Однажды, сидя у телевизора, могильщик Семякин подумал: "Будь проклята жизнь, в которой нет ничего интересного!"
В жизни могильщика Семякина и вправду не было ничего, способного занять серьезно, и отвлечь от каждодневной рутины, от очередной скучной зарубки на карликовом дереве бытия.
Каждый день он просыпался в семь утра, и ехал на Северное кладбище, где его ждали полупьяные подельники, лом, лопата, и ядовито-зеленая рабочая куртка с черной полосой, скорбная униформа копателя.
Друзья и женщины появлялись и исчезали вместе с очередной бутылкой водки, которую Семякин покупал у хачей в рабфаковском поселке - они гнали спирт в подвале бывшего поселкового клуба. Читать Семякин не любил, довольствуясь головоломками на последних страницах газет, оставляемых сторожами в бытовке у кладбища, и книг дома не имел.
Единственным развлечением, от которого Семякин не мучился наутро болями в голове и сердце, был телевизор, украденный у соседа по общежитию, цветной "Рубин", который Семякин перекрасил акриловой краской, и тем самым придал своему приобретению уникальный, как бы законный вид.
Телевизор, работая от комнатной антенны - а другой и не было - показывал плохо, с помехами и шумами в динамике, но Семякин справедливо рассудил, что есть на свете люди, у которых телевизоров нет вообще, и сделал вывод, что устроил свой быт относительно неплохо, и можно покамест ничего не делать для его улучшения.
С этим "покамест" Семякин прожил добрых две трети своей жизни, и к сорока годам окончательно свыкся с мыслью о том, что он - неисправимый неудачник, и его удел - закапывать в землю тех, кому в этой жизни не повезло в последний раз.
Каждое воскресенье по телевизору показывали американскую передачу: "Гиганты рестлинга", в которой здоровенные мужики, причудливо одетые, раскрашенные как индейцы, били друг друга не хуже зареченских гопников, исполняли головокружительные броски и прыжки с канатов ограждения. Всякий раз Семякин удивлялся: как они после таких ударов поднимаются с ринга, и снова идут в бой? Правил, похоже, в этом загадочном виде спорта не было, и разодетые на все лады бойцы иногда отвешивали тумаков судье, а то и брали в руки подручные предметы, и колошматили ими друг друга и всех вокруг, а толпа ревела от радости, скандируя их имена, потрясая самодельными плакатами.
Позже Семякин понял, что рестлинг - это понарошку, и бойцы в действительности заранее договариваются о результате поединка, и что самое интересное - зрители тоже знают про это, а приходят просто посмотреть на акробатику и театральные драки в исполнении двухметровых мясных чудищ, волосатых, татуированных смешными рисунками, какие набивают чертям и пидорасам. Странный облик рестлеров немного смущал консервативного во взглядах на внешность Семякина, но постепенно он привык, и даже пришел к выводу, что по одежде, прическам и портакам рестлеров проще всего различать, особенно в поединке "Королевская битва", когда человек тридцать бьются каждый за себя на узком, в общем-то, пятачке.
Из телевизора Семякин узнал, что старикан по имени Рик Флэр постоянно подговаривает других бойцов биться нечестно, подлыми приемами, но однажды Халк Хоган отказался драться с ним как раз потому, что Рик Флэр предложил честную борьбу, а значит - был все-таки настоящим бойцом. Узнал Семякин и то, что бойцы только притворяются подлецами, и совсем не со зла обзывают публику, и швыряют в зал жестяные банки с газировкой, или разбивают мебель о головы подвернувшимся под руку. В настоящей жизни рестлеры, оказывается, помогают бедным, и состоят в организациях по защите животых. А те "подвернувшиеся под руку" - попросту подставные люди, которых на рестлерском жаргоне называют "плантами". Что такое "плант", Семякин не имел понятия, и громко, почти искренне, возмущался, когда очередная мнимая жертва вышедшей из-под контроля ярости падала со своего законно оплаченного места в зале, и скрючивалась в эмбрион под пинками разъяренной стокилограммовой обезьяны в нейлоновых рейтузах.
Особенно запомнился Семякину такой особенный поединок, когда один боец должен сбросить другого в специально вырытую могилу, как бы похоронить проигравшего заживо, самым красноречивым образом утвердив свой статус победителя, и заставив врага почувствовать, что это значит - проиграть свою жизнь и оказаться на полтора метра под землей.
"А ведь я мог бы повторить это на кладбище", - подумал Семякин как-то, и, озаренный этой догадкой, лег спать, обняв плохо знакомую бабу, с которой только что выжрал литр мутного рабфаковского зелья.
Во сне Семякин был мрачным задумчивым парнем по имени Андертейкер, носил кожаный плащ, разрисованный языками адского пламени, и раздавал пинков своим оппонентам, а публика рукоплескала ему, потому что он был бэби-фейсом, то есть любимцем зрителей, положительным героем спортивного балета. Андертейкер-Семякин был в полшаге от чемпионского пояса, и взятый им в борцовский захват мерзкий японец по имени Хаябуса уже вовсю шлепал ладонью о ринг, сдаваясь, как вдруг сильный удар разбудил Семякина, и все - арена, публика, Хаябуса, кожаный плащ в языках пламени - унеслось прочь, смытое его, Семякина, собственной кровью.
Придя в себя, Семякин обнаружил, что голова его оказалась разбита, со лба бежала кровь, а рядом валялись осколки бутылки, которую, как он понял, опустила ему на голову вчерашняя безымянная синячка, когда Семякин во сне обнял ее и слегка придушил, потому что перед его глазами в тот момент мелькала азиатская свирепая морда, которую во что бы то ни стало нужно было набить.
Кое-как перебинтовав голову, Семякин направился на работу.
Вместо приветствия Семякин громко объявил вылупившим похмельные яйца глаз сослуживцам - Лехе, Жмуру, и Шныре:
- Братва, сейчас я расскажу вам за рестлинг!
Братва переглянулись, недоумевая. Наконец, Шныра решился спросить:
- Ты вот сейчас что такое пизданул, Сема?
- Рестлинг, дятел, американская борьба.
- А может ты лучше того, за пивом? - Шныра осклабился, его кадык под кожей прыгнул вверх, повинуясь глотательному рефлексу.
- Завали-ка ебальце, шерсть подшконная, и внимательно слушай. Короче, парни, рассказываю с самого начала.