл впотьмах подстрочник и слова.

На дураков не нападёт работа,

и не заставит вкалывать весь день

и утопать в душистых ваннах пота,

как над "Весной"* талантливый Роден.

Быть дураком - вполне себе уменье:

прикинулся, и тут же на коне -

пусть умника поставят на колени -

а дуракам приятен звон монет.

* - автор имеет в виду скульптуру Огюста Родена "Вечная весна".

вселенная, места не столь отдалённые

в долгий путь отправляя казённым постом

телогреечки сизые тени,

забываю, что градусов сто за бортом,

помню лишь наливные колени

да твои две лампады обветренных слёз -

маяки затяжного прощанья...

и любовь - как сожжённый небрежностью мост

всё пылает на киноэкране...

отправляясь сегодня с этапа в распыл,

отменяя свиданий балладу,

на форсажном режиме я мощь своих крыл

подключу, ожидая расплаты...

и назойливых ангелов дембельский хор

распиарит меня выше крыши;

серафимов кудрявых румяный эскорт

океанским ливнями дышит,

ну, а я не дышу, затаив этот вздох

от любимых, родных, посторонних...

долог путь в родовое, как травма, гнездо

во вселенской развесистой кроне.

Инцест

Расплата следует без сдачи:

коль нету сдачи, получи -

в карман три горсти неудачи

и от несчастия ключи.

Слова последуют за мыслью

как удивительный итог

конгломерата нервных смыслов,

небрежно спутанных в моток.

А за словами - цепь эмоций

отобразится на лице,

и нету сил с собой бороться

или же побороть инцест.

Последним следует распятье

твоих сомнений, не Христа...

...и оправданье "люди - братья",

и совесть будто бы чиста...

Да только светится неброско

в тумане утреннем фонарь

под дверью тонкою полоской;

царица похоти Иштар,

неслышно пробираясь в разум,

тебя с пути опять собьёт...

Ты увязаешь раз за разом,

судьбу играя мимо нот.

Беспросветно?

Прекрасное далёко,

роскошные грехи -

обилие порока,

отсутствие тоски!

Отсутствие идеи,

а нравственный порог -

лишь фокус лицедея,

с котятами пирог...

И место в этом мире

не каждому дано,

зато полно в эфире,

но там одно... оно -

кошачье безобразие,

собачий экскремент...

...а для кого-то праздник...

но для кого-то - хрен.

Мечты и гадания

Пытаясь ускользнуть от экзекуций,

я уношусь в мажорные мечты.

Мой сладостный безвременьем Конфуций

меня не зазывает в монастырь.

Его следы в моих словах и мыслях

нетрудно, впрочем, всё-таки найти;

его сомненья душу мою грызли,

сметая всё святое на пути.

Конфуция оставив между строчек,

"Беседы и суждения"* - в ведро.

Себе я мир волшебный напророчу,

раскинув карты вещие Таро.

* "Беседы и суждения" ("Лунь юй") - сборник, составленный из школьных записей Конфуция его учениками уже после смерти мыслителя.

Заказ номер...

Не стану пряжкой звякать

и теребить ключи.

Заказывали драку?

Извольте получить!

Хватайте ноги в руки,

бегите что есть сил,

да не порвите брюки -

я их два дня носил

и сберегал отменно,

как чисто раритет,

как чисто ламбрекены

для занавесок в цвет.

Не стану дверью хлопать

и отдавать ключи.

Ты слышишь этот топот,

пугающий в ночи?

Заказывали счастье?

Его утерян след!

Глаза богатство застит,

А благодати нет!

Insidioso bella vita*

За гланды гламурною думой залиты,

гуляем верхами в чащобах лесов.

Какая коварная ты, дольче вита,

почти как Сансары зыбучий песок!

Прекрасная жизнь, наслаждение, праздник,

и сон про не сон, еле видный во сне.

Я этой юдоли первейший участник -

как всякой зимы упоительный снег.

Я - скромной житухи злодей-осквернитель

и первый из тех, кто пошлёт на убой.

Арахна мотает мне нервы, как нити.

И, в сеть попадая, я брежу тобой,

моя сокровенная жизнь между строчек.

Её я писал много памятных лет,

пожертвовав днём ради яростной ночи,

убрав под подушку кровавый стилет,

которым убита заря-заряница,

разлившая юшку по сонным лугам.

Пылает огнём раскалённая спица

и падает горлинкой к нашим ногам.

* - insidioso bella vita (итал.) - коварна прекрасная жизнь.

Слёзы ангелов

Слёзы ангелов - воск на свече,

а их смех - перезвон колокольный.

Дремлешь ты у меня на плече,

а на сердце мучительно больно -

расстаёмся. Так короток век

нашей слишком продвинутой дружбы.

Не могу уложить в голове,

что проститься нам всё-таки нужно.

Просыпайся уже, ухожу -

не тяни расставанья резину.

Неизвестен мой курс и маршрут,

когда край наш под утро покинув,

я пойду покорять города

и девиц, что любить обещают.

Слёзы ангелов - просто вода,

но она от любви защищает.

В деталях

Горних ангелов светится рать,

освящает их благость Господня...

Остроту золотого пера

не считают за ценность сегодня.

Что не ценно, то выйдет в тираж

и отравлено будет насмешкой:

будто слово - подкожный мираж,

а метафора - битая пешка!

