Аннотация: Мира попадает в лапы НКВД, Чет - на дивизионнуб гауптвахту, тогда как Андрей начинает мстить.
4) Лето, 1945-й год, село в Карпатах
Возле церкви стоит две машины, в тени которых сидят солдаты Красной армии. Кто-то дремлет, кто-то крутит папироски из газет, но оружие все держат рядом. В окрестных лесах ещё остались бандиты, так что нужно быть осторожными.
Чуть в отдалении от солдат стоит офицер, тот самый, который командовал засадой в лесу, в которую едва не попала Мира. Это капитан Зуев. Рядом с ним следователь НКВД Нестеренко, присланный сюда укрепить кадры для скорейшего искоренения бандитизма.
- А вдруг не выйдет из леса? - спрашивает Нестеренко.
- Выйдет. - уверенно кивает офицер. - Здесь родителей уважают, так что выйдет. А ну, поднимите их!
Два солдата подходят к мужчине и женщине, лет под пятьдесят, сидящим на земле. Они со связанными руками, мужчина избит, весь в крови, женщина просто испугана. Их заставляют встать и проводят холмом, чтобы из леса было хорошо видно.
- Мира, если не выйдешь, расстреляем их! - кричит Зуев в жестяной рупор. - Мы знаем, что это ты была! Выходи!
- Дочка беги, беги! Они нас всё равно ... - отец не успевает закончить, получает прикладом в грудь и катится по земле.
- Закройте ему рот! - раздражается Зуев. Отцу затыкают рот какой-то тряпкой.
- Контра на контре! Ну и места! - вздыхает Нестеренко, совсем еще молодой парень, которого прислали сюда на укрепление с Харьковщины, где он поднаторел разыскивать притаившихся фашистских прихвостней и прочих врагов народа.
- Ага, здесь как на оккупированной территории. - соглашается Зуев, который прошел всю войну. В 1941-м году попал в окружение, выбрался, побыл год в партизанах, потом был вывезен в действующую армию, остро нуждавшуюся в офицерах. Много где воевал, но здесь было неприятнее, всего потому приходилось использовать те же методы, что фашисты против советских партизан. Но приказ есть приказ. Это враги советского государства, а значит, церемониться с ними нельзя. - Так, придётся ускорить процесс, а то скоро темнеть начнет. - говорит Зуев. Он не хотел бы оставаться здесь на ночь, потому что село в низине, с гор ночью могут напасть бандиты. А это опять потери. И так уже пятерых потеряли, когда штурмовали бандитскую крыйивку в горах. Зуев собственноручно писал похоронки. Один солдат из Азербайджана, другой из Якутии, двое белорусов, а ещё один с Тамбовщины. Хороший парень, он был у Зуева денщиком, рассказывал, что отец у него вор и брат тоже, сидят где-то в лагерях, а он решил пойти другим путём, добровольцем записался в армию, приврав себе годок возраста. Хорошо воевал, имел награды, уже и война закончилась, демобилизация началась, домой люди уехали, а он пулю получил. Тьфу!
Зуев берет пистолет, подходит к отцу Миры, который все ещё стонет на земле. Ставит сапог ему на грудь, приставляет к голове пистолет.
- Мира, я знаю, что ты здесь! Или выйдешь или буду стрелять! - кричит офицер. Тишина. Солдаты прекратили болтать, смотрят вокруг. Мать Миры тихонько плачет, отец хрипит. - Так как? - Зуев делает паузу, оглядывается, а потом неожиданно стреляет. Мать Миры вскрикивает, солдаты хватаются за оружие, а энкавэдэшник падает на землю, словно подстреленный заяц. Зуев поднимает отца, показывает, что тот жив. - Пока в землю, Мира! Но следующий выстрел будет уже в голову! - офицер валит отца Миры на землю, тот хрипит, из уха у него течёт кровь. Выстрелом повредило барабанную перепонку. - А вон и наша красавица. - офицер улыбается и кивает в сторону леса, из которого вышла Мира. Испуганная, опустила голову и медленно идёт к ним. Она не хочет, чтобы родители погибли. Из-за неё. Мать говорила, что не надо ходить в крыйивку, что это очень опасно, что за такое и убить могут. Мира не хотела умирать, но в крыйвике был Андрей. Да и другие девчата туда ходили, носили еду и чистую одежду. Не ходили только самые никудышные, которым доверия не было. Как дочь учительницы, которая была нездешняя, приехала из Луганска, или дочка тети Зиновии, которая была немного не в себе и могла все разболтать.
