Аннотация: Герои с сокровищами пытаются скрыться от преследований и попадают на реку Снову, богатую на чудовища.
Чет, Мира и Дубкивський едут полем. Дубкивський умудряется на ходу читать тетрадь. Из дома фон Шпила он взял их несколько.
- Что читаешь? - спрашивает Мира.
- Воспоминания барона. О том, как всё произошло.
- Что именно?
- Как он поселился отшельником на холме, окруженном болотами.
- Разве он там не всегда жил?
- Нет. У него был дом в деревне, в Шпилёвке. Там барон жил вместе с женой и детьми. Их у него было трое. Старший сын учился в кадетском корпусе, а две дочери жили с родителями. Барон пишет, что это была идиллическая жизнь. Он любил своих крестьян, построил для них школу, больницу, церковь. И крестьяне его любили, пока не произошли волнения 1905-го года, которые привели к трагедии.
- Ваш замечательный народ их убил? - спрашивает Мира с презрительной улыбкой. Дубкивський кривится.
- Ну зачем вы так, Мира! Просто люди требовали больше земли. Ведь это их земля! Украинская земля должна принадлежать украинскому народу, а не всяким там фонам! Крестьяне требовали увеличить им наделы. Но барон и слушать не захотел, вёл себя вызывающе, надеялся на сотню казаков, которая была неподалёку. А потом сотню отозвали на охрану охоты харьковского генерал-губернатора. Крестьяне узнали об этом и пришли к дому барона. Того, который был в Шпилёвке. Мы проезжали обгорелые руины, это они. Так вот люди требовали земли, а барон сказал, что не отдаст ни пяди. Как пишет барон, его разозлило, насколько быстро крестьяне забыли всю его доброту и потребовали, ещё больше. Он крикнул в окно, что не будет разговаривать с неблагодарным быдлом. Зря это сделал. Потому что тут же вам не какая-то лапотная Расея, тут же была когда-то Гетманщина, ещё живы воспоминания о казачестве, здесь совсем другие люди! - взволнованно говорит сотник.
Мира презрительно смеется.
- Да, да! Другие люди! И они не потерпели такого обращения! - злиться Дубкивський, он в таком возбуждении, что даже слюной брыжжет. - Взяли и сожгли дом барона! К сожалению, во время пожара погибли обе его дочери. А жена умерла через несколько недель. Не выдержала гибели дочерей. Я честно говорю об этом, я вовсе не хочу оправдать эти убийства. Просто хочу объяснить, что люди хотели получить землю. Они не пришли грабить, они пришли требовать землю, на которой хотели работать! Но барон не дал им земли, хотя имел тысячи десятин!
- Почему он должен был отдавать, это же была его земля! - возмущается Мира.
- Эта земля была его только потому, что царь забрал землю у народа и раздал кому хотел! Но это не правильно! К тому же крестьяне пострадали потом не меньше. Были посланы войска, мятежников жестоко наказали. Двенадцать человек повесили, еще семьдесят семь отправили в Сибирь. Разве крестьяне своими жизнями и кровью не искупили свой грех? - патетически спрашивает сотник. Мира не отвечает. Тогда он продолжает. - Примерно через год Шпыль начал строить новый дом. Не в селе, которое он проклял и не хотел видеть, а на холме за болотом. Строил из каменных глыб, которые привозили по железной дороге из месторождения где-то на юге. Все удивлялись, каким образом эти глыбы переправлялись со станции к месту строительства. Ведь барон не нанимал крестьян, он был очень рассержен на них.
- И как же он смог построить дом на холме? - спрашивает Мира, которой не то чтобы уж очень интересно, но когда говоришь, то время в дороге идёт быстрее.
- С помощью Шпыля! То есть сначала барон нанял артель из-под Курска, чтобы возили глыбы от станции. Но местные крестьяне напали и прогнали курян. Сами надеялись получить эту работу. Но барон не хотел платить шпилёвским, потому что считал их виновными в гибели своей семьи. Он где-то вычитал о Големе. Об искусственном человеке, который бы служил своему хозяину. Барон поехал в Вену, там за большие деньги нанял одного раввина, который знал, как сделать Голема. Раввин приехал сюда и сделал Шпыля.
- Как сделал?