Кто умеет, того не проймёт

эта критика троллей лихая.

Видит око, что фраза не мёд -

не проймёт, так зудит не стихая,

проникая в сосуды иглой,

как наркотик безмерной печали...

Критик часто - коварное зло,

дьявол прячется в мелких деталях.

Перед Пасхой

Асфальт прорастёт трава

пролезет в любые щели.

Вы помните, песни вам

чуть раньше метели пели,

как нынче журчит ручей,

стремящийся на свободу.

Наметилось время "Ч" -

прекрасное время года.

Навеяло массу снов

в навек уходящем марте.

Звучит в голове канон*,

и я, находясь на старте

пасхального торжества,

желаю понять немного -

слышны ли мои слова

конкретному парню - Богу?

Канон: гимнографический - богослужебный текст, посвященный прославлению праздника или святого; представляет собой цикл тропарей...

Дворцовое

Во дворце замороженных кружев

я брожу целый век неспроста.

Мне не хочется выйти наружу,

моя совесть, как призма, чиста.

Я обрёл здесь покой и желаний

усмирил необузданный ком.

На газоне расстеленной ткани

мне вальсировать к счастью легко.

Не зовите меня на свободу,

раз свободу возможно купить.

Я - Харон продырявленных лодок -

променяю свободу на спирт.

Заживу после мерным манером,

отгребая от острова грёз.

Мой дворец - как incognita terra,

мой каяк - до инкогниты мост.

Не застрять бы на середине,

не упасть бы в придонную грязь.

Как Папанин на паковой льдине,

я рисую советскую власть

для медведей, песцов и тюленей,

развожу орхидеи и спирт...

От гостей прогибаются сени

во дворце под названием мир?.

Запой

Не сжигайте рукописи сдуру,

рукописи просто не горят.

Ангелы поют блатные суры,

в голове утративши царя.

Царь иной над ними не довлеет -

дал им воли, сколько унесут...

Ангел вольным парусом белеет

в океане-море пересуд,

если только он не забывает

долю, назначение и крест...

Дурака не вывезет кривая,

если уж попал судьбе под пресс.

Никакой тут ангел не поможет,

если сам не рад себе помочь -

ядом потечёт тебе под кожу

многолетний выдержанный скотч.

А много ли...

А много ли осталось красоты

в подавленном дичающем народе?

Всегда отменны девы и цветы -

в естественности, неподвластной моде;

всегда пригожи в нежной простоте,

как первые подснежники лесные.

Люблю с утра стакан алиготе

и пряники имбирно-расписные

употребить на завтрак вместо каш,

эстетствуя небрежным перегаром.

Ах, красота! С неё впадаю в раж

и угощаю рислинга нектаром

девчонок, дам и барышень седых.

Нам красоты перепадёт в достатке.

В аллеях томных прячутся следы,

и по дорожкам мечутся осадки.

А много ли осталось красоты?

С утра...

С утра, равняя козырей,

я упустил слона на фланге.

Свистел задумчивый борей

и панки ехали на танке.

Калилась медленно тура,

мой сон пытаясь отутюжить...

Пришла осенняя пора:

о, ужас! - всюду эти лужи...

И кости, выпав невпопад

дуплетом странным "пусто-пусто",

мне предвещали вечный пат

и затмевали гневом чувства.

Гремел над крышей фейерверк,

что прославляет чемпиона,

и рвался из подвала вверх

эрзац убитого закона.

А на углу играли в гольф

четыре выпивших танкиста.

Ах, перекатна наша голь,

как в Португалии конкиста.

В такт

Тиснение ужо горит огнём

и испаряет влагу равноденствий.

Неосторожно сделав ход конём,

я оскорбил его Первостпенство -

отбеленного снегом короля,

который всё считал себя предтечей...

С тех пор уснули здешние поля,

и чей-то смысл упал войной навстречу

не мне, а золотому куражу -

в залог оставлен как-то под проценты.

Я места битый год не нахожу,

а сам кручусь горбатой эвольвентой...

Мне подпоют фигуры Лиссажу,

а будет нужно - даже подтанцуют.

В моём раю наметился ажур,

хотя какой-то олух протестует.

Я не смогу ответить ему в глаз,

мне такт, увы, того не позволяет.

Вы сколько ни точите звонких ляс,

моя судьба заглохла в снежном лае.

Бреду в снегах морозу вопреки

и собираю звёздочки иллюзий.

Мой шаг по теме - лишь движенье в скит

под модные напевы "all inclusive"!

что и не снилось нашим мудрецам

растекались лилии,

сорванные с якоря...

заплетались линии

кислой клюквой в сахаре...

а на дне Офелия -

бледная, как лодочка;

у меня похмелие -

выпью водки соточку...

выпью, шпагу вычищу,

заколю Лаэртика!

что ты так набычился?

ждёт нас, принц, бессмертие!

Цирк забродил

(по мотивам стихотворения маэстро Gregberk-а "Бродячий Цирк")

В нашем цирке аншлаг всем известный,

где бы ни был шатёр шапито...

Сам-то я, как ты понял, не местный,

но пацан, безусловно, крутой...

Я гоняю легко по канату,

балансируя связкой идей...

Не ищите потом адвоката,

если я вдруг пройдусь по воде;

не кричите "распни его!" громко -

вас запомнят и тут же сдадут...

