Внешне я на диво не эротичен. Вот смотрю, смотрю на себя в зеркало, и хоть бы какое желание возникло! А все потому, что - молча. Эротика, давайте признаемся, совсем не в образе, а в слове. Я знал одно, лишившее меня детства и давшее взамен бесполезный дар словесного эротизма.
В детстве у меня не было Пасхи. То есть, слово-то знал, но значение... Из сбивчивых показаний бабушки, полученных под угрозой прогулять контрольную, выходило, что это великий праздник, потому что на него яйца красят. (Куличи не припомню - видимо вся мука, приходившая в наш дом по талонам, уходила, не задерживаясь.) В то время люди еще не рождались с чувством глубокого удовлетворения и чего-то смутно хотели. Я тоже - смутно. И вдруг...
Одноклассник Алёша на Пасху зазвал нас в гости. Яйца катать, сказал он по секрету, хитренько подмигивая. Мне в этой неизвестной забаве почудилось какое-то извращенное отправление религиозного культа. Однако совесть юного пионера во мне тут же уснула, ведь прийти следовало без яиц и вообще без подарков. Как понимаете, этого добра у школьников было не густо. Поэтому в воскресенье припёрлись мы к Алёше гурьбой, полные радостных предчувствий и с пустыми руками.
В большой, по хрущевским замыслам, комнате была устроена горка, видимо в целях конспирации цинично покрытая пролетарского цвета ковром. Сие техническое сооружение антинаучно покоилось на гуманитарном фундаменте из "Капитала" Маркса, "Войны и мира" и Большой Советской энциклопедии. С этой горы и полагалось скатить свое яйцо так, чтобы оно стукнуло чужое, и тогда забрать последнее себе. А не попал - жди, когда долбанут твоё и, понятно, обогатят свой яичный капитал.
Как я и ожидал, катание не задалось (поскольку от рождения жутко азартен и оттого всегда проигрываю). Потеряв все выданные мне яйца на первых минутах и не найдя более в игре интереса, удалился я в спальню-малютку - как-то перебить чтением обиду на фортуну. Получалось плохо - за дверью сверстники с таким задором совершали аморальные, по тому времени, групповые действия на религиозной почве, что досада только росла.
Минут через пять врывается в комнатку красавица классная Галочка, в свои четырнадцать - вполне распустившаяся домашняя орхидея. Ибо две отчетливые уже тайны под кофточкой настойчиво просятся, чтобы их раскрыли, да и показатели усидчивости ученицы округлились до "отлично с плюсом". Но тогда я думал не о них, а о своей невезучести.
- Слушай, Иванов, у тебя яйца есть? - заглядывает она мне в лицо, порывисто дыша. И тут я совсем разволновался. Мне бы понять, что смятение моё происходит от близко торчащего и мягко округлённого, да мал еще... Подумал: вот ведь азарт до чего довел, даже ко мне подошла! Дело в том, что развивался я без спешки - на физкультуре последним стоял в строю, ума палату держал на запоре, а про красоту и говорить нечего. Правда, было у меня завидное мужское достоинство - умел оторванную пуговицу намертво к гульфику пришить. Но оно почему-то девчонок не привлекало.
- Конечно, - говорю якобы безразличным тоном, нервно листая брошюрку и не поднимая головы. Вроде как занятой делом мужчина.
Проигралась Галочка! Взаймы хочет яичко, и не помочь ей невозможно! Было б чем.
- Сколько?!! - сгорает она от нетерпения. Хм, я тоже через два года от него сгорал, когда не только головой думать научился. А сейчас она оценивает мои доходы, чтобы отщипнуть оправданную приличиями толику. Женщина ведь!
- Два, - говорю небрежно. Ну что за состояние из одного яйца, правда? А я к тому же невысок был, хоть богатством выделиться хотелось. В общем, сказал.
А она вся такая горячая, возбужденная. А я - холодный денди с достатком... если не приглядываться.
- Покажи! - не верит она. Ну, потому что невозможно быть с яйцами, но не играть с такой замечательной девчонкой! А я не знаю, как поступить: и размер своего состояния нагло завысил, и образ самодостаточности терять жалко.
- Прямо здесь? - выдаю первое пришедшее в голову, чтоб как-то выиграть время, и поднимаю на нее глаза. И тут же понимаю, что сморозил какую-то жуткую гнусь, причем в чужой спальне, и чувствую дикий прилив крови! К лицу, естественно. Хотя, не совсем естественно, конечно, но по малости лет мне прощались и большие огрехи - даже невыученные уроки.
Стоим мы - нос к носу - оба красные и в глупом положении. Ну, а в каком еще положении могли находиться семиклассники при социалистической морали?! То-то. Но Галка, однако ж, постарше и, вижу, поняла всё, что я в виду не имел. Да иметь и не мог, если честно...
- Иванов, а ты вырос! Я с тобой раньше не дружила потому, что ты еще маленький. А теперь дружить не буду, потому что ты бабник! - бросает она мне в лицо алогичный приговор и, грациозно развернувшись, уплывает к играющим непорочной лебедью.
Уж сколько лет с тех пор минуло, но каждую Пасху вспоминаю, что я бабник. И не разбазариваю яйца, берегу. А вдруг...
Галочка. Она со мной так ни разу и не дружила - вышла не за меня, и родила от мужа. Но до окончания школы я честно переживал... что не поведал ей главного. Это я про свои способности сплетать слова в полупрозрачное кружево сокровенности, сквозь которое отчаянно выпирают самые откровенные чувства, о которых по-христиански стыдно сказать вслух, но и умолчать невозможно.
А что - заветное слово? Хотите испытать? Приготовились...
Два!!!
Так-таки ничего не чувствуете? А потому что слово написано, а не произнесено. Вот если вслух, да глаза в глаза, да в чужой спальне! И чтоб за стенкой с пионерским задором резвились сверстники...