- Барон так и не смог узнать способ. Раввин согласился сделать одного Голема, но не рассказал, как их делать. Барон пишет, что основой для Голема была мука, раввин заказал её около ста пудов. Еще там разное, вроде сахара или яиц. Но главная тайна в веществах, которые раввин привез с собой. Барон говорит, что из Вены прибыло несколько тяжелых ящиков. Раввин, вместе с двумя помощниками, заперся в подвале ахтырского доме фон Шпила, в большом зале, где хранились продукты, и пробыл там шесть дней. Неизвестно, что он там делал, но когда вышел, то вслед за ним выполз и Шпыль. Барон говорит, что Голем был так огромен, что по подвалу мог только ползать на четвереньках. Ну, мы и сами видели, какой он. Шпыль не проходил ни в какие двери, так что пришлось рыть для него отдельный ход из подвала. О великане в подвале пошли слухи, приехала полиция, но барон пишет, что к тому времени уже успел переправить Шпыля на холмы, где запланировал строить новый дом. Он не хотел больше жить в Шпилёвке, вместе с крестьянами, которых стал ненавидеть. Фон Шпил не хотел их видеть, но хотел контролировать, поскольку вокруг оставались его земли и леса.
Мира слушает Дубкивського, Чет смотрит вокруг, прислушивается ко всему и иногда смотрит на Миру. Закусывает губу.
- Барон пишет, что раввин отпечатал его перстень на сердце Голема, поэтому тот признал фон Шпила за своего повелителя. Всего за три дня голыми руками Шпыль вырыл огромный котлован под фундамент. А потом стал носить глыбы со станции. Огромные каменные глыбы, из которых составлен дом! Представляете, сколько они весили? А их же надо было нести двенадцать верст от железной дороги! Шпыль делал это ночью, чтобы никто не видел. Крестьяне догадывались, что происходит что-то не то. Они слышали, как дрожит земля под ногами. Писали жалобы. Но барон был уважаемым и состоятельным человеком, так что легко отбивал все проверки. Между тем дом на холмах, точнее дворец, рос. Барон говорит, что строительство заняло меньше года! И всё делал Шпыль. Конечно, кроме внутренних работ, к которым он непригоден вследствие слабого умственного развития. Барон пишет, что Шпыль по умственному развитию похож на четырехлетнего ребёнка. Что-то жарко. Воды бы попить. - говорит Дубкивський и утирает пот.
- Да ты уже попил. - смеется Мира. Дубкивський краснеет, вспоминая о своих ушах.
- Просто в горле пересохло. - оправдывается он и продолжает. - Так вот, меньше чем за год дом был построен. Огромный дом с высокими потолками, чтобы Шпыль мог свободно передвигаться внутри. Ещё где-то полгода заняли отделочные работы, после чего фон Шпил переехал в дом из Ахтырки. Несколько крестьян решили посмотреть, нет ли чем разжиться у барона. И исчезли. Потом исчезли двое крестьян, которые поехали за дровами в лес барона. Дальше исчез пастух, который вывел стадо на потраву в поля барона. Само стадо было так напугано, что коров собирали по окрестностям несколько дней. А пастуха не нашли. Только лужицу крови. И следы, огромные следы на земле. Следы Шпыля! Крестьяне снова писали жалобы, но они были никто при царизме, на них не обращали внимания. Они перестали ходить на земли и леса барона, прекратились и исчезновения. На этом всё и закончилось, до революции. Барон пишет, что когда началась смута, то его дом несколько раз пытались ограбить, но каждый раз Шпыль давал отпор, убивая грабителей. Барон очень волновался за сына, который был в армии. Ждал его. Но однажды в дом пришли дезертиры. Успели убить барона. Вот видите, лист с последней записью, он в крови. Видимо, барон не услышал, когда ворвались преступники. Они успели застрелить барона до того, как Шпыль вышел из подвала и убил их. Так он остался без хозяина и жил сам, пока мы его не нашли. Вот такая история. О, смотрите, хата! Я попрошу воды!
Дубкивський нагоняет лошадь к маленькой избушке неподалёку от дороги. Мира хочет ехать за ним, но Чет её останавливает.
- Стой!
- Что?
- Подозрительная хатка. - хмуриться Чет. Мира смотрит на неё.
- Да хатка, как хатка.
Ну да, обычная крестьянская хата, правда давно не беленная. И крыша соломенная в дырках. Видимо, живет в ней одинокая бабушка, которая уже не в силах порядок поддерживать.
Дубкивський слезает с лошади, подходит к двери, стучит.
- Есть кто живой?
Молчание. Мира хочет ехать к избушке, она бы и сама попила водички, но Чет хватает за повод её коня.
- Ну что такое?
- Даже тропинки нет. - говорит Чет и указывает на тот странный факт, что хата стоит на зелёном лугу и к двери даже тропинки нет, будто люди в дом не через дверь ходят, а как-то иначе. Вон какая роскошная зеленая трава до самых дверей! Чет кладет руку на револьвер. Дубкивський снова стучит.
- Есть кто-нибудь? Нам бы водички. - говорит он, но так как никто не отвечает, то берётся открывать дверь. Когда дверь вдруг открывается сама, хатка делает резкое движение, хватает Дубкивського, который исчезает внутри её. Хатка подхватывается, у неё оказываются мощные, похожие на куриные, лапы, на которых она бежит прочь. Не очень грациозно, но довольно быстро.
