Ивченко Владислав Валерьевич : другие произведения.

Однажды на Диком Востоке. 11. Ахтырские приключения

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Сотник и Чет отправляются в погоню за любовью, с очень разными результатами

  Чет и Дубкивський слезают с дерева, уходят в чащу леса.
  - Что ты будешь делать, Чет?
  Тот пожимает плечами. Пожалуй, впервые в жизни Чет не знает, что делать.
  - Я не пойду к ним. Пусть расстреливают этого развратного старикана! - раздражается Дубкивський. - Я ненавижу его! Он предал маму, предал меня, предал Родину! Он же не вспоминал о нас, даже когда разбогател, написав ту проклятую книгу! Только и всего, что несколько раз присылал мне небольшие подарки на Рождество! Ему было не до меня! Сначала та хористка, потом чудовища! Вот, что его интересовало, а не я! Теперь пусть гибнет, мне всё равно!
  Чет прижимает палец к губам, показывает, что говорить надо тише. Лес не такой уж и большой, их могут услышать. Идут молча, потом Чет останавливается. Дубкивський смотрит на товарища.
  - Что?
  - Я пойду.
  - Но ты любишь Миру, а не ту женщину! - удивляется сотник.
  - Я был ранен. Зима, морозы. Я бы подох, как бродячая собака. Я никому не был нужен, меня на порог не пускали. А она приютила меня. Выходила, выкормила. А ещё пацанёнок. Ему пять лет. Он не виноват. Хороший парень. Ему жить и жить. Не могу. - вздыхает Чет.
  - А как же Мира?
  - Не спрашивай. - Чет отворачивается и кривится.
  - Они же расстреляют тебя.
  - Та женщина не виновата. И пацан. - Чет стоит грустный. Дубкивський подходит к нему, обнимает.
  - Теперь я не пойду с тобой. - вздыхает сотник. Чет кивает головой. - Просто есть дела. Я же говорил, что у меня в Ахтырке любимая. Надо зайти к ней, ну и ещё кое-что.
  Они ещё раз обнимаются, уже расходятся, когда Чет останавливается.
  - Найди Миру.
  - Хорошо. - кивает сотник.
  - Передай ей, что ... - Чет замолкает.
  - Что передать? - спрашивает Дубкивський. Но Чет молчит. - Хорошо, я понял, передам, если увижу.
  - Если ей понадобится помощь, ты поможешь?
  - Конечно. Только думаю, что Мира со всем справится сама. Оно - молодец.
  Чет кивает головой. На том и расходятся. Дубкивський скрывается в лесу до ночи. А Чет прокрадывается в город и приходит в штаб. Там его видит матрос Жныкин, у которого всё лицо - сплошной синяк от плевка Шпыля.
  - Попался, контра! - кричит матрос, подбегает к Чету и начинает его бить. Тот уклоняется, потом отбрасывает матроса. Жныкин хватает свой маузер, может бы и застрелил, если бы не подбежал Ерофеев.
  - Прекратить! - кричит комполка и отводит Чета в подвал.
  - Я пришёл. Отпусти женщину и ребенка. - напоминает Чет.
  - Хорошо. - обещает комполка. Не спешит уходить. - Зря ты пришёл. Расстреляют тебя.
  - Чему быть, того не миновать. Вы нашли Миру?
  - Да. Двенадцать верст отсюда. Там холмы под Ворсклой, в них мел добывали, пещеры вырыли. В одной Шпыль и спрятался. Только он же большущий, сам залез, а ноги торчат. С аэроплана и заметили.
  - А она?
  - С ним, наверное.
  Молчат два товарища. Комполка достает из кармана портсигар, точно такой, как у комиссара Либермана. Их подарил сам товарищ Троцкий после одной удачно проведенной операции.
  - Закуривай. - предлагает Ерофеев, Чет берет сигарету, поджигает. Понемногу дымят в тёмном подвале. Каждый думает о своём. Точнее о своей.
  - Если сможешь, помоги Мире. - просит Чет. - За меня.
  Раньше бы Ерофеев удивился такой просьбе. Уже стоит человек у стенки, а думает не о том, как самому спастись, а про другого. Но сейчас не удивляется. Потому что и сам часто думает о той девушке, которую подобрали после пыток Кручёного. Её зовут Настя. Когда думает о ней комполка, то как-то размягчается, будто ватный становится. И ещё заметил, что смерти стал бояться. Жить ему теперь хочется. И сам уже несколько раз думал про хутор, про то, чтобы поселиться там с Настей и жить, детей растить. Сам себя спрашивает комполка, а как же революция? Убеждает, что нельзя революцию забывать. Сколько крови пролито, товарищей погибло! Не зря же! И коммунизм впереди! Конечно, будет воевать и дальше. А Настя... Рано или поздно война закончится, тогда и будут они вместе. И дети будут. Ведь коммунизм для кого, для грядущих поколений! Для их с Настей детей.
