Аннотация: Главные герои вплотную встречаются с чудовищами с реки Снов и пробиваются к дому Барона фон Шпила.
Волчья дивизия атамана Крученого зашла в село. Местные сперва отстреливались, а потом отступили в лес. Да что там отступили, убежали, потому что очень уж боялись попасть в плен к вовчикам. Теперь они в деревне хозяева, суетятся, бегают, ломают двери, но дома пусты, никакой добычи, даже в церкви.
- Так что, батюшка, говорите нет денег? - спрашивает атаман Кручёный. Он сидит у церковных ворот в роскошном кресле, которое возит всюду с собой. Перед атаманом на коленях стоит священник, уже избитый и вывалянный в пыли.
- Смирно! - подсказывают батюшке и несильно бьют в спину прикладом. Тот вытягивается, как может, держит спину, дрожа от страха.
- Нет, пан атаман, совсем нет. - священник торопливо говорит, кланяется атаману.
- А как же так? Церковь в богатом селе, а денег нет? Что за чудо такое? - интересуется Кручёный. - Ну разве не чудо? - обращается он уже к своим бойцам. Те ржут, что конечно чудо, где не бывали, а такого не видели.
- Так ведь пан атаман, уже семь реквизиций было! - аж стонет священник и трясет жиденькой бородкой. - Золото и серебро со святых образов содрали, всю утварь забрали, даже крест с меня сорвали серебряный! Вот это медный сам сделал и рад ему, хоть перед Господом стыдно за обнищание мое! Но откуда же деньги, пан атаман? В эти то времена! - жалуется батюшка и даже слезу пускает.
- Ну, нет, так нет. - говорит Кручёный и притворно разводит руками. Даже вздыхает, грустит атаман такому досадному открытию, что времена нынче безденежные. Встаёт с кресла, уходит от церкви, священник смотрит ему вслед, уже облегченно вздыхает, благодарит Господа за чудесное спасение, когда выстрел. Батюшка валится на землю. Кручёный сдувает дым с дула револьвера и хохочет. - Ещё один мученик! Сколько народу в рай отправил! Страшно прям! Может, и сам за это в рай пойду! - атаман аж пополам перегибается, так ему весело и с ним смеются его бойцы. - Поехали, банда!
Атаману подают коня, кресло грузят на телегу, где помимо всего ещё патефон и рупор из пожарной части.
- Пан атаман, пан атаман! - несутся с криками несколько вовчиков по улице. - Новые известия, пан атаман! - всадники слетают с коней и кланяются Кручёному.
- Ну, слушаю. - говорит он важно, как и подобает настоящему атаману.
- Красные отряд отправили куда-то на север. Говорят, что к Шпилёвке.
- И что за отряд?
- Сотня сабель, пушка, пулеметов несколько. А возглавляет его комиссар.
- О, интересно. Известно чего поехали?
- Да будто бы гонятся за какой-то бабой.
- Бабой?
- Ага. А тут ещё положили наших. Семерых. Они в лесу были, дорогу на Шпилёвку стерегли. Щупали тех, кто ехал. А здесь их пощупали. У троих пули во лбу, как раз над носом положены!
- Во лбу? - щурится атаман.
- Ага! Прямо посерёдке, как тогда, возле поезда. - кивают бандиты.
- Неужто та сучка снова здесь объявилась? - удивляется Кручёный.
- Больше никто пули так точно в лоб не кладёт.
- Интересно, интересно. - задумывается немного атаман. - А поехали и мы в Шпилёвку! Посмотрим, каким это мёдом там намазано, что даже комиссар туда попёрся. Может, и курву ту найдём! Вперёд!
Банда едет из села. Всадники по трое, за ними несколько тачанок с пулеметами и повозки с добычей. Уже почти на выезде из села Кручёный останавливается. Увидел, как из-за плетня выглянула девушка.
- Смотри, какое яблочко наливное! Пёс, взять её! - приказывает атаман и здоровенный бандит, тот самый, что выбивал окна в поезде, в котором ехала Мира, бросается во двор. Калитка закрыта, да он в неё и не пролезет. С разбега бьет ногами в ворота и вываливает их. Во дворе Пса встречает крестьянин, отец девушки. Хотя и не молодой уже, но широкоплечий, жилистый. Но какой бы ни был, а почти раза в два он меньше Пса, огромного, по пояс голого.
