Аннотация: Ради поимки чудовищного Шпыля к Ахтырке выдвигается спецназ Феликса Дзержинского
Уже утром отряд Ерофеева и Либермана подходит к Шпилёвке. Проезжают возле пушки, которая торчит, встряв дулом в землю. Это та самая пушка, которую выбросил от дворца Шпыль. Перебросил болото под холмом, долетела до самого села.
- Это он! Тот великан! Представляешь, какая у него силища! - восторгается Либерман.
- Ничего себе. - тихо удивляется Ерофеев, который видел на войне всякое, но чтоб пушки летали! Приказывает орудие отрыть и проверить на предмет пригодности к дальнейшему боевому использованию.
- Так, всем соблюдать тишину! Нужно подойти незаметно, возможно, тогда у нас будет шанс схватить Великана спящим. Или накачать вот этим. - Либерман показывает на большую бутыль со снотворным. - И не стрелять без приказа.
- Слушай, можно подождем, пока подтянется артиллерия из Ахтырки? - предлагает Ерофеев, который привык действовать осторожно, чтобы не терять зря людей, которых и так немного.
- Артиллерия нам не поможет. Сам видишь. - Либерман кивает на пушку, торчащую стволом в землю. - Оставляй людей здесь, чтобы не было лишних потерь. С нами пойдёт десятка три. И побольше взять верёвок и цепей!
Небольшой отряд поднимается на холм. За ними две повозки со всеми цепями и веревками, которые удалось собрать в Ахтырке. Даже из колодцев забрали, как комиссар и приказывал. Идут тихо, оружие держат наготове, подходят к месту, где был разбит отряд Кручёных. Смотрят на раздавленные и разорванные тела.
- Что здесь было? - ошеломленно озирается Ерофеев и шрамы на его лице белеют от увиденного. Всякие мясорубки он видел на империалистической войне, но такую кровищу видел впервые.
- Я же тебе говорил, что это настоящая машина смерти! Он голыми руками убил всех! - возбужденно шепчет Либерман.
- Вот это силища! - ошеломленно кривится Ерофеев.
Дает приказ спешиться. Крадутся в разбитые ворота, бегут к дому, заходят внутрь. Ерофеев первый, потому что солдаты испуганы, нужно вести их за собой. Проходит в дверь. Внутри никого. Видят лестницу в подвал, спускается туда. И там пусто. Пусто в комнате, где спал Шпыль, пусто в сейфе, крышка которого сорвана взрывом.
- Чёрт! Куда он мог деться? - кричит Либерман. - Обыскать здесь всё!
Ищут, но Шпиля нет. Все удивляются, что дом цел, не ограблен. Только Либерман не удивляется. Он же видел, кто его охранял. Тычет сапогом в развороченный взрывом сейф, кусает губы.
Тут примчал вестовой и доложил, что связь наладили и телеграмма в Москву отправлена.
- Уже и ответ получен! - вестовой даёт комиссару свёрнутый лист. Либерман разворачивает и читает.
- Что там, Боря? - интересуется Ерофеев.
- Ответил лично Феликс Эдмундович! - комиссар поднимает палец вверх, потому что очень уважает Дзержинского. - Говорит, что отправляет сюда лучших людей! Специальный отряд комиссара Люшкова! Бронепоезд с ними уже выехал! А из Харькова сюда доставят профессора Бар-Кончалабу, главного специалиста по чудовищам! Дело государственного значения! Как я и говорил!
- А кто этот Люшков? - спрашивает Ерофеев, который не слишком жалует посланцев из Москвы. Они часто требуют невозможного и не боятся положить хоть полк, хотя два, только бы доложить об успехе, который может и роты не стоить.
- Комиссар. Я его по Одессе знаю, где мы бандитов искореняли. Железный человек, настоящий боец! Сейчас в ЧК курирует специальные проекты.
- Какие такие проекты? - не понимает Ерофеев.
