Аннотация: Зверослав Клинков сражается с тайным обществом ужасных извращенцев
Дело скопцов-содомитов
Зимой 2002-го года я был направлен в Конотоп во главе группы следователей прокуратуры области для усиления работы местной межрайонной прокуратуры, допустившей значительный рост нераскрытых убийств. На конец года у них висело четыре убийства, которые портили всю статистику по области. Я в то время работал уже заместителем начальника следственного отдела, зарекомендовал себя отлично, и посылали меня, зная, что я результат дам. В январе ожидалась проверка из Генпрокуратуры и четыре нераскрытых убийства могли все испортить. Если я не постараюсь. Ну а стараться я умел. По приезду сразу же истребовал дела по убийствам, которые все были сплошь ничем не примечательные и серые. Трое мужчин и одна женщина, причин нет, свидетелей нет, одного задушили, одного зарезали, одного застрелили, а женщину повесили, но не аккуратно, поэтому сразу было установлено, что убийство. Впрочем, на крайний случай, если дело не пойдёт, формулировку можно будет сменить. Как говаривали старые прокуроры, десять самоубийств, лучше, чем одно убийство.
Начальник межрайпрокуратуры, точнее и.о. начальника, потому что предыдущий уволился и переехал работать в столичную юридическую фирму, отнесся к нам добродушно, помогал, чем мог, поселил в хорошей гостинице, где нас на убой кормили. Обещал по шабашу вывезти на охоту, но я видел, что до шабаша было далеко. Уж очень мутные дела. Чтобы не распыляться, я решил сосредоточиться на одном, как мне показалось самом сложном. Убитый - учитель физкультуры одной из местных школ был найден задушенным в своей коморке. Ни с кем не конфликтовал, спиртным не злоупотреблял, сведений о неположенных отношениях со школьницами нет, из каморки ничего не пропало, свидетелей тоже нет, потому что убийство произошло вечером после уроков. Труп обнаружили только утром.
Материалы дела не давали повода для зацепок, я пересмотрел всё несколько раз и решил сходить в школу. Там поговорил с директором, с учениками и учителями. Мне легко говорить с людьми, я давлю их своей массой, делаю вежливыми и трепетными. Они отчаянно напрягались и вспоминали, чтобы как-то помочь делу, но ничего толкового не сказали. Я сидел в кабинете, который мне уступил директор, впечатленный, как моими размерами, так и должностью. Переговорил с двумя десятками людей и собирался уже уходить, когда увидел лист бумаги, подсунутый под дверь. Осторожно взял его, там было написано большими печатными буквами "Спросите Авраменко". Я вышел в приемную, секретарша директора видимо куда-то убыла, чем и воспользовался неизвестный доброжелатель. Я подождал директора и попросил его привести ко мне Авраменко. Директор сразу изменился в лице, начал заикаться, что это позор школы и вообще его скоро уволят, не нужно с ним говорить. Я повторил свою просьбу, добавив металлу в голос. Директор выскочил как ошпаренный и вскоре привёл ко мне молодого паренька в облегающем свитере.
Едва я только начал допрашивать парня, как понял, что взял след. В нашем деле важна интуиция, чуйка, которую ни что не заменит. И я почувствовал, что этот парень, который пытался выглядеть уверенным, поможет мне распутать это дело. Для затравки я задал несколько вопросов о погибшем, с которым этот Авраменко дружил, хоть и преподавал химию. Ответы самые средние, но я то уже знал, что парень знает больше. Вдруг наклонился к нему, заглянул в глаза и грымнул: "А теперь правду!". Я увидел, как в ужасе заметались его зрачки. Большинство людей бояться меня в силу моей комплекции, но я умею различать на фоне обычного испугового фона иной страх, страх тех, кто что-то от меня скрывает. Я схватил его за грудки. Он что-то лепетал про адвоката, а потом умолк, будто кролик, схваченный удавом.
-Рассказывай.
Он смотрел на меня широко открытыми глазами и хотел устроить истерику. Закричать, плакать, биться, убегая от своего страха. Это обычный приём, но я ударил его несколько раз по щекам для приведения в чувство. И он затих, почувствовав, что номер не удался.
-Говори.
И Авраменко рассказал, что он имел с погибшим, его фамилия была Воеводин, сексуальные отношения. То есть они были пидорасами. Никто об этом не знал. Случилось это неожиданно, во всяком случае, по словам Авраменко. Воеводин всегда отличался тем, что приударял за школьницами, а потом вдруг пришёл к нему в кабинет, стал на колени и отсосал. Про то, что Авраменко по ориентации странный в школе догадывались, но уволить не могли, потому что формальных причин не давал, а два года назад он даже выиграл районный этап конкурса "Учитель года". Вот его и терпели, ученики подсмеивались, педколлектив тихо ненавидел. Среди ненавидевших был и Воеводин, второй после военрука Сергейчука мачо в школе. А потом вдруг случилось.
-Что, вот так вот ни с того, ни с сего пришёл и отсосал?
-Да, я не ожидал, я бы убежал, но он же сильный был, качок.
-А дальше что?
-Он приходил ещё несколько раз, делал мне минеты, несколько раз взял меня.
-И у тебя брал и тебя брал?
-Здесь нет ничего смешного!
Он взвился как воробышек, но тут же осел под моим взглядом.
-А ну не петушись! Мне детали нужны. Что дальше?
-Потом он бросил меня. Просто так взял и бросил, ничего не объяснив! А я же успел привязаться к нему! Я, может, полюбил его!
-Не кричи.
-А он бросил. Ушёл, не хотел меня видеть, а когда я пришёл к нему в каморку, то он ударил меня и прогнал!