- Стой! - кричит крестьянин и расставляет руки свои натруженные, мол, не пропустит Пса. А тот хищно улыбается и делает движение своим обушком. В воздухе свистят металлические шарики с шипами и пробивают мужчине голову, крушат череп, словно перезрелый арбуз. Мужик падает мертвым, Пес бросается к нему, рвет зубами горло и пьёт кровь. Это его Кручёный научил, чтобы злее был. Девушка кричит от ужаса, когда видит, что делают с её отцом. Пес оставляет труп, хватает перепуганную девушку, отталкивает мать, которая пыталась вмешаться, а сейчас отлетела, словно игрушка от рук разгневанного ребёнка. Пёс несёт девушку к атаману. Что-то мурчит себе под нос, довольный, что выполнил приказ.
- Отец отдавать не хотел, так Пёс ему голову проломил! - галдят бандиты. Которые одновременно и боятся Пса и восхищаются его силой да безумием, которые Кручёный поставил себе на службу.
У Пса своя история. Кручёный взял его из бродячего цирка, который пробирался в Одессу и наткнулся где-то под Елисаветградом на Волчью дивизию. Вовчики изнасиловали акробаток, перестреляли карликов, зажарили и сожрали слона, а Пса, которой в цирке поднимал гири, привели Кручёному.
- Что за чучело? - спросил атаман у владельца цирка, который, избитый, валялся на земле рядом. Владелец уже беззубым ртом заплямкал, что купил мальчика в деревне на берегу реки Ивотки, где еще водились жабоеды, легендарные богатыри, которые истребили страшных чудовищ жаб-людоедов, когда-то хозяйничавших в тех краях. Жабоеды имели очень слабые умственные способности, но зато были очень выносливыми и сильными. Вот Пёс в три года, когда владелец цирка увидел его, уже мог убить собаку камнем, в пятилетнем возрасте разгибал подковы, а в десять лет поднимал лошадь. Кто был отцом Пса, неизвестно, потому что жабоеды были настолько примитивны, что не создавали семей, а жили, как животные - во блуде. Мать Пса погибла от гриппа, перед которым жабоеды были почему-то наиболее уязвимы. Мальчика подобрали крестьяне, не знали, что с ним делать, диким и аппетитным. Радостно отдали его в цирк, где он начал выступать сначала в номере "Феноменально сильный ребёнок-богатырь", в котором рвал своими ручонками колоды карт, разгибал подковы, закручивал в узел кочерги. Когда подрос, то перешёл в номер "Самый сильный человек в мире", в котором поднимал и крутил на бревне с десяток посетителей, жонглировал гирями и тянул переполненные трамвайные вагоны. Последними достижениями Пса в цирке были номера "Железный кулак", в котором он убивал голыми руками быков, а также "Один против всех", в котором Пес легко перетягивал канат с несколькими десятками посетителей.
Атаман выслушал владельца цирка и убил его. Потом ел жаркое из слоновьего хобота. Бросал куски Псу, который ловил их на лету и жадно глотал, почти не жуя. Приказал посадить Пса на цепь и не давать пищи. Кормил только сам и жестоко наказывал, если Пёс сам находил еду где-то на стороне. Так Пёс стал преданным слугой атамана Кручёного, готовым выполнить любой его приказ. Так Пёс стал зваться Псом.
Вот теперь он держит бесчувственную девушку на руках и смотрит собачьими глазами на атамана, ожидая приказа.
- Сюда её! - Кручёный показывает на свою лошадь. Пёс бросает девушку поперек седла, она приходит в себя, стонет.
- Да тише ты! Тише. - говорит Кручёный и улыбается, бросает Псу кусок хлеба. Тот ловит хлеб ртом, своими пышными, большими словно лапти губами, глотает не жуя и радостно визжит. Дивизия направляется дальше, а атаман тискает девке то ягодицы, то грудь, радуется её слезам. Бандиты смотрят на вожака и крутят головами. Ох и душегуб! Сам чёрт в человеческом обличье!
Между тем отряд красных спешит к Шпилёвке.