- Там всё засекречено. Не могу ничего рассказывать. Вот приедет, спросишь у Генриха, он, если можно, расскажет. - Либерман начинает довольно насвистывать. Видно, что приезд комиссара Люшков его обрадовал. - С ним мы точно поймаем, потому что опытный в этом деле человек! Но и сами сидеть на печи не будем. Что там заслоны на дорогах? - Либерман бегает по комнате с горящими глазами.
- Да ничего. - говорит Ерофеев и грустно сплёвывает. - Загорулько местный, здесь все ходы-выходы знает. Говорят, что мог направиться и к реке Снов.
- Надо и там всё перекрыть!
- Да там такие места, что не понятно, что перекрывать. - кривится Ерофеев.
- Что за места? - удивляется комиссар.
- Плохие места. - вздыхает комполка, который не знает, как объяснить, то, что он слышал от местных об этой проклятой реке.
- Андрей, что ты несёшь? Как такое может быть, чтобы места плохие? - Либерман устало вздыхает, удивляясь необразованности боевого товарища, верящего в глупые предрассудки.
- А как такое может быть, что у тебя уши выросли, словно лопухи? - находит, что ответить Ерофеев. - Места здесь такие. Плохие.
- Всё равно, нам нужно идти на реку Снов! - раздражается комиссар, которому неприятно слышать про уши.
- Боря, ты объясни, кого мы ищем: великана или тех, с сокровищами?
- И тех и этих! Я думаю, что они вместе.
- Вместе? Как вместе?
- Великан к той девке прикипел. Когда он всех здесь уничтожил, она к нему вышла. Что-то сказала и он сел возле неё, послушный, словно медведь дрессированный. Потом она его в дом повела. Приказала, и пошёл за ней, как привязанный!
- Ну, баба! Даже чудовище к рукам прибрала! - восхищается комполка. - Так ты думаешь, что они его с собой взяли?
- Или взяли, или само за ними пошло. Это уже неважно. Главное догнать их. Отправляемся на реку Снов! - кричит Либерман.
- Да тише ты! Т-с-с! - цыкает на него Ерофеев.
- А что?
- А то, что у нас в полку большинство местных. Только скажи им про реку Снов, так сразу разбегутся, потому что слышали много про неё!
- Не разбегутся! Расстрелять десяток для науки и не разбегутся! - гневно вертит головой Либерман, который знает, что с этими деревенщиной только так и надо.
- Боря, послушай меня. Пуль они боятся, это факт. Но реки Снов боятся ещё больше! Это раз. А два, у них то оружие тоже есть. Хорошо помню, как офицерики на фронте перед нами револьверами махали и как мы их потом стреляли, будто зайцев. То что не надо лезть в залупу, если можно не лезть. Пусть лучше не знают, куда идём. - комполка говорит тихо, но уверенно. Комиссар слушает и только кивает.
- Чёрт! Андрей, с кем приходится за революцию сражаться! С какими-то тёмными, суеверными селюками! Они же без идеи! Вот бы не мы их мобилизовали, а деникинцы или мазепинцы, они бы у них против нас воевали. Стадо! Куда гонят, туда и идут! А не так, чтобы горели за победу революции! Тьфу! Труха!
- Уже что есть, Боря. Моряков или рабочих с Красной Пресни на всё не хватит. А эти мужички, они же неплохие солдаты. Хотя да, безыдейные. Вот тот же Чет, сколько я ему талдычил про революцию, коммунизм, новый мир! А ему всё равно! Как с гуся вода! Только бы на хуторе сидеть и земельку царапать.
- Совсем у них нет полёта! - соглашается комиссар. - При земле сидят и ничего кроме земли не видят! Хуторяне! Вот и пословицы у них такие: Моя хата с краю, ничего не знаю. А разве можно так себя вести в ходе всемирно-исторических преобразований! Нельзя! Ну, черт с ними, поехали! - Либерман идёт к двери, а Ерофеев кривится.
- Боря, нельзя. Людям отдохнуть надо, всю ночь в дороге были.
- Андрей, некогда отдыхать! Ты понимаешь цену вопроса!