  - Поможешь? - переспрашивает Чет, не дождавшись ответа.
  - Запал на неё? - спрашивает Ерофеев.
  Чет молчит. Он закрыл глаза и видит её. В руках Шпыля, огромного и страшного, она ещё более хрупкая и беззащитная. Его Мира где-то далеко наедине с чудовищем, а Чет здесь, в подвале и ничем не может ей помочь. Эта мысль, как ножом по сердцу. Стонет Чет.
  - Что такое? Ты не ранен? - спрашивает комполка. Чет молчит. - Мы с утра выступаем. Должны прийти новые кандалы, крепкие. Схватим великана и отправим в Москву. А за неё не волнуйся. Она нужна, чтобы Шпыля этого держать в повиновении.
  Ещё стоят, молчат, потом комполка уходит из подвала. Уже на улице стоит и думает, как вот ему быть. Завтра же придется отдать приказ о казни Чета. Лучшего товарища, человека, который ему жизнь спасал и не раз! А ничего не поделаешь! Ничего! Кряхтит комполка.
  Понимает, что такова жизнь. Революция, гражданская война. Разве не приходилось ему видеть, как брат шёл против брата, сын на отца, друг против друга? И сколько раз такое было! Что поделаешь?
  Пока комполка думает на улице, в штабе матрос Жныкин пришел к комиссару Люшкову и докладывает о контрреволюционных связях комполка Ерофеева.
  - Защитил этого подонка, Загорулько! Они, видите ли, на войне вместе были! А что он враг революции, так ему и безразлично! Разве так можно? Надо отстранить его от командования, расследование провести! Ненадёжный он человек! Плюс к бабе бегает в госпиталь. А баба то из местных, в обозе Волчьей дивизии была, может специально заслана! - говорит Жныкин и смотрит куда-то в сторону, ему стыдно перед товарищем комиссаром за собственное лицо, похожее на сплошной синяк.
  - Больно? - спрашивает комиссар с такой интонацией, будто действительно волнуется.
  - Да, ничего. - Жныкин пожимает плечами. - Это ж за революцию. Не просто так.
  - Это точно. - Люшков подходит близко и вдруг бьёт матроса кулаком прямо в лицо. Жныкин падает на пол. Кто мог подумать, что может так ударить комиссар своим небольшим пухленьким кулаком? А так ударил, что грохнулся Жныкин и валяется на полу. А комиссар подскочил и еще ногами добавляет. Хорошо хоть не в сапогах, а в туфлях был.
  - Вот тебе за революцию! Вот! Скотина! Это из-за тебя операция провалилась! Если бы не ты, мы бы уже Шпыля в Москву отправили! А ты полез ту девку расстреливать! Идиот!
  - Она - контра! Она наших убивала! - кричит с пола Жныкин. - Её к стенке надо! - плюётся он кровью.
  - Тебя к стенке! Тебя! Дурак! - кричит Люшков. На крики прибегает Либерман, оттаскивает товарища. - Убери этого подонка, чтобы я его не видел больше! Иначе застрелю, как собаку! Разжаловать в рядовые! На кухню его, пусть картофель чистит! Ни к чему другому его не подпускать, идиота такого!
  - Генрих, тихо, не волнуйся. - успокаивает товарища Либерман. - Пошел отсюда! - кричит на Жныкина. Тот и встать толком не может, на четвереньках ползёт к выходу. Либерман даёт пинка под зад матросу и закрывает за ним дверь.
  - Расстреливать таких болванов надо! - всё злится Люшков.
  - Ну, он же балтийский матрос, с самого начала за революцию, как его расстреляешь? - вздыхает Либерман.
  - И что, что балтийский матрос? Да он сегодня революции столько вреда нанёс, как мало кто из врагов!
  - Генрих, забудь о нём. Ложись, отдохни, завтра трудный день. - успокаивает Либерман.
  - А ты куда? - спрашивает Люшков, присматриваясь к товарищу, который успел и помыться и побриться, даже одеколоном спрыснулся.
  - Да, есть тут одно дело. - улыбается Либерман и подмигивает.
  - Уже кралю себе завел? Ну, ты быстрый! - моментально успокаивается Люшков.
  - Генрих, жизнь коротка, надо успевать.
  - Слушай, а там для меня ничего нет? Может подруга какая-то?
  - Нет, девушка одна.
  - Просто я на ту блондинку насмотрелся и как-то забурлил организм. - смеётся Люшков.
  - Ага, эта Мира дама такая, волнующая. Даже Шпыля распалила. Ну да ладно, побежал я.