- Значит так, Жныкин. Возьми десяток человек и езжай на хутор к этому Загорулько. Прихвати бабу, с которой он жил, может дети есть, их тоже бери. - приказывает комиссар Либерман.
- Так товарищ Ерофеев запретил это делать. - напоминает матрос.
- Товарищ Ерофеев слишком деликатный. Иногда забывает, что революция, это не институт благородных девиц. Нам не главное как, нам главное - победить. Возьмёшь бабу и ко мне.
- Слушаюсь, товарищ комиссар! - радостно соглашается Жныкин, который тоже считает, что комполка слишком мягкотелый, тогда как революция требует железной воли и безжалостных решений. Не церемониться, а рубить с плеча. Вот комполка лично этого Загорулько уговаривал, хотя бы мог просто приказать окружить и пристрелить. Но беседы беседовал, когда стрелять нужно было ту контру. Теперь бы не бегали за ним по лесам.
Жныкин отбывает с десятком бойцов. Как и подобает матросу, до сих пор плохо ездит верхом, не любит этого, лучше пешком. Но коли есть приказ ехать, то едет, трясется на лошади, как мешок с отрубями, вызывая улыбки у бойцов, которые все крестьянские парни и ещё с детства обучены ездить верхом.
Отряд Либермана движется дальше на Шпилёвку. Лесная дорога, по которой ехали Чет с Мирой. Вот поляна, а на ней сожженный дотла дом людоедов. Ещё дымится.
- Пепел горячий! Ночью спалили! - докладывают бойцы.
- Трое? Странно. Или уже нашли себе попутчика? А может одну лошадь под груз взяли? - вслух рассуждает Либерман. - Ладно, вперёд! Надо их догнать!
Погоняет коня, отряд мчит за ним.
Чет, Мира и Дубкивський уже едут полем. Все вооружены, Мира в штанах и потёртом пиджаке, взятом в людоедском сарае, ещё и кепку на голову напялила, спрятав кудряшки и став похожей на городского босяка.
- Ну что, скоро уже Шпилёвка? - спрашивает у Дубкивського.
- Что ты делаешь? - удивляется Чет, который думает, что если расстояние надо выяснить, то наоборот смотреть надо, а не глаза закрывать.
- Карту представляю. - говорит Дубкивський, но глаз не открывает. - Так, мы примерно вот здесь. - тычет в воздух пальцем. - Ну, тогда ещё версты три-четыре до Шпилёвки.
- А дом фон Шпила потом далеко? - интересуется Мира.
- Недалеко, на холме рядом с деревней. Но там болото, его обходить нужно, крюк давать серьёзный. Ну, это так по карте, может местные ещё какие дороги знают.
Едут дальше. Чет пытается держаться чуть позади, чтобы видеть Миру хотя бы краем глаза. Он окончательно потерял покой, стал какой-то нервный. Закусывает нижнюю губу и посматривает на Миру. Которая похожа на мальчика и на коне держится так, будто всю жизнь верхом ездила. Только несколько белых кудрей выпавших из кепки выдают её. Чет отводит взгляд, но потом снова смотрит на неё, не может оторваться.
- Я же надеюсь, вы тоже за Украину? - вдруг спрашивает Дубкивський.
- То есть? - уточняет Мира.
- Ну, отдадите сокровища на благо нашей многострадальной Родины.
- Это куда? - с серьезным лицом интересуется Мира.
- Правительству Украинской народной республики. Правда, сейчас оно за Днепром, но это ненадолго. Украине сейчас нужны деньги, чтобы оружие покупать, чтобы не зависеть от кого-либо. Так мы договорились?
- Договорились. - Мира кивает и отворачивается, чтобы сотник не увидел её улыбки. Но её видит Чет, аж стонет от избытка страсти, которая пылает в нём жгучим огнем. Отворачивается.
- Что такое Чет? Тебе плохо? - спрашивает Мира, опять с улыбкой. - Чет? - смотрит на него, как охотник на подстреленную дичь.
Чет не отвечает, потом видит впереди небольшой ручеёк.
- Лошадей напоим. - говорит и нагоняет коня к ручью. Все едут за Четом. Действительно надо поить, потому что жара, едут уже давно и сами пить хотят.
- Холодная вода! - кричит Дубкивський, который подбежал к ручейку в тени огромного дуба.
