Аннотация: А иногда, говорят, под новый год чудеса происходят. Нет, происходят-то они постоянно, просто праздничные дни часто становятся свидетелями необычайных происшествий.
Дом отцовский был старый, выстроенный ещё прадедом, о чем Сема - на работе Семен Павлович - не забывал лишний раз упомянуть.
- Вот, Санька, смотри и учись, как надо делать. На века! Не то, что эти скворечники нынешние - ни себе ни людям... Смарт-квартира, - передразнил он кого-то тонким голосом, - выбор современной молодёжи... Тьфу! Дрянь, а не жильё.
- Ага, - буркнул тощий подросток, не отрываясь от экрана нового телефона.
- Ничего, выйду на пенсию - заживем. Да, Маш?
Очень худая - птичьи косточки выпирали из-под кожи, светлая и какая-то тусклая женщина не ответила. Она читала, полностью погрузившись в книгу.
Сема оглядел своё семейство и вздохнул. Нашёл же жену, немочь бледную! И винить некого - сам выбрал. Сын в неё удался, не воронцовской породы: у них в роду все жгучие брюнеты, смуглокожие, яркоглазые, крепкие, как боровики после дождя, - ничего не боятся. А эти... пропадут без него. Почувствовав прилив гордости, Сема продолжил говорить:
- Уедем мы с тобой на дачу, пчелок заведем. Оранжерею тебе построим, чтоб и зимой цветы были, а то как же ты без зелени? А летом на речку будем ходить, купаться, рыбку ловить.
Он даже причмокнул, представив, как все хорошо устроится. На секунду ведь отвлекся, а чуть не пропустил поворот к дому. Пять минут - и машина притормозила у ворот, загудела нетерпеливо.
Отец сбежал с крыльца без куртки, в тапочках прошёл по утоптанной дорожке и загремел замками.
Нагрузив своих шелестящими пакетами, свертками и коробочками, Сема обнял отца и принялся отчитывать.
- Бать, ну чего это ты удумал? Куда босой выскочил?
- Сына встречать, - ухмыльнулся Павел Семенович. - Ты ж будто дорогу забыл - только по праздникам и приезжаешь.
- Работа же...
- Работа-фуёта. Пошли, мамка тебя заждалась.
Не успел Сема и разуться - лишь присел на скамеечку, уперся в обшитую деревянными панелями стену, - как смерчем налетела младшая сестра. Обцеловала, обняла и плюхнулась рядом.
- Ну как ты, Сима? - Под бровями вразлет посверкивают лукавые глаза, высматривают всё, что прячется на самом донышке души.
- Устал, - сознался он. - Очень.
- Отдохнешь, - заверила Ирина. - У тебя новогодних две недели?
- Не, до рождества. А мои могут остаться и до четырнадцатого. Не обидите?
Сестра улыбнулась криво.
- А ты как, юла? Скоро замуж пойдешь?
- Мой жених еще под стол пешком ходит, - блеснули влажно острые зубки. - Так что я птица вольная.
- Ну ты там это... края знай, птица, - нахмурился Сема. Сестру он все детство за собой таскал, потому и сейчас считал себя в ответе за мелкую бестолочь.
- Не была, не участвовала, не привлекалась!
Дверь хлопнула, в проем выглянула вихрастая голова сына.
- Па, тебя бабушка зовет. Привет, теть Ира.
- Какая я тебе тетя? Ира!
- Ок, теть Ира, - съязвил мальчишка и протопал вглубь дома.
Сема потянулся, похрустел шеей и встал. Ира проскользнула в дверь раньше него и сейчас - из глубины дома доносился голос - шутливо ругала племянника.
Кухонный жар сбивал с ног неподготовленного человека, но он-то привычный - до иркиного взросления кто матери помогал? Мама хлопотала у плиты, деловито командуя невесткой. Высокая, статная - веселенький фартук опоясывает все еще крепкую фигуру, - в черных волосах всего одна седая прядь. Сестра похожа на нее во всем.
- А-а, дождалась блудного сына. Маш, посоли фарш!
- Я солила, Светлана Сергеевна.