  - Завтра тяжелый день, так что не очень там.
  - После хорошей ночи весь день, как на крыльях летаешь. - смеётся Либерман.
  - Ну, давай, летун.
  Либерман бежит по лестнице к двери, навстречу ему ведут Бар-Кончалабу, которого привезли с обыска дома фон Шпила. Профессора заводят в подвал, где уже сидит Чет. Бар-Кончалаба напряженно думает о чём-то, бормочет под нос, потом, почувствовав присутствие другого, спрашивает:
  - Здесь есть кто?
  - Есть - говорит Чет.
  - Ты тот парень, что бежал вместе с моим сыном? - узнает профессор Чета по голосу.
  - Да.
  - А где Славко?
  - Остался в лесу.
  - С ним всё нормально?
  - Наверное.
  - Я за него очень волнуюсь.
  - Кажется, он на вас обижен.
  - Я знаю. - Бар-Кончалаба вздыхает в темноте. - Я виноват, я делал ошибки, я был эгоистом, думал только о себе. А теперь пришло время платить за то, что было сделано.
  Профессор замолкает. Видимо, что-то думает, потому что начинает ходить по подвалу, бормотать что-то себе под нос, точно также, как сотник, потом снова обращается к Чету.
  - Он хороший парень, Славко. Немного наивный, но хороший. И он ненавидит меня, потому что любит. То есть хотел бы любить. Но я сделал столько ошибок! Если бы я мог как-то исправить ситуацию! Я бы был согласен ради этого на что угодно! Но жизнь - сложная штука. В ней не всегда бывает так, как ты хочешь. Точнее почти всегда всё происходит не так.
  Чет молчит. Если бы было светло, можно было бы увидеть слёзы в его глазах. Слёзы в которые и сам Чет не верит, потому что он никогда раньше не плакал. И никогда не испытывал этот сложный букет из страха и радости. Страха за Миру и радости, что она есть.
  - Понимаете, я сейчас ничем не могу ему помочь! Я никогда ему не помогал, я жил своими делами, сначала той женщиной, к которой ушёл из семьи, потом книгой, всеми этими исследованиями чудовищ. Я был так занят, что забыл о сыне. Я будто спал! И вот только я проснулся, увидел свои ошибки, захотел их исправить, как оказалось, что уже поздно. Обидно.
  Профессор ещё долго раскаивается перед Четом в своих прежних грехах, говорит, что хочет выбраться отсюда, чтобы встретить сына и поговорить с ним.
  - Нельзя умирать, не сказав главного. - вздыхает Бар-Кончалаба.
  Чет профессора почти не слушает. Даже когда тот вскакивает и кричит, не обращает внимания. Но Бар-Кончалаба находит Чета в темноте, начинает трясти.
  - Как же я не подумал? Как же я не подумал? - кричит профессор.
  - Что такое? - удивляется Чет такому поведению, убирает руки профессора.
  - Это же подвал ахтырского доме фон Шпила!
  - И что?
  - Здесь должен быть выход на улицу! Тот выход, которым бежал Шпыль, когда сюда пришла полиция!
  - Тихо! - говорит Чет и затыкает рот профессора рукой. - Не кричи! Должен быть выход? - Чет чувствует, что Бар-Кончалаба кивает головой. - Но я перещупал тут все стены, ничего нет. - Чет убирает ладонь с профессорского рта.
  - Должен быть какой-то тайный рычаг. Покойный фон Шпил любил такие хитрости.
  Лазят подвалом, ищут. Ничего не находят.
  - Стой! - говорит Бар-Кончалаба. - А может вверху? Становись мне на плечи!
  Чет залезает на плечи профессора, тот кряхтит, но держит. Чет шарит руками в темноте, когда, наконец, находит что-то.
  - Есть.
  - Что там?
  - Не знаю, вроде сосулька большая, только каменная.
  - Двигается?
  Чет налегает, сначала без толку, а потом эта каменная сосулька движется и в подвале слышно какой-то скрежет.
  - Открылось! - шепчет профессор, Чет соскакивает с его плеч. И действительно, в стене появилось отверстие, ворота целые, Шпыль мог тут пролезть. Лезут туда. Позади гремят замки, охрана услышала шум в подвале и спешно открывает двери.
  - Давай, профессор, давай! - шепчет Чет. Они лезут вверх, куда-то в темноту. Вот уже выбрались в сад за домом. Позади шумят солдаты. - Быстрее!
  Чет тянет Бар-Кончалабу за собой, в штабе уже тревога, постовые стреляют по теням в темноте. Чет почти перебрасывает профессора через забор, прыгает сам, уже бегут по ночной улице, за ними гонятся и догонят, потому что профессор стар, не может бежать быстро, а ещё запыхался, едва дышит.