Поэтому Мира ходила в крыйивку, всё было хорошо, они с Андреем даже поцеловались. Мечтала, что когда-нибудь поженятся и будут жить вместе. Он был добрый и хозяин исправный. Хотя жил один в родительском доме, но какой там был порядок и во дворе тоже! Мира любила мечтать о том, как будут жить они вместе, а тут засада в лесу. Подругу Богдану убили, привезли тело в деревню, опознали, арестовали ее родителей, стали допрашивать. Родители никого не выдали, но кто-то донёс на Миру. Пошли её арестовывать, но она успела прыгнуть в сарай, оттуда на огород, потом по руслу ручья сбежала в лес. Но схватили её родителей, обещали убить их. Мира знала, что советы могут и убить. Они - страшные, они - нелюди, кровавые звери, которые на всё способны. Так говорил взводный Дума. Поэтому она вышла из леса, должна была спасать родителей.
- Вот и хорошо. - почему-то вздохнул Зуев, когда Миру схватили солдаты. Удивлялся, как оно тут всё патриархально. Что вот себя не пожалела, спасая родителей. Они тут все какие-то странные, эти бандеровцы. По-другому у них тут всё, не как у людей. Зуев много раз видел, когда дети предавали родителей, отрекались от них, прилюдно и охотно, а тут, гляди, на верную смерть девка пошла, чтобы только спасти их. - Ну что, забирай. - говорит Зуев Нестеренко. Тот улыбается, довольный. Мира затаскивают в машину.
- А родителей куда? - спрашивают солдаты.
- Что скажут органы? - Зуев смотрит на Нестеренко. Тот улыбается от ощущения собственной власти.
- К стенке. - говорит тихонько. - И тела не закапывайте.
- Так ведь есть же приказ, чтобы прилюдно не казнить. - сомневается Зуев.
- Пусть видят, что бывает, когда пойдешь против советской власти. Этих бандеровцев учить надо, ломать им через колено. - следователь Нестеренко запрыгивает в полуторку. Не в кабину, а в кузов, там же Мира. Машина трогается с места.
- А родителей, их отпустят? - спрашивает перепуганная Мира.
- Да, конечно, ты же пришла, красавица. - широко улыбается Нестеренко.
Позади раздаются выстрелы.
- Это салют, на радостях. - врёт Нестеренко и не даёт Мири посмотреть, что с её родителями. Их тела оставляют на холме, в качестве урока местным. Хоронить запрещают, но ночью крестьяне забирают тела и таки хоронят на кладбище.
5) Лето, 1945-й год, Карпаты
Андрей ночью крадётся огородами по родному селу. Ползет между кустами фасоли, подпёртыми колками, перед забором, за которым двор дяди, останавливается. Прислушивается. Тишина. Перелезает забор и прячется у крыльца. В окно не стучит, потому что не знает, кто в доме. Ждет, пока кто-то выйдет во двор. Ага, вот шаги, гремит засов, выходит мужчина. Андрей узнает дядю Максима. Тот идет к куче навоза возле сарая. Слышно, как журчит струя, дядя довольно кряхтит. Андрей ждёт. Когда дядя возвращается, шепотом зовёт его. Тот пугается, смотрит в темноту.
- Кто здесь?
- Это я, Андрей.
- Андрей?
- Да, Андрей.
- Живой? - удивляется дядя.
- Живой.
- Вас же окружили?
- Прорывались с боем. В доме чужие есть?
- Нет.
- Мне бы поесть и отдохнуть немного. А потом я уйду.
- Заходи. Только лезь сразу на чердак. Чтобы дети не видели. Ты же понимаешь, дети, им языка не завяжешь.
- Хорошо.
