Подчас мы живем с убеждением, что это все не настоящая жизнь. Так, черновик. То, настоящее, ради чего стоит жить – впереди. О нем только стоит мечтать и не более.

     Ну, не глупцы ли?

     Время неумолимо. Разве мы можем остановить его ход? Замедлить или ускорить? Счастливые мгновения на то и мгновения, что горестные оставались с нами надолго.

     Но не навсегда. Потому что « навсегда» – нет, не было и не будет.

     

     

     

     Их было трое.

     Они нагнали ее у обрыва, там, где уже был слышен шум дамбы, и росли густые кусты сирени.

     Они никогда бы не нагнали ее, если б она не перецепилась через корень этой самой злополучной сирени, кисти которой уже налились терпким, сочным ароматом. Гудели шмели, словно электропровода, в воздухе то и дело проносились «парашутики» отцветших на лугу одуванчиков .Белые пахучие кисти рвались вверх, к бескрайнему, как бывает только в первые жаркие дни, небу.

     Первый, высокий, худой, с торчащей вверх челкой, хватанул ее за ногу. Она лягнула его, что было силы, а силы еще были, но подоспел второй, полнее и жестче, хватанул за плечи, дернул за не туго сплетенную косу, а первый уже громыхал ремнем.

     Она закричала, но второй закрыл ей рот. Она укусила его за кисть, он ударил. Наотмашь, в полсилы.

     Так, что из носа потекла кровь.

     Ее обуял страх. Первобытный, дикий. От этого страха, а еще больше от осознания грозившего ей унижения она отключилась.

     Это избавило ее от большей боли.

     Когда она пришла в себя, была та же сирень и шмели, и солнце почти там же, и страшная хлюпающая возня у нее между ног. Она открыла глаза и заголосила. Надрывно, словно зверек. В рот ей затолкали что-то, похожее на тряпку и от удушья и грядущего ужаса, она снова отключилась.

     Когда она снова пришла в себя, те двое уже почти не держали ее, а третий, темноволосый, который еще вчера был просто незнакомцем на ее улице, двигался внутри. Толи в его движениях она уловила еще большую отстраненность, чем в которой пребывала сама, а толи ужас преодолел порог, за которым уже все равно, но по ногам побежал теплая успокаивающая волна. Одна, потом еще и еще. Он не заметил, а может, просто промолчал. Он был единственным, кто молчал. Голоса других, их сальные шутки и угрозы она помнила еще многие годы спустя.

     Они оставили ее на закате.

     

     

     - Илюшка, посмотри, фазан! Настоящий, Господи! – машина резво преодолела поворот и плавно вписалась в следующий. Сидящая на переднем сиденье миловидная, эффектно подстриженная девушка восторженно оборачивалась назад. Ее большие карие глаза были искусно подведены, волосы красиво уложены, но одета она была как для пикника - бежевые шорты, футболка, аккуратненькие балетки на ногах.

     - Ну, ты что раньше их никогда не видела? Ну, не верю, милая, - снисходительно подыграл ей сидящий за рулем мужчина. Тоже в светлых шортах и футболке, со сдвинутой на ухо ярко-синей, под глаза бейсболкой, сильные руки крепко и немного нервно держали руль.

     - Тоже мне, умник, - огрызнулась девушка.- Видела, в зоопарке. Давно, в детстве. И на картинках видела. Не на пыльной дороге, где уже второй час не на что смотреть, ну, кроме тебя, конечно.

     - Еще пара километров и эта дорога не покажется тебе такой пыльной, Оль, я обещаю.

     - Смотри мне, золотце, - шутливо пригрозила она.- Ты обещал мне упоительный отдых, достойный моего положения.

     - Положения ребенкохранилища? – шутливо уточнил он, оторвав от руля правую руку и погладив по чуть округленному животику.

     - Именно. Нашего ребенкохранилища, - она откинулась в кресле, положив свои ладони сверху на его руку и счастливо улыбаясь . - Твоего наследника, между прочим. Представляешь, Илюшка? У нас будет ребеночек, настоящий! С твоими глазками и волосиками… Такой же упрямец и морщиться будет так же…

     - И так же много болтать, как и ты? – синхронно с ней улыбаясь, уточнял он.

     - Ну, прости. Я все время забываю, что тебя нельзя отвлекать, когда ты за рулем! – капризно надула губы Оля. – А когда будет светофор?

     - В этой степи? – рассмеялся Илья. - Зачем он тебе? Чтоб фазаны не перебегали на красный свет шоссе?

     - Целоваться хочу. Еще с объездной, – отрезала Оля. – Имею я право на капризы? Раз уж отвлекать тебя можно только на светофорах…

     Илья резко затормозил у обочины.

     - Господи, ты меня с ума сведешь, - пробормотал он, склоняясь к ее губам.- Я так люблю тебя…

     

     По пустой дороге пронесся еще столп пыли, и еще один фазан. Оля, крепко прижимая к себе мужа, их не заметила. Когда Илья снова повернулся к рулю, дорога была пустынна и бесконечна.

     

     2.

     Оля задремала, устав следить за дорогой и не видеть ничего, кроме череды сменяющихся полей пшеницы и кукурузы, прерывающихся лишь на куцые посадки. Все-таки они очень рано выехали из города, пока любители создавать утренние пробки еще мирно спали у себя дома. Илья вел машину осторожно, она даже не чувствовала ухабов на местами давно забывшей о ремонте дороге. Она спала, обхватив во сне руками живот. Ей даже снилось что-то очень ласковое, теплое нечто, похожее на щенка, спящего у нее там, только не хватало опыта или уверенности, чтобы обозвать это «нечто» будущим ребенком. Она улыбалась во сне и сладко причмокивала губами. Тогда муж оборачивался и улыбался в ответ, убирая рассыпающиеся от ветра волосы с ее лица.

     Она проснулась, когда уже поля сменил редкий пролесок, подремала, пока пролесок превратился в настоящий лиственный лес. Открыла глаза и потянулась, когда машина свернула с основной дороге на еще более разбитую. Пара километров непринужденной болтовни и Илья затормозил около больших кованых ворот, венчающих длинный и высокий забор, и просигналил.

     Через несколько минут ворота плавно открыл заспанный седой мужичок и они заехали на территорию.

     Илья вытянул из бардачка документы и пошел регистрироваться в маленький, почти игрушечный, домик, Оля еще раз потянулась и вышла следом из машины.

     

     Пансионат, похоже, вышел невредимым из перипетий постперестроечного периода и изо всех сил пытался там и остаться. Елки окружали небольшие, уютные домики с нарядной черепичной крышей, домики окружали деревянные беседки, увитые диким виноградом, перед большим зданием в центре с колонами и застекленными витринами расположилась огромная клумба с ярко-красными и оранжевыми, почти ржавыми розами. « Столовка»,- узнала его Оля. Она присела на деревянную лавочку с коваными подлокотниками и с наслаждением втянула еловый, по-настоящему лесной запах. Откинулась на спинку, хотела закрыть глаза и снова подремать, но ей в ногу деловито уткнулся холодным носом толстый щенок немецкой овчарки, вылезший из-под лавки:

     - Ты чей, зайка? – поинтересовалась Оля у него. Щенок плюхнулся на попу и восторженно уставился на нее снизу вверх. Она наклонилась и взяла его на руки. Щенок безоговорочно поджал лапы. – Надо же, какой, пузатик! Тебя как зовут?

     Вместо ответа щенок не менее деловито начал облизывать ее руки, норовя дотянуться до лица. Оля сначала пыталась отодвинуться от быстрого розового язычка, но потом со смехом смирилась и щенок тут же «чмокнул» ее в нос. Добившись того, чего хотел, он вальяжно устроился у нее на руках, позволив почесывать ему еще висящие ушки и толстенький животик.

     

     Через несколько минут вышел Илья, а следом за ним - дама, для которой время тоже остановилось в где- то в восьмидесятых. Пышный начес на голосе, классическое платье с цветочным рисунком, плотно обтягивающее полную фигуру и выдающийся, шикарный бюст. « Как парус у корабля», - опять рассмеялась Оля про себя. Ей тут уже заранее нравилось.

     - Здравствуйте, Оленька, - поприветствовала ее дама. – Рада приветствовать вас в нашем пансионате.

     - Здравствуйте, спасибо большое, - поднялась Оля, продолжая держать щенка на руках.

     - Ты я вижу, не скучала? – рассмеялся Илья, ласково шлепнув щенка по носу. Щенок для вида на него тявкнул.

     - Арчи, вот проказник! – улыбнулась дама. – У нас на заднем дворе живет собака, Герда. Привела этой весной пятерых щенков, четверых уже разобрали, а этого мы хотим оставить тут. Милашка, правда?

     - Конечно, - подтвердила Оля.

     - Его зовут Арчи, наш сторож большой поклонник детективов, сами понимаете, а меня зовут Инна Леонидовна, я администратор – представилась дама. – Пойдемте, я проведу вас в ваш домик. Через час у нас завтрак, так что вы еще успеете расположиться и отдохнуть. Машину можно поставить на стоянку, она у нас охраняется, да и территория, как вы видите – полностью закрыта, чужих не бывает. Арчи, а ты можешь и пешком протопать, рядом с нами, - сказала она уже щенку и он, словно сообразив, чего от него хотят, начал пытаться вывернуться у Оли из рук. Она опустила его на землю, и Арчи деловито потрусил рядом с ними.

     - Очень серьезный пес, - рассмеялась Оля, обернувшись, когда Арчи, тяжело переваливаясь на коротких дапах, поднимался по ступеньками вслед за ними на террасу домика.

     - О, он вам еще успеет показать себя во всей красе, - пообещала администратор, доставая ключи.

     

     Стандартная комната – диван и пара кресел, телевизор и холодильник. Оля сразу влюбилась в плетеную кресло- качалку, которую можно будет вынести на террасу и в роскошную монстеру у окна. Илья - в громадную кровать в спальне и вид на реку. Инна Леонидовна отдала Оле ключи и еще раз пригласила на завтрак. Илья пошел ставить машину и забирать вещи. Когда они ушли, девушка вытянула кресло- качалку на террасу и тут же уселась , а Арчи – скрутился у ее ног.

     Не успела она толком расслабиться,как вернулся муж с дорожной сумкой и удочкой в руках, и она неуклюже встала ему на встречу.

     - Ты я вижу, уже устроилась? – рассмеялся он, заходя в дом и ставя сумку на пол. – Кресло, собака…

     - Спасибо тебе, - прошептала ему Оля, обнимая со спины. – Я словно в детство вернулась.

     Он обернулся и прижал ее к себе.

     - Я так и думал, что тебе понравиться. Я правда, о собаке не знал, так что это бонус, - поцеловал он ее в нос, тоже переходя на шепот.

     - Может, ну его завтрак, а? – игриво прошептала девушка, толкая его в сторону кровати.

     - А Арчи? Он же может обидеться, оставшись без утренней котлеты? – уже шагая спиной продолжал шептать Илья.

     - У меня еще и колбаса есть, кроме конфет, - заверила Оля, стягивая с него футболку…

     

     3.

     Как и во всяком уважающем себя пансионате советских времен все расписание в этом загородном имении было подчинено кормежке. Большой зал столовой разделялся на три небольших отделения раскидистыми цветами и легкими плетеными ширмами. Кормили сытно и вкусно. Хватило и Арчи и не только. Так, после завтрака они успели познакомиться с Гердой, степенной старой немкой, живущей рядом с бильярдной и прогуляться по двум главным аллейкам, где выискали двух до безобразия ленивых рыжих котов.

     После обеда они решили спуститься к реке. Извилистую дорожку окружали начинающие терять листву клены и стройные березки. То и дело попадались клумбы с теми же ржавыми розами, но чуть дальше от дорожки россыпью пестрели полевые цветы. Оля по ходу уже успела нарвать диких ромашек и барвинков и сплести подобие венка, Илья нацепить это подобие на голову, а Арчи, окончательно признавший в Оле новый объект для слепого обожания после того, что она принесла ему с обеда, облаять его, видимо испугавшись.

     Пляж был практически пуст, все-таки уже не сезон, не смотря на жару. Дальнюю лавочку облюбовала пожилая пара, которая жила в домике напротив, а в беседке резались в карты студенты, приехавшие на выходные. Они уселись на скрипучую качельку, почти у самой воды.

     Река текла неторопливо, степенно. Вода оказалась чистой, почти прозрачной. Иногда мелькали серебристые спинки мальков, иногда – раздавался плеск от тяжелого рыбьего хвоста. Почти у середины лениво покачивалась лодка с заснувшим с удочкой в руках, как показалось Илье, рыбаком. Невозможно было так задумчиво сидеть, когда вокруг такое рыбачье счастье. Оля тем временем вычерчивала длинным прутиком иероглифы на песке, Арчи гонялся за ним и восторженно лаял.

     - Кто ж так ловит? – возмутился он. – Пьяный, что ли?

     - Какие у нас планы на вечер, Илюшка? – переменила тему Оля.

     - Не знаю, - рассеянно ответил он, прищурившись и наблюдая за клевом. – А чем бы ты хотела заняться?

     - Я займусь Арчи. Чтоб соответствовать такому имени ему не помешает усвоить пару приятных манер.

     - В смысле? - уточнил он. – Выкупаешь его? Или за ошейником поедешь? Имей в виду до ближайшего городка километров сорок. И то эта дыра дырой.