Проскольжу по малиновой кромке -

по хрустящему звонкому льду,

вознесусь в Шамбалу далай-ламой,

будто Один, в Валгаллу войду,

кришнаиты поддержат рекламой -

"харе Рама" не "how do you do?"!

В нашем цирке полно акробатов

и ковёрных монахов полно;

на манеже им всем тесновато,

и поют они часто без нот.

Только как же мы дело устроим,

если выгоним лишних? Беда!

Все же помнят, как рухнула Троя,

когда в цирке случился скандал.

Прогулка в отсутствие Эзопа

Я на даче жарил водку,

прохудился старый примус -

потекла худая лодка

и течёт куда-то мимо.

Я в лесу искал поляну,

чтобы полная черники,

и, гуляя полупьяный,

заглушал собою крики

откровенного скандала,

что родился в споре истин

сельдерея - с тухлым салом,

солонины - с вкусом листьев.

А за мной шагают гномы -

присягнуть на Белоснежке

в получении диплома...

Проходные вышли пешки

на тропу войны однажды,

чтоб угробить бледнолицых

и других нетрезвых граждан

из числа...

Как говорится,

налетели тучи злые

из-за старого сарая...

Все квартиры угловые

Пифагоры забирают!

Дремлет Пиковая Дама,

к встрече с Германном готова,

разливается реклама

мимо берега крутого.

А по тучам бородатым

бродят сытые креаклы -

беспощадные солдаты

для бумажного Геракла...

Просыпаюсь незаметно,

продираю глаз циклопу;

в одиночку жарить вредно

спирт в традициях Эзопа!

В башне

(сюр-сюр, сюр, не я!)

Вавилонские чудо-стрижи

всякой страсти земной не чужды -

то пирог, то вино,

то на башню войной...

Вот такая весёлая жизнь.

Был и я в инстаграммном раю,

там лагман вместо суши дают,

вместо мяса фасоль,

вместо чая рассол,

а потом "Come together" поют.

Как-то нэцкэ в Париже искал,

не в Японии... просто тоска:

чтут здесь память Гюго,

а Луи Арагон

чуть не продал мне свой самокат.

А ещё посещал острова,

солнцем жарят там тонкий лаваш;

обжигаясь, жуют,

и даёт интервью

невозможной красы метранпаж.

Приходил ко мне в башню палач,

приносил акварель и калач,

самогон и табак,

но пошло всё не так -

я сказал ему: "Сладости спрячь!

Посидим, попоём,

будто братья, вдвоём,

а табак в табакерке заначь!"

А народ всё судил да рядил,

пьяным гоголем - нос впереди

возмущаться не стал,

не разверзлись уста,

а палач мне топор подарил!

Пережив Потоп всемирный

(история от Хама)

"И увидел Хам, отец Ханаана, наготу отца своего, и выйдя рассказал двум братьям своим. Сим же и Иафет взяли одежду и, положив ее на плечи свои, пошли задом и покрыли наготу отца своего; лица их были обращены назад, и они не видали наготы отца своего. Ной проспался от вина своего и узнал, что сделал над ним меньший сын его, и сказал: проклят Ханаан; раб рабов будет он у братьев своих".

Книга "Бытие" (9:22)

Потеряв рассудок, честь и совесть,

затаив обиду на судьбу,

приглушив в полтона сладкий голос,

натянув на голову клобук,

отлетевши ангелом речистым,

замесив трагический пирог,

спичем предварив дуэльный выстрел,

сделав шаг навстречу за порог,

ностальгией отравив разлуку,

подарив судьбине лишний шанс,

сон заспавши тот, который в руку,

вермишелью съездив по ушам,

отозвав послов перед войною,

пригласив на шашлыки друзей,

на Ковчег забрался к папе Ною

на прибрежной влажной полосе...

...проклятый папашею суровым

за вуайеризм, сбежал на Нил...

Арарат стоял разочарован

тем, кто Ноя жутко очернил.

обращение

...и дым в глаза эпохи просвещённой

нередко из кальяна я пускал;

стыдились нивы стати обнажённой,

некстати демонстрируя вокал

грачей, ворон и ветреных мелизмов,

распластанных по полю сям и тут...

кальянный дым - небес упавших клизма,

её дурман я чую за версту...

эпоха просвещения летела

в галактики неистовую стынь;

я ж в стороне стоял белее мела,

и снова были помыслы чисты,

как светлый выхлоп детского дыханья

или же аромат садовых рос...

...эпоха в сердце бессердечно ранит

и выжигает на душе тавро -

мол, мой ты раб, из гоев обращённый,

не смеющий отныне говорить...

смиренный смерд, оставь мятежный гонор

пока гуляют сполохи зари...

но нет - умчался, нравы проклиная,

в другой, ещё невидимый портал;

эпоха там, наверное, иная

и нечисти, конечно, до черта...

"не жить, не быть!" - такое приключенье!

я предпочёл эпохе тяжкий труд,

чем водку жрать и прозябать от лени,

и пить рассол, как бражник, поутру.

Редкая птица

"На письменном столе - стопа дурных вестей"

разворошу распухшую стопу,

стопой столпов ударив в пах эпохи...

истошно кто-то закричит: "капут!",

чтоб обронить дыхание на вдохе.

а я уйду, хотя и трижды прав...