  - В кусты и сидеть тихо! - шепчет ему Чет. - Я их отвлеку! - толкает профессора в кусты, а сам ждет, пока солдаты приблизятся. Чтобы видели его. Тогда только убегает. Выстрелы. Одна из пуль царапает руку, но это мелочи. Чет уводит солдат от кустов, в которых спрятался профессор, а затем уже отрывается от погони и уходит огородами. Погоня отстает, солдаты бегают с факелами, кричат, суетятся, но след беглецов потеряли.
  Дом в центре Ахтырки. Небольшой и нарядный, раньше здесь жила прислуга Нимчиновых, очень уважаемой семьи в Ахтырке. Нимчинов-старший возглавлял местный банк, входил в правление железной дороги, владел несколькими экономиями вокруг города. Состоятельный человек, так что мог себе позволить построить один из лучших в Ахтырке домов. Конечно, не такой роскошный, как у барона фон Шпила, первого богача Ахтырки да и, пожалуй, всей Слобожанщины. Но всё равно, достойный дом.
  Теперь там госпиталь, а бывшие хозяева живут в домике для прислуги, которая давно разбежалась. Нимчинов живет вместе со своей дочерью, красавицей Оксаной, которая вот прямо сейчас смотрит на себя в зеркало. Красит губы, брови, пудриться. Отец смотрит на всё это с осуждением и недовольно вздыхает. В этом запуганном старике не узнать бывшего хозяина города, которого даже в Харькове уважали за умение вести дела. Теперь же он не хозяин жизни, а дрожащая тень, влачащая существование лишь ради дочери. Так просила покойная жена, когда умирала. Только из-за этого Нимчинов и держался, жил, хотя давно бы предпочел умереть, потому что разве это жизнь?
  - Папа, вы погуляете сегодня вечером? - спрашивает Оксана.
  - Своего пархатого ждёшь? - с обидой интересуется Нимчинов.
  - Папа! - укоризненно вздыхает Оксана.
  Нимчинов крутит головой.
  - Куда катится мир? - шепчет он. - Православная девушка встречается с жидом! Хуже того, с комиссаром! Господи, хорошо хоть мать твоя не видит этого позора! - Нимчинов крестится и вздыхает. Раньше он был почти атеист, любил пошутить про попов и религиозные предрассудки народа, но трудные времена сделали его религиозным, он ходит в церковь, в хоре поёт. - Оксана, доченька, брось его, умоляю!
  - Папа, мы уже об этом говорили! - раздражается девушка.
  - Дочка, это же позор! С жидом, с комиссаром!
  - Папа, раньше может и позор был! А сейчас жизнь изменилась, совсем изменилось! Я не могу оставаться в призраках прошлого, мне сейчас нужно жить!
  - Но жид, да ещё и комиссар!
  - Он дарит подарки и он приятен, как мужчина.
  - Ты рассуждаешь, как шлюха! - взрывается Нимчинов и тут же пугается своей несдержанности.
  - Папа, благодаря этой, как вы изволили выразиться, шлюхе у нас есть всё, что есть! Нас не выгнали из этого дома, а вас не расстреляли за контрреволюцию, как большинство ваших знакомых! - перечисляет Оксана. Она не кричит, ей и не нужно кричать, достаточно подпустить в голос металл и отец уже сломан. - Пойдите, погуляйте, подышите свежим воздухом. Только осторожно, в городе комендантский час, чтобы снова не пришлось вызволять вас из комендатуры.
  Старик вздыхает и выходит. Он уже привык к тому, что ничего не понимает в новой жизни, так что только терпит её. Оксана облегченно вздыхает, когда за отцом закрывается дверь. Она настаивала, чтобы отец ушёл, потому что дом очень маленький. Кухня и комната. Ей до сих пор неловко встречаться здесь с мужчинами, чувствуя, что отец всё слышит. Так что приходится гнать его на прогулку. Оксана последний раз смотрит в зеркало. Она красивая. Несмотря на то, что последние годы были тяжелы, несмотря на то, что очень трудно с парфюмерией, но она хороша. И она сможет устроить свою жизнь так, как нужно. Чтобы не тлеть, не быть тенью, как её отец, а жить по-настоящему! Этот Борис - весьма неплохая кандидатура. Он сделал хорошую карьеру у красных и у него незаурядные перспективы. К тому же он нравится ей, как мужчина, страстный и сильный. Она будет с ним, чтобы там отец не говорил. Евреи тоже люди, а комиссары, сейчас, лучшие из людей.
  Стук в дверь. Это он. В дом заходит комиссар Либерман. Он весел, глаза аж горят. Сразу лезет целоваться. Обнимает Оксану, мнёт её, шепчет что-то на ухо, какие-то скабрезности, на которые он большой мастер. Она томно смеётся и вырывается из объятий, поскольку знает, что нельзя подавать все блюда сразу.