- Сейчас лестницу поставлю. - дядя заходит в дом, ставит лестницу к лазу на чердак. Андрей залезает туда. Дядя приносит поесть. Андрей жадно хватает яичницу с салом, обжигается, шипит и жует. Несколько последних дней ничего не ел, потому что не смог найти тайники с продуктами, которые спрятал в нескольких местах их отряд на случай, если бы пришлось оставить крыйивку. Взводный Дума был опытным командиром, еще с поляками повоевал, делал всё по правилам военной науки. А Андрей, дурак, не запомнил толком, где остались тайники, за что себя сейчас ругал. Накинулся вот на еду.
Дядя смотрит на него, вздыхает.
- А мы уже тебя и помянули. Потому что думали, что все погибли из вашего отряда.
- Почти все. - говорит Андрей жуя. - Кто-то нас сдал.
- Сдал? - не понимает дядя.
- Советы знали, где крыйивка. Мы их отвлечь пытались, я вплотную подошел, трёх убил, хотел за собой увести, но куда там. И внимания не обратили на меня, дальше пошли, знали, где крыйивку искать. Кто-то сдал, это точно. - уверенно кивает Андрей, который во время прятанья по лесам окончательно убедил себе в этом.
- Советы взяли всех родственников, тех, кто был в отряде. Кого опознать смогли. Потому что, несколько хлопцев взорвали себя, так что ничего от них не осталось, ошмётки одни. А у кого целые трупы, тех опознали и всех родственников забрали.
- Куда?
- В Сибирь. А может и расстреляют, разное говорят.
- А с Мирой что? Ходил у них около дома, темно там.
- Их тоже взяли.
- За что? - Андрей даже ложку бросает, потому что не ожидал плохих вестей отсюда.
- Когда Мира с подругой от вас возвращалась, то в засаду попала. Богдану Зенкивську убили, а Мира убежала. Но советы узнали, с кем Богдана дружила, пошли к Мире. Она снова сбежала, но родителей её взяли. Расстрелять грозили, Мира из лесу и вышла. Её забрали, а родителей всё равно расстреляли. Звери эти советы, ей-богу звери. - вздыхает дядя, потрясенный настоятельной жестокостью новой власти. Думал, может война их чему научит, да где там.
Андрей уставился в темноту и сидит, словно по голове ударенный.
- Миру забрали? - хрипло переспрашивает.
- Ага. Родителей схватили, а Мира сама вышла из леса. Думала их спасти, но разве от этих палачей спасёшь! - тихонько говорит дядя. Он слышал какие-то разговоры, что Мира с его племянником под ручку у крыйивки ходит. Видимо, было что-то, потому что Андрей и еду бросил, хотя ведь голодный был, как волк.
Андрей вспоминает Миру. Её белую кожу, звонкий смех, белокурые волосы. И теперь она в лапах тех палачей. Разве Андрей не знает, что оно делают с пленными? Еще зимой он участвовал в нападении на энкаведешную тюрьму. Освободили несколько десятков своих. Так семерых пришлось на носилках тащить, потому что были изуродованы пытками, идти не могли. Андрей даже стонет. И берет его страшная злоба. Хочется отомстить, хочется убивать советы, резать их по живому.
- Пошёл я. - говорит Андрей.
- Да куда ты? Хоть доешь! - шепчет дядя. - Отдохни, поспи.
- Нет!
Андрей понимает, что не может спать. Его сердце вырывается из груди, требует мести, требует действий здесь и сейчас. Андрей исчезает в ночи. Спешит к собственной хате, где снова засели советы. Там горит несколько фонарей. Переговариваются солдаты. Завтра с утра они переезжают, потому что задача выполнена - банда уничтожена, делать в этом селе больше нечего. Вдруг из-за забора во двор к порогу что-то перелает, падает на землю.
- Какого хера? - удивляется кто-то из солдат, дальше взрыв. Граната.
- Тревога! - часовые начинают стрелять в темноту, кричат раненые. Вот выскочил капитан Зуев, наводит порядок, стреляет сам в воздух, чтобы прекратить панику. Андрей делает несколько выстрелов, попадает в одного из солдат, другие замечают, откуда стреляют, начинают бить туда. Андрей припадает к земле и ползёт прочь. Вот уже лес, Андрей диким зверем бежит по лесной тропинке, скрывается в чаще, воет от боли и отчаяния. Вспоминает Миру. Представляет, что советы с ней сделают. А потом расстреляют! Его Миру! Расстреляют, потому что она ничего не рассказала, не предала! Нет!