Авраменко сидел и плакал. Говорил он, судя по всему, правду, это раз. А два то, что убивал не он. Я не знал, есть ли у него алиби или нет, но был уверен, что это не его рук дело.
-Почему про тебя с Воеводиным нет никаких материалов?
-Потому что никто не знал. Никто бы не поверил, что Воеводин, такой красавец и спортсмен сосёт хуй у паршивого педика!
-Не кричи. Как ты думаешь, кто убил его?
-Не знаю.
-Никаких мыслей?
-Никаких.
-По-моему ты врёшь.
-Не вру.
-Не заставляй меня ломать тебе руку.
Это был один из многочисленных моих ходов в общении с допрашиваемыми. Ощущение беззащитности перед открытым насилием производит необходимое воздействие на большинство людей. И Авраменко почувствовал, что я не шучу, что могу сейчас взять и сломать ему руку. Легко, будто спичку. Он задрожал.
-Ну.
-Он не любил меня.
-Тогда зачем приходил?
-Не знаю, тогда я не задумывался об этом, я же был влюблён. Влюблён в него! Я был на седьмом небе от счастья, думал, что, наконец, среди мерзкой рутины провинциальной жизни поймал удачу! А потом я понял, что для него это был какой-то эксперимент.
-Эксперимент?
-Да. Ему не нравился секс со мной, но он зачем-то занимался им. Сосал мой член и кривился, едва не блевал от отвращения, когда вводил в меня свой член. Он ненавидел меня, но переступал через свою ненависть, он же был сильный человек, шёл к своей цели. А потом, когда она была достигнута, он бросил меня, будто игрушку!
Он плакал, сотрясаясь худосочными плечами. Жалкое зрелище.
-Так что за цель?
-Не знаю. Когда я пришёл к нему, признался в своей любви, он стал смеяться надо мной, обзывать грязным пидором и неудачником. Я плакал, я же любил его, он был моим спасением от одиночества, я хотел передать ему свои чувства. А он сказал, что плевать хотел на них и на меня. Что скоро он пойдёт в гору, сделает карьеру, станет богатым и все ему будут завидовать.
-Что он имел ввиду?
-Не знаю. Я тогда не мог его слушать, я хотел его убить.
-Чего ж не убил?
-Я схватил нож со стола, бросился, я бы ударил, потому что нельзя так. Я говорю, что люблю, а он смеялся, топтал мои чувства!
-Не ударил?
-Он увернулся, он же был спортсмен, ловкий и сильный. Выкрутил мне руку, забрал нож, ударил и вытолкал взашей. Я хотел повеситься.
Я не стал интересоваться, почему он не стал этого делать. Я расследовал дело, а не ублажал своё любопытство.
-Те изменения, что он говорил. Как ты думаешь, с чем они будут связаны?
-Не знаю, думаю, что ни с чем. Просто он сошёл с ума. Повредился головой. Сперва пришёл ко мне, потом придумал, что сделает карьеру. Что он мог сделать? Туповатый и самоуверенный человечишка. Он был примером отличного тела и безобразного духа. Когда я видел его, то у меня ноги сводило от истомы, я представлял его голым, целовал его и ласкал. Но стоило ему заговорить, как весь этот флёр моментально рассеивался, обнажая тупость и себялюбие!
-Кто мог его убить?
-Не знаю. Наверное, сильный человек, не представляю, как его можно было задушить. Его должны были держать человек пять.
-На теле следов сопротивления не обнаружено.
-Не знаю.
Он вдруг решился посмотреть мне в глаза, смелый парень, на это немногие отваживались. Всего лишь несколько секунд взгляда полного слёз. Этот Авраменко напоминал мне слизняка. Такого даже давить не приятно, потому что только вымажешься.
-Вы ведь никому не расскажите?
-Никому. Свободен.
Он поднялся, хотел ещё что-то сказать, но передумал, замешкался, вытирая слёзы с лица, наконец вышел. Я остался думать. Первый шаг очень важен. Трудное дело это как стена, гладкая отвесная стена, через которую нужно проникнуть. Ходишь, трогаешь камни, отыскивая слабое место. И если найдёшь, то считай, что полдела сделано, выковыряешь один, другие пойдут легче.
Я пошёл в прокуратуру, приказал вызвать к себе патологоанатома, осматривавшего труп. Странно, что никто из следователей до меня не обратил внимания на тот факт, что здорового и сильного мужика придушили так чистенько, будто он совсем не сопротивлялся. Так не бывает, должно быть какое-то объяснение. Мне доложили, что патологоанатом перевёлся в Шостку. Я потребовал машину и поехал туда, хоть это около ста километров, зима, скользко. Но я знал, что съездить стоит.
Застал его на работе, грузный мужчина лет под пятьдесят, с усиками и мелкими жёлтыми зубами. Спросил его в лоб про конотопский случай и его странность. Врач заметно занервничал.
-Что такое?
Он посмотрел на меня и криво улыбнулся.
-Какое-то нечистое дело.
-Ну, это я уже понял. Каким образом его задушили?
-Удавкой, натянули, минута, может чуть больше и всё.
-Я про то, что он не сопротивлялся.
-Да, это странно.
-Снотворное?
-Нет, я проверял, никаких примесей в крови. Создавалось впечатление, будто он добровольно разрешил одеть на себя удавку.
-Он же не идиот!
-Мало ли как у них бывает.
-У них?
Он закрутился, как рыба на сковороде, но я придавил его взглядом.
-У них?
-Он был пидором.
-С чего ты взял?
-С того, что зад у него был расхоженный, так сказать. Врач легко может определить, занимался ли пациент анальным сексом.
-То есть его тоже трахали?
-Да и не один раз.
-Почему этого нет в материалах?
