Автор никогда не представлял себя профессиональным поэтом, переводчиком или писателем. Он был моряком, радистом, студентом, физиком, грузчиком, экспедитором и даже профессором. А также освоил целый ряд сельскохозяйственных, рабочих и строительных профессий, как и большинство интеллектуальных работников нашей страны. Поэтому когда меня спрашивают о профессии, образуется некоторая пауза, ибо я размышляю, что сказать. В 1967 году окончил Сахалинскую мореходку, работал радистом на судах Сахалинрыбпрома. Об этом времени написаны повести и рассказы так называемой "морской серии". В 1967 году окончил физфак Новосибирского университета. Если говорить о последней профессии, я - физик, доктор физ.-мат. наук, работал в Институте ядерной физики, Вычислительном центре и Институте математики Новосибирского академгородка, связан с компьютерным моделированием, но в душе, как был, так и остался моряком (есть прекрасный дореволюционный термин - в отставке). Стихи приходят сами, иногда не спрашиваясь. Так за тридцать лет накопилось кое-что, выпало, как говорится, "в осадок". Иногда читаю друзьям что-нибудь к случаю. Приходилось писать и к юбилеям по заказам "на злобу дня", но это, конечно, не поэзия, хотя и имело сиюминутные успехи. Затем увлекся переводами с французского. Вот это я считаю делом весьма серьезным, и смею надеяться, что некоторые вещи получились удачными и неплохо отражающими дух оригинала. А некоторыми переводами из Верлена и Элюара я просто горжусь. Часть стихов неплохо поется под гитару.
Возможно, часть моих стихов кому-то покажется слишком грустной, плаксивой, унылой. Но жизнь, увы, не выбирают - она приходит к нам сама, кому-то обернется раем, кому-то суждена тюрьма. Конечно, есть у меня и веселое, немного пародировал известных авторов и просто знакомых. Но при отборе большую часть этого я забраковал, так как ценю не высоко. То, что писалось быстро и легко, легко и ушло. А грустно-лирическое настроение стало привычным, это действительно глубоко, хотя и не всем нужно.
У каждого человека в жизни наверняка есть какие-либо яркие, запоминающиеся события. Есть таковые и у меня. Большей частью они произошли достаточно давно: двадцать и более лет назад. Не редко я пересказывал их моим приятелям, а то и случайным знакомым в самых разнообразных жизненных ситуациях: в застолье, на вокзалах, в поезде, в бане. Чаще всего они встречали искренний интерес моих слушателей, и не раз мне советовали опубликовать их. В таких случаях я обычно отшучивался и, хотя мне казалось, что они могли бы встретить тот же интерес у большего круга слушателей, воспринимать мысль о публикации всерьез я не мог. Дело в том, что, будучи научным сотрудником, я не раз сталкивался с работниками издательств, различными редколлегиями, и в подавляющем большинстве случаев встречи эти оставляли не менее неприятный осадок, чем встречи с работниками милиции, которую, если честно признаться, в народе никогда не любили, и, наверное, было за что. Меня приводили в ужас жуткие сроки выхода публикаций (минимум год для любой статьи в журнале) и то нескрываемое пренебрежение к авторам и даже чванство, которым веяло от любого сотрудника издательства - от редакторов до последней машинистки. Из шести написанных мною книг, опубликовать удалось только две первых - в издательстве нашего института - и то в страшно кастрированном виде оттого, что "наши переплетные машины не пробивают книги такой толщины", хотя в утвержденной заявке был указан точный объем книг, и я представил рукопись именно такого объема. То, что вышло, было сокращено ровно в два раза. Все мои книги имели прекрасные положительные рецензии ведущих специалистов, на получение которых также ушли годы. И тем не менее, пролежав по два года и более в московских и других издательствах, они так и не вышли. В издательствах за эти годы были различного рода перетряски и реорганизации, ремонты и даже пожары. Мои рукописи так и сгинули в их недрах, и никакими усилиями мне не удалось получить их обратно, они... терялись. Ни разу книги не были отвергнуты по причинам научной несостоятельности, хотя после двух-трехлетнего вылеживания в редакции я мог получить коротенькое послание: "Уважаемый тов. ...! Вы написали прекрасную и нужную книгу на актуальную тему. К сожалению, ее содержание не вполне соответствует тематике нашего издательства. Рекомендуем Вам опубликовать ее, например, в ... издательстве". Единственное, чего я не мог понять, почему это выяснилось через три года после утверждения заявки. В рекомендованной редакции уже лежала свои три года другая моя книга. Кроме того, получившая прекрасную рецензию на мою книгу редакция ни за какие блага не соглашалась передать ее в другую редакцию: не положено раскрывать автору фамилию рецензента до публикации. Так что в любой другой редакции нужно было не просто начинать абсолютно с нуля, нужно было проталкивать уже отвергнутую рукопись. Однажды я где-то вычитал фразу одного известного всему миру древнего грека: "да будь проклят тот день, когда я впервые принял решение написать книгу!.." Я понял, что две тысячи лет назад редакторы мало чем отличались от нынешних.