6) Лето, 1945-й год, уездная тюрьма НКВД в Надвирной, Станиславская область
Комната для допросов со столом и двумя стульями. В комнату привели Миру, которая вся дрожит и плачет. Вот зашел следователь, тот самый Нестеренко, что привез её из деревни. Закрывает за собой дверь на засов, похотливо смотрит на девушку. Затем берет стул, стоявший напротив Миры, ставит рядом.
- А ты красивая. - следователь садится подле Миры. Кладет ей руку на колено. Она вся дрожит, смотрит куда-то в сторону. У нее на лице несколько синяков, это зверь капитан Квасов постарался. Он всегда так, сперва бьёт, потом спрашивает. Ей очень повезло, что Квасова перевели на другое дело, а то бы замордовал. Такую кралю. Нестеренко сглатывает слюну. - Красивая. Ты мне одну знакомую напоминаешь. Она учительницей была, её ваши убили. Прихвостни фашистские. Слышишь? - он берет Миру за подбородок и поворачивает лицом к себе. - Смотри мне в глаза. - он так и держит её за подбородок. Немного огорчается, что Мира слишком худа, он же любит женщин в теле. Но разве это ощущение власти над ней не возбуждает куда больше, чем самое роскошное тело? Ощущение, что он сможет сделать с ней всё, что пожелает! Он уже не первый год в следственных органах, поэтому знает, что можно, а что нет. Вот сейчас ему можно с ней почти всё, потому что она бандеровка, враг народа, пошла против советской власти. С такими можно работать, как хочешь, никто и слова не скажет. Сейчас он ее обладатель и повелитель. И от этого так волнительно и сладостно. - Как тебя зовут?
Нестеренко знает, как её зовут, он же забирал её из села и читал материалы дела. Просто ему нравится её голос. Но Мира молчит, только дрожит.
- Не слышу. - он сжимает пальцы на её подбородке. Встряхивает ей голову. - Говори.
- Мира. - едва шепчет она.
- Мира. - улыбается он. - Ну и что, Мира, будем говорить или нет?
Он чувствует её страх и даже губы облизывает. Вот майор Квасов, тот бы не церемонился, сразу бы повалил её на стол, задрал бы юбку и изнасиловал, а потом бы она всё рассказала. Он всегда так поступает, потому что капитан Квасов - грубая и необразованная скотина, настоящий дикарь, который ничего не понимает в отношениях с женщинами. Животное. Вот он, старший лейтенант Нестеренко, он другой. Он и книги читает и из Германии, где месяц зачищал уже захваченные районы от фашистов и их пособников, вывез несколько колод порнографических карт, из которых знает, что женщину можно использовать очень и очень разнообразно, а не то, что вставил, вынул и беги.
- Так как, Миро? - его рука сползает с подбородка на шею. У неё приятная тонкая шея. Вот он взялся за неё и чувствует себя королем мира. Вся девка в его руке. Вот сейчас можно немного её придушить, чтобы она почувствовала, поняла, кто её хозяин. Ему хочется, чтобы она заплакала. Слезы на её щеках, а потом чтобы стояла на коленях и просила пощады. Ноги целовала. Его всегда вычищены до блеска офицерские сапоги.
Он вспоминает, как однажды ехал в город с родителями, простыми крестьянами, которые выбивались из копеек, чтобы вывести детей в люди. Везли в город продавать сметану, творог, яйца, сало. Они бы это с радостью съели и сами, но надо было купить керосина, мыла, спичек, ситца, ещё чего-то. А где взять денег, как продавая на базаре продукты? Вот и везли. Дорога из их деревни проходила возле большой сосновой рощи у реки. В роще любили отдыхать состоятельные граждане из города, преимущественно евреи. Играли в волейбол, валялись в гамаках, ели конфеты и пирожные. Их дети были одеты в красивые белые костюмы, бегали с изумительными игрушечными револьверами и саблями, которыми так интересно было играть в героев революции. Маленький Нестеренко смотрел на эту счастливую и богатую жизнь с родительской телеги и страшно завидовал тем детям, тем людям, той жизни, красивой, легкой, без изнурительной работы в поле или возле скота. Он хотел и сам жить так, поэтому старательно служил в армии, потом пошел в органы НКВД, делал карьеру, становился успешным человеком, от которого зависели судьбы других. И может уже те самые девушки с пикников, симпатичные жидовочки, которые прежде и не замечали его на телеге, теперь становились перед ним на коленях, молили о спасении, пытались соблазнить, делали всё, что он хочет, потому что он был их господином, вершителем их судеб! Разве не хорошо? Жизнь удалась!
