Окраина города. Зима, всюду снег. На небе полная луна, она освещает улицу в частном секторе. От одного их домов отделяется фигура, спотыкаясь переходит улицу на противоположную сторону и идет вдоль домов с палисадниками, огороженными штакетником. Фигура еще раз спотыкается о припорошенный строительный камень и падает на снег. Затем фигура поднимается и мы видим, что это женщина. Женщина неопределенного от 35 до 55 лет возраста, она отряхивает с себя снег и осматривает снег вокруг себя. Затем встает на колени, начинает шарить в снегу руками не находит (а может находит), то что уронила, делает попытку встать, но не может, снова садится и привалившись к штакетнику начинает плакать и громко причитать. Ее надрывный, полный горя, полный ужаса плачь, и голос далеко разносятся в ночной тишине.
Женщина - Родненькая ты моя родненькая и зачем я пошла этой стороной улицы! И невезучая я уродилась, и жизнь моя не сложилась. И пропаду я теперь без времени и замерзну в снегу холодном и никто меня не пожалеет и никогда меня никто не жалел. Мамка не жалела и не любила и платьев мне новых не покупала и кос моих русых не заплетала. Отец - подлец, самогон пил и меня бил. Пока жил всех мучил. А бабка ведьма пирожки пекла всем раздавала, а мне не давала. А пирожки были с малиною, сладкие как счастье, которого я отродясь не видала. Братец - мерзавец сноху привел, бабку ведьму до смерти довел. А сношенька кривые ноженьки, весь дом к рукам прибрала, меня бедную сиротинушку из отцова дома прогнала. И росла я как бурьян в поле, как трава у дороги.
Сестрица - голубица, душу мне вынула, жениха ясноглазого умыкнула. Жениха увела и не поморщилась. Бить их надо было палкой, а мне сиротинушке его стало жалко. А женишок - лопушок на цвету да обронил, на корню да подсушил. Любила сиротинушка я горемычная, а беда горою, а беда грозою. И о горе том мне рассказать некому, не припасть мне на доброе плечо и не поплакать мне несчастной горячо. И положат меня, как замерзну в гроб и да лучше бы я разбила себе лоб. И зачем я пошла этой стороной улицы!
Муженек - пенек сейчас дома спит, как медведь храпит. Сварливый, нелюбимый, не ласковый. Отец бил, брат бил, а муж добивает. И зачем мне надо было столько мужей, и зачем я нарожала этих детей. Жизнь моя измятая потрепанная. Знала я что беды не миновать, не зазря во сне приходила мать. Мать моя матушка родная не жалела ты меня раньше и теперь не пожалела, не предупредила, чтобы не шла я этой стороной улицы!
Дочки кровинушки всю кровь выпили до капельки. Сил моих на них смотреть больше нет, и уже не будет. Старшая не помощница, а средняя все ходит да на меня морщится. И не знаю я, чем перед ними провинилась, а если б и знала то, что из того, все равно бы жизнь не сложилась. Я на них всю жизнь горбачусь, света белого не вижу - работаю. А если себе и позволяю расслабиться, то это только от жалости к жизни моей беспросветной и обездоленной. Ну зачем я пошла этой стороной улицы!
А у младшей на уме только тряпки и одежду хочет иметь не по-старому, не по-прежнему. А где мне взять денег на все её причуды - выдумки. Не хотят меня дочери любить уважать, сживают меня несчастную с этого свету.
Не несут меня ноги резвые, видно старость ко мне пожаловала. Ой, болею я, ой болею, да не уж то в снегу у чужого забора околею! Как мне не убиваться, не упиваться, если все пошло наперекосяк, навыворот. И зачем я только пошла этой стороной улицы! Нет у моей судьбы ни стыда не совести, уготовила мне долю тяжелую не подъемную, от которой только и спасает милая. Выйдут замуж мои дочери, нарожают внуков с внучками. Но не будет в этом счастья радости. Приведут внуки женушек и доведут они меня до смерти безвременной!
Родненькая ты моя, родненькая, только ты одна мне утешение, только ты меня понимаешь, а не уберегла я тебя дура старая. И когда только закончатся эти мучения! Не случайно мать во сне являлася, за плечо трясла не давала спать.
И не осталось у меня ничегошеньки, только и была ты одна любимая. Ты меня утешать и радовать умела не только по праздникам. И зачем я пошла этой стороной улицы! Ой не складная моя жизнь пропащая - завалящая. И никто меня не жалеет несчастную. И нету мне утешения. Все только и ждут моей смертыньки. А уж как помру тут у штакетника, не заплачет никто не пригорюнится. Скажут, поделом старой пьянице!