  Комиссар отдаёт ей пакет с разными вкусностями. Недаром же приказал провести обыск базара для борьбы со спекуляцией. Теперь в пакете и сочная ветчина и бутылка сладкого вина и конфеты и копченая рыба, даже два апельсина, неизвестно как попавших в Ахтырку. Оксана восторженно смотрит на все эти сокровища. Человек, которому пришлось голодать, смотрит на еду совершенно другими глазами. А тут же не просто еда, а целая гора деликатесов, особенно по нынешним тяжёлым временам! Целует комиссара, накрывает на стол, ставит самовар, беседуют, но недолго, потом Либерман хватает её, тянет к себе, начинает страстно целовать, расстёгивает пуговицы на платье и подталкивает к кровати.
  Он такой неудержимый, такой горячий. И как мужчина достаточно вынослив, хотя не умеет быть нежным. Ничего, она научит. Оксана снимает с комиссара кожанку, целует, берется за фуражку и тут из неё выпадают какие тяжёлые клочья.
  - Господи! Что это? - Оксана отшатывается от Либермана, упирается спиной в стенку, толкает его, комиссар сваливается с кровати. - Что это? - кричит она и так кривится от отвращения, словно увидела перед собой жабу.
  - Оксана, не волнуйся! - шепчет Либерман, выставляет руки, пытаясь успокоить девушку. - Тихо, тихо! Не бойся! - он кивает головой и эти ужасные куски колышутся в так голове.
  - Боря, что это? - она дрожит и голос её дрожит от брезгливости.
  - Это уши, это мои уши! - комиссар быстренько прячет их под фуражку. - Просто не трогай фуражку и всё! - он опять лезет целоваться, но видит её побелевшее лицо. - Вот и самовар готов. - Пытается он сменить тему.
  Пьют чай молча.
  - Откуда они? - спрашивает Оксана через некоторое время, когда уже немного успокоилась.
  - Да воды попил неудачно.
  - Они отвратительны.
  - Я знаю. Я пойду на операцию, их обрежут. - обещает Либерман.
  Оксана вспоминает, что он и так обрезан. Сначала ей казалось это отвратительным, она же никогда не видела такого. Но сейчас привыкла. Видимо и к ушам привыкнет. Вспоминает их и снова содрогается. Какие же они мерзкие!
  - А почему одно дырявое?
  - Атаман Кручёный прострелил. Давай не будем на них сосредотачиваться. Их скоро не будет. - хмурится комиссар.
  - Хорошо. Извини милый, я просто испугалась. - смягчается Оксана, которая не хочет, чтобы комиссар на неё обиделся.
  Либерман лезет через стол, чтобы поцеловать её. Оксана сначала подставляет щеку, а потом ей кажется, что она слышит прикосновение его ушей через фуражку. Вздрагивает и уклоняется от его губ.
  - Ну что? - немного раздражается комиссар. Эта женщина ему нравится, можно сказать, что он влюблён, хотя он не верит в любовь. Он знает, что в отношениях мужчины и женщины главную роль играет природа, физиология, а всякая любовь-морковь, это выдумки и бред старого мира, о которых сейчас нужно забыть.
  Он встаёт и хватает её. Опять тянет в кровать. Там успевает раздеть её и сбросить штаны сам, когда на улице начинается стрельба. Это охрана увидела побег Чета и Бар-Кончалабы. Либерман вскакивает, смешной без штанов, но в фуражке.
  - Милый, останься. - просит Оксана и тяжело дышит. Он разжёг её своими ласками, Оксана не хочет, чтобы он сейчас ушёл. - Пожалуйста!
  - Не могу. Там что-то происходит. - комиссар быстро натягивает штаны. - Наверное, тревога, мне нужно узнать в чём дело. - целует её и убегает с наганом в руке.
  Оксана остаётся в постели. Потом встает, одевается, садится за стол и начинает меланхолично пить чай с конфетами. Вспоминает о временах, когда она была первая невеста не только в Ахтырке, но и в нескольких близлежащих уездах. У неё был свой выезд, две свои комнаты, своя горничная. А еще целая свита поклонников, которые ловили каждый её взгляд. Вот была жизнь! Она вспоминает, как ездила с семьей в Биариццу, как танцевала на балах в Киеве. И много ещё чего можно вспомнить. Только больно всё это вспоминать. Потому что сейчас ей приходится собственноручно чистить картошку или потрошить кур, чтобы сварить суп себе и отцу. Сейчас приходится самой стирать и убираться. А ещё радоваться этим пакетам, которые приносит Боря. Радоваться, будто она какая-то проститутка!
