Год рождения этого выдающегося пса точно установить не удалось, вероятней всего это знаменательное событие произошло между 1825 и 1827 годом. Детство, проведенное на островах Океании, прекрасно сохранилось в памяти деда, именно там под зелеными пальмами Тиу Сипа сформировался непоколебимый гуманизм и ясное философское сознание поражавшее современников этого неутомимого исследователя, оставившего яркий след на физиономии ушедшей эпохи.
Первые шаги на поприще науки мой пращур свершил, едва узрев солнечный свет. Так, например надписи на племенных тотемах острова Тиу свидетельствуют о том, что третий день своего рождения гениальный щенок ознаменовал изобретением беспроволочного паяльника, чем вызвал трепет местного населения боявшегося гнева богов, за столь бесцеремонное обхождение с законами природы.
Достигнув совершеннолетия, юный естествоиспытатель вознамерился достичь пределов мироздания. Для достижения цели им был сооружен катамаран (в последствии выставлявшийся в Парижском салоне 1879 года). Захватив в дорогу лишь связку бананов и подшивку "Вестника Британского Общества Любителей Мумий" он бесстрашно отправился на встречу своей судьбе. Впоследствии в своих мемуарах дед признался в том, что немаловажной причиной побудившей его покинуть родные места послужили легенды о морской собаке якобы обитающей на краю мира и владеющей тайной движения в сторону.
Первые дни путешествия прошли безмятежно, дед предавался лени и сочинению философской поэмы "О тщете счета". Упоенный ласковым южным солнцем и собственным вдохновением мореплаватель совершенно забыл об осторожности и был смыт за борт волной. Проведя двое суток в открытом океане, дед самостоятельно изобрел квантовую механику и универсальный нож для резьбы по перьям Симурга. На рассвете третьего дня он был обнаружен моряками российского фрегата "Сияющий". Обессиленный предок был поднят на борт, насильно напоен ромом и помещен в кают компании. Обладая, живым умом и врожденной смекалкой новый пассажир "Сияющего" быстро освоил русский язык и спустя короткое время приобрел самое теплое расположение всей команды. Особенно близко он сошелся со вторым помощником капитана Германом Хурлиевым.
Хурлиев, безусловно, являлся незаурядной личностью, в возрасте четырех лет он был похищен кочевниками и долгое время провел в скитаниях по необъятным монгольским степям, там он встретил высокоорганизованную особь тушканчика обладавшего телепатическими способностями. Герман долгое время провел в беседах с этим интересным существом, впоследствии сделавшись его учеником. Благодаря наставлением учителя Герману без труда удалось освободиться из плена и поступить в университет.
В Петербурге Германа часто навещали дервиши и просто продвинутые суфии, постепенно вокруг него образовался своеобразный литературно мистический кружок. Но спустя некоторое время Герман почему-то стал тяготиться своим окружением, впал в меланхолию и, оставив университет, определился на службу в императорский флот.
Впоследствии дедушка не раз отмечал, что пространные поэмы Хурлиева, распеваемые им под аккомпанемент тамбурина, заложили основы его мировоззрения.
Вот некоторые из наиболее ярких мест, навсегда запомнившиеся моему деду
смысл сих строк местами туманен, но помыслы ими вызванные всегда возвышены и чисты.
Не мене интересным спутником оказался механик Степан, это был настоящий русский самородок. Владея всего одной правой рукой (левая была парализована в результате отравления техническим спиртом) он умудрялся конструировать сложнейшие приборы, к сожалению надолго опережающие свое время и не нашедшие применения при жизни талантливого мастера. Например, во время вынужденной задержки в порту он в состоянии экстаза (вызванного употреблением рыбы Фугу) из подручных средств изготовил довольно приличный модем. Команда судна была изумлена изяществом предмета однако назначение его так и осталось загадкой в том числе и для самого автора.
Степан обучил деда некоторым приемам психоделического конструирования, в результате первых упражнений в этой области на свет появились миксер и проволока для фиксации поэтического вдохновения. Но общение со Степаном имело и отрицательные моменты, дедушка пристрастился к употреблению саке. Высокий моральный уровень присущий нашей семье не позволял этой постыдной страсти принимать угрожающие размеры, однако, после того как совместными усилиями изобретателей был пропит судовой компас, они были вынуждены сойти на берег. Степан, находившийся в перманентном приступе белой горячки, решил совершить паломничество к горе Фудзи, проводником вызвался подозрительный монах, впоследствии оказавшийся британским шпионом. В Хоккайдо путешественники были арестованы, в темных застенках, среди головорезов и курильщиков опиума Степа погрузился в сатори, из которого не выходил до самой смерти. Скончался Степан на родине в Тульской губернии, на его могиле установлен памятный дольмен испещренный невнятными письменами.
В подвалах японской полиции дедушка провел шесть месяцев, здесь ему посчастливилось познакомиться с выдающимся поэтом Миндзаваги Тэногори, благодаря его влиянию дед в совершенстве овладел искусством "Хэйку". Трехстишие, преподнесенное начальнику тюрьмы так поразило сердце старого самурая, что он, обливаясь слезами приказал немедленно казнить автора, дабы мастерство достигшее совершенства не осквернило себя небрежностью или случайным промахом. Неудовлетворенный таким поворотом судьбы дед был вынужден бежать.