-Потому что город маленький, у него родственники, знакомые, к тому же он учитель. Такой бы скандал грохнул, что мало не покажется. Учитель-пидорас, кому это нужно? Я и не записал, а какая разница?
-Теперь никакой. Больше ничего подозрительного не заметил?
-Вроде ничего.
-Рассказывай, перед работником прокуратуры ты должен быть, как на исповеди.
-Что рассказывать?
-Ты хочешь поиграть?
Я чуть наклонился к нему и улыбнулся не самой своей людоедской улыбкой, но хватило и этого. Патологоанатом вздрогнул и отшатнулся.
-Что такое? Говори!
-Какие-то шевеления. Куча народу стала интересоваться, каким будет заключение, что я напишу. Мне показалось, что за мной начали следить.
-Показалось?
-Ну, я то понимал, что это глупо. Какой смысл следить за паршивым районным патологоанатомом? Но что-то такое было и я испугался.
-Ты не похож на легко пугающегося.
Он нервно улыбнулся.
-Знаешь, когда работаешь в морге, начинаешь чувствовать смерть. Обычно человек не замечает её до последнего, но я научился чувствовать её приближение. Тогда я её почувствовал, ничего вразумительного, но я решил, что лучше мне будет уехать оттуда. Тем более что здесь вот давали квартиру побольше.
Я ещё потягал его насчёт ощущений, но толком он ничего не сказал, похоже, что действительно не знал. К вечеру я вернулся в Конотоп, принял душ в гостинице и спустился в бар, где сидели мои орлы. До моего прихода заметно веселились, а как увидели меня, то стихли, потому что никаких подвижек по делам не имели. У меня была репутация человека резкого, поэтому ожидали казни. Они были не глупые ребята, двое даже старательные, но хороших следователей из них не выйдет, потому что здесь нужен дар. Чувствовать, может даже предчувствовать плюс знать человеческую натуру. Опыт, конечно, дает преимущества, но хорошего следака и следака от Бога не сравнить.
Я коротко с ними поговорил и отослал спать.
-Над делом надо думать, а не водку пить!
Они побрели в номера, перечить мне не смели, а я заказал себе бокал вина и стал думать о том, что удалось узнать. Все эти гомосексуальные подробности меня вовсе не отвращали, потому что я привык отделять от себя детали дел, почти всегда неприглядные. Учитель физкультуры, тайный и достаточно неожиданный гомосексуалист, задушенный совсем уж загадочным способом. Впрочем, в моей практике часто бывали явления, на первый взгляд совершенно невозможные, однако затем вполне рационально объяснимые. Это как в истории со слепцами, щупающими слона. Пока не все кусочки мозаики собраны, то смысл рисунка странен. Но стоит найти остальные детали и всё становиться ясным.
Я достал из кармана листок, подсунутый под дверь директорского кабинета. Сделал это явно местный, причём, скорее всего учитель, раз не боялся, что его застанут в приёмной. Вероятно это мужчина, нервная размашистая надпись. Учитель старших классов, потому что листочек в крупную клетку. Вряд ли у этого человека было время на обдумывание. Что за игру он играет, чего хочет? Возможно, просто стукач, который знал про отношения Авраменко и убитого.
Я заказал себе ещё стакан вина, когда ко мне подсела девушка. Народу в ресторане было немного, какая-то чинная компания в углу, праздновавшая видимо юбилей сотрудника, парочка быковатого вида парней с подругами и две девушки пившие чай в одиночку. Видимо проститутки, может, надеялись на моих олухов, а тут я пришёл и их согнал. Возможно, даже ходили к ним в номера, но ребятки побоялись отдохнуть. Если бы я застал их с бабами, то собирали бы зубы. Девочки явно долго не решались подходить ко мне, их смущала моя комплекция, казавшаяся им травмоопасной. Но на безрыбье согласились и на меня. Та, которая подошла, была крашенная блондинка лет двадцати, с заманчивыми, чуть припухшими губами. Была в сильно декольтированном платье, выставляющем на обозрение красивую грудь. Я даже позволил себе немного помечтать, но не более того. Есть несколько правил, которые я неукоснительно выполняю. Не пить и не снимать баб в рабочих командировках. Сделай дело, тогда уже гуляй смело.
Я резко отшил её и позвал официанта, чтобы расплатиться. Официант принёс счёт и обратил внимание на листик бумаги, лежащий возле меня. Это не была игра, официант честно думал, что я обронил. Осторожно поднял, я не раз ловил людей на любопытстве, поэтому сам не спешил. Обычный белый листик на котором напечатано "Лучше уезжай отсюда". Я удивился. Несколько раз меня пробовали убить, часто купить, но пугать не пугали. Хватало ума понять, что я не из пугливых. Поднял голову, девушки уже ушли. Я пошёл к себе в номер. Запер за собой дверь, подпёр её стулом, проверил двери на балкон.
У меня нет мании преследования, тем более я не испугался этой смешной угрозы на кусочке бумаги. Просто я тоже почувствовал тревогу. Дело, которое расследовал, свернуло в неожиданную и опасную сторону. Я проверил пистолет и выключил свет, потом в темноте сдвинул кровать. Если будут стрелять через окно, то у меня будет шанс. Можете смеяться, но я начинал карьеру прокурора в Середино-Буде, на самой границе, в краю хорошо вооруженных контрабандистов, которые не привыкли долго разговаривать. Оттуда я вынес твердое убеждение, что даже если вероятность выстрела мала, лучше от неё застраховаться.