- Странно. - тихо говорит Чет, когда видит, как его конь, только что мчавшийся к ручью, почуяв воду, теперь пятится от неё, словно чёрт от ладана.
- Что странного? - спрашивает Дубкивський и припадает к воде. - Ой какая вкусная! - пьёт и пьёт.
Мира слезает с лошади, подходит к ручейку.
- Погоди. - говорит Чет, берет её за плечо и тут же дёргается, убирает свою руку, словно не к Мире дотронулся, а к пламени.
- Что? - Мира с прищуром смотрит на него и улыбается.
- Кони-то не пьют. - показывает Чет на лошадей, почему-то краснеет и отворачивается.
И действительно, все три лошади топчутся на месте, но к ручью не подходят.
- Ой вода какая вкусная! А вы чего не пьете? - спрашивает Дубкивський, который уже напился и сейчас умывается, опускает голову в воду.
- Да, как-то не хочется. - отвечает Мира, которая удивленно смотрит на лошадей. Испугались они чего-то, от воды пятятся, будто от волка. - Я сейчас приду.
Отходит к дубу, возвышающемуся рядом. Большой, в несколько обхватов. Мира заходит за него, собирается присесть, ставит винтовку рядом, когда вдруг ветки дерева тянутся к ней, хватают, пеленают руки, закрывают рот, кора дерева раскрывается, будто челюсти и Мира исчезает в середине дерева, будто её и не было. Лошади начинают тревожно ржать, бить копытами, хотят убежать. Чет едва их держит.
- Тихо! Тихо! Тихо! - отводит от ручья, возле которого кони почему-то сильно нервничают. Может, из-за того, что дуб зашумел, зашевелил своими гигантскими ветвями, хотя странно это, ветра ведь нет. Жара и тишина, чего это дубу шуметь? Может там на высоте где-то ветер, думает Чет и смотрит в небо.
- Давай я подержу лошадей, а ты пойди попей. - предлагает Дубкивський, который вволю напился и теперь довольный кряхтит.
Чет отдаёт ему поводья, идёт к воде, а потом останавливается. Будто что-то вспомнил. Стоит немного растерянный, думает, потом возвращается, смотрит на Дубкивського, который держит лошадей, пытается их успокоить, а те только больше нервничают. Сотник видит удивленное лицо Чета.
- Что?
- А что у тебя с ушами? - спрашивает Чет. Потому что уши Дубкивського сделались большие, размером с две ладони каждое. А то и больше. Кажется, они все ещё увеличиваются.
- А что с ушами? - улыбается Дубкивський, думает, что это шутка какая-то, потому что у него аккуратные красивые уши. Вот его любимая из Ахтырки, она любила за его уши покусывать и это был вообще рай. Дубкивський вспоминает сладкое прошлое и берется одной рукой за ухо, чтобы убедиться - волноваться нечего. Щупает его. Улыбка исчезает. Бросает поводья, берется обеими руками за уши. Лошади, почувствовав свободу, скачут прочь. - Господи, что это? - испуганно спрашивает Дубкивський. И щупает свои уши, но не узнает. - Что это, Чет?
- Мира, не пей! - кричит Чет и бросается к источнику. Миры там нет и она почему-то не отвечает. Бежит за дуб. Там её тоже нет. - Мира, где ты? Мира!
Тишина. К источнику подбегает Дубкивський, становится на колени, начинает разглядывать себя в воде.
- О, господи! - уши уже, как три ладони. И, действительно, похожи на лопухи. Или на слоновьи уши. Чет видел слонов в бродячем цирке, который проходил их краями, убегая в Одессу. Потом, говорят, попал в руки к Волчьей Дивизии и не стало цирка. Чета тогда поразило большое и сильное существо со смешным длинным шнобелем и величественной походкой. Дубкивський читал о слонах в книгах про путешествия. В книгах с картинками. Уши! Такие же!
- Мира исчезла! - кричит Чет. - Мира исчезла! - он дергает затвор винтовки и не знает куда бежать и что делать. Дубкивський хохочет.
- Чего смеешься? - злиться Чет.
- Я же читал об этом! - аж кричит Дубкывський. - Читал!
- О чём?