     - Нет, - рассмеялась Оля. Ошейник для пса она уже решила купить, когда они заберут его с собой домой. - Ну, его же назвали в честь Арчи Гудвина. Значит, как минимум он должен уметь подавать дамам лапу и брать след.

     - Дрессировать что ли будешь?- ухмыльнулся Илья. – Хотел бы я это видеть…

     - Вроде того, - обожающим жестом она взъерошила ему волосы. - А ты, похоже, уже мылишься на рыбалку?

     - Просто погода…, - виновато чмокнул ее в нос Илья.

     - И удочка новая, - подыграла ему Оля.

     Илья лукаво взглянул на нее.

     - Да, прости, конечно, - поспешила исправиться девушка и иронично добавила: – Я знала, я помню… ...этот как его ? спиннинг.

     - Моя умница, не прошло и трех дней, запомнила, - рассмеялся Илья.

     Арчи, которого уже никто не развлекал прутиком, нашел другую забаву. Он рыл в песке яму. За пару минут, пока они разговаривали, он уже успел зарыться почти целиком, из ямы торчал только задорно виляющий хвост, и то и дело вылетали целые пригоршни песка.

     - Илюшка, смотри, что он делает! – изумилась Оля. Илья обнял ее крепче и строго добавил:

     - Учти, если он будет царапать наш новый пол – выгоню вас обоих. И даже умение подавать лапу и готовить мое любимое мясо не спасет.

     - Значит, можно? - Просящее глянула на него Оля. - А как ты догадался?

     - А то я тебя не знаю! Слышал, плут? – окликнул он щенка. Из ямы на мгновение показалась замызганная песком мордочка с выражением абсолютного счастья на ней и тут же спряталась обратно.

     

     К ужину небо заволокло тяжелыми тучами, но так не выпало ни капли дождя. Илья вынул удочку из чехла,

     проверил все снасти и приготовился к вечернему лову. Арчи освоил подавание правой лапы, но левую, «другую» пока игнорировал. Разобидевшись, что он перестал понимать свою богиню, он устало плюхнулся на ступеньку. Правда, Илья был уверен в том, что он просто объелся котлетой и булкой с повидлом. Оля не спорила. Она поила их обоих молоком, а потом раскачиваясь в кресле, с удовольствием предвкушала, что когда Илья уйдет, она влезет в горячий душ, потом намажется новым гелем от растяжек, он так вкусно пахнет миндалем и молоком, наденет новенькую кружевную ночнушку, укутается в теплый плед, и будет читать до его прихода назад. Потом она похихикает над скудным уловом, он немножко подуется, а потом они долго- долго будут любить друг друга. До самой зари.

     

     4.

     Пару мальков, конечно, пришлось отпустить, иначе Илья узнал бы о себе много нового. «Варвар!» Оля давно бы стала самой ярой представительницы партии «зеленых», если не так яростно презирала все партии вместе взятые, считая, что скопище людей, подчиненных даже очень правильной идее, ничего хорошего сделать не могут. Их слишком много и они слишком разные. Это не мешало ей собирать цветы в букеты и проводить странные опыты с комнатными растениями, которые то и дело приходилось пересаживать, потому что уж очень быстро они росли. Но мальков он отпустил. Губить маленьких – это было верх безобразия по ее меркам, которые он уже давно и безоговорочно принял.

     А вот щука… Громадная, матерая, с хищными зубками, поблескивающими в сумерках. Такой Илья еще никогда не вылавливал. Он ,вообще, таких разве что на картинках видел. Слабо представляя, что здесь можно с нею сделать, да и что делают с уловом в принципе, и уж тем более и не помышляя заставить свою беременную женушку чистить этого монстра, он, тем не менее, упаковал ее в новенькую сетку для рыбы. Уж очень хотелось похвастаться. Оглядев со всех сторон свое сокровище, зло бьющее хвостом, Илья тут же пожалел, что не взял с собой Олю и фотоаппарат, и решил, что на завтра непременно исправит положение. Будет и что сослуживцам показать… В приподнято – горделивом настроении он решил возвращаться назад.

     

     К тому времени уже давно стемнело. Луна освещала призрачным светом аллейки и клумбы. Где-то вдалеке шипела поливалка, разбрызгивая воду на нагретые за день под солнцем розы. Приглушенный смех раздавался из домика студентов, пару раз грозно пролаяла Герда. Илья свернул к их домику и с нежностью отметил, что там виднеется проблеск света. Прикроватная лампа. «Читает», - улыбнулся он.

     - Оля, - окликнул он жену, когда поднимался по ступенькам. – Оль, смотри, что у меня есть!

     В домике было тихо, но его это еще не расстроило. Она вполне могла заснуть над книжкой. Он на цыпочках прошел гостиную. Тихонько приоткрыл дверь в спальню. Оля успела разложить их вещи в шкафы, спрятать сумки, и впихнуть в вазу целую охапку полевых цветов, среди которых гордо пылала ярко-алая, где-то тайком сорванная розочка. Рядом с кроватью устроился еще один плед, а у двери мисочка с водой. « А плут устроился на кровати. Интересно, она его хоть искупала?» - усмехнулся Илья. На прикроватной тумбе стояла наполовину опустевшая ваза конфет. Он окинул это все одним взглядом, но увидел только одно: Оли в разобранной кровати не было. Одеяло откинуто, теплый халатик на стуле у окна. Отодвинув вглубь невесть откуда закипевшее раздражение, он заглянул в ванную, еще раз вышел в гостиную. Ее не было. У кровати стояли мягкие домашние тапочки, а вот балеток, в которых она приехала, не было. Отбросив щуку и удочку, он вышел из дома.

     - Оля! – окликнул он ее. – Оль, выходи! Это не смешно! Замерзнешь!

     Но в ответ ему шипела поливалка и только.

     - Арчи, Арчи, Арчи! Ты где, плут? Куда ты подевался? И где твоя хозяйка, а? Где вас носит?

     

     Еще несколько минут он простоял на крыльце, надеясь, что это недоразумение быстро проясниться, прислушиваясь к тишине и надеясь услышать ее смех. Вернулся в домик, нашел ее мобильник рядом с очками от солнца, пошарил по шкафам и понял, что все вещи на месте. Потом в ярости ходил по территории, надеясь услышать ее голос или тявканье собаки. Еще несколько минут он пытался унять злость, дрожь и страх, чтобы сообразить, что теперь делать.

     Уже через час он выяснил, что территорию никто не покидал, разбудил вмиг протрезвевших студентов, администраторшу, и с фонарями они обошли весь парк, пляж, все запертые домики.

     

     Ни Оли, ни щенка они не нашли

     5.

     С рассветом ушли страх и ярость, осталось только ледяное отчаянье, затихшее где-то под ложечкой. Он чуял беду так отчетливо, что хотелось выть на белеющую луну, словно собаке. Теперь Илье было жутко подумать, что сейчас кто-то его окликнет. Седеющий неповоротливый милицейский капитан, который привез водолаза и обследовал берег, сосед напротив, обошедший с ним все вокруг, от которого пахло валидолом и решимостью, перепуганная насмерть администраторша, нарезающая круги по парку в стоптанных домашних тапках. Теперь, он сидел на ступеньках своего домика, рассматривал в серой дымке свои руки, словно видел их в первый раз, ругал себя за то, что устроил этот отдых, укорял Бога и людей неискоренимым вопросом: «за что?». Оля, его ласковая, веселая, беззаветно любящая, бесконечно желанная. Что с ней могло случиться? Он боялся, что его окликнут, он боялся, что ее найдут. Он не верил уже, что увидит ее живой, услышит ее смех.

     Он так углубился в свои мысли, что не заметил тихие шаги и не услышал, как щенок жадно лакал воду. Он не увидел, как тот скрутился у его ног и виновато искал его глаза. Где-то громко прокаркала ворона, протарахтела электричка. Он так и не вспомнил, сколько он сидел , пока не увидел собаку, но стало совсем светло.

     - Эй.. – рассеянно позвал он его. Щенок поднялся, сделал пару шагов, прихрамывая левой лапой, уткнулся ему носом в ногу. – Арчи.

     Илья подхватил его под пузо, но в этот момент щенок громко завизжал и начал вырываться, Илья не удержал его и щенок упал, продолжая скулить и прятать лапу.

     - Ты чего? Оля где? – щенок виновато и опасливо поджимал к себе лапу. – Оля где? – спрашивал его Илья. –Где она? – сорвался он на крик. Щенок испуганно сжался от крика и, поджимая лапу, уполз под елку.

     - О, Господи, куда ты? – сердце колотилось почти во рту. – Черт, ну я сорвался, плут, ну где Оля? Ну, ты же вместе с ней был!!!

     Он заполз под нижние еловые ветки и выволок рычащего щенка. Встряхнул его, и грозно глядя в глаза, приказал:

     - Псина, если ты меня к ней не отведешь – я тебя раздавлю, как собаку, слышишь? Оля где? О-Л-Я! Ищи! Ищи Олю.

     Он осторожно поставил его на землю, присел рядом и повторил:

     - Ищи Олю.

     Щенок нехотя поднялся, покрутился у его ног и снова сел, восторженно глядя на него снизу вверх.

     Илья, давя в себе желание действительно растоптать его, обессилено опустился на крыльцо.

     - Черт, черт, черт…- закрыл он лицо руками.

     Арчи потоптался вдоль крыльца, пошел и еще напился воды. Потом подошел к нему и сердито тявкнул.

     -Уйди, - выдавил из себя Илья.

     Щенок подлез и дернул его за штанину джинсов. Потом еще и еще. Илья обернулся, когда щенок уже осторожно спускался с крыльца, словно поджидая его. Он еще раз сердито тявкнул на последнюю ступеньку и деловито побежал к столовой.

     Илья, ругая себя за бессмысленность этой затеи, пошел следом.

     

     

     

     6.

     Щенок уверено свернул к хозяйственным постройкам, приближаясь к вольеру, где жила его мать. Илья уже было чуть не вернулся обратно, решив, что тот просто спрячется около матери, но Арчи направился в маленький проход между гаражами и вольером, который вел к кладовой. Он пролез между прутьями железной решетки, которая скрывала вход к кладовке, сердито тявкнул на Илью, который замешкался, раздвигая скрипящие дверцы, и принялся осторожно спускаться вниз. Длинный коридор был освещен тусклой лампой, из него выходили несколько дверей. Илья дернул каждую из них, но они были заперты. Потом щенок опять тявкнул на него и исчез за поворотом, который Илья сразу не разглядел. За ним были еще несколько дверей, но Арчи уверенно шел вперед. Там было совсем темно, и Илья достал телефон из кармана, чтобы хоть как-то посветить себе. Пахло сыростью и почему-то корицей, и этот запах показался ему смутно знакомым. Если бы не телефон, он бы так и не разглядел лестницу, завершающую коридор, по которой уже медленно и осторожно спускался щенок. Он больше не оборачивался, словно понимая, что Илья безропотно идет следом. Когда они спустились, стало светлее. В глубине следующего коридора, который был, словно зеркальным отражением предыдущего, виднелась лампа, гудел вентилятор. Илья пошел по направлению к лампе и не заметил, как щенок свернул. Он только услышал, как тот начал скулить.

     За поворотом была небольшая темная комната. Мутное, замазанное краской, окошко высоко, почти под потолком пропускало частичку розовеющего рассвета. Посреди комнаты стоял какой-то странный станок, похожий на ткацкий, а за ним нашелся щенок. Он облизывал лицо лежащей на полу Ольги и надрывно скулил. Илья рассеянно опустился рядом с ней.

     Она была без сознания, дыхание едва угадывалось. Руки связаны за спиной, на губах – кусок хозяйственного скотча, под носом – спекшаяся кровь, ночнушка, в бурых потеках. Илья почти не помнил следующих минут. Он долго тряс ее, звал, но она не откликалась. Потом тащил безвольную куклу наверх, к свету.

     

     Потом что-то кричал, отдирал с ее губ скотч. Когда он донес ее к домику, прибежал услышавший его сосед.

     Он никого к ней не подпустил. Сам вымыл под душем, осторожно прижимая к себе, сам укутал одеялом.

     Она проснулась уже в кровати. Открыла глаза и дернулась от него. Отпрянула, попыталась вырваться. Он удержал ее, и только тогда Оля открыла глаза.

     - Илья? – словно удивленно спросила она. Потом, что есть силы прижалась к нему и громко разрыдалась.

     Он гладил ее волосы и плакал вместе с ней.

     Арчи заснул, вытянувшись под дверью, поджав к себе сломанную лапу, и только иногда повизгивал во сне.

     

     7. Когда они вернулись в город, зарядили дожди. Они торопливо стучали по подоконнику и навевали сонливое безучастное настроение. Илья с головой ушел в работу, как оказалось, раннее возвращение было кстати. Оля приучала Арчи к жизни в квартире и прогулкам на поводке. Он был прилежным учеником. Терпеливо дожидался, когда ему не только вымоют, но и вытрут насухо полотенцем лапы после прогулки, быстро запомнил, в каком ящике спрятан его поводок и где зонт. Единственной «шкодой», которую он себе позволил- изгрыз до лохмотьев тапки Ильи, и сами лохмотья растащил по углам, а потом еще долго вытягивал их из самых неожиданных мест, где хранились очередной теннисный мячик или резиновая косточка.