Два выстрела. Чет из револьвера, Мира из винтовки. Целились именно по лапам и попали, потому что хатка начинает прихрамывать. Чет и Мира скачут за ней. Лошади испуганы, фыркают, будто волков почуяли, но подчиняются всадникам. Снова выстрелы. Хатка уже прыгает на одной лапе, но так ей далеко не уйти, новые выстрелы и хатка заваливается на бок. Гребет землю ранеными лапами. Чет и Мира приближаются и целятся.
- Где у неё голова? - кричит Мира. Она бы стреляла в туловище, но боится попасть в Дубкивського, который где-то в середине.
- А бог её знает! - Чет выхватывает саблю, прыгает с лошади, подходит к хатке. Она пытается его ударить одной из лап, но Чет уклоняется, а потом прыгает вперёд и начинает рубить хатку саблей. Выступает кровь, много крови, хатка ещё некоторое время сопротивляется, хрипит, пытается ударить лапой, или схватить своими дверями-ртом, а потом стихает. Чет рубит шашкой, большой шрам, но кровь уже не течет. Тогда начинает резать бок хатки. Через несколько минут уже внутри, достает оттуда обморочного Дубкивського. Кладет его на траву, бьёт по щекам, приводя в чувство. Дубкивський весь в слизи, немного помят. Хорошо, хоть домик оказалась похожим на птицу, глотнул жертву не жуя.
- Ну, у вас и края! - удивляется Мира и крутит головой. - Одни чудовища. У нас на Волыни такого нет.
- Тут рядом есть одна река, плохая. Река Снов. Оттуда всё и лезет. - объясняет Чет.
Дубкивський приходит в себя, открывает глаза.
- Я - мёртвый? - спрашивает он слабым голосом.
- Нет. - успокаивает Чет.
- А что случилось?
- Хатка тебя схватила. Это не хатка была, а чудовище. - объясняет Мира.
Дубкивський смотрит на неё, на Чета и вдруг начинает плакать.
- Ты чего? - удивляется Мира.
- Вы меня не предали! Спасли! - Дубкивський улыбается сквозь слёзы.
- Ехать надо. - Чету неловко от этих соплей. Помогает Дубкивському подняться и сесть на коня.
Мира обтирает сотнику лицо травой. Едут дальше. Минут через десять Дубкивський окончательно оживает.
- А этого чудовища в книге Кончалабы нет! Нет! - радуется он.
- И что? - удивляется Мира.
- Я тоже о нём напишу! Я же его открыл! Чуть ли ни ценой собственной жизни! Это будет Хищнохатка Дубкивського! На моем счету уже два чудовища! Шпыль и Хищнохатка! - аж кричит в восторге Дубкивський.
- Тише. - говорит Чет и настороженно оглядывается вокруг. - Держите оружие наготове.
Едут дальше какими-то уж совсем дикими местами, где ни деревень, ни людей, одни чудовища.
Едет и атаман Кручёный, едет лесом, едет сам. Большая часть Волчьей дивизии полегла у дома фон Шпила, остальные разбежались, кто куда. Но Кручёный не очень то об этом переживает.
- Мне бы те чемоданчики да в Париж! Ох, пожил бы! - говорит он сам себе и улыбается. У него уже давно был план на этот счёт. Насобирать здесь деньжат, а потом сбежать в Париж. Он там ни разу не был, но слыхал, что город ещё веселее Одессы. Рестораны, кафештаны, девки, там можно весело пожить, отдохнуть за все тяжелые годы каторги и войны. И он отдохнёт, потому что он хитрый и он всегда добивается того, чего хочет! - смеется своей удаче Кручёный.
Лес заканчивается, дальше поле и хутор в несколько домов у дороги. В одном корчма прежде была. Выпивали здесь люди, веселились. Сейчас пусто. Война. Но Кручёный возле корчмы останавливается, слезает с лошади, уверенно стучит. Долго стучит, потому что никто не отвечает. Минут десять стучит, пока, наконец, не выходит к нему какая-то старуха. В грязной одежде, седая вся, нос - крючком, как у ведьмы.
- Чего тебе? - спрашивает она хриплым и злым голосом.
- День добрый, бабушка. - говорит Кручёный подхалимскими голосом и даже кланяется старухе.
- Никакой он не добрый! - бурчит старуха. - Чего тебе? Спала я, а ты разбудил! Шляются тут всякие!
- Бабушка, мне бы Дедушку увидеть. - говорит Кручёный.
Старуха строго смотрит на него.
- Какого ещё дедушку? Я тут сама живу, у меня муж давно помер! Езжай отсюда, не мешай старому человеку отдохнуть! - бубнит она и стонет, показывая, как ей тяжело. Кручёный достает монету. Червонец золотой.