Сначала я не совсем понимал истинные причины таких жутких проволочек. Врагов в редакциях у меня не было. Грубо и несдержанно я себя в редакциях никогда не вел. Были враги, правда, в научных сферах, но им проще было бы организовать отрицательную рецензию, чем плести интриги в редакциях, да еще удаленных за тысячи километров от них. Идеология? Это понятно, если бы я писал художественную литературу, философскую или историческую. Нет, не это. Поразмыслив логически, я пришел к такому выводу. Богатым наше государство не назовешь - нет таких товаров или предметов, которые бы не были в дефиците. Не хватает бумаги, издательских ресурсов. Поэтому и в научных редакциях есть явная конкуренция авторов. Шансы на публикацию, как и в любой другой очереди, у самых шустрых, пройдошистых или просто откровенно наглых, которые оттирают остальных всеми доступными им средствами. Я, например, в редакции же услышал версию о том, что известный у нас в стране специалист подарил редактору перстень с драгоценным камнем, чтобы просто несколько ускорить выход своей книги. Хотя у этого специалиста и без того было опубликовано немало книг. А может потому и было опубликовано?
Я не обиделся на человечество. Я стал отчасти философом. "Такова природа человека. Он слаб. Все мы несем от рождения печать проклятия за первородный грех наших библейских предков",- рассуждал я. А жизнь, тем не менее прекрасна, хотя бы потому, что в ней всегда можно заняться чем-нибудь другим, не менее интересным. Теперь вы поняли, почему я так скептически относился к просьбам моих друзей о публикации своих стихов и рассказов. В научной области я хоть был специалистом, что подтверждалось многочисленными справками, выписками, дипломами и степенями. А здесь? Любая уборщица в редакции имела все права выпроводить меня за дверь без особых разъяснений, поскольку ни одной справки о том, что я имею какое-либо, хотя бы косвенное, отношение к братству писателей, у меня не было.
Решение сесть за компьютер и отобразить хотя бы самые яркие случаи из моей жизни пришло неожиданно изнутри, и потому без каких-либо причин и объяснений. Например, потому, что ты уже не в силах противиться той неведомо кем зажженной свече, которая горит в твоей душе и не дает покоя. Кроме того, это все нарастающее с годами ощущение, что осталось тебе, может быть не так и много. Если ты мог что-то достойное или полезное совершить в этой жизни, то время, отпущенное для этого, либо истекло уже, либо на исходе. Один внук у тебя уже есть, наверняка будут и другие. Уйдешь ты, пусть же останется ему хотя бы слово твое. Это как минимум. Ну а поскольку возможность чуда в этой жизни категорически ты не отвергаешь, вдруг еще и опубликуют что-нибудь. Да и стоит ли так уж муссировать свои мытарства? Помни о Булгакове и Высоцком.
Первая публикация моего рассказа состоялась 6 лет назад, как это ни грустно, не в России. Один из моих приятелей уехал в Америку и осел на Аляске. Он постоянно присылал нам по Интернету свежие американские анекдоты. Я понял, что он очень тоскует по родине и, желая растормошить его, стал посылать ему свои рассказы. Приятель решил, что они будут интересны многим, и тут же послал один из них в "Новое русское слово". Через неделю я держал в руках оттиск своего философского эссе о природе человека. Это меня поразило - не только сроки выхода публикации, но также и то, что от меня не потребовали никаких бумаг, справок с печатями и без.
В настоящее время живу в Силиконовой долине, работаю в Стенфордском центре линейных ускорителей (СЛАК). Публиковался в местных и российских поэтических альманахах, газетах и сборниках. Подготовил книги избранной прозы и стихов, которые можно найти на моей страничке www.slac.stanford.edu. Там же есть разделы публицистики, философии и религии.