Спал хорошо, снилось нечто эротическое, видимо навеянное проституткой. А утром мои опасения подтвердились. Когда я пришёл в школу, там уже была милиция. Оказалось, что Авраменко погиб от передозировки. Похоже на то, что он в школьной лаборатории научился синтезировать наркотики, каковыми и ширялся. Нашли и сами наркотики и шприцы, а главное, что руки у парня были исколоты порядочно, только теперь все поняли, почему он носил всегда рубашки с длинными рукавами. Для милиции ничего не ясного не осталось, но я то понимал, что если важный свидетель умирает в ночь после допроса, то это неспроста.
С одной стороны вроде бы не было смысла убивать Авраменко после того, как он всё рассказал. Даже если и не всё, вряд ли они смогли подслушивать разговор. Значит, они подают мне знак. Знак, что готовы на крайние меры и лучше мне не лезть куда не надо. Они правильно работали, но в бою нужно не только восхищаться совершенством своих действий, но и следить за противником. Делали всё правильно, а достигли противоположного результата, потому что я не испугался, а возбудился. Я захотел раскрыть это дело, мне стало очень интересно. Я любил свою работу, любил искать и находить.
Пошёл к директору, тот глотал таблетки и потел, хотя в кабинете было вовсе не жарко. Понимал, что из-за всей этой катавасии с наркотиками и смертью учителя может лишиться работы. В маленьком городке это практически приговор. Я подбодрил его и велел привести всех учителей старших классов на собеседование. Собралось человек двадцать, школа то была небольшая. Стояли встревоженным стадом, с опаской посматривая на меня. Я вызывал у людей инстинктивное чувство страха, будто змея. Сто пятьдесят килограмм и два десять роста, это вам не шутки.
Почти сразу же нашёл того, кто мне был нужен. Суховатый дяденька предпенсионного возраста, в затёртом пиджаке, со старой, лоснящейся папкой. Ещё туфли, которым было очень много лет, но начищенные до блеска. Небось у него лежит в столе щетка и обувной крем, каждый раз, приходя на работу, натирает свои туфельки, такая себе маленькая радость аккуратного человека. Я вспомнил буковки на первом подброшенном листке. Уверенные, ровные буквы, выдающие обладателя каллиграфического почерка. Это был он, другой кандидатуры не было.
Я минут пять поразглагольствовал перед педагогами на общие темы, после чего распустил их и потребовал личные дела. Выписал адрес нужного мне человека. Вернулся в прокуратуру. Ребята вроде бы взяли след по убийству женщины, бегали возбужденные и довольные, произвели два ареста, допрашивали. Я опросил задержанных. Одного человека сразу отпустил, а второго оставил, хотя виноват был первый. Это был мой ход. Отпущенный дурачок побежал к любовнице, взял там свёрток и попытался выехать из города. Его взяли на вокзале, в пакете оказались золотые украшения, новенькие с этикетками. Проверили в магазине и там продавцы вспомнили, что женщина действительно покупала. Неизвестно, откуда погибшая брала деньги, все говорили, что она жила очень бедно, библиотекарша на почти обанкротившемся заводе. Впрочем, наша задача была найти убийцу и мы это сделали.
Позвонил в Сумы и доложил, что минус одни, по остальным хорошие перспективы. Прокурор области сдержанно похвалил меня. Он знал, что это мой обычный уровень, хотя для других это недостижимая мечта.
Я вышел из прокуратуры через чёрный ход, чтобы за мной не было слежки, прошёлся частным сектором, вышел к дороге и остановил такси. Сказал адрес, прибавив с десяток домов, чтобы нельзя было понять, куда именно я приехал. Попал в район хрущевок, поднялся на третий этаж, позвонил, закрыв глазок пальцем.
-Кто там?
-Милиция, по Авраменко.
Учитель, его звали Валентин Семёнович Кулинич, открыл дверь, увидел меня и отшатнулся, будто чёрт от ладана. Я быстро зашёл и прикрыл за собой дверь.
-Здравствуйте, Валентин Семёнович, у меня к вам приватный разговор. Если можно.
Я улыбался как можно добродушней, чтобы зря не пугать дедушку. Он потерял речь, я сообразил, что, так как свет в комнатах выключен, то хозяин один дома. В личном деле было написано, что холост, незапланированных гостей тоже нет.
-Давайте пройдём в комнату.
Я чуть подтолкнул оторопевшего педагога и зашёл вслед за ним в комнату.
-Что вам надо?
Он уже мог говорить - напряженный голос человека, который на грани срыва. Сейчас ещё начнёт лепетать про свои права и на каком основании я к нему вломился.
-Не надо цирка, Валентин Семёнович.
-Какого цирка, я буду жаловаться!
-Валентин Семёнович, если не хотите говорить, то это ваше дело. Я уйду, только оброню в беседе с кем-то из педсостава, что был у вас в гостях и мы с вами мило поговорили.
Он даже подпрыгнул на месте, так точно я его достал. Крутил головой, шевелил пальцами, потом стал плевать слюной.
-Вы угрожаете мне!
-Я описываю возможные исходы. Или мы говорим и об этом никто не знает или мы не говорим, но все думают, что разговор состоялся. Делайте выбор и помните, что вам очень сильно повезло, обычно я не даю людям вариантов.
Конечно врал. Я и ему не собирался давать свободы выбора. Если бы не сказал, я бы применил сил и вытряс из него, всё что он знает. Может он почувствовал серьёзность моих намерений, может что другое, но его гнев вдруг сменился паникой. Он подскочил ко мне, схватил за локоть, он был тщедушен и перепуган.
-Они убьют меня!
-Не сомневаюсь, они серьёзные ребята. Поэтому я и предлагаю поговорить.
-Они и вас убьют!
Это выглядело смешно, но я понимал, что какая-то доля правды в этом предупреждении есть. Но опасность значительно уменьшается, если о ней известно. Я ждал удара и поэтому не боялся.