не стану боле самоутверждаться

и медианой древнего Днепра

не буду портить птичьих популяций.

Осознание неизбежного

Количество вряд ли переходит в качество,

эпатируя им человечество;

впрочем, множит множественные чудачества,

а это, право, уже не лечится.

Живое слово сегодня не интересно

ни читателю, да и не автору.

Мемы, комиксы, постеры - вот вам и песня

несчастливого успешного завтра.

Собираются в горсть горизонты кружев -

наших слов отрицания грошевы.

Смерть - естественное для жизни оружие,

не естественное - Слово Божие!

Улетучится смысл библейской нотации,

горизонт опадёт прободением.

Жизнь по Канту - всего только декорация

к иллюстративному вознесению.

В аду котёл погас

Вергилий спит, в аду котёл погас,

и уголь с газом нынче не подъёмны.

И чешутся от холода рога,

и вечер, знаешь, перестал быть томным.

Над Ойкуменой ветер ледяной,

Валгалла вслед за адом вымерзает:

её накрыло снежною волной,

которая от зависти косая,

как полчища задорных степняков,

покинувших унылые пустыни.

В аду давно - ещё спокон веков -

намерения вязнут в паутине.

Но жар угас, и не спасает жир

ни грешников, ни закалённых бесов.

Над миражами обнажённой лжи

смеётся смерть и жареная пресса.

Клубится дымом рай для простофиль,

для умных рай яснее, но пожиже.

И смотрит Кто-то сквозь метельный фильтр,

и сквозь него же еле слышно дышит.

К язычеству

Затянулась исповедь,

зачиналась исподволь

длинною дорогою, путаной тропой.

Коль предписано говеть

да молить неистово:

даже кончится завод - аллилуйю пой.

Даже кончится запал,

прекратится бдение

зажигай, не зажигай - всякий раз вот так -

ощетинится толпа,

вместо вознесения

на Голгофу сам взойдёшь с именем Христа.

Там и кончится задел

золотого времечка:

расстреляет время в ночь холостой патрон.

Сквозь прожилки на слюде

солнце светит в темечко,

перунов да велесов возводя на трон.

В язычество не следует впадать

Русалки спят, кикиморы не дремлют,

а леший съел с утра поганый гриб.

Язычество пришло на наши земли

на языке живородящих рыб!

Языческие признаки смятений

нас ночью будят запахами гроз:

встают из молний, прогорая, тени,

горячим воском капая на мозг.

К язычеству вернуться очень просто -

довольно лишь историю забыть,

а память упразднить, как в 90-ых,

где вместо славы чёрные гробы -

кладбищенских аллей "святое" братство;

здесь пацаны убитые лежат.

И если вспомнить, впору испугаться

дубинки, пули, кулака, ножа.

К язычеству не стоит возвращаться,

его пора отправить в вечный путь.

Без сожалений, затяжных оваций

ты время оно наотрез забудь!

За Каина

От Адама до дня до нашего

падших ангелов тянут бесы -

долю Каинову донашивать

по традициям чёрной мессы.

Но, стирая остатки памяти,

избавляясь легко от прошлого,

придётся участвовать в "Comedy"

и там проповедовать пошлое.

Отрабатывать гранты нужно,

гордо пыжиться либеральностью,

словом бряцая, как оружьем,

с расстоянья прицельной дальности.

Жертвы сладкого яда

Рассыпаны несчётные печали

по уголкам заливов голубых.

Там чайки заполошные кричали,

в манере силиконовых рабынь.

На островах остывшего либидо

застывших вулканических пород

открылись нам с тобой такие виды,

что не найти в раскладах карт таро

или на панорамах альманахов,

или же в приключенческом кино.

Летит одна стрелой по небу птаха

аккордом грома в партитуре нот.

А ветер над лагуной через сито

удобрит воды пресною слезой.

С тобою мы проворнее улиток,

но стали жертвой tendre poison*

* - tendre poison (фр. тандр пуазон) - нежная отрава (название духов).

Угасший спич

Калашный ряд простывших реверансов -

ты ворожила, словно в первый раз...

Чадили свечи, бледный спич в шампанском

не утонул, но всё-таки угас...

В банкетной зале слышен скрип иллюзий,

а в зале бальной - стонет кринолин...

В субботу не приходит нынче Муза,

но волноваться, впрочем, нет причин...

Сегодня предпочла камланью с рифмой

корпоратива твёрдые призы,

гитарные крутые супер-рифы

и от Мазоха с привкусом лозы

пустые обещания и страсти...

Чадили свечи перегаром, но -

в банкетной зале безнадежен кастинг,

пока в подвалах замка есть вино!

Поэтический обломoff

Вперёд-вперёд, бездарные полки

несметного количества поэтов!

Шаги творцов, как ласточки легки,

как ветерок нежарким тихим летом.

Вздымая пыль, идут они туда -

где спит луна в багряном поднебесье, -

не принося особого вреда

своей нестрашной формою агрессий.

А им навстречу прёт электорат

в лице балдёжных хипстеров зелёных,

и всяк поэт ботану очень рад,

и прячет в складки губ посконный гонор,

чтоб, прочитав прохожему стихи,

услышать комплименты и восторги.

- Ах, боже мой, о, как они глухи!

Их мой шедевр ни капельки не торкнул!