- Боря, понимаю. Но нельзя. Люди ещё потерпят, а лошади - нет.
- Тогда пойдем пешком! Это приказ! Это важно! Здесь решается судьба мировой революции! То есть, мы всё равно победим, иначе быть не может, ведь это историческая необходимость! Но победим через год или через десять лет, вот в чём разница! Вперед! - кричит Либерман.
- Нет, Боря, нет. Отдохнем, с утра пойдём. Поверь мне, что так быстрее будет, чем ночью пешком тащиться. Думаешь, я не хочу победы мировой революции? - комполка смотрит на комиссара. Тот морщится. - Нельзя иначе, Боря, поверь мне.
- Ладно, но завтра чтобы выступили, как только рассветёт!
- Так точно!
Ерофеев идёт в лагерь, проверить посты. Так себе говорит, но сворачивает к возу, на котором сидят две медсестры. Рядом с ними лежит девушка. Та самая, которую брал себе атаман Кручёный, поиграл и бросил умирать прямо на дороге. Солдаты Ерофеева её подобрали. Комполка случайно увидел и расчувствовался. Была она вся в синяках, плакала и дрожала. Слабая, беззащитная. И так ему обидно за неё стало, такую неожиданную волну нежности к ней почувствовал, что сердце аж заболело. Его сердце, которое, уже думал, окаменело совсем и ничем его не проймёшь.
Но вот взяло. Толи возраст, а было уже Ерофееву за тридцать, толи ещё что, но зацепился он сердцем за эту девушку. Её должны были в первом же селе оставить. Но кому там она нужна? Избитая, изнасилована, слабая, а ещё война вокруг! Приказал комполка взять с собой, приказал лечить и заботиться. Время от времени приходил к ней, смотрел. Кусал себе губы.
Была эта девушка похожа на другую. Из соседнего села на родной для комполка Рязанщине. Ту девушки звали Маша и такая она была приятная да голосистая, что все к ней клинья подбивали. И Андрей Ерофеев тоже. Стройный, вихрастый, ходил на заработки в город, купил себе новые сапоги, рубашку с жилеткой да картуз. Вот так парень! Нравился он Маше и сидели рядом на вечерних гуляниях, и целовались горячо, и всё шло к тому, что сватов надо засылать. Но родители Машины, решили отдать её за другого. За сына мельника. Состоятельная семья, дом и амбар под железом, аж две мельницы на реке стоят, лошадей десяток имеют, батраков нанимают. Разве не будет Маша с ним счастлива, да и родителям-то от тех богатств что-то перепадёт. И пусть не нравится мельников сын Маше, так это же брак, это дело серьезное, здесь всё обдумать надо, а не так что, нравится - не нравится.
Маша уже и плакала и в петлю лезла, сам Андрей приходил с её родителями говорить. Но сказали ему, что без гроша за душой он и семья у него бедняки, собственной земли курам на смех, как с такими людьми родниться можно? Андрей не удержался, пошёл и набил морду сопернику. Андрея в холодную. Пока там сидел и свадьбу отгуляли. Передавали ему, что Маша сначала грустная была, плакала, а потом выпила наливок сладких, высохли слезы, улыбаться начала, даже танцевала.
Чуть не обезумел от этого Андрей и пошёл добровольцем на фронт, как раз Японская война началась. Думал там погибнуть. Но повезло, не погиб. Служил в армии до следующей войны, Второй отечественной, она же Большая империалистическая. О коммунизме узнал, о всемирном братстве, когда все люди равны, а не так, чтобы вот кому всё, и мельницы и Маша, а кому ничего. Прямо спрашивал, у агитаторов, будет ли такое при коммунизме, чтобы за богатого девушку отдавали, хотя она другого любит. Агитаторы говорили, что в коммунизме не будет ни бедного, ни богатого, все люди равны и все люди свободны. И если любит кого девушка, то с ним и будет, никто её не заставит за другого выйти. Бальзамом на раны были те слова Андрею, поверил он и пошёл за агитаторами. О прошлом старался не вспоминать.