Следователь Нестеренко смотрит на перепуганную, почти парализованную Миру и сжимает руку на её шее. Девушка начинает хрипеть, она так запугана, что боится и пошевелиться. Хрипит, но не делает и попытки вырваться, сбросить его руку с шеи. Нестеренко выжидает, улыбается, потому что понимает, что плод должен созреть. Она должна достаточно набраться ужаса и отчаяния, должен осознать его всемогущество и собственную ничтожность. Так, ещё немного, и она будет готова. Нестеренко уже собирается поцеловать Миру, он знает, что нет ничего лучше в мире, чем целовать перепуганную женщину, находящуюся в твоей всецельной власти, но стучат в дверь. Громкий и грубый голос Квасова. Следователь убирает руки, вскакивает и говорит, как можно более будничным голосом. - Ну так что, будем разговаривать? Нет же смысла упираться. Банду, которой ты носила пищу, мы разгромили. Двадцать трупов привезли. Говори, кто давал продукты, кто поддерживал бандитов в селе? - Нестеренко пытается разговаривать спокойно, но голос предательски дрожит от возбуждения. - Ну, говори! - кричит следователь и кусает себя за губы, потому что хочет её, а должен ломать эту комедию. Он открывает дверь и возвращается к девушке.
- Я не знаю. Мы за грибами ходили. - Шепчет Мира.
- Ты что меня совсем за дурака держишь! - кричит следователь на ухо девушке. Стоит у неё за спиной и кричит. - Какие грибы среди лета? Давай, говори, кто продукты передавал!
Майор Квасов, зашёл в камеру, разводит руками, мол, ну кто так работает?
- Эту сучку криком не запугаешь, её побить хорошенько надо. Так, Мира? - Квасов говорит поучительным тоном, улыбается и подходит к девушке. У неё начинается истерика, она кричит и пытается спрятаться под столом, потому что до смерти боится этого дядьки, избившего её при первой же встрече. Квасов вытаскивает её за волосы и бьет лицом об стол. - А ну успокойся, курва! Ты нам всё расскажешь!
Лейтенант Нестеренко кривится. Грубая работа. Большого ума не надо, чтобы побить слабую девушку. А он бы мог дожать её без рукоприкладства, мог бы красивой игрой на нервах сломать и заставить рассказать! Разочарованно выходит, плюет и закуривает.
7) Лето, 1945-й год, оккупированные территории Третьего рейха
Чет сидит в одиночной камере гарнизонной гауптвахты. В рубахе и кальсонах. Открываются двери, заходит человек в форме полковника, Чет поднимается, становится навытяжку.
- Садись. - полковник Войтович, старый знакомый Чета, кривится. - Опять влез в дерьмо? Загорулько, ну что тебе всё не сидится, что ты всё ищешь приключений на собственную задницу? А?
Чет молчит, держит голову прямо, смотрит в стену.
- Какого хера ты поднял руку на боевого офицера? - спрашивает полковник, но Чет молчит. - Я тебя спрашиваю! - кричит Войтович.
- Он вёл себя не правильно. - тихо говорит Чет.
- Что там не правильного? - раздражается полковник. - Пришел к бабе, а она давай выёбываться! Но ты хоть чего туда полез? Она что, твоя жена, ты с ней спишь?
- Нет. - Чет и головой крутит, что ничего такого у него с Лидой нет.
- Тогда какого чёрта? Зачем было лезть? - орёт полковник.
- Он был пьян, угрожал пистолетом.