- Так пробуй, что ты на него смотришь, - махнула ложкой, как царица. - И зови меня мама. Семушка, иди сюда, гляну хоть, как за тобой жена ухаживает.
Его схватили за руку и подвели к окну. Мама стояла вровень с ним - глаза в глаза. Нахмурилась, отчего между бровями залегли глубокие складки, покачала головой.
- Опять болеешь?
- Да немного совсем, прихватило живот. - Она всегда знала, когда ему бывало плохо. Или когда он врал, что весьма затрудняло жизнь ребенку.
- Ох, Машка, запустила ты мужа. Иди сюда. Иди. Да брось ты тот фарш!
Жена встала одним движением, так что он вновь - как и в первый раз - залюбовался ею.
- Смотри в глаза. Видишь?
- Что? - У Маши глаза не такие, как у мамы или отца. Они у нее прозрачные, льдисто-голубые, прохладные.
- Ну вот же, вот. Смотри, - его голову повернули к свету, к окну, - белки отливают желтым. Болеет.
- Я запишу его к врачу.
- Врачу, - фыркнула мама. - Ир! Ирка, иди сюда!
В коридоре загрохотало, кто-то тоненько пискнул и засмеялся - Санька небось с тёткой чудит. Вот уж парочка - малой и дурной!
- Тут я, - сказала Ирка. Оперлась о косяк, приглаживает волосы. Ну точно! Опять с племянником что-то учудила.
- Присмотри за курицей, я брата твоего полечу. А то врачи эти... Не верю я им. Легче лёгкого же спихнуть человека на чужие руки, - подпустила шпильку. - А ты возьми и сама помоги.
- Ой, мам, не начинай, - закатила глаза сестра.
- Ма, да у меня все прошло, я здоров как бык.
Упираться смысла не было - все равно сделает по-своему, проверено. Так что Сема сам прошёл в большую комнату, где под большой елью - макушка у потолка - отец дремал в кресле.
- Ну разве это так тяжело - мужу помочь? - тихо бормотала мама, доставая из буфета бутылочки и склянки. - И может ведь, может. Но нет! К врачу! Будто тому врачу Семушка интересен, у него таких за день - сотня. Сердце каменное!
- Чего ворчишь опять? - зевнул отец.
- А как не ворчать? Сын больной, а жене побоку.
- Не больной я!
- Конечно, не больной. Ща мы по сто грамм моей наливки попробуем - всё пройдет.
- Увижу бутылку - прокляну, - сузила мать глаза. Отмерила в стакан воды на глаз, накапала чего-то пахучего и велела: - Пей. До дна, чтоб и капли не осталось.
Он проглотил горькое тягучее питье, в животе тут же заурчало.
- Ну хоть бутербродов нам дай! До полуночи, что ли, голодать?
- Сиди, Семушка, отдыхай. А ты, - снова сузила глаза мама, - и не думай!
- Я и не думаю, - честным голосом ответил отец. - Вообще. Вот как женился - так и отрезало.
Телевизор тихо напевал старые мелодии, бутерброды, принесенные сыном, заветривались, а Сема блаженствовал. Дома отступали все тревоги. Он задремал и не видел, как отец, воровато оглядываясь, достал наливку. Сладкая, вишневая - пьешь как воду, веселеешь, а на ноги встать не можешь.
- Будешь?
Рюмочка небольшая, искрится алым. Сема зевнул протяжно, сладко да и согласился.
На кухне шумели голоса женские: то тихо, то взлетая вверх. Санька заглянул, когда стемнело. Приткнулся рядом - кости острые, торчат со всех сторон, - кивнул на следы преступления:
- Дед, жить надоело?
- Цыц, мелочь. Сам разберусь, без сопливых.
- Ура, мне наследство привалит.
- По заднице тебе привалит! - не выдержал Сема. - Иди лучше спроси, скоро за стол? - Проводил его взглядом и сказал в никуда: - В кого он такой?
- В бабку, в кого ж еще, - ухмыльнулся отец. - У нее в роду все кусачие.
Стол достали с чердака: потертый лак, скрипящие ножки, зато раздвижной. За такой влезть могла дюжина, а уж им и подавно места хватило.