-Ну, о своей безопасности я позабочусь сам.
-Вы даже не представляете, с кем шутите!
-Я не шучу! Я работаю. Поэтому ближе к делу. Рассказывайте.
-Что вы хотите знать?
-Кто убил Авраменко и Воеводина?
-Я не знаю.
-Знаешь.
Я специально перешёл на "ты", чтобы приблизиться и надавить ещё больше. На некоторых такой переход действует. Учитель вот вздрогнул и задрожал ещё больше.
-Не знаю, хоть убейте, а не знаю!
Я стал по дороге на балкон. Однажды я надавил человека и он так испугался, что побежал выбрасываться на балкон. Я не ожидал и не успел его остановить, точнее схватил за пятку, но поручень, на который я опирался, затрещал и мне пришлось бросить человека, чтобы не свалиться самому. Я очень не люблю, когда ситуация выходит из-под контроля, поэтому сейчас страховался. Вдобавок щёлкнул костями кулаков, в темноте это должно было звучать особенно страшно.
-Ну, если ты не хочешь говорить, как хочешь.
Я сделал шаг к двери. Я не очень хороший актер и если бы дедушка не пани ковал, а думал, он бы понял, что мой шаг это сплошная показуха, что я беру его на понт. Но он купился на мои ухищрения, схватил меня за руку, всё также мелко дрожа, будто здоровенный кусок студня, перевозимого по ухабистой дороге.
-Стойте! Подождите! Хорошо, я расскажу, хотя сам знаю очень немного.
-Я слушаю.
-Я действительно не знаю, кто убил моих коллег. То есть личности убийц не знаю. Но у меня есть все основания думать, что они принадлежат к одному тайному обществу.
-К чему?
-К тайному обществу, которое контролирует практически весь Конотоп.
Я не видел выражения его лица, мы сидели в темноте. Возможно, глаза его безумно горели, потому что в здравом уме вроде бы не станешь говорить про тайные общества в какой-то провинциальной дыре на границе с Россией. Он почувствовал скептичность моего дыхания.
-Вы мне не верите?
-Я слушаю.
-Это общество скопцов-содомитов.
-Как?
-Скопцов-содомитов. Скопцы это кастраты, а содомиты это лица нетрадиционной ориентации.
-Разве можно совмещать одно с другим?
-Можно. Во всяком случае, они делают это.
-Их много?
-Не знаю. Возможно сотни, может даже несколько тысяч в Конотопе и районах вокруг. Но они очень влиятельны, они контролируют местную власть и бизнес, могут давить на правоохранительные органы.
-На меня ещё никто не давил.
-Значит, они пока ищут ходы. Вы для них неожиданный фактор, не местный, чужой.
-Зачем они убили Авраменко и Воеводина?
-Я могу лишь догадываться. Насколько понимаю, Воеводин хотел вступить в общество, готовился к обряду инициаций.
-К чему?
-Ну, это такие испытания, через которые должен пройти каждый новичок. Кроме всего прочего они включают в себя однополую любовь в различных вариациях. Воеводин был обычной ориентации, пару раз его едва не выгоняли за романы с ученицами старших классов. Он решил подготовиться к испытаниям, в нём была этакая мужицкая основательность. Не мудрствуя лукаво, пошёл к Авраменко, про которого слушки ходили, и стал приобретать гомосексуальный опыт.
-Откуда ты знаешь?
-Я подслушал их разговор, когда Воеводин бросил Авраменко, а тот рыдал и умолял о пощаде.
-Что дальше?
-Дальше Воеводин не прошёл инициацию. Секс с мужчинами был ему физически неприятен, он пытался скрыть это, превозмочь себя, но в обществе очень следят за тем, чтобы люди поступали туда идейно.
-И они убили его за безыдейность?
-Да. С испытания два пути: либо в общество, либо на кладбище. Скопцы-содомиты тщательно блюдут конспирацию.
-Но почему он не сопротивлялся?
-Потому что дурак. Он ведь не знал правил, ему наплели, что одно из испытаний, это удавка на шее с лёгким придушиванием. Воеводин до последнего ждал, что удавку отпустят, но не дождался.
-Но зачем ему понадобилось вступать в это общество?
-Затем, что он хотел стать успешным. Он давно уже ругал судьбу, что застрял в маленьком городишке, паршивым учителем физкультуры. Потом к нему приехал старый друг, который в Москве стал крупным бизнесменом. После этого Воеводин окончательно забредил успехом. Он как-то узнал об обществе, о том, что его члены быстро делают карьеру, становятся руководителями и богачами. Он был глуповат и не понимал, что бесплатный сыр бывает только в мышеловке. Вот и сунулся. Его приняли только потому, что он был красив. Эстетические аргументы перевесили, но когда члены общества заметили, что его тошнит от мужского тела, они разозлились и решили убить его.
-А зачем им нужно было убивать Авраменко? Или он был один из них?
-Авраменко был наркоман и неудачник, в общество его никогда бы не приняли. Он для них был изгой, еще хуже, чем обычный человек. Тот хоть просто не понимает высокого смысла мужской любви, а Авраменко извращал его привнесением телесного. Знаете, как бывает, что еретиков гораздо более ненавидят, чем представителей других религий.
-Всё-таки, зачем они его убили?
-Не знаю. Может, они давали вам знак, чтобы вы не лезли в это дело. Может, решили перестраховаться, на тот случай, если Авраменко что-то знал.
-Он не знал?
-Думаю, что нет. Он был конченый наркоман, погрязший в своих гомосексуальных проблемах. Несчастный человек.
-Откуда знаете об обществе вы?