- А чем ему угрожать? Веником? Или хером? Он же офицер! Боевой офицер! У него награды! Три ранения!
Чет молчит. Полковник крутит головой, раздражается ещё больше от молчания Чета.
- Слышь, Чет, мне же трудно теперь тебя вытаскивать. И в первый раз было трудно, а сейчас и подавно! Ты понимаешь это?
- Так точно. - тихо говорит Чет.
- Что "так точно"? - кипятиться Войтович.
- Если виноват, то пусть наказывают. - равнодушно говорит Чет.
- Дурак! - взрывается полковник. - Да тебя же посадят! В лагеря поедешь! В Сибирь! Зэком станешь! Понимаешь ты это или нет?
Чет молчит.
- И чего ты на бабах такой повёрнутый? - полковник толкает Чета в плечо, чтобы заставить его хоть к какой-то реакции. - Чего ты всегда лезешь их защищать? Тогда за немецких кобыл заступился! Тебе что, больше всех надо?
Оба хорошо помнят тот случай. Это было в феврале, когда их госпиталь заехал в один городок Восточной Пруссии. Фронт быстро двигался вперед, госпиталь спешил за ним. Немцы оказывали упорное сопротивление, раненых было много. В тот городок они приехали через день после взятия. Развернули госпиталь в школе, которая была почти целая. Городишко вообще разрушен было не сильно, видимо потому, что в низине и держать оборону здесь было трудно. Поэтому город взяли почти без боя, фронт покатил дальше. А тут оттепель, тылы остались позади, транспорт использовался только для подвоза боеприпасов, так что лекарств для раненых катастрофически не хватало. Начальник госпиталя приказал Чету выйти в город, найти аптеку и забрать там всё, что будет.
Чет взял пистолет, трофейный "Вальтер", который ему подарил один из благодарных пациентов, и пошел в город, скорее городок, небольшой, всего на несколько сотен домов, но с площадью, кирхой и магистратом. Чет держал оружие наготове, потому что в городе могли остаться фашисты. Чет вышел на главную улицу городка и смотрел на разбитые витрины уже ограбленных магазинов. Из некоторых до сих пор что-то выносили. Вот один солдат залез в магазин часов, снял шинель и нанизывал часы на руки, до локтей и даже выше. Уже увешан был часами, словно новогодняя ёлка, цеплял на себя все новые и новые. Из соседней лавки другой солдат вынес сразу несколько аккордеонов. Едва тянул их, сопел, уже через несколько метров остановился передохнуть. Вон какие-то солдаты мотали на себя ткани из галантереи. Чет кривится, ему не нравится это, он бы вообще не ходил в город, но есть приказ, да и лекарств действительно не хватает. Бинты и те кончились, теперь порезали на полосы простыни и перевязывают ними.
Чет идёт дальше, наконец видит крест на вывеске. Подходит к двери аптеки. Они выломаны. Ну, это не удивительно, тут целых дверей и не осталось. Чет открыл сапогом дверь, руку держал на пистолете, осторожно вошёл внутрь. В аптеке было ни души. Чет начал смотреть по шкафам. Некоторые из них были разбиты, видимо, солдаты искали спирт, но большинство шкафов остались целые, видимо, спирт быстро нашли. Чет взял свой рюкзак, начал грузить в него лекарства, которые нужны были в первую очередь. Удивлялся, что в аптеке было почти всё. Очень богатый выбор и это в провинциальной аптеке! Эти немцы и вправду жили зажиточно, зачем начали воевать?
Чет не понимал этого, но долго голову не ломал. Складывал лекарства, их было много, все не заберёт. А надо бы, потому что неизвестно, что будет дальше со снабжением. Вроде и побеждаем, а бардак не меньший, чем в начале войны. Только тогда бежали, а теперь наступают. Чет думает, что надо взять госпитальную полуторку и приехать сюда на ней. Запас еды не просит. Чет сложил в рюкзак самое необходимое, за остальным собирался вернуться. Чет был увлечён лекарствами, когда услышал крик. Женский крик. Или вскрики. Дальше топот, кто-то бежит по лестнице со второго этажа. Кажется босой бежит, стучат о ступени босые ноги.