- Об этот ручье! В книге профессора Кончалабы "Сто чудовищ Малороссии"! Там было подробное описание! Ну и дурак! Как же я не догадался! - Дубкивський бьёт себя по лбу. - Ну что я за дурак! Ну почему не могу сопоставить то, что вижу и то что знаю! Про людоедов знал - попал в плен! Про ушастый ручей знал - напился воды! Ну что я за идиот? И-ди-от! - сотник снова бьёт себя кулаком по голове на каждом слоге слова и нервно смеется.
- Мира исчезла! - Чет подбегает к сотнику и начинает трясти его за плечи. - Мира исчезла! - потом убирает руку, которой коснулось одно из ушей Дубкивського. Ошарашено смотрит на них.
- Да куда бы она исчезла? - не верит Дубкивський и крутит головой. Его огромные уши создают движение воздуха. - Смотри и веера не надо! - он в восторге, как ребенок, увидевший что-то необычное.
- Да забудь ты про свои уши! - кричит Чет. - Мира исчезла! За дерево зашла. Вот следы. - Чет хватает Дубкивського и тащит к дубу, показывает на песке небольшие, словно выточенные, следы её ног. Вот она зашла за дуб, вот винтовка её стоит, а её самой нет. И следов больше нет.
- Может, она просто сбежала? - предполагает Дубкивський. - Захотела сама забрать сокровища, чтобы не отдавать Украине?
- Что, пешком сбежала? Да и винтовку бы взяла. - не согласен Чет.
- Ну да, без оружия бежать бессмысленно. - соглашается Дубкивський.
- Смотри! - вскрикивает Чет и показывает на кусок кепки, которая был на Мире. Теперь этот кусок почему-то торчит из коры дуба. Торчит, а потом на глазах исчезает, будто кто-то, облизнулся и убрал остатки пищи на губах. - Ты видел? - кричит Чет.
- Отойдём. - Дубкивський неожиданно хватает его за локоть.
- Зачем? - Чет стряхивает руку, потому что не любит, когда к нему прикасаются. Разве что женщины, да и то не все.
- Отойдём, поговорим. - говорит Дубкивський и отходит от дуба. Выглядит очень взволнованным, хотя и пытается выглядеть спокойно. Но его уши пульсируют и налились красным.
- О чем говорить? Мира исчезла! - Чет похож на дикого зверя, машет винтовкой, готовый в любой момент броситься на врага, только пусть скажут, где этот враг.
- Отойдём! - настаивает сотник и снова хватает Чета за руку, тот вырывается. Тогда сотник отходит сам. Чет очумело смотрит на дуб. Прикасается пальцами к коре. Кора, как кора.
- Да иди уже сюда! - кричит Дубкивський. - Скорее, я знаю, где она!
- Где? - Чет бежит к нему, словно цыпленок к наседке. Видит уши сотника, останавливается, отворачивается, потому что очень уж забавно выглядит Дубкивський.
- Мира в дубе. - шепчет сотник Чету.
- Чего? - кривиться Чет.
- Внутри дуба! В стволе!
- Ты что, сдурел?
- Если бы я рассказал тебе, что мои уши стали, как лопухи, ты тоже бы не поверил? - спрашивает Дубкивський и берется за своё ухо. Если захочет, он может прикрыть одним ухом всё своё лицо. Вот это лопухи!
- Как она может оказаться в дубе? Там и дупел нет! - раздражается Чет.
- Дуб схватил её. Я читал о таком в книге профессора Кончалабы! - шепчет Дубкивський.
- Кто это к чёрту такой?
- Это исследователь чудес и чудовищ Слобожанщины. При царизме его книги запрещалось издавать, потому что считалось, что в благодатной стране, находящейся под царственной сенью дома Романовых не может быть никаких чудовищ, кроме революционеров. Поэтому профессор издавал свои книги, как художественную литературу, а не научные труды. Уже после революции несколько книг таки напечатали, как надо. Я читал одну и там было про дубов-похитителей. Так же, как и об ушастом ручье!
- Так она в дубе? - Чет смотрит на дерево с такой ненавистью, будто хочет сжечь его взглядом. Уже собирается бежать туда, чтобы освободить Миру, но Дубкивський останавливает его.
- Подожди! Что ты собираешься делать?
- Я хочу освободить её!
- Голыми руками?
- У меня есть оружие! - Чет трясет винтовкой.