     С беременностью было все в порядке: Оля исправно набирала вес, сдавала анализы, ходила в школу молодых мам. Не отекала, не мучилась головной болью или изжогой. Она даже округлилась какой-то неуловимой внешне женской прелестью, еще больше привлекавшей мужа. С тайной радостью он про себя отмечал, что испытание она перенесла стойко, и только много недель спустя, когда закончилась запарка на работе, и он уже не приходил домой, валясь от усталости, заметил, как вздрагивает она от каждого постороннего звука будь то внезапно сработавшая сигнализация за окном, упавшая тарелка или чашка, даже просто настороженный лай Арчи от едва слышной возни за стеной, как редко она стала выходить из дому, как мало ее стали радовать покупки и цветы. Он несколько раз звонил в пансионат, но там не было никаких новостей, а его звонки уже начинали раздражать администрацию, о чем Инна Леонидовна однажды не применила ему сообщить. Он звонил в отделение милиции, где седеющий и грузный капитан напоминал ему, что «расследование ведется согласно инструкциям», и что слишком мало улик и подозреваемых, а в конце концов намекнул, что она начинает подозревать его самого. Илья не рассказывал об этом Ольге. Он не знал, пыталась ли узнавать что-то она сама. Они вообще не разговаривали на эту тему. Вечерами, когда они вместе выгуливали Арчи, когда она кормила их ужином у них были другие темы: ребенок, собака, погода и политика. Сначала он даже радовался этому и лишь потом, понял, как тяжело давалось ей это напускное спокойствие. Сразу по возвращении она еще тянулась к нему. Каждую ночь засыпала, лишь насытившись нежностью и крепко прижавшись. Потом, когда стало холодать, она достала еще одно теплое одеяло и стала укутываться в него так, что он не мог подлезть к ней, даже когда пытался- она заворачивалась в него, словно в кокон, и спала скрутившись в тугой клубок. По утрам ему уже не казалось это таким непонятным, как ночью. По утрам он спешил.

     И только, когда он вернулся после недельной командировки домой и увидел ее бледность и запавшие глаза, домашнее платье с оторванной пуговкой, потрескавшуюся землю в цветочных горшках– ему вдруг стало по – настоящему страшно. За всю эту неделю Ольга вышла из дому всего один раз – купить корм собаке и продукты к его возвращению. Выгуливался Арчи сам. Она надевала ему ошейник и отпускала, нагулявшись, он приходил под дверь и лаял, тогда она ему открывала. Все это ему рассказала соседка, которая заходила к ней несколько раз, но Оля разговаривала с ней через дверь. Она не знала, что ела сама Оля, хотя к его приезду был накрыт стол, но в холодильнике не нашлось ничего из того, что она ела до этого, даже пакет молока был распечатан, когда она наливала ему кофе. И рассказывала она ему о школе, где дрессируют собак, и куда она хотела бы, чтобы он поводил Арчи. Чтоб научили его, как положено ее охранять.

     Он внимательно смотрел на нее и в душе сгущался студеный холод.

     _________________

     8. В то субботнее утро, когда он и Арчи отправились на первую тренировку, неожиданно на смену дождю выглянуло солнышко и сильно похолодало. Арчи погода понравилась. Он немного понервничал в машине, полаял на пятнистого дога, пока они стояли в пробке, а весь остаток пути просидел, смирно пялясь в переднее окно.

     «Собачья» школа оказалась приземистым невзрачным зданием с облупившейся штукатуркой, окруженной небольшим парком и спортивной площадкой с ярко окрашенными «тренажерами». Всевозможные лесенки, горки, трубы, в которых нужно проползать и по которым нужно успевать пробежать, качели. Арчи сначала недоуменно поглядел на эту красоту, осторожно принюхался к обилию собачьих ароматов, но к тому времени, когда к ним подошел инструктор, он уже взобрался на вершину горки и радостно звал Илью присоединиться. Они отработали положенный час, Илья всерьез пожалел, что не настоял на том, чтобы Ольга поехала с ними. Трудно было определить, кому эта тренировка доставила большее удовольствие: Арчи, счастливо свесившему на бок язык, или самому Илье, который уже забыл, когда столько времени он проводил на свежем воздухе. Они договорились, что будут приезжать два раза в неделю: в среду вечером и в субботу утром и распрощались с миленьким кругленьким дядечкой-кинологом.

     Когда Илья уже открывал машину, подъехал следующий «клиент»: упитанный молодой кавказец. Он неторопливо выскочил из машины и потрусил к Арчи, радостно виляя хвостом. Несмотря на то, что он оказался раза в два больше самого Арчи, тот тоже завилял хвостом и стал носиться вокруг него.

     - Шкип! – окликнул его хозяин. Но тот был неумолим. Они затеяли веселую щенячью возню вокруг машины Ильи. Хозяин, полноватый очкарик солидной наружности, очень похожий на своего питомца, подошел к усмехающемуся собакам Илье и опешил:

     - Седой? Илюха?

     Он рассеянно снимал и снова надевал очки, пытаясь лучше разглядеть Илью, а тот опешил в ответ:

     - Рыжик?

     Они лупили друг друга по плечам, обнимались, а собаки носились вокруг, оглашая безлюдные окрестности веселым лаем.

     

     9. – А как ты здесь? – спросил Илья, когда они уселись на лавку в дальнем конце поля, пока тренер водил толстенького, ленивого Шкипера по лесенкам. Арчи дремал у их ног.

     - Мне Шкипа клиентка подкинула, в благодарность. А он – ну просто воплощенная благожелательность. Лишний раз ни гавкнет. Шутки ради попросил соседа ночью забраться через забор в дом – этот проснулся, и все руки ему облизал. Еле отучил на руки не проситься, - со смехом рассказывал Рыжик в далеком прошлом, а теперь уже просто Геннадий Петрович. – Последняя надежда на этих., - кивнул он в сторону школы. - Может, хоть лаять научат на чужих. А ты как?

     - Жена приволокла собаку с пансионата, теперь воспитываем,- ухмыльнулся Илья.

     -Жена? Ты женатик? – вытаращил глаза поверх очков Геннадий Петрович. – Илюха, не гони.

     -Чего не гони? Уже почти три года.

     - Зашибись! Седой женился, гроза всех баб в округе, - он недоуменно продолжал рассматривать Илью.- А что ж так, в тихую?

     - Боялся, что пока буду готовить свадьбу, жена передумает, - рассмеялся Илья.- Не поверишь, мы на третий день поженились после встречи. Даже мать не знала.

     - Ого! – восхищенно присвиснул Геннадий Петрович. - Я начинаю почти завидовать и хочу ее видеть.

     - Обязательно, - заверил его Илья и тут же напрягся, вспомнив о нынешнем состоянии Ольги. – Кстати, а ты как? Все еще дохтор? Не просил медицину к черту?

     - Да, все недосуг, - рассмеялся Геннадий Петрович. – Только главный доктор- это уже не совсем доктор.

     - А чем занимаешься? Просто у меня жена вот-вот рожать должна. Может, найдешь доктора хорошего? В нашей консультации только божьи одуванчики остались, а я как-то за нее побаиваюсь.

     - Илюха, да у твоей жены я и сам роды приму. Тряхну стариной. Приводи в понедельник, на учет в нашей лавке поставим, и все будет по высшему разряду. А кого ждете?

     - Не знаю. Не хотели узнавать до родов.

     - Прально. Сюрприз будет.

     

     10. Геннадий Петрович Ничиков непроизвольно попытался сесть также прямо, как и женщина, которая пришла к нему на прием. Он врач, светило, его время и внимание дорого. Он так привык к этому, что воспринимал как должное раболепство подчиненных и пациенток. Баб. Рядовых и красивых, здоровых и больных, беременных и бесплодных. Они все одинаково осторожно и доверчиво распахивали перед ним свои ноги и с такой надеждой выслушивали его вердикт. Эта была такой же бабой, пытался он себя успокоить. Сильно беременной женой его школьного друга, к тому же. Сидевшей так аристократически прямо, словно ее и не утяжелили набранные за беременность 16 килограммов. Она оказалась миловидной, бледной и напряженной. В строгом черном платье и туфлях на высоких каблуках. И ему казалось, что это не она пришла к нему на прием, а он ее сильно обязывает своим присутствием. Геннадий Петрович непроизвольно сел так же прямо и параллельно со стандартными вопросами пытался представить, каким его видит эта женщина. Явно не божеством в белом халате, накинутым на темно-зеленый хирургический костюм. Костюм не стиран уже третий день, халат давно перестал застегиваться на животе, да и сам живот мешает ему выпрямиться и то и дело тянет сесть, как обычно, так, как располагает его удобное модное креслице. Он, ровесник ее еще по-мальчишечьи подтянутого мужа, кажется много старше из-за полноты, очков и так старательно обретаемой «внушительности», к которой доверяют больные. Он для нее не мужчина. Он лишь бесполое создание, источник знаний и умений. Она для него вдруг оказалась Женщиной. Он уже забыл, что значит, испытывать вот такое внезапное и мощное влечение.

     Геннадий Петрович с подозрением выслушал ее отказ от внутреннего осмотра и решил, что это повод для кофе, плюс в его пользу, кокетство. Он включал чайник, выискивал чистые чашки в шкафу и ухмылялся давнему призванию Ильи выискивать неординарных баб. Скольких он переимел, трудно даже теперь сосчитать. Да, славно они покуролесили, были времена. А на этой женился. Поразмысли на этой мыслью Гена еще минут пять, он бы пришел к выводу, что именно сей факт и влечет его к отстраненно-приятной женщине с идеальной осанкой и манерами. Первая беременность, первые роды. Менструация в тринадцать, половая жизнь в 16. Неотягощенная, вполне развитая первородка. Он познакомил ее с Розой Львовной, заведующей физиологией, которая должна была оформить ее к себе в отделение.

     Ольга. Олюшка. Оленька.

     Ему еще некоторое время казалось, что в кабинете остался тонкий привкус ее духов.

     Потом вернулась Роза Львовна, пожала плечами и сказала, что потеряла Ольгу по пути к лифтам.

     

     11. Поздним вечером Гена еще раз перезвонил Илье, чтобы убедиться, что Ольга все-таки вернулась домой в целостности и сохранности. По словам Ильи, Ольга выгуляла собаку и уснула. Он не рассказал, что уснула она в чулках и платье, а Арчи начал рычать на него, когда он попытался ее раздеть. Пес вытянулся вдоль кровати и угрюмо уткнулся носом в пол. Набросив на нее плед, Илья ушел курить на балкон. Там его и застал звонок. В прежние времена он бы и мыслить не стал о сигарете в небольшом зимнем саду Ольги, а сейчас это почему-то казалось спасением.

     -Она у тебя шикарная тетка, - заметил Гена в трубку.

     - Она моя жена, - отрезал Илья.

     - Я без ехидства, родной. Давно не встречал такой красавицы, - причмокнул в трубку Гена.

     - Чего же сам не женишься? – сыронизировал Илья.

     - Сначала было некогда, а теперь поздно. Да и мать с сестрой кого зря не примут. Слушай, а вот твоя Ольга пришлась по вкусу, вы бы приехали как-нибудь в гости. Марта совсем перестала из дому выходить, а мать стара и бесконечно ворчит. Но мне кажется, что для нее они обе бы собрались с духом и смогли вести себя прилично часок-другой. И тебе они будут рады.

     - Ольге в роддом пора, а не в гости, - ухмыльнулся Илья.

     - Ну, потом значит.

     - Рыж, скажи, а с Ольгой точно все в порядке? – выпустил струю дыма в небо и решился Илья.

     -В порядке. А что?

     - Да странная она последнее время. Молчит, спит. Кроме собаки ее и не интересует ничего. Забросила все, что раньше любила. Цветы не поливает.

     - Перед родами всякое бывает. Привози Ольгу, а сами выпьем, и я тебе такое расскажу….

     - Ты свои байки про больных попридержи. Я еще помню, как ты над котами издевался.

     - Над кошками. Я на них докторскую защитил, между прочим. Ольге рожать не раньше следующей среды, это я тебе точно говорю, а в субботу я занят, так что в воскресенье мы вас ждем. Шашлычков съедим, наших вспомним. Я вон сегодня Хана видел.

     -Хана? – рассеянно переспросил Илья, заметив шевеление в комнате. - И как он?

     -Да, паршиво, если честно. Пьет много. Да и сдал он. Деградирует , короче. Зато тоже женат. Эпидемия, блин. Женатики хреновы. Не, ну скажи, неужели семейная жизнь того стоит?

     Илья сквозь стекло смотрел, как Ольга неуклюже потягиваясь через живот снимает чулки, а потом платье, и оставшись в плотном хлопковом белье, уходит в ванную.

     - Стоит, родной. Стоит. В воскресенье, говоришь? Я и псину с собой возьму, ладно?

     - О чем речь, главное, чтоб не кота.

     -Да уж. Бедная Марта, - улыбнулся Илья и положил трубку. Умытая Ольга в теплой ночной сорочке укладывалась спать.

     - Как ты, девочка моя? – окликнул ее Илья, помогая ей стелить постель.

     - Все в порядке, - сдержанно ответила Ольга. – Просто сильно устала, и ноги отекли. Я посплю подольше завтра, хорошо? Позавтракай сам.

     - Хорошо, - согласился Илья.

     Когда он вернулся из душа, она уже спала. Он обнял ее поверх одеяла и уткнулся в волосы.

     - Девочка моя, сладкая моя.