  Вот как перевернулась жизнь. Но она не будет ныть, не будет цепляться за то, что было. Иначе станет такой, как отец, который весь в воспоминаниях, который не хочет видеть, что всё изменилось и изменилось безвозвратно. Она молода и красива, она умна и как бы не летела жизнь кувырком, она удержится на ногах и сделает всё правильно.
  Оксана наливает себе вина. Пьёт и улыбается. Знает, что Боря ещё вернется. И у них будет любовь. А через месяц или два они поженятся. Обязательно уедут из города куда-то, где её не знают, чтобы не донимали вопросами о происхождении. Она в анкетах пишет "дочка банковского служащего", а кто там разберется, был ли её отец мелким клерком или председателем правления. Боря говорит, что когда революция победит, то они переедут жить в Москву. Это ей нравится, Москва - большой город, не провинциальная дыра - Ахтырка. Оксана закрывает глаза и погружается в мечты о будущей столичной жизни, которой она, без всякого сомнения, достойна.
  Когда в дверь стучат. Боря так быстро вернулся?
  - Боря? - она идёт к двери, потом вспоминает, что не закрывала её. И за дверью это поняли, потому что уже заходят. Дубкивський. Он крался огородами в город, уже был рядом, когда поднялся шум возле штаба, надо бы было переждать, пока всё уляжется, но сотник не мог больше ждать, побежал к дому любимой, хотя очень рисковал. Сначала кинулся в больший дом, но там раненые и медсестры, а ещё охрана на входе. Начал обходить, хотел заглядывать в окна, когда увидел Оксану в окне дома для прислуги. Бросился, чувствуя, как колотится сердце. Вот забежал внутрь. Оксана сначала его не узнала.
  - Кто вы такой? - спросила испуганно. Времена были тревожные, только и жди беды.
  - Оксана, это я! - он был в грязной, обтрёпанной одежде, давно не бритый, нервный, потому что крался по тёмным улицам, постоянно рискуя столкнуться с патрулем. - Это я, Славко! - он улыбается. И тогда она вспоминает эту улыбку.
  - Славко?
  - Я! Славко!
  Она ошеломлённо смотрит на него. А он смотрит на неё и млеет. Ведь она хороша. Густые и блестящие волосы, высокая грудь, тонкая талия, волны бёдер. Сотник хватается рукой за стену, чтобы не упасть. Она вспоминает их роман. Не первый у неё, но такой, страстный. Этот Славко приехал в Ахтырку с мазепинцами. Был сотником у них, но что-то никакой сотни у него в подчинении Оксана не видела. Просто состоял при штабе. Поселился в доме Нимчиновых, ещё в том, большом доме. Хотя он был вооружён, хозяин в городе, но вёл себя вежливо, не позволил горожанам разграбить имущество Нимчиновых, научил Оксану ездить верхом. Именно за городом, где-то на цветущих лугах под Ворсклой произошло то, что и должно было произойти, между молодыми и красивыми. Славко начал писать ей стихи и носить букеты, рассказывая о светлом украинском будущем. Оксана в это будущее не очень верила, отец вообще ждал, когда вернется царь-батюшка и наведёт порядок. Но когда бушует любовь, политика отходит на второй план, они ездили в луга, любили друг друга и всё было прекрасно. А потом красные начали наступление. Под городом загремела пушки, Славко пообещал отогнать красную орду и вернуться к любимой. Но красные бросили большие силы и мазепинцам пришлось отступать. И Славко пропал. Это было больше года назад. Оксане пришлось сделать аборт, потому что она не хотела рожать незаконнорожденного ребёнка. Уже начала забывать про сотника, который был неплохим человеком, но многовато говорил и был слишком мечтателен. И вот на тебе, явился.
  - Что ты здесь делаешь? - спрашивает Оксана и у неё плохие предчувствия.
  - Пришел за тобой. - улыбается он и сладко вздыхает.
  - Что? - не понимает она.
  - Пришел за тобой. Я же обещал! - Дубкивський смотрит на неё и улыбается, видя, что она за год только расцвела. Такая же красивая, прямо персик. И дождалась его, дождалась! А как могло быть иначе, если они поклялись друг другу в вечной любви! Он вспоминает цветущий луг над Ворсклой. Они лежат на его шинели и говорят, что будут любить друг друга всегда, что бы произошло. - Я пришел за тобой, моя любимая! - торжественно произносит Дубкивський, стараясь подпустить в голос баса.
  - За мной? - Оксана аж морщится, потому что не понимает, что происходит. Откуда сотник взялся в Ахтырке? - Ты что, уже с красными?
  - Боже упаси, милая! - возмущается Дубкивський. - Как я могу быть с этими врагами Украины?
  - А как ты здесь оказался?