-Случайно. Я учитель истории, к тому же краевед. Моя дочь с внучкой уже много лет живёт в Италии, родственников и друзей здесь нет, много свободного времени. Я часто сижу в музее и архивах, роюсь в старых документах, мне разрешают. И вот однажды я нашёл странное письмо. Оно принадлежало местному барину, чьё имение находилось в нескольких километрах от Конотопа. Сам барин, умер еще в 1902 году, пальнув себе в висок. После него остался обширный архив, который наследникам некогда было приводить в порядок. После революции архив бы стопили в печах или раскрутили на папироски, но нашёлся какой-то мудрый комиссар, который приказал перевезти архив в уезд, где был хороший музей, основанный местными купцами. Архив спешно упаковали в ящики из-под патронов и он пролежал десятки лет, пока я не добрался до него в глубинах музейных подвалов. Я изучал архив несколько лет, вы бы только знали, как это интересно, читать о повседневных делах давно минувших лет! Долговые расписки, обрывки мемуаров, деловые и личные записки. Это как фильм, ты влезаешь в чужую жизнь!
-Ближе к делу.
-Вы, я вижу, не романтик.
-Я прокурор.
-А он был дворянин.
-Кто?
-Хозяин архива, его звали Александр Семенович Наговицын, из богатой помещичьей семьи, конечно чуть подрастерявшей своё состояние после отмены крепостного права, но по-прежнему небедствующей. Он был единственным сыном, судя по всему избалованный, но, в сущности, хороший человек, хотя и со странностями.
-Возвращайтесь к обществу.
-Да-да. Итак, я увлёкся изучением архива и однажды среди кипы бумаг нашёл остатки черновика. Я уцепился за название: "О вредоносной сущности скопцов-содомитов и их пагубном распространении в Конотопском и соседних уездах". Стал читать и у меня глаза на лоб полезли. Это Наговицын был вполне здравомыслящий малый, любитель женского общества, не дурак выпить и хорошо поесть, к тому же в делах разбирался, имел акции в сахарном заводе, глину добывал. Одним словом, совсем не похож на сумасшедшего. И вдруг это черновик, где рассказывается, что общество, Наговицын называет его Орденом скопцов-содомитов, чрезвычайно распространилось в уезде, пленив местную власть и даже церковных иерархов. Скопцы-содомиты контролируют всю жизнь в городе и окрестностях, кого-то запугивают, кого-то покупают, в общем, что хотят, то и делают. Наговицын обращал внимание императорской канцелярии, что если со всякими революционерами хоть какая-то борьба ведётся, то со скопцами-содомитами нет. Власти делают вид, что такой проблемы нет. Между тем, ходят слухи о связях скопцов-содомитов с Англией, так что может, они совмещают свои грязные дела со шпионажем.
-Это какой-то бред.
-Я тоже сперва так подумал. От безделья сошёл барин с ума и навыдумывал бог знает чего. Только меня смутила смерть Наговицына. Был он человек жизнелюбивый, собирался покупать до тысячи десятин земли под сахарную свеклу, самый выгодный в то время продукт. Всё готово к сделке было, а он вдруг взял да и выстрелил себе в голову из пистолета. Мало того, сперва устроил пожар в своём кабинете, потом сел среди огня и пустил себе пулю в лоб. Конечно, можно сказать, что этакий Нерон, но только мне показалась такая развязка подозрительной. Я отыскал в архиве подшивку газет за то время, нашёл подробное описание смерти Наговицына. Оказалось, что полиция тоже сперва сомневалась в самоубийстве, подозревала грабёж, тем более, что барин взял из банка крупную сумму денег. Но потом деньги, частью обгорелые, нашлись в секретере стола. Раз не ограбление, то и не убийство, вот и похоронили уважаемого Александра Семёновича за оградой кладбища.
-Думаете, это они его убили?
-Думаю, что да. Хоть Наговицын и берёгся. В черновике он на нескольких страницах описывает опасность Ордена, члены которого легко идут на убийство, лишь бы сохранить тайну о себе. Причём очень редких, видимо в самых крайних случаях, это было действительно убийство. Обычно же всё обставлялось, как самоубийство, несчастный случай и болезнь. В черновике был список из двенадцати человек, странно погибших в те годы. Наговицын предполагал, что значительная часть этих смертей на совести Ордена.
-Зачем он туда вообще лез?
-Не знаю, черновик очень не полон, несколько страниц утеряны, есть и такие, что сильно повреждены огнём и водой.
-Этот от пожара?
-Да, но не того. В тот пожар, архив не пострадал, потому что хранился в подвальной комнатке под кабинетом, о которой никто не знал. Наследники тоже, поэтому они не извлекли архив. Только после революции его нашёл комиссар, видимо искавший спрятанные сокровища. Тогда часто ходили слухи, что помещики перед бегством прятали свои сокровища в усадьбах. Архив Наговицына пострадал уже, будучи в музее. Здесь в 1976 году был большой пожар, сгорело много единиц хранения, досталось и бумагам покойного барина. Здание много лет восстанавливали...
-Откуда он всё знал?
-Не знаю, в черновике ни разу не упоминаются источники. Наговицын просто пишет, что так и вот так. Хотя подробности, которые он приводит, говорят либо о богатом воображении, либо о широкой осведомлённости.
-Что за подробности?
-О жизни Ордена, его идеологии и порядках. В Орден принимались только мужчины, прошедшие инициацию. Она состояла в трех днях практически непрерывных половых контактах с членами Ордена, после чего новообращённого кастрировали.
-Зачем?
-Согласно убеждению Ордена, телесный низ слишком отвлекал от достижения совершенства, поэтому его нужно было усмирить, причём таким вот радикальным путём. Дальше члену Ордена предстояла делать карьеру и платонически наслаждаться красотой мужского тела на специальных собраниях, где скопцы-содомиты ходили голые, умащенные благовониями. Они пели песни, водили хороводы.