- Вот тебе бабушка, за труды и за то, что побеспокоил в такое время. Уж извини. - атаман аж стелется перед старухой. Та червонец охотно берёт, проверяет, кусая чуть ли не единственным зубом, прячет, уже не бурчит. - Зачем тебе Дедушка?
- По важному делу. Думаю, что кое-кого он ищет, а я могу помочь найти их.
Старуха презрительно смотрит на Кручёного.
- А кто сказал, что Дедушке помощь нужна?
- Никто. Просто подумал я, что ему интересно будет кое-что узнать.
- А ты чего это такой добрый?
- А у меня свой интерес есть.
- Какой?
- Вот я с Дедушкой и хочу встретиться, обсудить. - Кручёный дает старухе ещё один червонец.
Она его берёт и вздыхает.
- Ну, не знаю. Занят Дедушка. Очень занят.
- А я и ненадолго. - продолжает соблазнять Кручёный и третий червонец оказывается у бабушки.
- Хорошо, подожди здесь. - говорит старуха и собирается уходить.
- Бабушка, только ты это, не исчезай. - говорит Кручёный и показывает револьвер. - Чтобы я здесь не наделал глупостей. А то у меня характер плохой. Если разозлить меня, так потом хоть святых выноси.
Старуха смотрит на Кручёного. Зло смотрит.
- Угрожаешь?
- Предупреждаю, бабушка.
- Зря.
- На всякий случай.
Она кивает головой и заходит в дом. Кручёный держит руку на револьвере и оглядывается. Никого вокруг. Сплевывает. Напевает "Чемоданчики, мои, чемоданчики!". Старуха возвращается.
- Пойдём.
Кручёный идёт за ней в дом. Большая комната, пол земляной, но чистенько подметен и белым песочком посыпан. Кручёный оглядывается, но никого не видит.
- А где Дедушка? - спрашивает у старухи, а та, словно и не замечает вопроса.
Подходит к большой печи, которая стоит посреди комнаты. Отодвигает крышку, показывает на отверстие.
- Полезай.
- Туда? - удивляется Кручёный.
- Сюда. - кивает старуха. - Только быстро. Быстро!
Кручёный немного колеблется, но потом таки лезет в печь.
- Оружие оставь. - приказывает старуха.
- Я без оружия не могу ... - начинает Кручёный.
- Оружие оставь. - старуха сама забирает револьвер. - Лезь.
Атаман лезет в темноту, сзади старуха закрывает печь. Становится совсем темно. Кручёный ещё успевает испугаться, что обманула его старая, закрыла в печке, как попугая в клетке и ничего он теперь не сделает, поджарят тут его, словно овцу. Хочет ногами ударить по дверцами из печи, но не успевает, потому что начинает проваливаться. Летит куда-то. Несколько секунд, в темноте, потом бухается на кучу соломы, скатывается с неё, вскакивает. Атаман в небольшой пещере. Осматривается среди тусклого света. Видит какого-то деда, сидящего на скамеечке и чистящего кукурузу при свете керосиновой лампы. Молодую кукурузу нового урожая. Дед, как дед. Небольшой, худенький, с редкой бородой. Кручёного будто и не заметил. Знай себе, дерёт листья с початков своими когтистыми пальцами. Атаман смотрит, топчется на месте, потом решается подойти к старику, кланяется ему низко, как большому начальнику.
- Здравствуйте, Дедушка. - тонким, аж дрожащим от страха голосом говорит Кручёный.
Старик молчит. Дерет себе очередной початок.
- Дело у меня к тебе. - шепчет Кручёный и глотает слюну, потому что в горле пересохло, хотя совсем не жарко в подземелье.
Сильные пальцы у деда. Легко обдирают молодую кукурузу.
- Одни люди тебя обидели. Людоедов сожгли, ходячее дерево побеспокоили. Я знаю, кто это сделал, кто осмелился против тебя пойти.
Молчит дед. Очистил один початок, положил его в чугунок, взялся за другой. Кручёный немного успокоился и продолжает.
- Я помогу их найти. Отдам тебе в руки. И половину того, что с ними тоже тебе. А половину мне. Хорошо, Дедушка?
Дед рвёт сочные, нежные листки.
- Ну как, договорились мы? - спрашивает Кручёный и чуть не на колени становится перед дедом, так кланяется. А старик всё потрошит кукурузу. - Договорились?
- Нет. - говорит дед тихонько и продолжает свою работу.
- Нет? - удивляется Кручёный. - Почему нет? Как нет? Они же вас оскорбили, Дедушка, они же ...