  - Прокрался тайком! Это было очень рискованно, меня могли схватить и расстрелять, меня и хватали много раз, но я бежал! Потому что должен был прийти к тебе, как и обещал. Чего только не сделаешь ради любви! Ах, милая, как же ты прекрасна! - Дубкивський бросается к ней. Ему так хочется обнять её, прижать к себе, почувствовать её тело, такое нежное и тёплое! Он наслушался в подземелье сладких стонов от Чета и Миры, он тоже хочет этого и вот его любимая Оксанка рядом! Его Оксанка с ним! Он хочет её обнять, но она вырывается.
  - Подожди! - кричит она зло, чем удивляет сотника. То есть, если бы Дубкивський обратил внимание на выражение её лица, то понял бы, что она не слишком то ему рада. Но Славко был в сладких грёзах. Он схватил Оксану и поцеловал, вложив в поцелуй всю накопившуюся нежность и страсть. Он умел целоваться, так что сломил её сопротивление, Оксана застыла в его объятиях, открыла губы. Ох, как жадно они целовались! А дальше он начал снимать с неё платье, а она сбросила с его головы грязную фуражку. Она так любила его пышные кудрявые волосы!
  - Господи! Что это! - она глазам своим не поверила, потому что это снова были уши. Огромные, словно у слона. Красные, здоровенные уши, такие же, как и у Бори! - Да вы что, издеваетесь! - закричала Оксана и столкнула сотника с кровати.
  - Не волнуйся, милая, не волнуйся! - зашептал Дубкивський, который не хотел отрываться от любимой из-за этих проклятых ушей. - Просто воды попил не там, где надо. Не волнуйся!
  Но Оксана не позволяет приблизится к себе.
  - Уйди!
  - Милая, что такое? Ну, подумаешь, уши! Просто не касайся фуражки и всё! Оксаночка, как я по тебе соскучился! Милая моя! Ну, чего ты? Что не так? - шепчет он и всё хочет снова прижать её к себе, но она не даётся в руки.
  - Славко, уходи!
  - Что?
  - Я прошу тебя, уходи!
  - Как уходи? Я же за тобой пришел!
  - За мной?
  - Да! Поедем вместе!
  - Куда?
  - К нашим! А потом, когда выгоним красных, вернёмся! Поехали, милая!
  - Я никуда не поеду!
  - Как?
  - А так!
  - Но мы должны быть вместе! А здесь мне оставаться нельзя, потому что красные меня убьют!
  - Так беги отсюда!
  - Во-первых, Дубкивський никогда не убегает! Он не какой-то мелкий вор, чтобы бежать! - Славко становится в позу, достойную провинциального театра: руки в боки, грудь колесом. Во-вторых, я же не могу уйти без тебя! Мы же обещали друг другу, мы любим друг друга и ...
  - Это в прошлом. - говорит она. Тихо и упрямо.
  - Что? - Дубкивський таращит глаза, не может поверить своим ушам.
  - В прошлом. - Оксана не улыбается, они смотрит на него каким-то чужим взглядом.
  - Оксана, что ты такое говоришь?
  - Я не люблю тебя. - произносит она неторопливо и чётко. Не отводит глаз. Дубкивський растерянно смотрит на неё. Он не ожидал такого.
  - Оксана, не шути так! Мне больно это слышать!
  - Я не шучу.
  - Как не шутишь? Оксана! - Дубкивський бросается к ней, ему кажется, что стоит слиться в поцелуе с любимой, как всё наладится. Но она не даёт себя обнять, вместо этого наставляет на сотника пистолет. Такой небольшой дамский парабеллум, который подарил ей Либерман. Ведь времена тревожные, воров и бандитов полно, вот и дал любимой женщине оружие.
  - Не подходи. - говорит она и голос Оксаны кажется Дубкивському удивительно чужим и враждебным.
  - Милая, что случилось?
  - У меня есть другой мужчина.
  - Как? - удивлению сотника нет предела.
  - А так! Ты исчез, неизвестно было, жив или нет! Сколько времени прошло!
  - Мы же клялись ждать друг друга хоть всю жизнь!
  - Славко, ты был ребенком и остался! Так не бывает! Жизнь сложнее красивых слов!
  - Но...
  - Не подходи!
  - Но...
  - Просто уходи отсюда и не возвращайся! Забудь про меня и всё!
  - Но...
  - Всё! Уходи!
  - Милая, я не верю! Ты разыгрываешь меня!
  Дубкивський хватается за мысль, что Оксана шутит, как утопающий за последнюю соломинку.
  - Ты шутишь!
  - Нет. - она так холодно смотрит на него, что моментально тушит огонь его надежды.
  - Но как ты могла?
  - Просто.
  - Мы же любили друг друга!