     Ольга продолжала неподвижно лежать на боку. Накрыв ее плечи одеялом, Илья отодвинулся и через пару минут задышал ровно и легко. Только потом Ольга чуть заметно шевельнулась. Тяжелые горючие капли, быстрым водопадом посыпались на подушку. Арчи бесцеремонно запрыгнул на кровать и вытянулся вдоль ее живота, тычась носом ей в лицо. Она положила руку ему на спинку, и с 12.

     Субботним утром Илья опять повез собаку в клуб к кинологу. Арчи, похоже, просек цель их маршрута еще дома, безропотно позволил прицепить себя к поводку и вообще вел себя более чем терпеливо. Единственная вольность, которую он позволил себе при этом- это облаять соседского кота, гуляющего самостоятельно, когда обнаружил его под машиной Ильи. Впрочем, Илья, прогревая мотор и трогаясь, решил, что это больше для безопасности самого кота, чем для демонстрации, кто тут главней.

     В клуб они приехали, как раз к назначенному времени. Арчи добросовестно проходил все препятствия, и только неустанно торопил инструктора и Илью, чтоб быстрее. Судя по отзывам, при полном отсутствии родословной, ждало большое будущее.

     С неба сыпал мелкий противный снежок, дул несильный ветер – первые признаки надвигающегося циклона. Илья зябко кутался в куртку и почти все время думал об одном: Оля категорически отказалась ехать к его друзьям в гости. Они так сильно поссорились вчера, что она выскочила из квартиры, и почти полтора часа он сидел на кухне и курил в форточку и пытался найти причину ее поступка.

     Она вернулась озябшая и спокойная. Он ничего не спросил и даже не упрекнул, хотя хотелось устроить грандиозную взбучку за то, наспех одетая, раздраженная, еще час назад мучимая головной болью, она ходила по улицам, лишь бы его не видеть. Она словно прочла это в его глазах и просто прижалась к нему. Он был зол на нее, но не оттолкнул . Они снова были близки. Через столько времени, и ему уже ни нужен был ни Рыжий Генка, ни его семья, лишь бы с Ольгой и их ребенком было все в порядке. Впрочем, ему бы хватило просто безопасности и радости для Ольги, а ребенок….

     Ее частичка. Нечто еще безликое.

     

     Он прощался с инструктором и думал, чтобы ей подарить, чтоб порадовать. Украшение? Они не слишком ее интересовали. Книгу? Те, что ей нравились, она всегда покупала сама. Безделушку? Еще пару месяцев назад он бы, не особо терзаясь, приволок ей очередное оранжерейное диво и получил ворох радости, но сейчас…

     - Илья? – его вывел из задумчивости женский голос. Он обернулся. Рядом с его машиной курила более чем странная женщина.

     - Марта? – с трудом узнал он сестру Генки.

     - Здравствуйте, Илья. Мне нужно с вами поговорить.

     

     13.

     Давным - давно, еще в школе, Илья был в нее влюблен.Обычная школьная влюбленность. У Марты было удивительно красивое лицо: густые темные ресницы и брови, ярко-синие, похожие на его собственные, глаза, точеные скулы и тонко очерченный рисунок носа. У нее были изящные руки пианистки, которые она всегда хотела спрятать – в карман или просто под грудь. Она казалась ему тогда почти неземной, тем более, что она избегала шумного Генку и тем более его приятелей. Из-за неумело пролеченной родовой травмы у нее еще в детстве, едва она начала ходить появилось искривление позвоночника, и из года в год оно прогрессировало. Теперь она была совсем низкого роста, укутанная в пушистую бесформенную шубку и темный платок. Вокруг покрасневших глаз раскинулась цепочка морщинок, нос покраснел на морозе, волосы спрятал уродливый кружевной платок.

     - Марта? – еще раз переспросил он. – А Генка где? Мне нужно кое-что ему сказать.

     - Гена вчера попал в больницу. Я хотела вам сказать, что завтрашняя встреча отменяется.

     - А что случилось?

     - Он ранен.

     - В смысле? На голову? Я и так это знал – попытался отшутится Илья. – Простите.

     - Кто-то вчера вечером ударил его ножом под лопатку. Не похоже, что грабитель, у него осталась большая сумма и часы, но он потерял много крови, пока мама его нашла.

     - Марта, мне очень жаль. Может быть, помощь нужна?

     Женщина пожала плечами.

     - Он же врач. Все, что только возможно – для него и так сделают.

     - Мне действительно жаль.

     - Илья, и еще … мне очень нужно встретится с вашей женой. Это важно. Отвезите меня к ней.

     

     14.

     Она поехала на серебристом маленьком «жучке», следом за ним. Всю дорогу Илья недоумевал, как она умудряется водить машину, если когда-то, он точно помнил, как больно ей было просто сидеть в мягких креслах, и мать выискала ей нечто антикварное похожее на трон из дерева. Арчи притих, а может, просто устал. Он плюхнулся на заднее сиденье и всю дорогу лежал, грустно уставившись в окно. Субботним ранним утром было еще мало машин, они доехали быстро. Снежок усилился и теперь ветер гонял первую поземку по шоссе. Илья припарковался около дома, оставив место для Марты. В лифте он все-таки спросил:

     - Зачем она вам, Марта?

     Женщина пожала плечами.

     - Мне о ней говорил брат, вы же простили ее обследовать в больнице. Он описал ее внешность, и мне показалось, что она очень похожа на мою старую знакомую.

     - И поэтому вам непременно захотелось ранним утром ее увидеть?

     - А что в этом странного? – с вызовом подняла она на него глаза. Доходящая ему едва до плеча, странная измученная женщина.

     - Все. Гена говорил, вы почти не выходите.

     - Как видите, я вполне способна передвигаться во внешнем мире. Просто иногда мне лень это делать.

     - Лень?

     - Да, в моем собственном мире мне куда спокойнее.

     Лифт щелкнул, и дверцы разъехались. Арчи нетерпеливо прыгнул на дверь и вдруг яростно залаял.

     Илья пропустил Марту в гостиную, а сам пошел за Ольгой. Его даже не встревожило, что она не вышла его встречать. Спит или читает.

     Она лежала на кровати, на боку, лицом к окну. Ожившие после полива цветы пестрели яркими пятнами сквозь стеклянную перегородку зимнего сада.

     -Арчи?- удивленно глядел Илья, глядя, как пес, топчется грязными лапами по разобранной кровати и тычет морду в лицо Ольги.

     А она не смеется и не пытается его сбросить.

     Он стоял и боялся дотронуться до нее, чтоб его опасения, холодок страха, не оправдался.

     Потом Арчи громко залаял, а у него за спиной раздались тяжелые шаги Марты.

     - Этого я и боялась. – Она протянула Илье пустую конвалюту от таблеток, которые Ольге прописали еще в начале беременности, когда ее измучивал токсикоз. Она подошла и села на кровать, откинула волосы с бледного, но почти умиротворенного лица Ольги. - Лелька, глупая моя девочка.

     - Илья, что вы стоите? – плача накинулась на него Марта. – Вызывайте скорую. Открывайте окна. Несите нашатырь, воду. Разве вы можете ее отпустить?

     

     

     15.

     Больше недели она провела в реанимации, куда никого не пускали. Там ее приветствовал по утрам хмурый, пропахший табаком молодой доктор, потом приходил черед стайки бесстрастно вежливых медсестер. Молодых и не очень, красивых и странных. Совсем молоденьких глупеньких девочек- практиканток и пожилых умудренных опытом дам. Они были столь осторожны и внимательны к ней, что Ольге по-настоящему от них тошнило. Она не знала, рада ли была, что осталась жива. Ее мало волновал серый, хмурый дневной свет, цветущая ярко-розовым азалия на подоконнике из ее сада. Еще меньше ее волновал вновь ставший плоским живот с ноющим швом над лобком. Ей не хотелось разговаривать, не хотелось есть, но еще больше не хотелось сопротивляться. И поэтому она отвечала на вопросы, ела, пила, держась за стенку от слабости, доходила до туалета и только долго умывалась почти холодной водой. Хмурый доктор рассказал ей, что ребенка уже выписали и его забрали ее муж и мать, но Оля сама не захотела их видеть.

     Ей было нечеловечески, мучительно стыдно.

     А потом пришла Марта.

     Даже без халата, в длинном темном балахоне, волосы сплетены в косу и покрыты платком, с пакетом чего-то явно запрещенного в руках.

     - Леля, - окликнула она Ольгу, которая, лежала отвернувшись к стене. Ей пришлось окликнуть ее еще раз, пока Оля с трудом перевернулась.

     - Марта? – переспросила она, часто- часто моргая. – Марта?

     Потом она долго плакала, уткнувшись ей в подол широкой, пахнущей корицей и лавандой, юбки.

     -Глупая моя девочка.

     

     

     16.

     А потом неожиданно у нее появилось молоко. В груди, казалось пустой и плотной, «перегоревшей». И она захотела домой. Ее забирали из больницы так, как забирают рожениц из роддома. Илья принес ребенка, а Марта- охапку цветов, ее любимых, весенних тюльпанов и ирисов, где она только они выискали их. Смеясь и плача, она ехала домой, вдыхая мучительно свежий и молочный запах своей дочери, укачивая ее на руках. Потом она купала ее и училась пеленать и то надевала, а то снимала яркие крохотные одежки. Потом девочка уснула, Илья ушел курить на балкон, и она пошла к нему.

     - Нам нужно поговорить, - окликнула она его.

     - Оль не нужно. Мне доктор все объяснил, правда. Не мучай себя больше. Я все понимаю.

     Оля села в кресло в углу и подняла на него глаза.

     - Илья, помнишь, как мы познакомились?

     - Помню, конечно.

     - Я увидела тебя, вечером на остановке, возвращаясь из университета. Ты покупал сигареты, такой хмурый, серьезный. Сосредоточенный. Я следила за тобой несколько дней, пока ты меня заметил.

     - Зачем? Не решалась подойти? – уже заинтересовано смотрел на нее Илья.

     - Я хотела тебя убить.

     - В каком смысле?- опешил он.

     - В том, что мы познакомились на самом деле много лет назад, если можно назвать это знакомством, - выдержала взгляд Ольга.- Помнишь?

     - Нет, - рассеянно улыбнулся он.

     - Я знаю, ты помнишь, только боишься сам себе в этом признаться. Июнь, вы закончили 10й класс, дача Генкиных родителей. Ты, он, Хан. Вы шныряли по окрестностям, хулиганили, Генка выискивал кошек для своих опытов, но его гениальная идея по поводу того, как лучше удалить у них яичники и подшить другой кошке, а потом стимулировать бурную овуляцию пока была просто ужасом котов и его сестры. Она так плакала, когда он убил Песчинку. Потом вы закапывали их около дамбы.

     - Откуда ты это знаешь? – ошарашено переспросил Илья.

     - Посмотри на меня. – Оля встала и в упор смотрела на него. – Только внимательно посмотри. Я была пухлее. Я была блондинкой с длинной косой, у меня не было ни бровей, ни ресниц.

     Я хорошо бегала. Моя бабка жила по соседству с Мартой. Я дружила с ней. Она звала меня Лелей. Помнишь?

     

     17.

     У него отхлынула от лица кровь, и он ухватился за стол, чтоб не упасть.

     - Я помню, что мне тогда говорил Хан, пока вы все это делали со мной. Я помню каждое слово, каждое движение. Это было так ….страшно, унизительно. Я заперлась в доме и несколько дней не выходила. Марта переполошилась и пришла меня проведать. Я ей все рассказала. А Генка в то время проводил опыты над ее Песчинкой. Она вернулась, а кошка была уже мертва. Ее любимая, беременная кошка.

     - Оля….

     - Я тогда хотела умереть. Но никто ничего не заметил. Ни бабушка, ни родители. Только Марта все знала. Я уехала домой, пошла в школу, потом в университет. Я больше никогда не приезжала туда. У меня были любовники. А потом я увидела тебя.

     - Оль…

     - Я следила за тобой по вечерам. И каждый вечер ты был одинаково грустен и несчастен. И вместо того, чтобы тебя убить, я наблюдала и мне было нечеловечески радостно, от того, что ты мучаешься. Я перекрасилась и остригла волосы. Я начала новую жизнь. А ты подошел и назначил мне свидание тогда, когда я выходила из салона.

     - Я с ума по тебе сходил. Но почему?- сгорбленный снова несчастный ее муж.

     - Мы чуть с ума не сошли тогда, помнишь? Мы поженились через три дня. Мы были так счастливы, как редко кто бывает. Я не хотела тебе говорить. Мне казалось, ты меня будешь презирать. А потом я встретила Хана. В пансионате. Вечно пьяный сторож. Муж Инночки Леонидовны с большим бюстом. Он-то сразу меня узнал. И тебя. Тебя постыдился, ведь всегда заводилой был он, а ты, так на побегушках, а тут, ты – с машиной и при деньгах, а он – полное ничтожество. Впрочем, так и было. Если б не Арчи, он бы выждал еще день и повторил то, что по его мнению должен был повторить. Он был так в себе уверен, что даже дверь ни запирал. А я так боялась за ребенка, что не могла сама себе помочь. Я была в ступоре и ужасе.

     - Почему ты молчала? - Илья обнял ее и уткнул в плечо. Слезы не переставая сыпались у Ольги из глаз, но голос был спокоен.