- Твои пули дубу до одного места! К тому же ты можешь ранить Миру! - рассудительно говорит Дубкивський.
- А что ж делать? - Чет аж стонет, так волнуется за Миру.
- Не знаю. Кончалаба писал, что дуб можно заставить отдать пленницу, наставив на него пушку.
- Но у нас нет пушки!
- Я знаю. Или бомбы еще подействуют.
- У нас нет и бомб! Она умрёт внутри? - Чет аж побелел весь.
- Нет. Дуб похитил Миру, чтобы отдать её Хозяину Леса. - авторитетно объясняет Дубкивський.
- Кому?
- Тайному существу, властвующему в окрестных лесах. Ему подчиняются все деревья, они хватают красивых девушек и отдают их Хозяину Леса. Тот совокупляется с пленницами и красавицы рождают ему саженцы, которые он весной высаживает и тем самым продлевает жизнь леса.
- Я не отдам Миру никому! - аж рычит Чет.
- Я знаю, как её спасти. - шепчет Дубкивський с гордым видом.
- Как?
- Керосин у тебя остался в канистре?
- Да, плещется немного.
- Вот им и напугаем. И ещё готовься стрелять по корням. - предупреждает сотник.
- По корням? Они ж под землёй! - удивляется Чет.
- Это необычные дубы, они могут ходить. На корнях, как на ногах. Так что стреляй по корням, чтобы не убежал вместе с Мирой.
- Не убежит! - сквозь зубы шепчет Чет и убегает ловить лошадей. К одной из них приторочена канистра с керосином, оставшимся после сожжению людоедов.
Отряд атамана Кручёного спешит дорогой среди полей.
- Пан атаман! Красные разделились! - докладывают Кручёному. Тот всё мнёт девку, которая у него поперек седла. Уже и не стонет, бедная, потеряла сознание.
- Как, разделились?
- Десяток поехал куда-то в сторону Старого села. А другие лесом на Шпилёвка пошли.
- Странно. - скалит зубы Кручёный. - Чего это им делиться?
- А еще кто-то людоедов сжёг.
- Сжёг? - удивляется атаман. - Этих уродов? - Кручёный даже головой крутит. - Трудно и поверить!
- Двери и ставни закрыли намертво и подожгли. Зажарили людоедов. - докладывают вовчики.
- Старейшину тоже?
- Всех.
- Плохо. Теперь никто не скажет, где они свое золото прятали. А золота у них немало было, сколько лет у дороги людей резали. - мечтательно вздыхает Кручёный. - А теперь мёртвенькие. Это ж хуже всего. Трупы даже мы не разговорим. Да, Пёс? - смеётся Кручёный обращаясь к своему огромному охраннику.
Тот радостно смеётся и кивает головой. Он здоровенный, с узлами мышц, с бритой головой и тем своим страшным оружием - кистнем сразу с тремя шарами с шипами, на длинных цепях, которыми он уже убил порядочно людей.
- Но поискать поищем. - говорит Кручёный.
Когда Волчья Дивизия оказывается на сожжённом хуторе, вовчики начинают колоть штыками землю на пепелище, в надежде таки найти золото людоедов. Находят ход в подвал под пепелищем, но там только труп одного из людоедов.
- Шею свернули. - докладывают бандиты.
- Шею? О, я знаю, кто так умеет. - хохочет Кручёный. - Так это и ты здесь, Чет? Хорошая компания собралась!
Приказывает ехать дальше. Сам хлопает девушку по лицу, хочет, чтобы пришла в сознание. Ему нравится слышать её стоны и плач, мучить живое тело, а не мять вялую бессознательную тушку. Вот девушка опять стонет, Кручёный хохочет, а бойцы крутят головами, восхищаясь своим атаманом.
- Хорошо, а то пить хочется, жара вон какая. - комиссар тяжело дышит, даже язык высунул. Он же городской человек, не привык до сих пор к полевой жизни, когда то жара, то холод, то пыль, то грязь.
Отряд красных сворачивает к тому же ручью возле которого останавливались Чет, Мира и Дубкивський. Правда, дуба там уже нет. На его месте огромная яма возле которой отчётливо пахнет керосином.