Уже после революции, проездом был в родных местах, решил заскочить к своим, узнать, что да как. Посидел с братьями и сестрами, про Машу ничего не спрашивал, но сами рассказали. Что муж её, сын мельника, пьянствовать сильно начал, а вот недавно залился. Мельник же начал к Маше лезть, в снохачи подался. Маша сопротивлялась, а он же медведь сильный, пятипудовые жернова легко поднимал, так что взял Машу и на слёзы её, на мольбы не посмотрел. От стыда Маша на следующий день пошла и утопилась. Как раз у мельничной запруды, где глубоко было.
Как услышал это Андрей, сразу побежал к мельнику и разрубил его напополам, будто жабу. Андрея арестовали, но быстро отпустили, потому как мельник был социально-чужой, а Андрей - свой, герой революции, его фронт ждал.
После того случая решил Ерофеев, что сердце у него сделалось каменное и больше уже не будет там волнений. Стал он солдатом революции, о ней только думал, ею жил. Оно то, конечно, природа своё брала, требовала, так что иногда бегал Андрей в гречку, человек же молодой, здоровый. Но не более того. В сердце никого не пускал, закрыто оно было, как казалось, навсегда.
Когда вот на тебе. И сам комполка не понимал, чего он уцепился за эту девушку. Что на Машу похожа, такая же черноволосая и бровастая, так мало ли похожих было? Что избитая и слабая, так и этого добра видел много. Война ведь. Но вот зацепился и всё тут. Был кремень, а стал пух. Вот надо пойти отдохнуть, поспать перед походом, а он присел возле телеги и смотрит на девушку, как тревожно спит.
- Ничего, молодая, выживет. До свадьбы всё заживет. - говорит одна из медсестер. Говорит и улыбается, потому что видит взгляд комполка, видит, как набухли слезами глаза его грозные. Уже весь полк знает, что влюбился командир. Удивляются чего именно в эту бабу. В побитую и замученную. Мог бы выбрать другую. Вот у них в Ахтырке среди заложников такие красотки есть! Офицерские жены! Белокожие и гордоглазые. Вот их бы оприходовать, попробовать тела барского! Но комполка и сам не гам, и другому не дам. Не подпускает к заложницам, хотя они враги революции и всё равно к стенке их поставят рано или поздно. Сам же в эту девку влюбился, которая еле жива была, после того, как в руках вовчиков побывала. Странный комполка, странный.
Между тем, Чет, Мира и Дубкивский спешат дорогой среди полей.
- Слушай, ты будто какой-то тевтонский рыцарь! - смеётся Мира с Дубкивського, который натянул себе на голову чугунок. Обычный чугунок, в котором в селах варят борщи или ленивые вареники. Чет только головой крутит, мол, ничему уже не удивляется от этого сотника. А Дубкивський насмешек не замечает.
- У Кончалабы написано, что чугунок на голове - единственный шанс спастись от Чёрных Всадников! - говорит сотник, серьезный и испуганный. - И вы одевайте! - Дубкивський везёт с собой ещё два чугунка, которые взял в паучьем доме. - Чёрные Всадники могут убивать мыслями! Надо защитить голову от их влияния! Чёрные Всадники - самые ужасные! Ну, если не считать невидимого чудовища!
- Есть и такое? - ехидно спрашивает Мира, которая не склонна верить во всю эту бредятину.
- Есть! В книге Кончалабы о нём целый раздел! Там даже читать страшно! Что уж говорить о том, чтобы столкнуться с этим чудовищем в действительности! - сотник в восторге вертит головой, отчего чугунок спадает ему на глаза, стучит по носу. Дубкивський шипит от боли, всё это выглядит, как выступление клоуна в цирке, Чет и Мира улыбаются. Сотник поправляет чугунок, замечает улыбки, раздражается, что ему не верят. - Это правда! Страшная правда! Невидимое чудовище!
- Как можно что-либо написать о чудовище, которого не видно? - не понимает Мира.