- Вон. - говорит дед. Голос у него слабенький и тихий, но Кручёного, как кнутом ударили, вздрогнул и начал пятиться. Потом остановился, хотел ещё что-то сказать, но не решился. Пятился, пятился, потом лестница каменная. Пошел по ней, долго карабкался вверх, выбрался наружу аж за хутором из заброшенного колодца в кустах. Вылез, отряхнулся, плюнул в раздражении.
- Вот, дьявол! Самому теперь придётся! - пошел на хуторок за конём своим. - А всё равно чемоданы мои будут! Никуда не денутся! Мои! Жди Париж атамана Кручёного! - шипит сквозь зубы атаман.
А дед внизу кукурузу всё чистит. Когда подлетает летучая мышь и садится ему на плечо. Тарахтит что-то на ухо. Останавливается дед, не рвёт уже листья, слушает. Неприятное что-то, потому что даже зубами скрежещет. Хватает чугунок, куда бросал кукурузу, вываливает кочаны на пол, смотрит. В чугунке появляется изображение хатки, которую Чет саблей посек, когда Дубкивського вызволял. Скрипит дед зубами, потом машет рукой. Летучая мышь летит вверх, к бабке.
Кручёный уже с хутора выехал, метров триста проехал, думает, как быть. Когда ветер задул, пыль прямо в глаза, закрыл их атаман, а когда открыл, то перед ним старуха с хутора стоит. Даже вздрогнул Кручёный с перепугу, едва не перекрестился.
- А ты здесь откуда, старая?
- Дедушка к себе просит.
- К себе? - заулыбался Кручёный. - Это другое дело.
Повернул коня и помчал к хутору. Когда соскакивал с коня перед домом, старух уже там была. - Быстрая ты, бабушка. - удивился атаман и полез в печь.
Под землей стал перед Дедом, который всё чистит кукурузу.
- Ну как, Дедушка, согласен?
- Чего хочешь?
- Дай мне Чёрных Всадников. - просит Кручёный.
Улыбается Дед.
- Никто кроме них не справится. - объясняет атаман. - Потому что стреляют эти люди слишком хорошо. Без Чёрных Всадников - никак. - говорит Кручёный, кланяясь до земли. - Только ты мне оберег дай, а то ж, кто Чёрных Всадников просто так увидит, тот с ума сойдёт. Дашь?
Дед кивает и чистит свою кукурузу. Ногти у него остренькие, как ножи. Легко дерут сочные листья.
- Спасибо, Дедушка, спасибо! - Кручёный уже на коленях, кланяется перед дедом и руку бы поцеловал, но не дал тот своей руки. Ползет на коленях атаман к лестнице, потом бежит наверх, страшно довольный.
- Мои будут чемоданы! Мои! Дрожи Париж! - шепчет лихорадочно и хрипло смеётся.
Чет, Мира и Дубкивський едут полем. Уже начинает смеркаться.
- Будем ночевать в поле? - спрашивает Мира у Чета. Тот пожимает плечами.
- Поесть бы. - говорит Дубкивський. - С утра ни крошки во рту.
- Зато сам во рту побывал. - смеётся Мира.
- Хорошо хоть Хищнохатка не жевали, а только глотнула. - тоже смеется Дубкивський. - Смотрите, вроде огоньки впереди. Хутор какой, что ли? Поехали!
- Ты еще не напился? - спрашивает Чет, о чём-то думает.
- Причём тут? - обижается Дубкивський. - Каждый мог в такую передрягу попасть. Просто пить тогда хотелось.
- А сейчас есть. - говорит Мира, которая тоже подозрительно всматривается в огоньки.
Остановились, думают.
- Ну, ладно, посмотрим. - решает Чет и все едут к огонькам.
Действительно хутор. Настоящий, не такой, как Хищнохатка среди поля. Здесь и сад и сараи и огород. Неплохо живут люди. Вон и собака с цепи рвется, лает, предупреждает о гостях. Подъехали, Чет постучал в ворота.
- Кто там? - быстро ответил женский голос. Совсем не испуганный, хотя уже ночь почти и времена военные, злые.
- Хозяйка, пусти переночевать с дороги. - говорит Чет.
- Не пущу. - раздраженно говорит женщина. - Езжайте дальше!
- Хозяйка, устали мы. - говорит Мира и вздыхает.
- О, а ты, девуля, что, с ними едешь?
- С ними. Люди мы мирные и смирные, вреда не сделаем, пустите переночевать, пожалуйста. - просит Мира голосом профессионального нищего.
- Ага, знаю я вас мирных! Вот неделю назад приходили такие мирные, телочку забрали! А такая же телочка была упитанная! Уже бы на следующий год молоко давать начала! Вот такие мирные! Не пущу я вас. Вон там копна сена есть перед двором, в ней и ночуйте! Только не курите, а то и сено сожжете и хату!
- А поесть у вас есть что-то? - спрашивает Дубкивський.