     - К Рыжему ты сам меня отправил. А потом, когда еще и Марта…. Я не могла ее видеть. Я боялась, что сорвусь, когда увижу ее. Я виновата перед ней, она так тяжело сходится с людьми, а я предала ее, я просто вычеркнула все те дни из своей жизни.

     - Ты сможешь меня простить?

     - А ты – меня? Я ведь тоже виновата. Я построила наше жизнь, нашу с тобой жизнь на лжи. Мне всегда казалось, что я еще могу что-то переписать, исправить. Что все еще будет, как в сказке. А я и так жила в сказке.

     _________________

     18.

     Марта с трепетом смотрела на перепеленованного ребенка на руках у Ильи. Малышка мирно спала. И улыбалась. Марта никогда еще не видела, чтоб дети так улыбались – словно уже постигли целый мир и утвердились в нем. Это в три месяца от роду! Арчи бесновался рядом, норовя подставить голову ей под руку. Шкип лежал у ног Ильи, не переставая стучать по полу хвостиком. . Женщина от избытка чувств грузно опустилась на табурет. Арчи сразу устроился рядом, подставив ей мордашку под руку.

     - Илья, ты серьезно?

     - Вполне. Ты сможешь? – он смотрел на нее с такой надеждой, что, даже будучи уверенной, что не справится, она бы согласилась.

     - Пожалуй. Мама поможет, если что. И Генка есть на худой конец, - рука, почесывающая за ушами, замерла на миг, но пес тут же напомнил о себе, подкинув ее носом вверх.

     - Нас не будет всего неделю. В большой сумке – смеси и игрушки. Еще сок и смекта. Это Мышке. А в маленькой – поводок и еда Арчибальда. Выгуливать его не нужно, он парень самостоятельный, главное отпустить, когда сигнал подаст.

     Илья осторожно опустился на диван, тоже стоящий на кухне, так, чтоб малышка не проснулась.

     - Понимаешь, там такая туссовка, что я не могу появиться без жены. И не появиться там я тоже не могу. И матери даже говорить ничего не хочу, ты же ее помнишь? Если чего расскажу – все пиши пропало, сразу сглазит.

     - Илья, ну зачем ты так? Татьяна Петровна такая приятная женщина и…, -замялась Марта.

     - Очень приятная, кто ж спорит? – усмехнулся Илья. – Поэтому я ей все расскажу задним числом.

     - Хорошо, - улыбнулась Марта. – Не переживай, мы справимся.

     

     Они еще какое-то время сидели на кухне. Марта подливала Илье в большую чашку свежий чай и угощала пирогом. Он рассказывал ей о выставке и новых планах. Если все получится, то он сможет многого добиться. Она улыбалась и внимательно слушала. Мышка уже устроилась в ее комнате, и Арчи занял наблюдательный пост рядом. Илья почему-то еще долго не хотел уходить. Он поднялся только, когда позвонила Ольга и, смутившись, быстро покинул дом.

     Марта вымыла чашки, навела порядок на и без того идеальной кухне, осторожно наклоняясь, выгрузила все из сумок.

     Ей вдруг стало неловко и грустно. И все из-за странного смешения запахов. Чужого мужчины, ребенка и собаки. Ребенка…

     Мышка проснулась и спокойно рассматривала окружающий мир. У нее были громадные глаза, уже теряющие младенческую голубизну и становившиеся похожими на морскую бирюзу. Марта осторожно подняла ее на руки и присела в свое любимое кресло. Облегченно устроив настуженную спину, она подмигнула девочке:

     - А можно я не буду назвать тебя Мышкой? Тбе не идет. Лучше Маришкой? Марина. Морское имя, тебе идет. Папа угадал с именем, ты как настоящая русалка.

     Девочка одобрительно смотрела на нее, словно все понимая. Арчи тем временем уже сгонял на кухню, стащил с дивана пакет с памперсами и проволок все это в комнату Марты.

     - О.- рассмеялась Марта. – Спасибо, мой милый. Маришка, похоже, Арчи предлагает нам переодеться к ужину. Ты не против?

     Маришка поморщилась и согласилась.

     

     19.

     Марта даже матери не смогла бы признать, как она устала за следующие несколько дней. Признать - значит признать поражение? Нет уж.

     Девочка была тихоней и соней. Часто улыбалась, редко плакала. Она не доставляла ей много хлопот, просто не хотелось ни на минуту ее оставлять одну. Остальные домашние хлопоты, незыблемо выполняемые Мартой, накапливались словно снежный ком. Генка ворчал попеременно то на Илью, то на завтраки, которые теперь организовывала мать, а та напрочь не умела сделать такую овсянку, которую ему готовила сестра всю его жизнь. Обходился бутербродом и кофе. Выгуливал двоих расшалившихся псов, души не чаявших в друг друге. Мыл на две пары лап больше. А вечером, надеясь, что сестра накормит хотя бы ужином – безропотно вытягивал на прогулку еще и коляску с ребенком. И ворчал. Безостановочно – на всех и вся. На сестру, на Илью, на сотрудников на работе. Но к концу недели мать с недоумением отметила, что когда он гуляет по двору с коляской, то абсолютно немузыкально и заразительно напевает детские песенки, что он похудел и в глазах появился плутовской огонек. И что девочка тянется к нему- и не только когда на нем модные очки в золоченной оправе. Что Марта устала, забросила кулинарные книги и на ужин у них самая традиционная еда – то, что попроще. Но было вкусно. Так вкусно, как ей еще никогда не удавалось. Галина Васильевна уже давно смирившаяся, что внуков ей не видать – дочь больна, сын – балбес и трудоголик, девочку не приняла. Более того, ей даже было странно, что она в своем-то возрасте, оказалась способна на столь сильную эмоцию – она ее люто возненавидела.

     

     Ольга звонила каждый день, ближе к полудню, пока Марта была одна и она могла спокойно с ней поговорить. Каждый раз начинала с длинной волынки извинений за доставленные хлопоты и рассказов об уже купленных подарках для Марты и Мышки. Быстро расспрашивала о девочке, передавала всем приветы, и на том они прощались. Леля стала напоминать Марте яркую птичку – беззаботную и протодушную. Словно сбросив с себя груз прошлого, признавшись во всем мужу, она потеряла свою изысканную горечь, и уж если совсем честно, стала примитивнее, подавно уже не походила на ту заразительную девочку, с которой было так интересно в детстве.

     Ее ребенок- это было совсем другое дело. Ее ребенок стал оплотом существования во всем доме.

     Если б Марта успела хоть на мгновение в те дня остановиться и задуматься в те дни, то она бы безоговорочно решила, что не хочет возвращать ребенка его законной матери. Маришкины голубые глаза пробили стену отчаянья в давно смирившейся со своим одиночеством женщине. Да и разве мать, бросившая своего ребенка в трехмесячном возрасте ради призрачного успеха мужа этого достойна? Ну нет. Точно нет.

     

     Простодушная и беззаботная птичка действительно вошла во вкус свободной жизни. Все, что раньше составляло ее мир – дом, любимый наперекор муж, цветы, ожидание ребенка, навязчивые воспоминания, она словно перечеркнула вместе с прошлым. Ольга стала ярко одеваться. Илья ее с трудом узнавал. Ничего однотонного, на коротких платьях, хоть она и поправилась после родов, яркие цветочные рисунки. Немыслимые дранные джинсы с более чем откровенными блузками. Черное вечернее платье, купленное для заключительного вечера на выставке было столь откровенно прозрачным, что Илья сначала опешил. Отрасли волосы, она стала завивать их и они теперь расчетливо-небрежной волной падали на плечи. Она стало намного красивее, увереннее в себе. Она себе такой жутко нравилась. Это придавало Ольге такую уверенность в себе, что она даже позволила себе легкий флирт с мужчинами. Мужчины подмигивали Илье и сообщали, что жутко завидуют его красавице-жене. Илью это злило настолько, что он с трудом держал себя в руках.

     

     Он все так получил контракт, за которым он ехал. По нему через год он уже будет не просто обеспеченным человеком, он будет человеком влиятельным и откровенно богатым. Но в тот момент, когда он это осознал, в душе не было ни радости, ни торжества.Он хотел домой.

     _________________

     20.

     Получив первую прибыль, Илья опешил. Он сидел в любимом кресле, рассматривал семизначный счет и недоумевал. Он рассчитывал на другие деньги. Не может быть их ТАК много! Так много просто не бывает. Он созванивался с банком, он теребил своих финансистов, но цифра не уменьшалась. Она значительно не уменьшилась даже после того, как она сделал все ранее задуманные вложения и разнес все положенные взятки. Он провел в состоянии недоумения ни одну неделю, а потом решил, что лучше от этих денег избавиться. Причем немедленно. То есть, чем скорее – тем лучше. Можно купить дом. Причем где-нибудь на Лазурном берегу. С видом на море и бассейном во дворе. Он даже присмотрел два варианта, но безотчетно не спешил делиться радостью с Ольгой. Можно объехать весь мир. Пожалуй, еще можно купить горку бриллиантов. Она сам смеялся про себя – как примитивны желания у него, простого мальчишки, с более чем унылым прошлым.

     Ближе к лету, когда на счет поступила еще одна более чем внушительная сумма, он все-таки решил сообщить Ольге. Уклончивую полуправду- полуложь.

     В тот вечер он попал домой, как раз в разгар метаморфоз: Ольгины цветы срывались с насиженных за зиму мест и переезжали на балкон. Цветов было много. На лето она оставляла в квартире только цветущие, те, что соседствовали с кондиционером, а остальные отбывали в ссылку. Трудилась Оля самозабвенно. Часть, уже вымытых и отполированных, стояла на новых местах. Юкка откисала от зимней пыли в ванной. Три драцены ростом почти с Илью «просушивались» в коридоре. Раскрасневшаяся Ольга в старых шортах и с волосами связанными в хвост была почти счастлива. Давно он ее такой не видел.

     - Привет, дорогой, - запыханно промурлыкала она.- Как тебе мои красавчики? Правда, вымахали?

     Илья улыбнулся:

     - Более чем. Нам скоро будет мало места.

     Ольга мило надула губки. Это был самый цветистый комплимент ее цветоводческим порывам.

     - Оль, нам нужно поговорить.

     -Давай, я тебя слушаю. А я если ты переоденешься и мне поможешь, буду слушать еще внимательнее.

     

     21.

     -Так о чем ты хотел поговорить? – вспомнила Оля после того, как балкон заполнился листвой, а Илья был накормлен и потерян на диване под телевизором. Мышка и Арчи в очередной раз гостили у Марты, дома было совсем тихо. Но тишину эту слышал только Илья. Для Ольги жизнь без дочки обычно била ключом, а когда она была дома- затихала до набившего оскомину быта. Арчи - не в счет. Арчи она ревновала к Марте. Его привязанность к ее дочери Ольга еще могла понять.

     - У меня есть много денег, - после долгой паузы. – Куда бы ты хотела их потратить?

     - Я бы еще орхидей завела. Штук пять хотя бы, - она мечтательно упала в кресло рядом с диваном.

     - Бери шире, - усмехнулся Илья.

     - Десять мне просто некуда будет поставить, - улыбнулась Ольга.

     - Еще шире, - он поддался необъяснимой нежности и взял ее за руку.- О чем ты мечтаешь?

     Ольга нахмурилась.

     - Илья, я не понимаю, куда ты клонишь?

     - Есть что-то такое, что ты хотела давно сделать и не сделала? Потому что не было денег?

     Она раздраженно вытянула свою ладонь из его руки .

     - Ты издеваешься?

     - Нет, я абсолютно серьезен. Мы, как выяснилось, теперь очень состоятельные люди. Готов выполнить любой твой каприз.

     Ольга испуганно посмотрела не него.

     - Подумать можно?

     -Думай, - усмехнулся Илья. Он ведь тоже долго не мог прийти в себя, когда все это выяснилось.

     

     Потом он еще дольше не мог отделаться от чувства, что именно после этого разговора Ольга стала с ним особенно нежна.

     В то утро он совершил первое безумство: он снял миленький домик с видом на Адриатическое море, с высоким забором, бассейном и качелей у входа. Чтоб отправить туда Марту и Маришку. Он почему-то был уверен, что им там понравится. Осталось только уточнить у них самих.

     

     22.

     Пригород, в котором жила семья Гены, утопал в тополях и сирени. Как бы ни была Ольге ненавистна сирень, она не могла не признать, что это красиво. Безумно красиво. Машина Ильи скользила в пригорка вниз , а там красная, зеленая черепица построенных на заре «новых русских» особнячков то и дело смешивалась с прижимистыми шиферными крышами домиков еще довоенной постройки. Сирень, от чернильно-фиолетовой до светло-голубой, нежнейших оттенков, непередаваемого аромата словно ждала тайного знака - прошумевшего час назад почти летнего ливня. Гром отгремел - и вот уже трескались бутоны и воздух можно было пить, как драгоценный «сиреневый» сок, до того он наполнил воздух, вытеснив и запах молодых тополиных листьев, и земли, прогретой солнцем, и дождя. Внедорожник то и дело врезался в лужи и их брызги отпугивали неторопливых прохожих. В этот раз они основательно собрались в гости - не только за Мышкой, но и с заманчивым предложением. Ольга была уверена, что Марта им не откажет, Илья все больше сомневался. Багажник был забит подарками. Роскошная шаль для Галины Васильевны, косметика для Марты, бильярдный кий и маска для дайвинга для Генки, резиновая косточка, судя по размерам от динозавра - для Шкипа. Арчи с упоением грыз такую же на заднем сиденье, забывая даже поглядывать в окно.