  - Я - вряд ли. Просто об этом было приятно говорить. А на самом деле ты был никудышен в постели. Теперь я это знаю точно.
  - Что? Что ты такое говоришь? - возмущается сотник.
  - Что есть, Славко, что есть. Тебя хватало в лучшем случае на три минуты. А потом ты лежал рядом и говорил, говорил, говорил, тебя же всегда было не переслушать. Три минуты, это же почти ничего. - улыбается она и чувствует, что хочет досадить Славку ещё больше. Исчез, неизвестно где, а теперь появился и требует куда-то с ним ехать. Идиот!
  - Оксана, ну что ты говоришь? При чём тут какие-то минуты, когда я говорю о любви! Причём?
  - Любовь измеряется в минутах. И твой результат плачевен! - она смеётся. И Славко чувствует, что она чужая ему, совсем чужая. И что его любовь, сильное и светлое чувство, превращается в чёрную, жгучую ненависть.
  В это время Либерман возвращается из штаба. Настроение плохое, потому что двум пленным удалось сбежать и неизвестно, повлияет ли это на их дальнейшие планы. Это же надо! Найти тайный подземный ход! Видимо, чёртов профессор догадался, он же знает очень много о Шпыле и его хозяине. Либерман достаёт портсигар, закуривает. Этот портсигар ему вручил сам Троцкий. Дарственную надпись выгравировал какой-то мастер из пленных. Либерман прячет портсигар во внутренний карман кожанки, курит. Мысли постепенно переходят с неприятностей на Оксану. Вот сейчас придёт и снова будет любить её, а у неё же такое красивое тело. Он знал много женщин на войне, но должен признать, что с Оксаной ему лучше всего.
  Комиссар заходит через центральные ворота, проверяет охрану госпиталя, а затем, уже по аллее, идёт в домик прислуги. Ему кажется, будто услышал в доме женский вскрик, но не уверен. Спешит к дверям, заходит и видит мужчину, сотника. С пистолетом! Это Дубкивський отвлек внимание Оксаны и забрал её дамский парабеллум. Могла быть бы беда, потому что он был очень взбешён её словам, но тут зашел Либерман. Мужчины мгновенно узнали друг друга, комиссар схватился за свой наган, а Дубкивський выстрелил. Попал в грудь, Либерман упал, Дубкивський, может, выстрелил бы ещё раз, но на него бросилась Оксана и закричала во всё горло. Дубкивський услышал крики и топот охранников из госпиталя, встревоженных выстрелом. Оксана срывает с него фуражку и начинает драть за уши. С трудом отталкивает её и выскакивает из дома. Один из солдат видит его и стреляет. Слава Богу - не успел прицелиться, так что не попал. Дубкивський прыгает в темноту и что есть сил бежит прочь.
  Солдаты не гонятся за ним, потому что никому не хочется получить пулю, да и попробуй поймай ночью то. Подбегают к комиссару, возле которого рыдает Оксана. В кожанке дыра, на груди слева. Там, где сердце. Солдаты уже насмотрелись на войне ран и понимают - смертельная. Странно только, что крови нет. Всегда при таких ранениях много крови. Оксана плачет, держит голову комиссара, целует его лоб. Ей кажется, что он уже холодный. Перебирает его уши, которые теперь не кажутся ей такими уж отвратительными. Когда комиссар открывает глаза.
  - Прекратить плач. - говорит спокойно и улыбается. Оксана испуганно смотрит на него. - К чему слёзы? - спрашивает комиссар, лезет во внутренний карман и достает портсигар. В котором застряла пуля. - Вот это подарок товарища Троцкого, так подарок!
  - Боря! - Оксана целует его, а солдаты удивляются, что вот же повезло жидку. Смертельное попадание, а там портсигар.
  Между тем Дубкивський бежит по городу, на каком-то пустыре врывается в кусты, где собирается спрятаться и перевести дух. Но цепляется ногами за какую-то колоду и летит кувырком. Колода неожиданно визжит, это не бревно, а человек, который лежал в кустах. Оба пугаются, а тут ещё проходил рядом патруль, солдаты услышали шум и прибежали, суют в кусты факелами, проверяют пустырь. Из кустов выбегают две фигуры, несутся прочь, но впереди небольшая речка, через неё узкий мостик. А впереди тоже патруль, вон факелы горят. Две тени бросаются под мостик и замирают в воде, только головы торчат. Солдаты из двух патрулей сбежались, светят факелами, заглядывают и под мостик, но там никого, потому что оба беглеца нырнули в воду, прильнули ко дну, держась за водоросли, чтобы не всплыть. Наконец солдаты уходят, тогда беглецы чуть высовывают из воды головы и жадно хватают воздух. Вроде бы спаслись.
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"