- Да вот все поесть требуют, будто оно мне с неба падает, только собирай! - недовольно бурчит женщина.
- Мы заплатим! - обещает Дубкивський.
- Зачем мне ваши бумажки нужны! - аж раздражается женщина. - Папироски крутить?
- Золотом заплатим! - говорит Дубкивський. Чет и Мира смотрят на него и осуждающе крутят головами.
- У вас золото есть? - слышно, как женщина заинтересовалась.
- Немного. - пытается исправиться сотник. - Так дадите поесть?
- Да посмотрю сейчас, чем богаты.
Женщина заходит в дом, хлопают двери. Чет проверяет копну сена, тычет в неё саблей, на предмет каких-то сюрпризов. Дубкивський слезает с лошади.
- Хух, устал. Сейчас поедим и спать. - говорит он мечтательно.
- Дежурить будем. - говорит Чет. - По очереди.
- Да что тут дежурить? Здесь же никого нет! - удивляется сотник, уже намечтавшийся, что будет сладко спать до самого утра.
- Надо. - завершает дискуссию Чет.
Хлопнула дверь, затем щёлкнули задвижки на калитке, вышла женщина. С фонарем керосиновым и едой, которую завернула в полотняное полотенце. Такая женщина лет сорока, интересная.
- Вот вам еда. - тыкнула полотенце. А сама на Миру смотрит. - Это ты, девуля? - спрашивает, потому что Мира в мужской одежде и темно.
- Я. - говорит Мира.
- Вот тебя в дом пущу. А хлопцы пусть здесь ночуют. У меня муж на войне, ещё сплетни пойдут, что мужиков на ночь в дом пускаю. Не хочу. А вот тебя можно.
Дубкивський хватает полотенце с едой.
- И деньги давай. - напоминает женщина. Сотник лезет в карман, даёт червонец, заблаговременно взятый из чемодана. Мельче нет ничего. Женщина довольно улыбается. - Ну что, пошли, красавица.
- Хорошо. - кивает Мира. Чет подходит к ней и шепчет на ухо:
- Не нравится мне она.
Мира берет его руку и кладет на револьвер у себя за поясом. И шепчет:
- Не волнуйся.
Уходит с женщиной. Парни начинают готовиться к ночевке. Чет собирает лошадей, привязывает их к дереву рядом. Дубкивський прячет в сено чемоданы с сокровищами. Потом садятся поужинать при луне. Хозяйка вынесла им хлеб, лук, кусок сала, несколько вареных яиц и крынку молока. Пищу простую и безопасную. Это тебе не похлёбка какая-то, в которую подмешать можно бог знает что.
- Молока не пей. - говорит Чет.
- Почему? - Дубкивський отламывает большой кусок хлеба.
- Тебе ушей мало?
- Ладно, не буду. Может тогда чаю себе подогреем? Костерок разведём? Небольшой. - предлагает Дубкивський.
- Не надо.
- Ну, будем тогда в сухомятку. - соглашается Дубкивський, у которого уже нет сил спорить.
Торопливо отламывает ещё кусок хлеба.
- На завтра оставь. - приказывает Чет.
- На завтра? - Дубкивський вздыхает, отламывает половину того, что отломил и оставляет на полотенце. Другую половину жуёт. - Ох, хорошо как покушать!
- Я первый дежурю. - говорит Чет. - Поспи. Потом ты будешь.
- Хорошо. - Дубкивський быстро доедает свою порцию, потом мостит себе под бока сено, им же и укрывается. Затихает на несколько минут, вроде бы уже и посапывать начал, но потом проснулся.
- Ты её любишь? - неожиданно спрашивает сотник у Чета.
- Что? - удивляется тот, думал, что спит товарищ.
- Миру любишь?
- Спи давай. - злится Чет.
- Я же видел. Как ты тогда бросился за ней против вовчиков. Хотя это же верная смерть была. Наивернейшая смерть, если бы я из пулемёта не помог. И ты ж понимал, что смерть. Но бросился Миру спасать. Полез в пекло, с саблей наголо. Такое можно только по любви сделать, когда голову теряешь.
- Спи давай! - бурчит Чет, который не привык на такие темы болтать.
- Да, любовь странные вещи делает с человеком. - не обращает внимание на грубость товарища Дубкивський и сладко вздыхает. - У меня девушка есть в Ахтырке. Такая красавица и умница! Ты бы знал! Оксана! Я вот хотел сокровища для Украины получить, сдать, а потом к Оксане уехать. Она меня ждёт. Мы друг другу пообещали ждать, поклялись в вечной любви.
Чет хмыкает, потому что не верит в вечную любовь, знает, как мало значит слово, особенно в нынешние времена, когда всё меняется и не знаешь вечером, что будет утром.