     - Они, наверное, кость чем-то вроде собачьей валерьянки пропитали, - смеялась Ольга.

     У нее было отличное настроение, шикарное платье, равное ее двум дородовым зарплатам, а получала она когда-то очень неплохо. Правда, Илья его опять не оценил. Ну и что? На платье было всего много- цветов, кружев, пуговиц, из оттенков серого и розового, оно вдобавок переливалось. Ольга была похожа на куклу. Почти Барби- с тонкой талией, пышным бюстом, роскошно завитыми волосами и ярко накрашенными глазками. Ему она куда больше нравилась в однотонных более строгих костюмах и джинсах. Озорной, веселой девчонкой, а не роскошной дамой. Почему-то хотелось сказать «дамочкой». Его же гложило странное чувство виновности на свое вроде бы почти честно отработанное состояние, за свой успех, за готовящуюся статью о нем в « Коммерсанте». Ему не хотелось терять друга из, казалось давно забытого детства, а еще ему почему-то было страшно, что Марта откажется с ними лететь на юг. Что она слишком больна для этого или что ей неловко. Или что не отпустит мать и брат. Бесконечное множество «или» мелькало у него в голове уже несколько последних дней до разговора с Ольгой. Ее веселье, и это новое платье и покупки за полчаса на все его несказанно злили.

     

     23.

     К великому облегчению Ильи, все решила Галина Васильевна. Получился почти семейный ужин, неудачно приготовленный ею, с подгоревшим мясом, недожаренной картошкой и пересоленным салатом. Однако он прошел на ура. Марта последние дни проводила с девочкой, а ее мать никогда не готовила - до Марты этим занималась ее свекровь, а, когда стала болеть, передала налаженное кухонное хозяйство внучке, минуя невестку. Она так спелась с Ольгой, узнав новости, что казалось, разговаривают только они одни. Убирали тарелки, варили кофе, подавали новую бутылку коньяка. Они же определяли, что сначала Илья отвезет на море Марту и Мышку, пробудит с ними неделю, а потом его сменит Ольга, которая за это время успеет переоформить доверенности на Илью, ведь нехилый куш его бизнеса официально закреплен за женой, да заодно получит все необходимые документы на Арчи. Оставить его дома или тем более в собачьей гостинице она бы не согласилась никогда. Когда она приедет, Марта пройдет дорогостоящий курс лечения в санатории неподалеку от их нового дома и назад вернется только к осени . За это время Генка и Илья задумали открыть медицинский центр, мать с ходу и как-то абсолютно ненавязчиво напомнила Ничикову, что проект давно пылится в шкафу, а в их городе нет ни одной приличной поликлиники. Теперь то и дело от всеобщих восторженных мечтаний переходили к обсуждению мелких деталей: быть ли в центре неотложной помощи, покупать оборудование для лабораторных исследований или брать напрокат, как обстоит дело с дайвингом на Адриатическом море, стоит ли везти из дому смесь Мышке или покупать там… За окном весело молотил дождь, девочка, в обновках еще пахнущих магазином сладко спала на кожаном угловом диване. Шкип разгрыз на две части новую косточку и поделился с другом. Они устроились рядом с диваном и яростно грызли резинки. Генка под удлиненной домашней рубашкой в клетку ослабил ремень брюк и вдруг понял, что он сейчас, пожалуй, вполне счастлив. Особенно, рассматривая невесть как запорхнувшую к ним на огонек райскую птичку с розово-серым отливом.

     

     24. Едва они заперли калитку, усадив в такси гостей, Илья, не то что Генка,не сел бы за руль после пары рюмок коньяка, Марта накинулась на мать:

     - Как ты можешь? – у нее дико болела голова, она весь вечер сдерживала упреки в ее адрес и адрес брата, и сейчас просто сорвалась на крик.- Как вам не стыдно? Он не чем вам не обязан и мне подавно, что это значит? Какая поездка, какая клиника? Вы что стыд потеряли? Имейте в виду, я никуда не еду!

     - Почему не поедешь, Марта? – попытался смягчить ее вопли брат, приобняв за плечи. – Илья мне почти как брат, да и потом, если захочешь, за лечение я выплачу ему день после открытия центра.

     - Какого центра? Ты пьян? Почему он должен строить твой центр? Мама, а ты зачем лезла со своими подсказками? Лежа проект в шкафу- и еще столько пролежит!

     - Зачем ты кипятишься девочка? Я ничего не навязывала, они и сами готовы были услужить нам за то, что нянчимся с их дочерью,- Галина Васильевна,с удовольствием кутаясь в новую шаль, уселась в плетеный стульчик на террасе. – Ты поможешь им, они тебе- что в этом плохого? Илюша – всегда был отзывчивым мальчиком, и я искренне рада, что он им и остался.

     - Мама, он уже давно не мальчик!- сверкала глазами Марта.- Он заработал эти деньги своим трудом, и я отказываюсь иметь к ним какое либо отношение. Она вывернулась из рук брата .- И тебе не позволю.

     Гена грузно сел рядом с матерью. Теперь он был почти вровень с сестрой.

     - Марта, да что с тобой? Когда тебе еще выпадет такой шанс? Я же узнавал, даже если мы продадим дом и все свои взятки я буду отдавать на твое лечение- мне не хватит денег. А Илья предлагает все сам! Для тебя это означает еще десять- пятнадцать лет жизни без боли, полноценной жизни!

     - Это моя боль, понял! – кипятилась Марта.- Я жила с ней всю жизнь и умру с ней.

     - Но ты могла бы пожить и без нее! Что ты теряешь? Там много пациентов с проблемами спины, познакомишься, найдешь себе кого-то , не всю жизнь же торчать дома! Тем более, что ты будешь рядом с Мышкой!

     Марта шумно выдохнула, устало провела рукой по лицу и ушла в дом.

     Галина Васильевна разом сгорбилась и из кокетливо стареющей дамы вдруг превратилась в полную уставшую базарную тетку.

     - Зря ты сказал про мужчину, - тихо сказала она сыну.

     - Знаю, - выдохнул Гена. – Что делать, мать?

     - Не знаю.

     Они немного помолчали, слушая тишину – далекий лай собак, шум магистрали, воркование жаб у дальнего пруда.

     - Вкусно пахнет, да? – задал вопрос Гена спустя некоторое время. Мать промолчала. – Я пойду с собакой пройдусь, хорошо?

     Мать тяжело поднялась с кресла, погладила его плечо.

     - Только недолго.

     25.

     Трудно было подобрать нелепей компанию, чем та, что собралась в аэропорту ранним субботним утром. Чудак Генка вырядился в гавайскую рубашку, на толстой золотой цепочке болтались очки от солнца, а дорогой чемодан из крокодильей кожи с вещами сестры никак не вязался с потертыми джинсами и видавшими лучшие времена кроссовками. Ольга была ему под стать: в легком платье-матроске, плетеных макасинах, с детской сумкой- зайчиком на плече. Волосы небрежно сплетены в задорный «колосок». Казалось, это они уезжают на курорт, а не отрешенный Илья в светло-бежевом замшевом пиджаке и темно- синей сорочке, и уж подавно не Марта, привычно затянутая в черную хламиду с ребенком на руках.

     - Марточка, позвони, как только вы доберетесь до места, обещаешь? - гладила хмурую Марту Ольга. – Мышка будет кушать только через три часа, но на всякий случай в чехле сок и смесь, все готово.

     - Леля, я все знаю, только обещай мне, что ты не задержишься, хорошо? – тихо отвечала ей Марта. Она и сама не поняла, как Ольге в два счета удалось сделать то, что мать и брат признали непосильным. Явилась на следующий день с Мышкой в кенгуренке и сразу давай рассказывать, что всю ночь сидела в интернете, все узнала. Они обязательно поедут в дендрарий, будут фотографироваться на фоне Княжеского дворца и гулять по магазинам на центральной улице Старого города. Ни мало не обращая внимания, на Мартино молчание, она продолжала свой рассказ о Дубровнике, пока не добилась от нее ответов на несложные вопросы – о питании Мышки там, о том, нужен ли путеводитель и стоит ли потратить оставшиеся несколько дней, чтоб напомнить себе хотя бы английский.

     Теперь же Ольга почти ликовала. Все лето в Хорватии! На берегу теплого Адриатического моря, с любимой подругой и дочерью, да и муж точно несколько раз сможет выбраться. Галина Васильевна будет поливать цветы, Гена обещает добыть побыстрее справки на Арчи,ура!

     - Илюшка, позвони и ты, хорошо? – обернулась Ольга к мужу.

     - Оль, ну я же обещал, - улыбнулся Илья. Суета последних дней и странное чувство ожидания чего-то прекрасного сделали свое: даже Ольгина радость не была ему в тягость. Наоборот, что-то щемило внутри от того, что он видел ее такой. – А ты не забудь про нотариуса. Ген, а ты не забудь про справки на собаку, а то Ольга без нее поднимет такой вой, что море выйдет из берегов.

     - Да помню я, Седой, помню. Все будет в лучшем виде.

     Они попрощались, когда объявили посадку. Мышка уже спала, поэтому прощание с мамой оставило ее равнодушной. Ольга облизала Марту, смущенно припала к Илье. Рукопожатие Генки. Все.

     Когда самолет взлетел, Илья почти физически почувствовал, как лопается натянутая долгие месяцы струна напряжения. Его ждал отдых.

     

     26. Воскресенье Геннадий Петрович провел на дежурстве в больнице. Всего одни роды, одно экстренное кесарево, да и бригада подобралась. Успели и вкусно пообедать, и шампанского за новорожденных выпить и вздремнуть. Зато в понедельник оказался «день тяжелый». Почти как в анекдоте. Кровотечение после вполне нормальных родов, осложнившийся перфорацией аборт – и это из-под кюретки более чем опытного врача!, новорожденный с 5й по Апгар, проверка из облздрава, а после обеда- милейшая грымза из санстанции. Ей давно уже поперек горла стояло их отделение новорожденных. Собственно, отделением там все считалось по-старинке, в кювезе был только один мальчуган, тот, что наработал и на первой и на 5й минуте 5 по Апгар, но грымза была в ударе. Он привычно влазил во все дела, разруливал, перепоручал, организовывал комиссии, делал поощрения - непременно с занесением в личное дело и выговоры- исключительно устные. Это притом, что врачом он был действительно хорошим и вел прием. Его роддом, стоящий на отшибе города за десять лет руководства стал лучшим в городе. Свою работу он любил. Хотя, больше и любить то особо было некого. И не за чем. Его тоже там любили.

     Ольга ждала его под кабинетом, он даже прошел, мимо нее, не заметив. Вошел в кабинет, буркнул секретарю: «5 минут», и упал на диван. Только потом, выпив полчашки крепчайшего кофе и выкурив сигарету у раскрытого окна, снова был готов к бою.

     За окном шел дождь. В кабинете смешался запах застарелого сигаретного дыма и свежести.

     Ольга вошла, и Ничиков снова удивился ей. Райская птичка в темных брюках и темном пиджаке, волосы туго стянуты, так похожая на прежнюю беременную Ольгу – и совсем чужая. Холодок страшного предчувствия уколол его.

     - Оленька? Простите, я не узнал вас сразу, утро тяжелое выдалось.

     - Не страшно, Геннадий Петрович, - Оля опустилась в кресло, и он снова подивился ее осанке и непроизвольно сел прямо.- Мне нужно с вами поговорить.

     - Я вас слушаю. Марта звонила? Что-то случилось? – нахмурился он.

     - Нет, с Мартой все в порядке, - Ольга провела рукой по стянутым в узел волосам, и они рассыпались по плечам. – Но разговор будет долгим.

     - Хотите кофе? – улыбнулся он. Все равно видеть ее рядом было удовольствием.

     Ольга приподнялась, потянулась к нему через стол, так что ее лицо оказалось почти рядом с его лицом , и выдохнула:- Рыжий, а ты меня помнишь? Май, сирень у дамбы. Ты, Илья, Хан.

     Он отвернулся. Кровь отхлынула от лица, и где-то в горле забилось сердце. «У меня сейчас может быть инфаркт. Грымза не поверит».

     - Я всегда знал, что это там не закончилось. - Он уже снова смотрел в ее глаза. Прямо. Даже дерзко. – Убивать меня пришла?

     - Нет, - Ольга снова села в кресло, обхватила себя руками, словно прячась от холода. – Убить я хотела себя, потом Илью… Мне нужна твоя помощь.

     

     27.

     Это была уже третья сигарета, Ольга говорила монотонно и тихо, он постоянно выключался, думал о своем. О том, что подозрительно долго ноет сердце, наверное, все-таки придется найти однокурсницу Машу и провериться. О том, что старая грымза, конечно же, добьется, чтоб впихнуть ему и начмеду штрафы. О том, что матери пора тоже где-то отдохнуть. Что в третьем родзале нужно менять лампы. Да и что Ольга могла рассказать ему нового? Из обрывков долетающих до него фраз, из воспоминаний и скупых ответов Ильи у Гены как-то разом сложилась единая картинка, ни изменить, ни дополнить Ольга ее не могла бы. Только последние ее слова его вывели из оцепенения и заставили ее слушать.