- Стой, сука! - кричит со второго этажа какой-то мужик. Наш, кричит же по-нашему. Видимо, гонится за кем-то. Чет оставляет рюкзак, хватается за пистолет. Трофейный "Вальтер" с выбитыми узорами. Но пистолет оказывается не нужен, потому что в зал аптеки забегает окровавленная и испуганная девочка в изодранной рубашке. Лет четырнадцать, не больше. Видимо, хотела бежать на улицу, но видит Чета, резко отшатывается, пытается остановиться, ноги едут, она едва удерживается, когда на неё налетает солдат, бежавший следом. Валит с ног, барахтается с девушкой на полу.
- Ах ты курва немецкая! Убежать хотела! Не уйдешь! Сучка! - солдат задирает девушке рубашку, пытается снять трусы, но она сопротивляется, вертится под ним, словно рыба на сковороде. Солдат дает ей несколько пощечин, потом просто рвёт трусы, расставляет ей ноги. Девушка что-то хрипло шепчет по-немецки, видимо просит отпустить. Солдат хохочет. - Мы победили! Мы победили! Сука! Теперь терпи, курва фашистская!
Чет ошеломленно смотрит на всё это. Девушка хрипит, солдат сопит, никак не может расстегнуть пуговицу на мотне.
- Да ёб твою мать! - отрывает пуговицу, спускает штаны, резко вводит член в девушку. Она кричит. Этот крик приводит Чета, который растерянно наблюдал за происходящим, в чувство.
- Ты что делаешь? - спрашивает он.
Солдат испуганно оглядывается, его рука тянется к автомату за спиной. Но видит Чета в военной форме и улыбается.
- Товарищ, поднимайся наверх! Там баб полно! Попрятались сучки! На всех хватит! А я здесь, с этой блядью!
Солдат начинает двигаться, девушка стонет, пытается оттолкнуть насильника, но тот заламывает ей руки за голову и прижимает к полу. Хрипит и резко дергается.
- Курва! Курва! Курва! За всё, блять, за всё!
Девушка сначала просто стонет, а потом начинает тихонько выть.
- А ну закрой пасть! - раздражается солдат и бьет девушку лбом в лицо. Она стонет и воет дальше, похожая больше на раненое животное, чем на человека. Солдат закрывает её рот ладонью и делает свое дело.
Чет смотрит на все это с каменным лицом, у него начинает дергаться правый глаз. Девушка воет, солдат судорожно двигается, хрипит от страсти. Чет подходит и со всей силы бьёт бойца по голове своим тяжелым кулаком. Солдат мешком заваливается в сторону. У Чета сильный удар. Начальник госпиталя предупреждал его, чтобы сдерживался, не лез в драку, потому что голыми руками может легко убить. Не знает сейчас, убил солдата или тот только потерял сознание. Оттягивает тело в сторону. Девушка испуганно смотрит на Чета. Боится бежать, возможно думает, что сейчас сам Чет залезет на неё. Но он помогает ей подняться, оглядывается. Видит дверь на задний двор. Показывает, чтобы бежала туда, показывает, чтобы быстрее. Девушка не может бежать. Ноги ее не держат, шатается, хватается руками за стены. Из влагалища у нее течет кровь, оставляя пятна на порванной рубашке. Девушка испуганно озирается, может боится, что Чет выстрелит ей в спину. Но Чет показывает, чтобы уходила. Она выбегает из дома.
Чет поднимается по лестнице на второй этаж. Наверное, там жила семья хозяина аптеки. Чет уже видел такие дома. Зажиточно жили люди. На первом этаже торговали, на втором жили, каменные дома, по несколько комнат, с отоплением и канализацией. Чет вспоминает родительский дом под соломенной крышей. Что там говорить, если здесь даже в сёлах возле каждого домика стоит будка туалета. А в наших сёлах все бегают в кучу навоза за сараем. Разве что возле сельсовета сделают туалет, для проверяющих из города.
Чет уже на втором этаже, заглядывает в одну комнату. Видит там мертвую женщину, с задранной одеждой, расставленными ногами и бутылкой, большой бутылкой во влагалище. Чет ошеломлённо смотрит. Он и не такое видел, он же военный хирург, но всё равно поражён. Тяжело дышит, поморщился. Когда слышит шум в соседней комнате. Там несколько солдат насилуют двух девушек, которые уже не оказывают никакого сопротивления.