Увы, ботанам хочется любви -

не чистой, а похожей на порнуху...

Они такие няшные на вид,

но в головах у них царит разруха.

Поэты, прочь! А этим дуракам

пускай поют шансоны проститутки.

Читать себя - неистовый welcome!

Читатель-чукча - что-то вроде шутки.

Первая примерка

О, спойте нам, святые херувимы,

чего-нибудь для радости души!

Какой-то след мелькнул неуловимо

и до сих пор за облаком дрожит:

печалит поколение итогов,

а молодёжь, напротив, веселит...

Следы мои все ближе-ближе к богу,

все дальше от стареющей земли.

Споёт архангел светлый и суровый

и обратится голосом крутым -

мол, кто ты есть? входи сюда... здорово?

Но не ломай в розарии кусты.

Вот это рай, он светел и прекрасен,

а ты сюда напрасно не спеши -

открой глаза, стряхни стрихнин фантазий,

сообразив, что плохо для души,

когда её негаданно-нежданно

впрягают в невесомую юдоль...

Поют вдали разверстые вулканы,

чтоб заглушить собой чужую боль!

Триолет: Прокофьев; Меркуцио/Тибальт, на улицах Вероны

О, как хорош прелестный триолет,

я не устану восхищаться чудом!

Как соберусь собраться на балет -

о, как хорош прелестный триолет! -

из сапога достану вмиг стилет

длиною полтора неполных фута...

О, как хорош прелестный триолет!

Я не устану восхищаться чудом.

Триолет: сетования алхимика

Когда бы знал, что ввечеру сварил,

то весь приплод прикончил утром ранним

в виду Авроры - утренней зари...

Когда бы знал, что ввечеру сварил.

Гори, гори, звезда моя, гори

над этим полем беспримерной брани!

Когда бы знал, что ввечеру сварил,

то весь приплод прикончил утром ранним.

Иудина печаль

(версия)

Не путался, заветы исполняя,

но понят был немногими из нас.

Доверие к Иуде быстро тает,

как бурною весной некрепкий наст.

Ему нельзя вовеки оправдаться,

поскольку, обещав всю жизнь молчать

и не пиарить тему "слива" в глянце,

и не рубить историю сплеча,

вступив с Иисусом в откровенный сговор,

себя обрёк в легенде на позор.

Он дал Христу обет молчанья, словно

апостолам обрезал монитор.

Вот потому никто не догадался -

зарок закрыл Иудины уста.

Скорей всего, Христос нарочно сдался,

чтобы народ-язычник верить стал.

Увидев всё, уверовал серьёзно

и потянулся с верою за ним...

...и лишь Иуда Богу клялся слёзно,

что тайну непременно сохранит,

и чтоб потом ужо не проболтаться,

не выдержав давление извне,

с осиною сродниться попытаться

и приобщить печатью горсть монет.

Моисеев комплекс

Травы ждут ещё укоса,

набирают в корни сил,

распуская ветром косы

да по всей святой Руси.

Напророчило пожары

в заповедные леса.

В тишине горят Стожары.

Собирается гроза.

За деревню в поле выйдешь;

вечер там или полночь.

Ангел, добрый небожитель,

мне себя не превозмочь -

не уйти от любопытства,

от себя не убежать,

не прикроешь словом стыд свой,

коли властвует вожжа...

За тобою наблюдаю

и тихонечко молю...

Я б украсил вашу стаю,

добрый ангел, в стиле блюз,

но грехи к земле прижали -

не подняться, не взлететь...

Кем-то выбиты скрижали,

да, боюсь - уже не те.

Явление

Явление Христа к разгару ночи

несёт по землям странные следы:

Иисус в миру опять сосредоточен,

он разметал фруктовые сады

по требе строк, по городам и весям -

опять цветёт весенняя земля.

Цветёт войной, но миром бренным грезит,

как заповеди Господа велят.

Явление Христа тому порукой,

раз мир восстал фундаментом Голгоф.

Любить толпу с креста - такая мука,

но всё скуднее дьявольский улов.

Олимпийские игры

Акулы двигались, как в танце,

на инфразвуки исходя...

Тела их гладки, словно в глянце,

над жертвой бледною парят.

И жертвы, вряд ли понимая

свою одну из сверхзадач,

без сожаления ломают

режим кликабельный "one touch";

спешат скорее показаться

над океана синевой.

Акулы - жертвы провокаций,

ручаюсь Зевса головой.

Тайна

В иных глазах давно не видно дум,

пусты, как рюмки, выпитые очи.

Они несут хозяину беду

и днём, и утром, даже тёмной ночью.

Иной же взор тяжёлый, будто гром,

скрипучее несмазанной телеги.

В иных глазах не вырубить пером

слова и мысли битого калеки.

Гуляют черти пьяные в глазах

да колкости безумно отпускают.

Летит комета, будто бы фреза

или волна - разлучница морская.

Несёт в тиши галактик и планид

комета хвост к вселенскому причастью;

несёт в надежде тайной обронить

чужую тайну из разверстой пасти!

Звание обязывает!

Быть в теме - утомительное что-то.

Хоть генерал немного не в себе,

не разучился он по фене ботать

и поминать при случае Тибет.

Его подагрой взятые колени,

такие голубые на просвет,

стремятся по утрам под пледа тени:

Альцгеймер - убеждённый интроверт.