-Фигня какая-то.
-Благодаря сосредоточенности и взаимовыручке, члены Ордена быстро делали карьеру в любых сфера. Если занимались торговлей, то быстро богатели, на чиновничьей службе стремительно шагали вверх. Однако, из Конотопа предпочитали не уезжать, поскольку не хотели терять общения с членами Ордена. Наговицын говорит, что если бы не эта черта, то скопцы-содомиты давно бы уже заняли все первые места в управлении империей. Хотя, похоже, что так оно и случилось.
-С чего вы взяли?
-Наговицын отправил своё письмо в императорскую канцелярию с просьбой выслать в Конотоп несколько сотен казаков и группу опытных жандармов, с тем, чтобы разгромить Орден. В письме был изложен подробный план разгрома Ордена, перечислена его верхушка, места собраний. Если бы план Наговицына удалось осуществить, то Орден был бы полностью разгромлен. Но через неделю Наговицын погиб. Думаю, что люди Ордена были и в императорской канцелярии, они сумели представить дело так, что письмо написал спивающийся в провинциальной глуши сумасшедший. Бред и ничего более. Затем они быстро прибрали Наговицына и как будто бы ничего и не было.
-Может, он действительно сумасшедший?
-Знаете, я тоже так думал. Уж больно резали ухо эти скопцы-содомиты. Ладно бы в Санкт-Петербурге, а то в Конотопе, этакой дыре, с десятью тысяч населения. Но Наговицын до самой смерти сохранял здравость мышления. Понимаете, не может так быть, что человек пишет бред про Орден, а потом тут же распоряжается приказчику заняться ремонтом мельницы в соседнем селе. Очень толково распоряжается. Не думаю, что сумасшествие может случиться так фрагментарно. Вдобавок я получил серьёзные подтверждения существования Ордена.
-Что за подтверждения?
-В 1991 году, когда Союз развалился, в наш городской архив привезли несколько машин документов из КГБ, которое тоже перестало существовать. Документы касались в основном репрессий в 1933-1937 годах. Ужасные документы, после которых я стал ненавидеть коммунистов, потому что пустить столько крови, сколько они...
-К делу, к делу!
-Так вот, среди документов я нашел несколько папок по делу о скопцах-содомитах! Так всё было и прописано! Оказалось, что весной 1937 года органам НКВД Конотопа удалось напасть на след некоего тайного общества. За несколько дней все его члены были арестованы и дали показания. Так вот, все их показания практически полностью совпадали с информацией Наговицына! Разве что Орден стал называться Обществом. По делу проходило около ста человек, но думаю, что это были не все скопцы-содомиты. Они признались и в шпионаже и контрреволюционной деятельности и во вредительстве, во всём, чём можно. Часть из них расстреляли, часть отправили на Колыму, где они, судя по справкам в делах, в основном и погибли. Так что скопцы-содомиты действительно были, это не вымысел Наговицына.
-Были, может и были, а есть ли?
-Есть! Точно есть! Я по глупости не забрал документы из архива, а когда пришёл через несколько дней, то обнаружил, что их нет. Все документы по делу скопцов-содомитов были изъяты! Доступ в архив был ограничен, я стал наводить справки, оказалось, что приходил сам начальник городской милиции с товарищами в плащах, что-то долго искали. И я понял, что тут дело нечисто. Особенно когда начальник милиции вызвал меня к себе и спросил, с какими документами я работал в архиве. Я прикинулся дурачком, наплёл, что ищу материалы по истории нашего театра, готовлю книгу, которую никто не издаст. И как бы между делом упомянул, что начальник архива роется в делах НКВД, что-то там ищет. Я сказал это просто так, даже не задумываясь, лишь бы отвести от себя подозрения. А через два дня у начальника архива случился сердечный приступ, конечно же, со смертельным исходом. И тут я сообразил, что Общество продолжает действовать, давно уже оправилось от удара 1937 года, стало ещё более сильным и влиятельным. Я стал очень осторожно следить за скопцами-содомитами, собирая о них материалы. Впрочем, много не насобирал, потому что Общество действует тайно, как зеница око, блюдя конспирацию.
-Вы знаете руководителя Ордена?
-В деле НКВД было написано, что Общество возглавляет Коллегия избранных из тринадцати наиболее уважаемых членов. Коллегия это как бы исполнительная ветвь власти в Обществе. Есть ещё Чистый совет, это так сказать парламент, который разрабатывает стратегию развития Общества, определяет приемлемость новшеств.
-Назови фамилии.
-Я не знаю. Возможно, в Коллегии состоит Ефремов, он владеет сетью заправок в городе. Но это лишь мои предположения.
-Проверим.
-Лучше не лезьте.
-Это почему?
-Потому что вас уберут, как будто и не было.
-Меня трудно убрать.
-Они убрали даже губернатора. Помните, несчастный случай на охоте. А за месяц до этого люди губернатора приехали в Конотоп и стали давить местных предпринимателей. Они хотели забрать всё самое вкусное и сделали бы это, но надо же было губернатору выстрелить в самого себя.
-Тоже скопцы?
-Я думаю, что да.
Я хорошо помнил это дело и оно действительно было тёмное. Только я думал, что это заказ из Киева, может, президент разозлился на губернатора, который вёл свою игру. Но если это скопцы, то с ними нужно быть вдвойне осторожными.
-Ну что ж, спасибо за информацию.
-Я надеюсь, что никто не узнает о встрече?
-Кажется, за мной не следили. Если и выйти мне удастся незаметно, то никто.