Чет хватает автомат одного из солдат и даёт очередь в потолок. Солдаты аж подпрыгивают от страха.
- Ты чего? Ты что делаешь? - удивлённо смотрят на Чета.
- К стенке! Стать к стенке! - тихо говорит тот. У него побелевшее лицо и дергается правый глаз. Солдаты смотрят на него испуганно. На него и на автомат в его руках. Они видят его лицо и понимают, что он не шутит. Но они же не делали ничего такого! Как все, так и они. Это же земли Третьего рейха, территория врага, здесь можно не сдерживаться! А эти немки, они же и сопротивления не оказывают, сами ложатся и раздвигают ноги, уже научены!
- Ты чего? Товарищ, присоединяйся! Мы тут развлекаемся! Чтобы знали, суки! За все наши страдания! - говорит один из солдат, старший. - Давай! Смотри вон! Чистенькие, без всякого там сифилиса! - солдат толкает одну из девушек ногой, немка стонет.
Чет даёт ещё одну очередь. Солдаты испуганно становятся к стенке, смотрят на него. Больше ничего не говорят. Через несколько минут на стрельбу прибегает патруль из комендатуры, который забирает и солдат и Чета. Тот солдат, которому он приложился кулаком по голове, таки выжил, но немного повредился в уме, так что неприятностей было много. Чета едва не отдали под суд. Он провёл тогда две недели в камере дивизионной гауптвахты. И вот он снова в камере.
Полковник смотрит на Чета.
- Ты тогда солдату чуть голову не проломил! Остальных чуть не пострелял! Наших солдат! Пехоту! Которые кровь проливали! За каких немецких сук! - кричит полковник.
- Нельзя женщин. Так. - тихо говорит Чет.
- Что нельзя? - аж подпрыгивает от ярости полковник. - Да ты знаешь, что немцы вытворяли с нашими? Если бы они твою семью вырезали бы, тогда бы посмотрел я, чтобы ты сказал, можно или нет!
- Нет у меня семьи. - тихо говорит Чет и опускает голову.
- Как нет? - удивляется полковник и даже немного успокаивается. - Ты что, сирота?
- Нет, просто умерли все. Ещё до войны.
- Вот ты и не понимаешь ничего! - Войтович поднял палец и грозит пальцем. - Мы победители, мы кровь проливали, поэтому имеем право отплатить! Сторицей отплатить! Кровь за кровь! И на женское внимание имеем право! А ты лезешь, куда не надо. То немок защищаешь, то блядь какую-то госпитальную.
- Лида - не блядь.
- Тьфу! Ну упрямый, как бык! - снова раздражается полковник. - Ну откуда ты такой взялся? Ну я бы ещё понял, если бы ты с ней жил и заступился! За свою бабу! Ну это хоть на голову налазит. Хотя чтобы там с ней случилось, если бы дала она тому Калинину! Она же медсестра, она знаешь скольким за войну дала? Знаешь?
- Нет.
- Многим! И тут бы дала тихонько и всё. Да нет же, встрял, герой, блядь! Какого хера? Ты же не спал с ней! Ну чего ты полез? Ты же знал, что на тебя и так искоса смотрят за тех солдат! Так нет! Ударил офицера! Забрал оружие, бросил в подвал, словно пьяницу какого-то! Голову разбил! Это же трибунал! Трибунал! Так боевого офицера унизить!
- Он вёл себя неправильно. - бубнит Чет.
- Вот же упрямый! Хоть кол на голове теши! Ну как бычок! - полковник плюет на пол и идёт к выходу. Останавливается уже в дверях. - Скажу тебе честно, Загорулько, готовься к худшему. Что могу, то сделаю, ты мне всё-таки жизнь спас. Но ничего не обещаю. Ничего! В заднице ты, такой глубокой заднице, что могу и не вытянуть.
Полковник уходит, двери за нм закрываются, гремят засовы. Чет ещё некоторое время стоит смирно, потом садится на нары.