- Ну, его становится видно, когда оно убивает. Кровь жертв брызгает на его тело и оно становится видимым в тех, местах, куда попала кровь. Но после убийств невидимое чудовище всегда спешит к реке, чтобы вымыться. И снова стать невидимым. Оно умеет летать и у него страшные когти. Профессор Кончалаба говорит, что сам видел, как оно перекусило человека пополам! Пополам, как лошадь морковь!
- А чёрные всадники, чем они убивают? - интересуется Чет.
- Могут мысленно, а могут своими копьями. Но хуже всего, это попасть к ним в плен!
- А что там, в плену? - Мира улыбается, она совершенно не верит в эти страшные истории, просто интересно послушать странные выдумки сотника. Дубкивський скепсиса не замечает, продолжает увлечённо рассказывать.
- Тех, кто попал к ним в плен, Чёрные Всадники везут в свой замок с глубокими подземельями. Там приковывают к стенам и сажают на лицо жаб.
- Жаб? - удивляется Мира и кривится от омерзения.
- Да, огромных, чёрных жаб, которые обхватывают головы жертв лапами, широко открывают пасть и впиваются в лицо.
- Зачем?
- Лягушки собирают человеческие чувства.
- Какие чувства?
- Ужас, отчаяние, боль. Когда жаба одета на голову, Черные Всадники начинают истязать жертву. Режут на куски, пытают, мучают. Жертва страдает, кричит, а жаба собирает её чувства.
- Зачем кому-то чужие страх или отчаяние?
- Доподлинно этого Кончалаба не знает. По одной из версий, Чёрные Всадники кормятся этими чувствами. По другой, делают из чувств какие-то зелья на продажу. Возможно и то и другое. Как бы то ни было, но попасть в плен к Чёрным Всадникам, это хуже всего, хуже, чем смерть.
- И долго они пытают людей? - спрашивает Мира уже без улыбки.
- До тех пор, пока жертва еще может производить чувства.
- Пока не умирает?
- После долгих пыток у жертвы наступает отупение. Когда она уже ничего не чувствует. Она ещё жива, но её можно резать на куски, а она ничего не будет чувствовать. Ни боли, ни страха, ничего. Такие люди живы телом, но мертвы душой. Выжатых жертв Чёрные Всадники отдают на корм своим слугам-медведям.
- Медведям? - кривится Чет, который вспоминает рассказ Ерофеева про тигру во время побега из японского плена.
- Ага, дрессированные медведи, они даже немного умеют разговаривать.
- Что за цирк? - удивляется Мира.
- Не цирк, а так и есть. Большие медведи в красных мундирах с золотыми позументами. Так написано в книге, даже фотография есть. - Дубкивський уверенно кивает головой. Чугунок снова ползет ему на лицо, бухается об нос, сотник вскрикивает.
- Цирк да и только. - говорит Мира толи о рассказе, толи о рассказчике, смеётся и погоняет лошадь. Едет возле Чета, который заметно встревожен и напряжен.
- Ты тоже веришь в Чёрных Всадников? - спрашивает она, видя его волнение.
- О них написал профессор Харьковского университета! Великий исследователь чудовищ Слобожанщины! Пусть и подонок! - кричит позади Дубкивський. Чет молчит. Мира смотрит на него.
- Так ты веришь?
- Не знаю. - Чет отворачивается. - Плохо, что Дедушка хочет нас наказать.
- Кто такой этот дедушка?
- Не знаю. Но он здесь главный. Среди нечистой силы. Надо бежать отсюда.
- Куда? Позади красные!
- Пусть лучше красные. - говорит Чет тихонько.
- Не паникуй, Чет. - успокаивает Мира. И удивленно смотрит на него. Потому что Чет действительно напуган и подавлен. Ещё никогда она не видела его таким. Даже тогда, у дома фон Шпила, когда он пошёл на верную смерть, чтобы спасти её от сабель вовчиков. Когда она почувствовала, как сердце её дрогнуло. И вовсе не от смерти, что маячила рядом.