- Почему ты хмыкнул? - недоволен Дубкивський. - Не веришь? Напрасно! Это же любовь! Настоящая любовь! Надо только найти того человека, свою половину! Ты - нашёл. Я же видел, как ты на Миру смотришь. Видел. Она красивая. Барыня настоящая. Это очень хорошо, быть влюбленным. Думать о ней, ждать. Без этого жизнь пуста и ...
Вдруг Чет вскакивает с револьверами в обеих руках.
- Что такое? - пугается Дубкивський, сам хватается за оружие, не может его быстро найти в сене, наконец-то встаёт. - Что?
- Да летучая мышь, вроде пролетела. - говорит Чет. Вокруг всё тихо, ночь, как ночь, лошади спокойные. Дубкивський снова лезет в сено. Он хочет рассказать Чету о своей большой любви, о том, чтобы он тоже бы сложил голову за свою Оксану. Затем вспоминает о своих ушах и понимает, что с таким прицепом даже голову сложить за любимую совсем не комильфо. А что уж говорить о том, чтобы к любимой придти! Вздыхает, уже не мечтательно, а печально. И надо же было же воды той попить!
Дубкивський вздыхает, думает, что нужно сменить тему мыслей, думать о чём-то приятном. Довольно скоро он уже далеко в мечтах, видит себя героем, каким-то министром будущего украинского правительства, о котором будут писать в учебниках будущего. Вот он сидит в мундире, завешанном орденами, рядом с ним Оксана, дети бегают, их дети. У них будет много детей, которым достанется счастье - жить в независимой Украине.
Сотника охватывает томная усталость и он засыпает, как ребёнок в колыбели. Посапывает в сене и улыбается, предвкушая грядущий триумф. Чет сидит с оружием наготове и прислушивается. Что-то ему здесь не нравится, сам не знает, что именно.
В доме женщина предлагает Мире поесть.
- Суп есть, чай сейчас подогрею.
- Нет, спасибо, мне бы хлеба и хватит. - отказывается Мира.
- Да ну что ты! Что там тот хлеб? Разве хлебом одним наешься? Ты посмотри, какая ты тощая! Кожа и кости! Мужчинам такие не нравятся! А ты хлеб да хлеб. Хорошо поешь!
Но Мира настаивает на своём и ничего кроме хлеба не ест. Женщина предлагает выпить самогона, но Мира не пьёт. Женщина говорит, что нагрела чугун воды, помыться можно в большой лохани. Но и здесь Мира отказывается. Тогда женщина стелет Мире на полатях печи.
- Раздевайся и ложись, ничем тебе не угодишь. - бурчит женщина.
Мира раздевается.
- Какая же ты худая! Ну что тараня! - жалеет её женщина. - Вот на тебе рубашку ночную.
Мира одевает её и незаметно суёт под руку револьвер.
- Ну, спокойной ночи. - женщина идёт в комнату, гасит там лампу и сама ложится спать. Тихо. Потом будто пролетело что-то. Мира стискивает рукоять револьвера, смотрит в темноту, но ничего не видно. Осторожно отодвигается с места, где лежала. Женщина ей постелила под печкой, а Мира перекатывается на другую сторону, к стенке, которая отделяет кухню от комнаты. Под одеяло на старом месте кладет какие-то вещи, которые нащупали рядом. Если присмотреться, то будто Мира спит на старом месте. А она у противоположной стенки и с револьвером в руке.
На улице Чет сидит, иногда встает, чтобы обойти копну с сеном. Таким образом сгоняет сон. Когда начинают фыркать лошади. Что-то им не нравится, что-то беспокоит. То стояли тихо, хрустели сеном, а то бьют копытами, рвутся с привязи. Чет подходит к ним, успокаивает. Это немного действует, но ненадолго. Вот опять кони мечутся, ржут, дрожат, роют копытами землю, словно хотят сбежать. Только Дубкивський спокойный, знай себе посапывает в сене.
Чету кажется, что увидел он в темноте какие-то огоньки. Вот они были, а вот уже нет. Потом ещё. И кони уже совсем дуреют от ужаса. Чет сапогом толкает Дубкивського. Но тот спит, как убитый. Чет уже собирается дернуть его за ногу сильнее, когда лошади становятся на дыбы, а из темноты вылетает черная тень. Чет стреляет и катится по земле. Еще тени, он стреляет снова и снова, стреляет в огоньки, маленькие огоньки, несущиеся на него и выпрыгивающие из темноты.
Патроны в обоих револьверах заканчиваются, Чет хватает саблю, кромсает нею воздух. Не воздух, а какие тела, которые рычат и пытаются вцепиться в него своими клыкастыми пастями. Вот Чета сбивают с ног, на него бросаются сразу несколько существ, он отбивается и понимает, что пропал, погиб, его уже терзают острые зубы нападавших, когда выстрелы. Это, наконец, проснулся Дубкивський. Стреляет из револьвера, его тоже сбивают с ног и погибать бы им, но из дома, где тоже слышались выстрелы, выскакивает Мира в ночной рубашке, с револьвером и топором. Левой стреляет, правой - рубит хищников, которые навалились на Чета. Потом помогает Дубкивському.