     - Он колет себе какую-то дрянь, «крокодила», как он говорит, от нее все тело в гнойниках, и его постоянно лихорадит, я уже даже просила покупать что-то дороже, но говорит, что не то, не берет…

     - Кто колит, Оль? – недоуменно поднял бровь Гена. – Илья?

     - Денис, Хан, он говорит, что уже больше года.

     Гена встал, походил по кабинету, парусник на полке, книжный шкаф, и на тумбочке тоже свалены книги, никак не наведет он тут порядок. Значит, так. Опустился перед стулом Ольги на корточки, взял ее лицо в руки, посмотрел ласково, словно думая, что она сошла с ума.

     - Оль, причем тут Хан?

     Ольга разозлилась. Поза осталось той же, а лицо в его руках застыло как маска. Разом выставив на показ все морщинки, складочки, красноту около носа.

     - При том, что мне нужно знать – это правда или нет, - почти по военному выделяя слова ,ответила она. - А он не говорит. Только смеется. От его смеха даже у Арчи шерсть дыбом становится…

     Гена поднялся, снова закурил. С ума, видимо, сошел он сам. Часть ее злость передалась ему , застыла внутри острым стержнем.

     - Какую правду, Оль? И что тебе от меня, в конце концов, нужно?

     - Он мне сказал, что из всех вас троих, он- игрок, ты-рудокоп, а Илья-…И если я не сделаю того, что он хочет, он всем это расскажет…

     - Что Илья?

     Она тоже встала, подошла к нему близко- близко. На лице появилось что-то безумное. Она проговорила ему, как считалочку.

     - Он- игрок, ты- рудокоп, Илья- душегуб. Убийца. Он говорит, что у него руки по плечи в ледяной крови. Это правда, а? – она схватила его за плечи и принялась трясти. - Ты же должен знать! Должен! Скажи мне правду.

     

     28.

     Денис Ханыев лежал на проваленном диване, рассматривал потолок и улыбался. Улыбка его была почти плотоядной, оскал хищника. Хорошая получилась игра. Это глупая девчонка до сих пор трясется от страха и никому ничего не говорит. Деньги из нее можно тянуть до бесконечности, и их хватит и на кодеиновые таблетки, и на хатку, и Инке передать, а много ли ему нужно. К лихорадке он почти привык, к боли он с детства был почти бесчувственен. Та бурда, что он вводил себе под кожу, имитируя наркотики, действительно нагнаивалась, но он и к этому привык. Он слишком долго ждал, а теперь почти нюхом ощущал запах своей победы. Запах смерти. Единственное, чего ему хотелось сейчас - так это секса. Грязного, дикого секса. Жена далеко, приводить сюда шлюх – слишком многое, что здесь играет роль простых декораций ввело мало- мальски знающего о наркотиках в истерику. Девка постоянно тягает за собой собаку, а псина, обученная полнейшей преданности, чувствует опасность и постоянно рычит. Жаль. Ладная девка. Рано они тогда ее отпустили. Сейчас, в минуту расслабленности, грез, он был почти красив. Смуглое лицо татарина, темные маслянистые глаза, красиво очерченные губы. Его почти не портила грязная, несвежая одежда. Он погрузнел, отяжелел, но это была тяжесть хищника, а не кабинетного червя. Хищника заматеревшего, а не поджарого, хищника, который уже возьмет умом, а не быстротой. Как они все изменились. Хотя, все в рамках его прогнозов. Рудокоп Генка перерыл не мало руды, и добился своего – доказал, что хотел доказать, бабы его за Господа Бога считают, он узнавал, это правда. Расскажи некоторым из них, с чего начинались его исследования – смеху будет. Илюшка тоже молодец- удалец. Многое перебрал, ирод, – и работку, и баб. И тоже божок для той, что сейчас имеет. Но ничего. Они еще просто не знают, кто для них окажется настоящий Господом. Ставки сделаны много лет назад. До ледяной расплаты осталось совсем недолго…

     

     29.

     - Оль, мы, конечно, много накуролесили в детстве с Ханом и Ильей. Но такое обвинение – это слишком, - практически отмахнулся от нее Ничиков.

     Она рассмеялась. Так громко, истерично, что он испугался. Из кабинета ее точно пора уводить.

     - Слишком? А что, что тогда не слишком?

     Она почти выкрикнула последние слова, а потом разом успокоилась, села назад в кресло для посетителей, спина – как натянутая струна, руки чопорно сложены на коленях, в потухших глазах все та же горечь. Жаль, но его это больше не волновало. Сколько лет он казнил себя за давний детский проступок, но ее саму, как женщину, девушку, мать, ему сейчас было совсем не жаль. Такая - кого хочешь сама перекусит, и выплюнет.

     - Что ты от меня хочешь? – устало потер ноющую слева грудь Гена.

     - Ты должен поехать со мной к нему, Хану. Пока меня не будет – возить ему еду, таблетки, а еще лучше отправить его в лечебницу, ты же врач, у тебя должны быть связи. Я хочу хоть пару месяцев отдохнуть от этой нервотрепки, побыть с ребенком, наконец.

     - Наша последняя беседа окончилась весьма плачевно для меня, Оля, и видится с ним, больше не намерен. И тем более сопли ему вытирать.

     Ольга встала и прошепела ему:

     - Ты меня не понял, наверное, милый мой любовничек. Ты ДОЛЖЕН со мной поехать. Иначе ты потеряешь все. Поверь мне, я смогу это устроить. Ради своего будущего и будущего своего ребенка, я должна знать правду и ты обязан мне помочь. Я жду тебя в машине у выезда из больницы. И не вздумай сбежать.

     

     30.

     Гена вышел часа через два. Сел в машину, открыл окно, закурил. Ольга завела мотор. Дождь давно закончился, пахло свежестью и весной. Сиренью, что цвела у ограды. Петуньями на центральной клумбе. Даже тонкий животный запах от домика, где жил баран добавлял некую изюминку и только. Ничиков глубоко затянулся, и неким шестым чувством его кольнуло, что никогда этого уже не почувствует и что ему это почти безразлично. Долгие счастливые годы тяжелой, изнуряющей работы, младенцы, благодарности, крики, стопка водки с бабой Маней, которая помнила его еще интерном в первом роддоме, а теперь стала нянькой при «дирехторе», если не удавалось спасти чью-то жизнь. Его жизнь кончилась.

     - Мы познакомились, когда нам с Илюхой было по двенадцать, а Хану - тринадцать. Для нас это была честь. Мы – дачники, он местный. Местные с нами не водились, а он знал все окрестности, и мы сновали везде. Дамба, заброшенные коровники у оврага, бомбоубежище у дальней рощи. Мать все удивлялась нашей дружбе, почему - уже не помню, но разрешала, а матери Ильи уже тогда было плевать. Он просто однажды подошел и спросил, умеем ли мы плавать. Илюха кивнул, и он позвал нас на дамбу. В тот день… - он замялся на секунду, стряхнул пепел и продолжил. – В тот день, когда мы напали на тебя, у нас был долгий разговор о …женщинах. Я нашел тогда учебнику дома по акушерству, и зачитывался им, все рисовал схемки с тем, как какой гормон действует. Он тогда очень просто заявил «хватит мучать кошек, пора переходить на баб». Поверь, не одной тебе тогда было жутко. Но отступить …не позволяла гордость. Тупое мальчишеское самолюбие. Мы так хотели показать ему, что нам тоже ничто такое не почем. Так получилось, что мы всегда ему что-то доказывали. Больше мы не приезжали туда, а как закончилось то лето я и не помню. Все смешалось в тумане. Страшно было, что ты расскажешь, я же сразу понял, что ты подружка Марты. Страшно было, что Хан узнает про это страх и осмеет.. – Он выбросил окурок в окно и снова закурил. - Молчишь?, - обернулся к Ольге.

     Она остервенело сжала руль и смотрела только перед собой.

     - Молчи, Леля, ибо прощения мне от тебя не нужно. После тебя мне ни одна баба была не мила. Они для меня – подопытные кролики и только. То был единственный раз, когда страх, кураж, робость соединились с желанием. Повторить я это больше не мог, хотя еще долго искал это чувства, словно наркотик. У меня теперь один наркотик- работа. Не будет жены, которой не смогу лгать. Любовницы- нужно же для здоровья. Мне ты жизнь искалечила. Как и я тебе, наверное…Но помогу я тебе не из страха, а ради Ильи и точка.

     Гена замолчал. Ольга вырулила на центральную улицу, остановилась на светофоре.

     - А Илья?- тихо спросила она.

     - Что Илья? – отозвался Гена с вызовом в голосе.- А Илье понравилось. Он баб стал тянуть к себе магнитом.

     Она уже парковалась у типовой неприметной хрущевки, когда Генка добавил.

     - Я тебе помогу. Стану для этого козла родной матерью, если захочешь. Но только никого Илюха не убивал. Он рыцарь, недоделанный, гребанный рыцарь с большой дороги. Всенда был таким. И он мой единственный друг, понимаешь?

     

     31.

     Они поднялись на четвертый этаж. Ольга открыла дрожащими руками дверь и пропустила Гену вперед.

     - Эй, ты, крокодил хренов, что за дрянь ты ширяешь, от нее же никакого кайфа, - громко, словно на веселее позвал он, оглядываясь вокруг.

     Крохотная прихожая, проходная комната, где свежий воздух мешался с ароматами пепельницы и туалета. Скудная мебель, рваные занавески.Антураж, отметил Генка про себя красивое слово и потер левую половину груди. Арчи прошмыгнул вперед, сел у входа в спальню и зарычал.

     - Псинка, - прохрипел Хан, не поднимаясь с дивана.- Хорошая моя. Ты был лучший из помета. Твоя мамка была вообще лучшей из лучшей сук.

     - Привет, Хан, - обогнала замершего у входа Генку Ольга и поставила сумку на старый, видавший лучшие виды стол, заваленный шприцами, колбами, бутылочками из темного аптечного стекла. – Тут продукты, деньги и лекарства. Меня не будет два месяца, к тебе будет приходить твой приятель, он уже в курсе, что тебе нужно и зачем.

     - Псинка, - почти просипел Хан. Его лицо было покрыто влажными каплями пота, губы посинели, левый уголок рта провисал и слюна тонкой струйкой вытекала изо рта.– Псинка, хорошая моя…

     Арчи вдруг подошел к нему, положил голову на диван и заскулил. Хан закрыл глаза и словно всхлипнул.

     - Гена, - растеряно обернулась Ольга, - что это…

     

     Гена вдруг рассмеялся.

     - А ведь он всегда любил животных. И они тянулись к нему, всегда.

     - Гена ты о ком?

     - О Денисе. – Он подошел к Ольге, крепко и ласково обнял ее за плечи. – А теперь, детка, ты вызываешь скорую. Две кардиобригады. Он – не наркоман. Он играл роль наркомана перед тобой, а вот гнойники- настоящие. И бакэндокардит у него сейчас тоже настоящий. Он при смерти, слышишь? У него инсульт, сердечная недостаточность и еще Бог весть что.

     Ольга зарылась в поисках телефона в объемной сумке.

     - А вторая?

     - А вторая - мне.

     Генка медленно оседал по косяку двери и тихо шептал синеющими губами.

     

     32.

     Илья сердито пнул пластиковый стул, он отлетел к бассейну и замер в паре сантиметров от него. Очередной день. Отдых. Ненавистное слово. Безделье. Отупение. Мерзкое теплое пиво. Он так и дошел к морю. Все, что попалось на глаза ему в Дубровнике – красные черепичные крыши, белые стены, магазинчик за поворотом улицы, где продавали это самое пиво, бассейн с теплой мерзкой водой, смоковницы и магнолии вокруг него. Он даже не осознавал, откуда это мерзкое раздражение, плескавшееся внутри. Наверное, это был тот самый отдых, о котором он так мечтал. Наверное. Чего-то не хватало. Может быть, нелепой способности Ольги из любого угла сотворить дом. Так было в общежитии, где она когда-то жила, так стало в его доме, куда она переехала. Так было в пансионате, где они отдыхали той осенью. Цветы. Разбросанные вещи, подушка- думка, с которой она не расставалась. Детские вещи, которые кочевали теперь по его квартире. Мышка спала в дальней комнате, которая затенялась большим деревом с красивыми резными листьями. Cпала почти все время, пьянил морской воздух, смешанный с ароматами цветов и трав. Ела, недолго игралась на расстеленном одеяле в беседке,увитой виноградом и клематисами, снова засыпала. Марта спала в той же комнате, и он ее почти не видел. Шныряла темной тенью по дому, ворковала над девочкой, снова пропадала в детской. За три дня они едва перемолвились десятком слов. От пива, бесконечных салатов с оливками и морскими тварями у него мутило в животе и в голове. Ольга звонила несколько раз в день, щебетала, отсчитывалась о том, что сделала, спрашивала как девочка, подолгу разговаривала с Мартой. От скуки и безделья ему жутко хотелось сделать что-то пакостное. Стул давно уже нелепым буйком плавал в синей, лениво колышущейся воде бассейна, а раздражение никуда не уходило…

     

     33.

     - Илья, - вдруг вывел его из отупения голос Марты, когда на смену полуденной жаре пришла прохлада вечера. – Почему ты не идешь к морю?

     - Не хочу. – Грубо рявкнул он. Потом лениво, почти нагло растянул губы в подобие улыбки. Таки женщина. Голубые, прозрачные глаза, высокая грудь под хламидой.– А ты почему не идешь?