- Ты слышишь? - неожиданно спрашивает Чет и оглядывается. Мира видит в его глазах почти панику.
- Что такое? - Мира уже и сама чувствует что-то плохое.
- Давай сюда чугунки! - кричит Чет сотнику. Хватает один. - И ты надевай! - приказывает Мире.
- Слушай, Чет, я больше доверяю винтовке, чем чугунку на голове! - кричит Мира.
- Надевай! - говорит тихо Чет. И она надевает. Потому что видит, его лицо. Каменное от тревоги. А еще лошади снова начинают храпеть, а вокруг становится темно, хоть ещё только полдень.
- Что это? - удивляется Мира. И голос её делается хриплым от нервов.
- Это они! - кричит Дубкивський. Чугунок на нём держится лучше всех, потому что изнутри подпирается ушами.
- Вон они! - показывает рукой Чет.
И все видят с десяток чёрных фигур, одетых в длинные плащи. На огромных чёрных конях, вооружённые длинными копьями. Всадники словно летят над землей и стремительно приближаются.
- Ну, началось. - шепчет Мира и выхватывает из-за плеча винтовку. Выстрел. Прямо в лоб одному из Чёрных Всадников. Но всадник не падает с лошади, а несётся дальше. И голова его цела. Будто ничего и не было.
- Нате вам! - начинает стрелять из револьверов Дубкивський. Но Чёрным Всадникам безразличны его пули.
- А если так! - говорит Чет и выхватывает саблю. Мчится навстречу, отражает удары копий и рубит голову одному из Черных Всадников. Она катится вместе с капюшоном плаща, но тело осталось на лошади, тело разворачивает коня, несется обратно, подбирает голову и устанавливает её себе на шею. Вместе с капюшоном. И всё держится!
Дубкивський поджигает и бросает в одного из Чёрных Всадников шашку динамита. Взрыв. Всадник разлетается на куски вместе с конем. Но те куски не просто остаются на земле, а начинают сползаться в кучу и вот уже снова Чёрный Всадник цел, а другой уже прижал Дубкивського копьем к земле. Держит. Мира стреляет, целится в лоб Чёрному Всаднику, потом уходит от копья и бьёт с размаху прикладом винтовки, но нападающему хоть бы что. И вот уже несколько копий останавливают её. Чет ещё рубиться, сносит очередные головы, которые вновь устанавливаются на шеях, Чет рычит и бьётся, когда видит копья, прижавшие Миру к земле.
- Сражайся! Не сдавайся! - кричит она, увидев его взгляд. Но Чет останавливается, смотрит, бросает саблю. Плюет и садится.
Чёрные Всадники удовлетворенно бормочат что-то по-своему. Уже ясно, что они не люди, какие-то существа, скрытые под своими черными, длинными плащами. Вяжут руки пленным, когда подскакивает Кручёный, тоже с чугунком на голове.
- Ага, попались! Убежать думали! От атамана Кручёного никто ещё не убегал! Даже ты, солдатик! И ты, красавица! - ржёт, суетится, не находит себе места от возбуждения атаман. Видит лошадей с чемоданами, бежит к ним, хватает один из чемоданов, начинает отвязывать. - Вот оно! Моё золото! Хотели забрать моё золото!
От волнения пальцы не слушаются Кручёного, он никак не может развязать веревки. Когда удар. И копье одного из Чёрных Всадников пробивает Кручёного. Тот стонет, удивленно смотрит на острие, выходящие из тела. Смотрит, смотрит, смотрит, потом плюет на него кровавой слюной и заваливается на землю. Чёрные Всадники переговариваются между собой на каком-то странном шипящем языке.
- Даже большой разбойник не может обмануть малого чёрта. - говорит по своему один из Чёрных Всадинков. Хохочут. По крайней мере, на это похоже их кряхтение.
Отряд красных спешит по дороге. Впереди хутор, где Кручёный искал Дедушку. А вот и сам старый сидит у дороги, как всегда с кукурузой, всё чистит молочные початки. Не обращает внимания на приближающееся войско. А ведь целый полк! С пушками, пулемётами! Ерофеев настороженно смотрит на Дедушку. Но ничего подозрительного не замечает. Приближаются.