- Что это тут было? - спрашивает комиссар. Соскакивает с лошади, смотрит на яму, будто вывороченную неизвестной силой, удивленно вертит головой, но как объяснить то, что видит, не может. Ну и не надо, у него есть чем заняться. Спешит к воде.
- Товарищ комиссар, вы бы лучше не пили. - говорят ему бойцы, которым не нравится, что лошади пятятся от ручья, воды из него не пьют, хотя жара.
- Это почему ещё? - недоумевает Либерман и немного раздражается, потому что не любит, когда не может что-то объяснить.
- Да как-то не то. - солдаты пожимают плечами, морщатся, крутят головами, не знают, как объяснить. - Вот видите, лошади не пьют. Плохое какое-то место.
- Дураки! - злиться Либерман. Как истый боец революции, он не верит во всякие предрассудки.
- Вода здесь какая-то не такая. - смущаются солдаты.
- Какая это "не такая"?
- Ну, не такая, зачарованная. Не пейте лучше. - бубнят солдаты себе под нос и отводят взгляд, потому что и сами наверняка не знают, чем плоха вода. Но лошади не пьют, значит чувствуют какую-то опасность.
- А ну прекратить этот бред! Вы солдаты революционной армии или кто? Что это ещё за чары? Верить в них, это проявлять мелкобуржуазный страх! Рабочие и крестьяне никаких чар не боятся! - кричит комиссар и наклоняется к ручью. Пьёт. Вода прохладная и удивительно вкусная. Но ни солдаты, ни лошади к ней не подходят. Либерман поднимает голову, смотрит на них. - А ну на водопой все! Больше останавливаться не будем! Пить воду, поить коней! - комиссар пьёт дальше, много пьёт, потому что после вчерашнего спирта с комполка очень сушит.
Солдаты начинают тянуть коней к ручью, но те сопротивляются, упираются копытами так, что не сдвинешь с места. Либерман ещё пьет, потом умывается, встает. Зло смотрит на солдат.
- Вот же темнота! Просвещать вас и просвещать! Ну, не хотите - не надо! Но чтобы потом водопоя не просили! - кричит Либерман и садится на коня. Смотрите на ту яму, из-под дуба. Как снаряд большой взорвался. И откуда керосином здесь пахнет? Но не до посторонних вопросов сейчас. - Поехали! - приказывает комиссар. - Нужно спешить к Шпилёвке.
Отряд направляется дальше, бойцы смотрят на Либермана, который с важным видом едет впереди. Проходит несколько минут и начинаются какие-то смешки.
- Что такое? - грозно оглядывается комиссар. Солдаты смотрят в землю, прячут улыбки. Вот же земледёры!, злиться Либерман и крутит головой. С кем приходится защищать революцию? Вот когда у него были балтийские моряки и сормовские рабочие, вот тогда было дело! Когда всей душой за мировую революцию, когда шли в атаку и погибали с улыбкой! А эти хохлы? Собрали их по селам, заставили служить, но разве о революции они думают, о классовой борьбе или о новом прекрасном мире без эксплуатации, который ждёт впереди? Нет! Думают они о своих хатах, земле, о хлебе, который остался в поле, о скотине! Хоть ты им что говори, хоть по десять раз на день проводи занятия по политической грамотности, а всё зря. Вот и сейчас хихикают неизвестно с чего. Впрочем, известно - с него! Ну конечно, он же комиссар, еврей, он им чужой, они давно бы уже его на штыках подняли, если бы не дисциплина!
Либерман кивает головой и чувствует, как голову ему обдувает приятный ветерок. Смех позади усиливается. Комиссар грозно оглядывается и кладёт руку на кобуру с маузером. И вот уже солдаты не смеются, едут с каменными лицами, губы прикусили, чтобы не прыснуть от смеха. Но только отвернулся, как снова ржут, глядя на уши, лезущие из-под кожаной фуражки комиссара.
Уши растут и поднимают фуражку. Между тем комиссар задумался над тем, скоро ли пожар мировой революции разгорится по всей Европе. Он вот хотел побывать в Лондоне, где находится могила Карла Маркса. Поклониться ему, пообщаться с английскими рабочими, спросить их, почему так долго тянули с революцией. Ведь если бы сразу все рабочие восстали, насколько бы легче было одолеть врагов и установить советскую власть на планете!