Наш генерал, в манишку облачённый,

давным-давно похеривший устав,

всё мнит и бредит - он большой учёный

и тянет к Instagram свои уста.

В глазах его пустыни отраженье

а на щеках - щетины урожай.

Привык он несгибаемым мишеням

своим авторитетом угрожать.

И, доставая из-под пледа кортик,

"мон женераль" мечтает об одном:

чтоб съесть бескровно вишенку на торте,

запив её ведическим вином,

чтоб стать мудрей, сравнять себя с Сенекой

в какой-нибудь мистическом бреду....

А вслух выходит: "Бабка, яйки, млеко!",

как в слишком незапамятном году.

Быть в теме перезрелых схваток НАТО

для генерала в сущности пустяк:

он помнит диалектику из мата

"у случая прекрасного в гостях".

Он ненавидит "рашку" очень сильно,

прожив всю жизнь по схронам-бункерам

и ожидая, скоро ль там Россия

последний вздох испустит в Instagram.

Но нет и нет. И нет душе покоя -

наверное, на сервере беда!

Себя барбитуратом успокоит...

Бурбон и виски лучше, чем вода.

Сегодня генерал прислугу выгнал

и, находясь уже почти в бреду,

включил сирену и в окошко прыгнул

под вопль истошный: "Хакеры идут!"

отдушина

изысканная грусть иных страданий

меня не очень по сусалам бьёт...

я отказался ОТ воспоминаний,

теперь не пламень на душе, но лёд!

сегодня в ней нет счастия и неги,

она спокойна, будто бы скала,

сломавшая волну на дальнем бреге,

вкусившая не горечь, шоколад.

а по краям языческих проталин

алеют пионерские флажки...

в моей душе вполне хватает стали,

чтоб арестантов навязать мешки.

Под лозунгом жить

Сияет лозунг "Люди - братья"

под мрачным чревом сизых туч...

Куда ты лезешь на ночь глядя,

чертёнок, взявший в лапы ключ

тобою угнанной машины?

Смотри, малыш, не ошибись!

По подбородку льются вина.

И просят выступить "на бис"

усталые домохозяйки,

печальный сторож-диплодок.

Смотри, уже слепились стайкой

в изящной позе айкидо

две туши резвых сумоистов,

как будто миру напоказ.

Татами - это та же пристань,

борьба - божественный сюрпляс

на пятачке твоих амбиций

и неустроенных сердец...

Сияет лозунг "Люди - птицы" ...

Кто сказку слушал, молодец!

Без поводыря

Гуляя ночью вдоль по этажам

давным-давно воздвигнутой Пизаньи

на цыпочках, несмело, чуть дыша,

я оказался в сотый раз за гранью

пустого безрассудства, будто бес,

добра и зла, разлитого в пробирки:

кто был с деньгами, оказался без.

Иные ж к орденам крутили дырки,

вонзали вилы в алую зарю

на вечном циркулярном сенокосе...

Кто не рискует, тот не цедит брют,

а лишь смиренно ожидает осень,

как недостойный жалости изгой,

отравленный плодами прагматизма,

дурных идей лущёною мезгой,

нравоучений столитровой клизмой...

Я ж не таков, мне в сонный этот ряд

протиснуться в который раз не светит,

иду вперёд... но без поводыря.

Со мною лишь попутчик - вольный ветер.

Зона благоденствия, восточный участок

Пришёл песец

из заповедных стран

и растоптал уклады и устои.

Гляссе-пасе

яволь, сэр капитан -

кто рано встал, тот будет метить стоя

пришедшие в упадок города

и тихие забытые посёлки.

Кому-то это бедная беда,

а для кого-то диктатура волка -

как дважды два...

А собственно - с тех пор

по самые гнилые помидоры

цветёт ботва,

как бельэтажный спорт,

предвестником винтажного раздора.

Дежурный краковяк пустился вскач

массируя минорного мессию;

в кривых ладонях эпатажный квач

сгибается в хвастливости пассивной.

Цыганский конь

в загоне что-то ржёт,

надеясь избежать хорошей трёпки.

Тревожный сон

в его яйцо пашот -

замызганная грязная нашлёпка.

Балтийская упрочилась звезда -

морская здесь куражится пехота.

Одно лишь только горе-не беда -

стоят порты, в портах застряли шпроты.

У перцев нынче странный урожай

отходов со всего евросоюза.

Нам этих перцев, собственно, не жаль,

когда вокруг вовсю гуляет туса.

Свою терпимость возведя в квадрат,

страдает тихо старая сеньора...

Теракты, толерантность, гей-парад,

а на глаза шенген навесил шоры.

надуло из гнезда

с три крылышка

сиятельного пуха

надуло свежим ветром из гнезда,

где шли разборки матерных поэтов;

без порошка

вся жизнь моя - проруха,

отважно разгоняет поезда

в порядке управляемого бреда!

на глянец строк

неизданных журналов

струится наливная благодать;

Дени Дидро

там начисляет баллы

а мелкий бес способствует, видать...

краёв не видишь, милое создание,

или не ценишь сладкое питьё?

как офицер из местного собрания,

скажу одно - дуэль произойдёт,

и поездов заезженные души

в степи воскликнут длинно ноту "до";

а Карфаген давным-давно разрушен,

как некогда Гоморра и Содом!