- Добрый день, дед. - говорит комполка.
- Добрый день. - отвечает Дедушка, поднимает голову и щурится на солнце. Он весь аж жёлтый, видно, что редко видит белый свет. - Ищете кого?
- Ищем, дедушка. - говорит Ерофеев, но Либерман дёргает его за рукав. Показывает глазами, чтобы лишнего не болтал.
- А что дедушка, может известно тебе что-то? - спрашивает комиссар.
- Да кое-что известно. - тихонько говорит Дедушка и берется за новый початок. - Знаю, что вам вот лучше здесь подождать, а дальше не ехать. Тех же, кого ищете, привезут вам.
- А откуда ты знаешь, кого мы ищем? - Либерман подозрительно смотрит на старика.
- Да уж знаю.
- Рассказывай всё, дед! А то хуже будет. - грозит комиссар, но старик в ответ лишь смеётся.
- Не будет.
- Это почему? - злиться Либерман.
- Да знаю.
- Что ты знаешь, старик? - раздражается комиссар, не нравится ему этот странный дед, который совсем их не боится, хотя они вооружены и подчиняются законам военного времени, то есть могут любого к стенке. - Сейчас пристрелим тебя и всё!
Дедушка будто не услышал про стенку, знай себе щурится на солнце, хотя должен понимать, что комиссар и вправду застрелить может, а не по-пустому грозит.
- А ну взять его! - приказывает рассвирепевший Либерман.
- Документ у меня есть. - вдруг говорит Дедушка.
- Какой, такой документ? - презрительно кривится комиссар.
- А вот, посмотри. - из корзины, где нечищеные початки, достает Дедушка лист сложенный вчетверо и дает Либерману. Тот даёт солдатам знак подождать, разворачивает листок с пренебрежительным выражением лица и читает. Потом перечитывает, на его лице видно сначала удивление, потом ошеломление. Моргает глазами, тяжело дышит открытым ртом, будто ударили его мешком по голове.
- Боря, что такое? - не понимает Ерофеев. Либерман показывает ему, что отъехать надо.
- Что случилось? - снова спрашивает комполка, когда они отъехали в поле, метров на пятьдесят от Дедушки.
- Знаешь что это? - Либерман бумажкой машет.
- Что?
- Распоряжение о невмешательстве в дела.
- Что?
- Этим распоряжением запрещается вмешательство в дела на землях при реке Снов! - сквозь зубы говорит Либерман.
- Боря, кем запрещается? - удивляется Ерофеев.
- Самым Лениным!
- Что? Да не может быть! - возмущается комполка.
- Смотри! Вот почерк его и подпись и печать Реввоенсовета! - Либерман тычет листком и растерянно крутит головой.
- Как это не вмешиваться, Боря? А если контра за этим дедом скрывается? - удивляется Ерофеев.
- Ты это видишь? - аж кричит Либерман и снова тычет листом. - Это приказ! Слышал о революционной дисциплине?
- И что делать?
- Не знаю. - Либерман морщит лоб, думает, как действовать дальше. - Ну, ладно, поехали к деду.
Тот всё кукурузу чистит.
- Так ты найдёшь тех, кого мы ищем? - спрашивает Либерман.
- Нашёл уже.
- Смотрите, они люди опасные. Вроде поймал их, а потом раз и сбежали. Ещё те хитрецы.
- Знаю. - Дедушка кивает головой. - Вы вон там за рощей подождите, отдохните немного. А к вечеру и привезут их.
- Не хочу я угрожать, дед, но смотри, что у нас тут полк целый. Если попытаешься обмануть, то лучше не надо. Выжжем здесь всё, несмотря на документ. - грозит Либерман. Дедушка кивает головой, что понимает. - А еще там кроме людей чемоданы. Два. Они тоже нужны.
- Чемодан один. - говорит дедушка.
- Два чемодана, старый хрыч, два! - кричит комиссар.