Комиссар мечтательно думает о больших походах будущего, а смешки позади продолжаются. И фуражка почем-то вздыбилась. Либерман начинает её поправлять, но она не хочет садиться на голову, как всегда. Поднимается и поднимается. Рука комиссара сталкивается с чем-то непонятным, что мешает усадить фуражку, как положено. Да что же это такое? Комиссар щупает что-то непонятное. Позади уже настоящий хохот. А Либерман боится и посмотреть на солдат, потому что у него на голове выросло что-то необъяснимое. Бросает поводья лошади, хватается за эти выросты, являющиеся, судя по всему, его собственными ушами. Держится за них обеими руками. Здоровенные уши. Как у слона!
- Что это такое? - поворачивается Либерман к бойцам. На его лице отчаяние. - Что это такое? - он уже не спрашивает, он требует пояснить.
Солдаты едва сдерживают улыбки. Комиссар гневится.
- Что это такое? - он хватается за свой маузер.
- Товарищ комиссар, мы же говорили не пить воды той. - говорит один из солдат, дядька лет пятидесяти.
Либерман целится в бойца маузером.
- Всех к стенке поставлю! Почему не предупредил командира? - кричит комиссар на бойца. Тот разводит руками.
- Так мы и сами не знали, товарищ комиссар, что это такое. Просто смотрим, что лошади не пьют. А лошади - они ж животные мудрые. Вот мы и подумали, что может какая-то не такая вода. Но что вот так с ушами будет, так мы этого не знали. - поясняет солдат. Его товарищи еле сдерживают улыбки, таки побаиваясь комиссарского гнева.
- Дайте мне зеркальце! - кричит комиссар. И тут уже все начинают смеяться в голос, потому что, где в отряде солдат, набранном по сёлам, возьмется зеркальце? Это у комиссара когда-то оно было, чтобы проверять хорошо ли наложен грим, когда ещё он скрывался от полиции. Но сколько времени прошло с тех пор. - Как от этого избавиться? - кричит комиссар и показывает на уши.
- Да бог его знает. - солдаты пожимают плечами. Говорят, что будто есть какие-то рецепты, но где их взять неизвестно. - По бабкам надо поездить, может и найдётся какое средство.
- По бабкам? - злиться Либерман. - Вот это будет комиссар Красной Армии по бабкам ездить! И как такое даже подумать можно было? Дураки! - комиссар аж рычит.
- Вон уже и Шпилёвка! - говорят ему, чтобы хоть как-то отвлечь. Но Либерман только раздражается. Потому что как он, комиссар, солдат революции, заедет в село с такими вот ушами, как у циркового клоуна? Позор! Оглядывается. Потом сворачивает уши в трубочки и засовывает под фуражку, которую натягивает как можно сильнее. Ну, вроде спрятал.
- Вперед! - командует Либерман и отряд спешит к Шпилёвке.
Село, словно вымерло. Ни души. Только у одного двора сидит седой старик, на которого смотришь и удивляешься, что жив ещё. Комиссар останавливается подле него.
- Здравствуй.
Дед смотрит на комиссара и улыбается, но не ясно, услышал он или просто улыбается потому что ничего другого делать уже не может.
- А скажи, дед, не проезжал ли тут кто-то до нас? - спрашивает Либерман.
Дед вроде бы кивает головой.
- А кто?
Дед что-то бурчит, но попробуй его пойми. Но вот старик показывает на кривых пальцах, что три.
- Ага, трое проезжало. А куда поехали?
Дед кивает рукой куда-то в сторону. Либерман смотрит туда и видит впереди, на высоком холме дом, скрывающийся среди деревьев.
- О, так кажется это он и есть! Дом фон Шпила! Вперёд! - приказывает Либерман.
Отряд скачет селом до самого холма, но перед ним оказывается болото. Метров так сто шириной. Когда-то здесь и мост был, вон стоят остатки свай, но давно уже был разрушен. А без моста через болото не пройти.
- Обходить нужно. - говорят солдаты.
- Да, вижу! - Либерман скрежещет зубами. Когда на холме раздаётся взрыв. И какой-то рёв. Либерман задирает голову, но что происходит на холме не видно. - Вперёд! - кричит комиссар. И отряд возвращает на дорогу ведущую на холм в объезд.