Четыре осколка

В чистилище умов полно изгоев,

они на солнце, смежив веки, воют!

У них охранных грамот выше крыши,

они себя, да и иных, не слышат.

Под псевдонимом глупо не творить,

гораздо легче, чем летать без крыльев -

во имя Бога, что живет внутри,

которого из виду упустили...

Сначала мысль была,

а после было дело:

и стало жарко, будто бы в раю...

Пропил талант,

обвёл кусочком мела,

а ангелы под утро отпоют.

Явилось Слово - краше в гроб кладут,

но полное неистовой гордыни!

Как напророчил автор - на беду

ему здесь жить, как иноку в пустыне.

Символ

Грядёт судьбы навязчивый посыл

по заскорузлым тропам резервата;

Фемиде руки жгут её весы,

повязка на зеницах маловата.

А от суда, как видно, не уйти,

не ускользнуть, проникнув за портьеру.

Кругом препоны на твоём пути,

но душу греет древний символ веры.

Бегут года беде наперерез;

не дай им Бог споткнуться раньше срока.

Несёшь в груди свой окаянный крест,

как серебро безумная сорока.

Ученик

Валентностью без флуда правомочен/проволочек

себя на крыльях ночи вознести:

вопил, кричал бедняга что есть мочи,

пока нирвану как-то не постиг.

Но с высоты дымящегося пика

не оценил катарсиса души,

не разглядел ни ангельского лика,

ни злобного оскала курбаши.

Парил над миром тихо... безмятежно,

хватал светило за седую прядь.

Как ученик Создателя прилежный

учился слышать слово, не карать.

Над миром восставали то и дело

закланные бараны из толпы...

...кружился ворон, колесо скрипело -

Сансарою и фатумом слепым.

Отголоски

Устав - заржавевшая веха

однажды прошедшей войны.

А в памяти время-прореха

безрадостным чувством вины

скребёт, словно ракель, по сердцу,

внушая вселенскую грусть -

не мало ли всыпано перцу,

не слишком ли вынянчен туз?

Не часто ли курит планета

вулканов ядрёный табак,

и как нам аукнется где-то

по божиим птичкам пальба?

Заповеди

Одной рукой набитые скрижали,

неся нам столько откровенных слов,

так много о себе воображали,

что где-то своевольем проросло

нетрезвое исчадье заблуждений,

пустое отраженье прежних дум

о паремии* взлётов, и падений,

о том, что сам с собою не в ладу.

Все заповеди кажутся пустыми,

все мысли заплетаются змеёй.

Какими б мы ни виделись святыми,

деянья наши лошадью хромой

протащатся аллюром многогрешным

по закоулкам выцветшей души.

Господь не станет поучать поспешно,

ему важней мейнстримом** приложить!

* - паремия - жен., церк. нравоучительное слово; | места из Св. писания, читаемые на вечерии по входе. Паремийник, книга, содержащая праздничные паремии.

** - Мейнстрим (англ. mainstream -- основное течение) - преобладающее направление в какой-либо области (научной, культурной и др.) для определенного отрезка времени.

Образ скитальца

И ели, и сосны,

и пили портвейны,

и не было поздно

оплакивать пленных,

и сталкивать в пропасть

пропащих мужей.

Дымится Европа,

где фея Драже

массирует сцену

на острых пуантах.

Нам дома и стены -

наследие Канта.

Нам смех без причины -

как горный хрусталь...

...блестит паутиной

презренный металл.

Листают учебник

усталые пальца...

Какой же он древний -

сей образ скитальца.

Семинарист

Хитровыделанный инок

не хотел увлечься схимной,

всё ходил вокруг лукаво

да на спонсора кивая...

Сети лжи легко распутал,

а теперь - уже епископ...

вот сидит за самоваром,

морда красная, большая...

Рядом матушка струится -

ах, сладка да благородна,

как владычица мирская...

Наплескала чаю в блюдце -

то-то хлюпает вприкуску

да с баранкою румяной.

Отче тоже чаем глушит

застарелое похмелье...

Жизнь прекрасная сложилась:

просто - "хоспадя исусе"!

Диспетчерская служба

Человек человеку диспетчер,

чичероне по райским полям...

Провидение нежностью лечит

с неподкупностью звёзд;

пополам

разделив по микронам пространство,

простирает природа свой бег...

По закраешку протуберанцев

с безнадежным течением бед

отливает светило небрежно

термоядерной сканью души...

Провидение - помните? - нежно

так и хочется с ним согрешить!

Только время - умелый диспетчер:

не сведёт да отвадит беду.

Бисер кто-то усиленно мечет

в незапамятном страстном году!

В объятиях анафемы

У злодея-фарисея,

что ни слово, то посул.

На него с утра глазею,

околесицу несу.

От него, ей-ей, завишу,

как от пятки пятаки...

Навострю тупые лыжи,

затуплю ему штыки

да отправлюсь в степь-дорогу,

где от сусликов беда,

вспоминая горький слоган:

"Слёзы - это не вода!"

От злодея-фарисея

стал однажды тесен храм.

Что приход его посеял,

тем не скрыть позор и срам.

брод

а путь так млечен,

будто бы суглинок

вдоль гальки брода растворён усердно...

я был предтечей

лишь наполовину,

а на вторую числен жалким смердом,

твоим рабом,

пустым комедиантом,

которому не в радость наслажденья...