- Один, миленький, один. Его привезут, тут уж не извольте беспокоиться. - отвратительно хихикает Дедушка.
- Слушай, старик, я тебя к стенке за такое поставлю! Думаешь, нет? - раздражается Либерман.
- Поставишь. - кивает Дедушка. - Сначала ты, потом тебя. Ты же документ читал.
- Ты документом не прикрывайся! Неизвестно, как ты его получил! - кричит комиссар.
- Говорит-говори да не заговаривайся! Или намекаешь на что? - неожиданно серьезно, даже строго, спрашивает Дедушка. И Либерман осекается.
- Ладно, поехали, отдохнём немного. - говорит комиссар и смотрит в сторону.
- Документ то верни. - напоминает Дедушка. Либерман возвращает листок.
Разворачивают отряд, останавливаются за рощей. Оружие держат наготове, эскадрон один оставляют верхом, готовым в любой момент в бой. Пушки установили, пулеметы. Не застанешь врасплох.
- Я десяток в разведку послал, чтобы следили за хутором на всякий случай. - говорит Ерофеев.
- Хорошо. - кивает до сих пор ошеломлённый Либерман.
- Как думаешь, не обманет нас дед?
- Не знаю. - раздражается комиссар. - Я бы его собственными руками пристрелил, если бы не документ!
- Да брось, Боря. Если сам товарищ Ленин издал документ, значит так надо. Нам может и не понятно, зачем, но руководству виднее, что для победы революции надо. Не наше дело лезть туда.
- Здесь всё наше дело, Андрей, всё! - не соглашается комиссар. - Ну, ничего, сегодня документ, а завтра мы придём, порядок тут наведем, выжжем всю эту нечистую силу!
- Ты ложись, отдохни. - говорит Ерофеев и хлопает товарища по плечу.
- Да не могу уснуть, всё об этом деле думаю. То про великана, то о сокровищах.
- Уже один чемодан?
- Я буду руководству докладывать! Мы еще за вторым вернёмся! - Либерман скрипит зубами и машет кулаком, словно бьёт какого-то невидимого врага.
Ерофеев убеждает друга прилечь в тени, немного отдохнуть. Комиссар ложится и быстро засыпает. Комполка проверяет охрану, удивляется, что от разведки никаких известий. А тут еще лошади какие-то перепуганные стали, ржут, копытам землю роют, фыркают.
- А ну проверить, что там с разведкой! - ещё десяток Ерофеев послал. Быстро вернулись бойцы, перепуганные все, словно цыплята от ястреба.
- Товарищ командир! Вот! - показывают нескольких ребят из первого десятка. А у тех глаза сумасшедшие, сами все поседевшие и сказать ничего не могут, только дрожат и мычат. - Все такие, весь десяток!
- Что с ними случилось? - удивляется комполка, потому что отправил бойцов, а получил каких-то калек.
- А бог его знает. Мы приехали, а они валяются на земле вот такие уже. Рядом трое связанных. И чемодан. А кони, кони разбежались перепуганные, не поймаешь их.
Ерофеев всё смотрит на бойцов. Нормальные же ребята были, а теперь огарки какие-то.
- Вот нечистая сила! - сплевывает. Хотел перекреститься, но он же Красной Армии командир, как можно креститься? Сдерживается. Смотрите на связанных. - А чугунки на головах для чего?
- А так и было. Мы решили не снимать. - докладывают бойцы.
- Вот ты, сучка! - это прибежал матрос Жныкин, который увидел Миру. - Это ты вестовому голову снесла! - Жныкин бросается на неё, задушить хочет, но Мира бьёт его головой с чугунком в нос и падает матрос, залитый весь кровью, в пыль. Хватается за маузер.
- А ну прекратить! - приказывает Ерофеев. - Будите комиссара, всем подъём! Возвращаемся в Ахтырку! Чемодан в тачанку, пленных на телегу! Двойную, тройную охрану! Чтобы глаз с них не сводили! Жныкин, ты ответственный. Головой!