Дед долго странствовал по стране восходящего солнца, выдавая себя за торговца чайниками. Плоды раздумий и встреч на этом пути изложены им в книге "Укус блохи во время сна под цветущей сливой".
Однажды ранней весной любуясь коричневым мхом на гробнице Комати, он заметил странного человека пытающегося с помощью собственных зубов открыть банку немецких консервов. Движимый состраданием дедушка заговорил с незнакомцем, им оказался русский подданный, коллежский асессор Смирнов. Как ни странно он был абсолютно трезв и учтив, из разговора выяснилось, что в Японию Смирнов прибыл с благородной целью, феминизировать институт гейш. Тронутый его возвышенным образом мыслей дедушка провел с ним ряд бесед, в результате которых нигилистический юноша трансформировался в умеренного монархиста и вернулся в лоно семьи. В дальнейшем Смирнов стал одним из самых преданных его учеников, изданная им книга воспоминаний "Самшитовый веер в руке обезглавленной красавицы" по праву признана одной из самых авторитетных работ в области биографических исследований касающихся моего незабвенного предка.
Смирнов обладал блестящими познаниями в русской литературе, цитируя Сумарокова, он пленил воображение деда образами загадочной северной державы. Летом 1854 года завербовавшись, на шведское китобойное судно, дед и его верный ученик покинули Японию в надежде достигнуть берегов России.
Однако очередная напасть отсрочила встречу моего деда со второй родиной (так в последствии он именовал Российскую империю). Торосы и айсберги, а также споры с капитаном Хедерсоном по поводу хроник династии Тан не способствовали благоприятной обстановке на борту судна. И вот однажды утром жестокий самодур Хендерсон отдал приказ высадить дедушку и его спутника на ледяной берег в районе Земли Санникова. Три полярных зимы провели путешественники среди алеутов и самоедов. В конце концов, с помощью шамана Дормидонта Илгью им удалось построить небольшой аэроплан, на котором они пробыли в Клязьму осенью 1857 года.
Дед был радушно принят российскими научными кругами и вскоре перебрался в столицу, там он и проживал. До одного печального инцидента.
Дело в том, что прогрессивная мысль того времени едва смирившаяся с присутствием души у женщины и крестьянина, по-видимому обессиленная таким подвигом наотрез отказывалась обнаруживать оную в наших меньших братьях. Мой дедушка, беседуя с известным русским философом Ф-овым, попытался провести параллель между этосом древних греков и современной гальванопластикой, возник горячий научный диспут, в результате которого оппонент философа был нещадно бит тростью красного дерева. Это печальное событие послужило причиной его эмиграции в Германию, где в кругу единомышленников он приступил к разработке проекта по перенесению столицы Российской империи на территорию современной Абиссинии. Однако упорное сопротивление местных масонов, а также бурный роман с цирковой балериной, не позволили заветной мечте деда осуществится.
Спустя некоторое время дедушка вернулся в Россию, перемены произошедшие за время его отсутствия произвели на него удручающие впечатление. Дед погрузился в мизантропию, практически прервал отношения с друзьями и уединившись в деревне посвятил себя герпетологии. Местные предания сохранили для потомства бесценные свидетельства о неутомимой деятельности выдающегося пса. Так одна из легенд зафиксированная этнографами в районе деревни Смежные Сморчки повествует о битве царя киноцефалов с болотным змеем, закончившейся пленением третьей конной дивизии имени Фейербаха и полным разорением села Аффектово. Безусловно, сия дивная повесть родилась в глубинах народного сознания под влиянием необычайного впечатления, которое производили опыты деда в области естествознания, на малограмотных туземцем нечерноземной полосы России. Семейные хроники свидетельствуют, что именно знакомство с дедом (а совсем не с морфием, как утверждают некоторые малосведущие исследователи) подвигло М. Булгакова к написанию его известных романов "Собачье сердце" and "Роковые яйца".
В трудах на благо отечественной науки дед провел более двух десятков лет, за это время им были изобретены:
карманная газоносушилка
двух ярусная противомоскитная винтовка
удобный в пользовании агрегат для удаления газа из лимонада и минеральной воды
широкоформатный редуктор с обратным индексом дискретности
титановый зонт для защиты от пришельцев из космоса
керамический суп для питания заблудившихся ангелов
лиловая сеть для пресечения поползновений
жидкая наковальня для корректировки галлюцинаций
а так же масса других необходимейших любому интеллигентному существу устройств и приспособлений.
Однако деревенская идиллия была нарушена. Причиной побудившей моего гениального предка нарушить уединение послужила своенравная пейзанка, пленившая сердце пожилого ученого. Увлеченный страстью он распродал оборудование лаборатории, выпустил в пруд кайманов и боа констририумов и отбыл со своею пассией в Европу. Там окруженный многочисленным потомством и преданными учениками он и завершил свой земной путь. Скончался дед 28 октября 1938 года в Лозанне, похоронен в цветочной клумбе около бистро "Chambre" .