по меди лбом

с упорством музыканта

бью, как боксёр... такое наблюденье:

мне невдомёк, что у кого-то ветер

кружится в голове скандальным кругом,

и если уж легко попался в сети,

то и неси достойно свою муку...

Дьявольская композиция

Первым быть?

Тяжеленька ноша -

давит сильно на грудь и руки.

От судьбы

отлетает кожа -

дань обильной и долгой муки.

Песню множат

ЭфЭм-порталы,

не дают умереть в итоге.

Разум сложит

для театрала

на премьере в либретто логи.

Песня льётся

кондовым ритмом,

ковыряя в груди манерно.

Как в колодец

она залита,

из раззявленного инферно.

Но отпеть

её не удастся -

слишком много народа в теме.

В петлю

гендерных декораций

незаметно уходит время.

И Харон

лучезарно-весел,

и накачан, как бодибилдер.

Спит паром,

месяц воду месит -

пьяный мачо, лукавый лидер.

Остаётся вернуться тихо,

проклиная свою затею.

Жизнь короткая - чаще лихо,

чем заманчивая идея.

Доверчивай!

Я слишком доверчив, я слишком мальчишка:

мне кажется - мир идеален.

Да только мечты мои призрачны слишком,

а круг мой базарно-вокзален.

И в нём переезды, толкучки и драки,

карманников кружится стая.

В неволе не слишком вкусны козинаки -

во рту они точно не тают.

А мне на свободу не хочется что-то,

привык я гулять в лабиринте -

ведь в нём я испытывал чувство полёта,

как в беге неистовый спринтер.

Мои представления рушатся в бездну,

как селем картонный домишко;

меня ж убеждать в том, увы, бесполезно -

и ты не доверчивай слишком...

важно?

манерность ущербна -

нервна...

успение славно -

плавно...

рождаемся снова

клёво!

и ветер порочен...

очень!

а мы эпатажны,

важно!

но дальше -

так много фальши...

успение

не поспело...

Ростовщик

Скребёт амбарную скрижаль

скупец нетвёрдою рукою.

Свой урожай он ссудный сжал,

но не достиг ещё покоя.

Маразм его - отныне флаг,

напоминанием о славе.

Кряхтит выжига "бла-бла-бла"

в той отвратительной октаве,

в которой важен разговор

о марже с будущих прибытков...

Метут по избам вздор да сор

ростовщиков седых улитки.

Нарцисс в формате Google

Несовершенен человек,

его не переделать -

чтоб не сломать по линии надреза.

В безлюдной гулкой голове

живёт пустое тело,

одетое в стихарь головореза.

А мне напротив - невдомёк:

спешу собой гордиться.

Для этого есть повод

или на повод сей намёк

в улыбках, снах и лицах.

Поверьте мне на слово

Не говоря худого,

приду к вам я походкой эпатажной -

ты слышишь нежный говор?

Не слышишь? Так ведь, собственно, неважно!

За мной весь мир

отстоя толерантного прогресса.

Кричит сатир,

сзывает граждан к Сатане на мессу.

Футуристический этюд

Футуристический накал,

где Ленин Сталину соратник,

а Фрунзе Троцкому шакал,

и Петербургу Медный всадник,

как для Потсдама Сан-Суси

или Форт-Нокс для англосаксов.

Багряным заревом висит

на синем небе сгусток массы

потустороннего жнивья,

что заплетает в петлю разум,

свернув вдоль лезвия края

большого солнечного глаза!

Придав закату дерзкий вид

шпаны, задиры, хулигана,

Фортуна тонкий нос кривит;

и я бреду - как будто пьяный -

по замерзающей земле,

по откровениям Вселенной,

орёл, красавец, кавалер,

какой-то необыкновенный...

...футуристических идей

почти что явный накопитель...

...спешу, как сказочный злодей.

А на поверку - скромный зритель.

протокольное действо

упыри-кровососы курили папирус,

заедали солёными грушами водку;

им казалось, бессмертны они, словно вирус,

потому и любили раскачивать лодку...

дураки-самородки питались надеждой,

собираясь воздать ненасытной мамоне,

но закрылись досрочно мохнатые вежды,

рассосался по миру коварный мельдоний...

протокол написал участковый-дескриптор,

отвалил сто грошей за режим перевода;

задохнулась тоскою изменница-скрипка,

променяв Паганини на бледную коду...

Незнакомец?

Остаюсь незнакомым провидцем,

у которого в выводке строк

не вибрируют постные лица

тех, кому проецируют срок

от вокзальных путей эшелонных,

от теплушек, "шанхаев", когда

эталоном фальшивых дублонов

в мир ворвётся чужая беда.

Не своё - значит, можно отставить

и немедленно броситься в путь -

напрямик к упоительной славе,

разорвавши условности пут.

На чужом-то лишь солнца осколки,

а своё подогреет легко.

Не найти мне сапожной иголки

ни в стогу, ни в стране дураков!

Комментарии: 8, последний от 23/09/2019. © Copyright Чваков Димыч (nudless@mail.ru) Размещен: 09/03/2018, изменен: 17/03/2018. 91k. Статистика. Сборник стихов: Поэзия Скачать FB2
Аннотация: Бельё латать - не ползать по былью, что поросло давно чертополохом...

Чваков Димыч : другие произведения.

Сминая небеса