Когда добивают последнего нападавшего, наступает тишина. Мира тяжело дышит, слышно, как сопят и Чет с сотником. Сидят в темноте, приходят в себя. Дубкивський достает свою зажигалку, которую Чет ему вернул. Зажигает. Видят туши волков, разбросанные вокруг.
- Это волки! - удивляется Дубкивський, который всякое слышал, но не так, чтобы волки целой стаей нападали на вооружённых людей.
- Не волки. Где ты таких крупных волков видел? - указывает Чет на непривычно большие размеры животных.
- А кто? - испуганно спрашивает сотник, который и сам видит, что не бывает таких упитанных волков.
- Вурдалаки. Вот смотри. - Чет показывает на одну из туш. У которой задние лапы еще немного похожи на человеческие. - Так спешили, что не дождались, когда полностью волками станут. Напали.
- Вурдалаки! У Кончалабы есть про них! Я читал! - кричит и аж подпрыгивает на месте Дубкивський. Начинает разглядывать чудовищ.
- А в доме паук. - спокойно говорит Мира.
- Кто? - удивляется сотник. И Чет на неё смотрит с тревогой.
- Паук. - Повторяет Мира. - Большой такой. Три пули выпустила, а потом ещё топором пришлось лупить, чтобы успокоился.
- Пошли, посмотрим! - Дубкивський бежит к дому.
- Револьверы перезаряди сначала. - осекает его Чет.
Разбирают боеприпасы, набивают ими барабаны, тогда уже идут в дом. Там слышно, как плачет женщина. Зажигают фонарь и видят, что женщина, хозяйка дома, плачет у тела большого, мохнатого, черного паука. Мертвого, с пробитой в нескольких местах оболочкой, из которой течёт слизь.
- Что вы наделали! - кричит женщина. Она целует мохнатые паучьи ноги и поливает их слезами.
- Хорошо, что я перелегла. - говорит Мира. - А на старом месте одеяло оставила. Паук прыгнул и вот этот шип вогнал, где моя голова должна быть. - Мира показывает на длинный хвост чудовища с шипом на конце. Острым шипом, размером с острие копья. Ещё и сочится из него что-то. Видимо, яд. - Я его из револьвера, а он на меня. Я ещё с вечера приметила, где топор стоит, с полатей спрыгнула, схватила и давай рубить. Только так и успокоила.
- Сучка! Сучка! - стонет женщина.
- Новое чудовище! - восторгается Дубкивський. - Черный паук-людоед Дубкивського! О нём тоже у Кончалабы ничего не написано! Слушайте, да я здесь наберу замечательный материал для книги! А откуда он вылез?
- Из печи. - говорит Мира, показывает на отверстие в печи.
- А ну посвети. - Дубкивський лезет туда.
- Да хоть револьвер в руки возьми! - кричит ему Чет, но Дубкивський уже залез внутрь.
- Что там? - спрашивает Мира.
- Склад! - кричит Дубкивський. - Я так и думал! Вот, держи!
Из печи сунется что-то непонятное. Бухается на пол. Потом еще одно. Дальше уже вылезает Дубкивський.
- Там такого добра много!
Все смотрят на коконы из паутины, в которые заплетены люди. Точнее трупы.
- Паучок их оплетает и прячет себе в нору, а потом пьёт сок. Ну, не сок, а вот всё, что в коконе бродит. Надо же этой твари чем-то питаться. - Дубкивський толкает паука ногой.
- Не смей его трогать! Скотина! Вы за всё ответите! Вы уже мертвы! Вас уже нет! - кричит женщина и прыскает слюной.
- Ну, это тебе может бы так хотелось. - торжествующе говорит Дубкивський. - Мертвый твой паучок и те вурдалаки на улице, а мы - живы.
- Пошли. - говорит Чет.
- Вы - мёртвые! Мёртвые! - неистовствует женщина. - Дедушка послал за вами Чёрных всадников! Вы мёртвые! Дохляки! Нет вас! - женщина кричит, плачет и смеется одновременно.
Уже на улице Дубкивський хватает Чета за руку.
- Ты слышал?
- Что?
- Про Чёрных всадников! - Дубкивський встревожен и испуган.
- И что?
- Про них в книге Бар-Кончалабы написано.
- И что именно? - интересуется Мира.
- Они бессмертны.
- Так не бывает. - категоричен Чет.
- Но это не самое страшное. - Дубкивський аж дрожит. Его уши побелели и тревожно полощутся, словно паруса перед бурей.