- Ну, - довольно оглядела семью мать, - садитесь.
Разномастные стулья проскребли по полу. Зазвенели о посуду ложки и вилки, захрустела под острым ножом курица, затрещали пузырьки вина. Сема повел носом: пряно! остро! Невозможно утерпеть.
Первые минуты все дружно жевали, пока разрумянившийся отец не поднял бокал.
- За старый год, земля ему пухом!
- Не чокаясь, - шепнул Саня тётке.
Все выпили; Санька, которому летом стукнуло пятнадцать, лихо отхлебнул шампанского, но отставил бокал, заметив взгляд матери.
- Дрянь шипучая, - отец пил вино только по праздникам.
- А ты что... - насторожилась мать. - Дыхни!
- Ма-ам, ну хватит, сколько можно? Давай хоть сегодня без этого.
- Не указывай мне, не доросла!
- А давайте выпьем за маму! - вмешался Сема.
Отец подмигнул и предложил:
- За нашу умницу, красавицу и хозяюшку.
- Мегеру, - теперь уже невестке шептала Ира.
- Ой, хитрец, всегда знал, что сказать, - рассмеялась мать. - А и правда, что это я? Будто не знаю, с кем живу.
Все загомонили, обрадованные тем, что легко отделались, - характер у хозяйки был ещё тот, не дай бог попасться под горячую руку.
Новый год встретили сытыми, довольными и немного пьяными. Сема едва по стулу не расплылся: так размяк от щиплющего счастья. Всё у него хорошо, вот всё! И семья крепкая, и родители живы-здоровы, и... и... и коллектив хороший!
- Я ж дома ночевал только. Работы хватало... - отец был в дрова: глаза стеклянные, щеки горят, и говорит всё, что думает. - Сначала отцу в кузне помоги, потом на поле, а там уже пора за коровами идти.
-...симпатичный, - все шептала на ухо невестке сестра, - но скромный. Я ему говорю...
- Тихо, тихо! Сейчас куранты бить будут!
Женская половина завозилась с бумажками и спичками, зашушукались тихонько. Саня тоже было дернулся за блокнотом, но оглянулся на отца с дедом, и сел назад. Успев под отсчет секунд последних, ссыпали пепел в бокалы и выпили.
- Ну а мы - наливку.
- Не, бать, мне хватит, наверное. Я лучше поем.
- Бери рыбку, отец с реки свежей привез. Или салатик попробуй, я новый рецепт нашла.
- Маш, будешь рыбу? Ты же любишь.
- Буду. Спасибо... мама.
- Пожалуйста, - холодно ответила мать. Посмотрела на дочь и спросила: - Ты что это делаешь?
Не отрываясь от телефона, та кивнула.
- Ира!
- А?
- Отложи свою цацку. С нами лучше поговори, а то...
- Отложила, не бурчи.
Сема решил поддержать мать и легонько хлопнул по рукам сына, что тоже увлеченно вглядывался в экранчик.
- Не отрывайся от народа, потом поиграешь.
- Я чатился. Тут играть не во что - ни компа, ни инета толкового.
- Что ты делал? - удивился дед.
- Переписывался, пап. Я тоже так делаю. - Ира подцепила миску квашеной капусты и потащила к себе.
- С кем?
- С друзьями, знакомыми. Отличная капуста... Сима, дай огурчик.
- Так там и мужики есть? - никак не мог угомониться отец. - Женихи?
- От нее дождешься... Вон, скажи спасибо сыну за внука.
Саня хихикнул. Сема пожал плечами - дело нехитрое.
- Ой, па, я еще слишком молода и красива для брака. Маш, извини! Я шучу!
- Понимаю. Смешно, - Маша никогда не отличалась говорливостью, а на семейных встречах и вовсе молчала.
- Сначала слишком молода, а потом - хлоп! - и сороковник, - махнул рукой отец. - Сема, налей мне.
- И мне, - обнаглел Санька. - До краев.
- Налей ему шипучки, пусть лучше дома выпьет, - разрешила хозяйка. - С двух бокалов не сопьется.