     - Что мне там делать? – устало усмехнулась Марта. – Пугать окружающих своей прекрасной фигурой?

     На миг ему даже стало стыдно. Но пиво, плескавшееся в крови, не отпускало.

     - Чего же сразу пугать? - дотронулся он к ее плечу.

     - Ты пьян, да? – она ласково провела рукой по его руке. Он поежился, настолько прохладным и нежным оказалось прикосновение. – Видишь, даже тебе со мной плохо. Хотя ты мой друг. Ведь друг же?

     Илья встал со стула и, взяв ее за руку, потянул в дом.

     - Друг.

     У лестницы его кольнула странная мысль: а будет ли ей больно, если он поднимет ее и по лестнице пронесет на руках…. А пусть будет. Он подхватил ее, и не обращая внимания на испуганные глаза потащил на верх.

     На какое-то время тоска отступила. Потом отступил стыд. Потом стало даже интересно. Потом откуда-то затопило нежностью, и она уже не могла бы вырваться даже, если б хотела. Но она не хотела. Он точно это знал.

     

     34.

     Накатила ночь. В воздухе смешался шум прибоя с трелями цикад. Мышка накормлена, вымыта. Марта, уложив ее спать, уже не в мужской футболке, а в привычном балахоне вернулась в комнату наверху. Илья лежал на спине, закинув руки за голову.

     - Уснула? – спросил он.

     - Да. – Она неловко, как-то боком, опустилась в кресло у окна.

     - Хочешь сделать вид, что ничего не случилось?-проговорил в темноту он.

     - А получится? – усмехнулась Марта вопросом на вопрос. Потом замялась всего на миг. – Я просто хотела сказать, что чтобы не случилось, я всегда буду помнить. А ты? – и предвидя, а может, боясь его ответа, добавила. – Есть что такое, что ты будешь всегда помнить? Или может быть кого?

     И вроде ничего не изменилось ни в его позе, ни в выражении лица, но когда он ответил ей стало по-настоящему больно.

     - Мне было четыре года, родители с друзьями встречали Новый год на даче. Я гулял. Сам гулял, зима тогда красивая была. И вот однажды дошел до дамбы. Там гуляли девчонки, не на много старше меня. Одна из них пошла по льду и провалилась. Долго потом еще барахталась. Подружка побежала куда-то, я подполз к ней, пытался вытащить. Она ухватилась за мою руку ладошкой, а вот вытянуть – у меня не хватило сил. Вот это я буду помнить. Ледяную руку в моей руке. Я ее не вытащил.

     Он легко поднялся с кровати, подошел к Марте.

     - Я всегда думал, что смерть однажды так и утянет меня- ледяной рукой, вниз, в воду.

     - А для меня смерть всегда была обездвиженностью. Просто невозможностью шевельнуться.

     Илья опустился перед ней на колени, уткнулся в подол лицом.

     - Если ты сейчас начнешь извиняться, я в серьез обижусь, - в ее голосе застыли напополам смех и слезы.

     - А я и не думал, - всего лишь подыграл Илья. – Пошли купаться?

     - А Мышка?

     - Раньше часа она не проснется, так ведь? А у нас вся ночь впереди…

     

     35.

     

     Ключ дважды выскальзывал из Ольгиных рук, пока она открывала дверь. Ввалившись в квартиру, она медленно осела у порога. Самая долгая ночь в ее жизнь. Бесконечная. Даже страшнее, чем было раньше. Тогда, когда ребенком она скручивалась под одеялом и вздрагивала от каждого шороха, считая, что они за ней еще придут. Думала ли она тогда, что они, эти мальчишки, казавшиеся ей тогда настоящими монстрами, тоже терзаются? Нет, никогда. Ей и потом было страшно поверить в это. Но терзать их оказалось совсем не так приятно, как ей когда-то мечталось. Оба, в больнице. Восковой Хан, в подвале, в реанимации, по-настоящему зеленый Гена – в кардиологии, под пищащим монитором. Она долго стояла на лестнице, от безделья и тоски, гипнотизируя телефон, чтоб позвонил Илья, но с чего бы он звонил ей ночью? Гипноз лучше удавался ей с кофейным аппаратом, безропотно выдававшим ей стакан за стаканом эспрессо, так что к утру сердце колотилось во рту вне зависимости от мыслей в голове. Мыслей вообще не было. Галина Васильевна решила не звонить Марте, но кому-то нужно было звонить. Что-то делать.

     Опустошение, свалившее Ольгу с ног, оказалось сильнее.

     Арчи принес ей тапки и поводок.

     Сбросив опостылевшие туфли, она повела его на улицу.

     Так рано они давно не гуляли. С тех самых пор, пока они вернулись из пансионата, и она дохаживала свою беременность.

     Мышка. Странно, за все это время она о ней так и не вспомнила. Как же она хотела ребенка, а сейчас. Что она за мать?

     И Илья…Воспоминание, терзавшее ее много месяцев подряд. Как наваждение, несравнимое ни с какой болью. Неужели он еще и убил кого-то? Неужели она больше никогда не узнает правды?

     Хотя, когда-то она самой себе не верила, что может быть матерью, что кого-то может впустить в свое поруганное тело. Вдыхая неожиданно свежий, вкусный аромат просыпающего города, Ольга придумала, что ей делать дальше.

     

     36. Веселые клумбы с маргаритками и анютиными глазками сменили ржавые розы, у детских площадок разливался заливистый хохот, велосипеды со свистом носились вокруг. Жизнь кипела. Едва она припарковалась у обочины, выплыла дородная администраторша. Так же хала на голове, платье, похожее на застиранный халат, красный лак с щербинкой на большом пальце. Сколько ей лет? Под слоем свежей утренней штукатурки, кажется, что не так много, как она сначала думала.

     - Оленька? – странно, что она не удивилась.

     Ольга отперла дверь Арчи, и кротко приказала.

     - Сидеть.- потом потрепала его по загривку и добавила.- Я скоро.

     - Здравствуйте, Инна Леонидовна.

     Инна кивнула, и иронично усмехнулась.

     - Что ж, проходите.

     

     Кабинет благоухал свежим ремонтом и пионами и огромной вазе на боковом столике.

     - Чаю хотите?

     - Нет, спасибо. Я…- Ольга замялась на секунду. Так и не понимая, что за отношения связывают эту женщину с Ханом, она не знала – говорить ей о случившемся или нет. Но у него не было с собой документов, а у нее – иной возможности узнать правду, ведь он, скорее всего умрет.

     - Я знаю, Оленька. – женщина все-таки включила чайник и доставала чашки с полки в шкафу. – Вы хотите знать правду?

     Ольга растерялась и послушно опустилась на стул.

     - Да, пожалуй….Но.

     - Я знаю, что он в больнице. И что скоро умрет – и это будет только справедливо, он и так много… - Инна замялась на секунду, но продолжила заваривать чай. – Пожалуй, он меня не поймет, но я отвечу на ваши вопросы.

     - Почему?- внезапно охрипшим голосом уточнила Ольга. Ее до смерти напугала такая реакция. Она была готова к скандалам, истерикам, но не к этой располагающей к себе беседе.

     Инна по-детски надула губы.

     - Я была против, чтоб он снова лез в вашу жизнь.

     - Почему? – повторила Ольга, пытаясь собрать разбегающиеся мысли в кулак.

     - Потому что он рушил нашу жизнь.

     

     37.

     - Знаете, Оленька, мне просто жаль вас. Вы тут – совсем не причем, но расхлебывать пришлось вам пришлось больше, чем другим.

     - Вы знаете? – Ольга отпила чай и успокоилась. Чай, пионы, детский смех, доносящийся с улицы. Ночь в больнице, два часа в пути. Все казалась нереальным. Она просто забыла, что значит пить чай с приятельницей.

     - Да. Вы - случайная жертва. Тогда просто так совпало. Денис давно настраивал ребят сделать что-то противозаконное, а вы попались под руку.

     - Даже так?- ухмыльнулась Ольга, словно ей стало обидно. – Я уже все это пережила, правда, я…

     - Не перебивайте меня, хорошо? Просто случайте, пейте чай…

     Денис- больной человек…Нет, физически- он вполне здоров, а вот душевно… Я когда-то водила к его к психиатру, он заверил меня, что все в порядке, просто слишком рано он столкнулся с болью и поэтому его рассудок …несколько закостел, упростился. Он хорошо учился, но в том, что его увлекало достигал невиданных высот. Прекрасный химик, биолог. Даже в мелочах…Вы же заметили, насколько предан и понятлив ваш пес? Это тоже его наработки. Он хотел идеальную служебную собаку, но Арчи влюбился в вас. Полюбил, так правильнее…

     Она простецки, с шумом отхлебнула из чашки, и уставилась в окно.

     - Он был одержим идеей мести, но настолько изощренной, что мне бывало страшно. Сначала приручал вашего мужа, потом внушал эти странные идеи, водил по шлюхам, потом они встретили вас. Потом Илья уехал, он тяжело перенес эту трагедию. Он оказался сильнее, чем Денис думал. Я думала, что все затихнет. Так и было.

     - Вы знакомы были тогда? – на Ольгу накатывали волны сонливости.

     - Да, я его всю жизнь знаю.

     Несколько лет они не виделись. Илья учился, Денис тоже они несколько раз встречались в городе, но особой близости уже не было. Он был один, с головой в работе, с которой не все ладилось. Денис был доволен. У нас все было в порядке, пока вы не приехали сюда.

     - Почему?- выдохнула Ольга, борясь с подступающей усталостью. Слишком монотонным и успокаивающим казался ей этот голос, зачем-то безропотно расставляющий все точки над и.

     - Илья вам не рассказывал?

     - Нет.

     Когда Денису было 5, погибла его сестра. Она была на год младше, похожа на ангелочка. Она гуляла там, у дамбы со мной, съехала с холма вниз. Я кинулась за ней и тоже упала в воду, под лед. А Илья это видел. Меня он вытащил, а Лизу- нет…Она ушла под воду, утонула.

     Пока я бегала за родителями, Илья пытался ее вытащить, но что можно требовать от ребенка в этом возрасте? Но Денис ему не простил. Илья с родителями часто приезжал в наш городок, и он решил подружиться с ним. И калечил его жизнь, как мог.

     Ольге казалась, что под ее ногами разверзлась ледяная пропасть. Медленно колыхающая в пропасти вода была цвета зеленого чая, остывающего в зеленой дешевой кружке. Он не убийца. Не насильник. Не игрок. Отец ее ребенка, ее любимый, ее муж.

     Господи…

     - Я не знаю, как вас благодарить, Инна, - та усмехнулась ей и снова уставилась в окно. – Вы меня возвращаете к жизни. И… я верю, что в вашей жизни еще тоже все наладится.

     - Да, конечно, - безжизненно ответила женщина. – Еще наладится.

     Ольга встала и бегом выбежала из комнаты.

     Споткнулась и упала у выхода, едва успев ухватиться за косяк двери.

     Арчи с любопытством поглядывал на столпившихся вокруг него мальчишек.

     - Поехали домой, да, хороший мой? – погладила его Ольга. – Домой, домой, домой!!!

     

     38.

     Илья со злостью швырнул сумку в прихожей и недоуменно уставился на валяющиеся шпильки Ольги. Дорогие, предмет ее гордости, да и просто она никогда не разбрасывала обувь. По квартире гулял сквозняк. У подоконника на полу два сваленных горшка с ее одной ее гордостью – голубой и черной орхидеей. Цветоносы сломаны, кора нелепыми грудками рассыпана на белом ковре.

     Что-то тревожно сжалось в груди.

     В спальне надорвался городской телефон.

     - Илья Андреевич?

     -Да, это я.

     - Вас беспокоят из больницы скорой помощи. Ольга Николаевна …- шум. Странный шум в трубке…или это его хрип. Или что там стучит так в голове. Оля.- ….Машина свалилась в кювет, собака вытащила вашу жену, пока она не загорелась, но травмы очень тяжелые…и собака просто сгорела….вы слышите меня, Илья Андреевич? Але…

     Погремушка на туалетном столике. Резинка для волос. Россыпь думок на кровати. Халат. Шеренга духов. Резиновая косточка…

     - Але…………….

     

     

     

     - Пап…пап, ну пожалуйста, оторвись от компьютера. Мне нужно тебе кое-что сказать.

     - Хмм..Мышка, я занят.

     -Пап, можно я тебя познакомлю кое с кем?

     - Ты,конечно, уже красотка, но не рановато ли знакомить отца с ухажерами?

     -Пап!

     - Он будет у нас жить?

     - Если ты позволишь…

      - Учти, если он будет царапать наш новый пол – выгоню вас обоих. И даже умение подавать лапу и готовить мое любимое мясо не спасет.

     - Значит, можно? А как ты догадался?

     - А то я тебя не знаю! Слышал, плут? Дай мне поработать…

     -Мама…Баб, смотрите! Арчи будет у нас жить!!!

     

     

     

     

     

     

     Подчас мы живем с убеждением, что это все не настоящая жизнь. Так, черновик. То, настоящее, ради чего стоит жить – впереди. О нем только стоит мечтать и не более.

     Ну, не глупцы ли?

     Время неумолимо. Разве мы можем остановить его ход? Замедлить или ускорить? Счастливые мгновения на то и мгновения, что горестные оставались с нами надолго.

     Но не навсегда. Потому что « навсегда» – нет, не было и не будет.

     

     

     

     

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"