И я ушёл. Слабо ориентировался в городе, походил немного улочками, вышел к остановке и там взял такси. Я не боялся, но я не любил чрезмерного риска. А если все эти бредни про Общество правда, то мне реально светит сложить голову в этой дыре. Правда или нет? Скорее всего, правда, учитель не врал. Теперь нужно было думать, как быть. Как выпутаться из этой истории живым.
Пока доехали, я в мыслях набросал план действий. Уже когда поднимался в номер, то понял, что нанёс бы удар сейчас. Будь я на их месте, ударил бы сейчас. Они потеряли меня, нервничали, не знали где я, решили убрать, как только найдут. Я почувствовал холодок на затылке. Напасть могли в любой момент. Проверил пистолет, покашлял и снял с предохранителя. Как можно тише подошёл к двери и взялся за ручку. Резкий удар и я завалился назад, потеряв сознание. Очнулся от того, что меня раздевали. Двое парней аккуратно снимали одежду. Я ударил одного из них, потом второго. Они легли рядом, я встал.
Эти сволочи подключили к двери провода электропроводки. По их ожиданиям, я должен был взяться за ручку и погибнуть. А раздевали они меня, чтобы положить в ванну и бросить туда фен или настольную лампу. Вот такой вот дурацкий несчастный случай.
Я связал их, окатил водой того, кто постарше и стал допрашивать. Он кивал головой, не хотел ничего говорить. Пришлось сделать ему несколько заломов рук, посчитать пальчики и он кое-что рассказал. Я вызвал своих ребят, потом милицию. Я решил нанести удар. Как бы ни были мощны эти скопцы-содомиты, но лезть против прокуратуры, убивать замначальника следственного отдела! Они за это заплатят.
Поехали в райотдел, там продолжил допрос. Начальник райотдела нервно ухмылялся, мне показалось, что он завидует той лёгкости, с которой я колю их. Вышел в туалет, услышал выстрелы. Прибежал обратно. Оба задержанных были мертвы, над ними стоял начальник райотдела.
-Они попытались отобрать у меня оружие, я был вынужден стрелять.
Они были накрепко привязаны к стульям, которые были привинчены к полу. Не знаю, как можно в такой ситуации напасть. Милиционер смотрел на меня, он был толковый мужик, служака старой закалки, может даже морщился, когда взятки брал.
-Извини прокурор. Можешь меня арестовать, можешь меня посадить. Но лучше не лезь дальше, не лезь. Тебе же лучше.
Он сел на лавку и свесил голову. Эти скопцы-содомиты крепко держали тут всех, раз уж майор пошёл на то, что могло обойтись ему крушением карьеры и десятком лет тюрьмы. Прибежали милиционеры и мои ребята. Я подтвердил, что задержанные попытались напасть и у майора не было другого выхода, приказал начать проверку правомочности применения оружия. Возились практически до утра, а потом я поехал на вокзал и сел в поезд, не покупая билет. Пришёл прямо в штаб поезда, тыкнул удостоверение и стал самым желанным гостем в мире. Я знал нескольких прокуроров на транспорте, а их знали железнодорожники, так что почёт мне был гарантирован.
В Сумах пошёл к прокурору и доложил большую часть того, что знал. Он подёргивал ус и напряженно думал, куря сигарету за сигаретой.
-А ты как считаешь, что делать?
-Я считаю, что дело спорное. Или надо браться и выгребать всё под чистую, тогда это будет громкое резонансное дело, на всю страну волна. Или забыть.
-Что предлагаешь?
-Я бы взялся, потому что можно заработать ордена.
-Можно и шею свернуть.
-Поэтому я и приехал. Тут или пан или пропал.
Прокурор думал около часа. Он понимал, что дело очень сладкий кусок. Что на этом деле можно высоко подняться. Тайное общество, это же настоящая ОПГ, сотни членов, убийства, теневая экономика, связи с контрабандистами. Груди не хватит на ордена. С другой стороны в области тишь да гладь, преступность который год падает, всё хорошо. Потом спросят, где был прокурор области, почему не заметил под носом огромного криминального монстра? К тому же, президент говорит, что в стране всё хорошо, а тут такое безобразие. Можно и по шапке получить. Притом скоро выборы, перед выборами пусть лучше будет тихо, а то ведь сразу оппозиция выть начнёт, говорить, что это всё власть виновата.
-Нет. Мы не будем их грохать, оставим про запас. Может позже, когда подвернётся удобный момент, но не сейчас.
Я согласился. Честно говоря, мне выгоднее было разгромить общество, чтобы быть спокойным, ведь они хотели убить меня. Но раз прокурор решил, то пусть будет так. План отступления у меня имелся. Я работал в своём кабинете до вечера, немного поспал, утром ко мне пришли корреспонденты с центрального телевидения, я им рассказал, как два задержанных набросились на работника милиции, который вынужден был открыть огонь на поражение. Даже из неудач нужно извлекать пользу, теперь вот двойное убийство стало свидетельством доблести милиции.
К обеду я был в Конотопе и сразу пошёл к Ефремову, крупному местному бизнесмену, владельцу футбольной команды. Его офис располагался в роскошной новостройке в центре, двери охраняли несколько громил уголовного вида. Но я знал, как на таких нужно смотреть. И у них не возникло вопросов, они почтительно расступились. Секретарша метнулась, было, сказать, что шеф занят, но я прошёл дальше и оказался в большём, богато уставленном всякой всячиной кабинете. Вдали за огромным столом сидел мужчина лет сорока, ухоженный, упитанный, чем-то похожий на протестантского проповедника, из тех, кто выступает по телевизору. Я прошёл, сел напротив хозяина и протянул ему несколько листов бумаги.
-Что вам нужно?
-Поговорить.
-Мне не о чём разговаривать с доблестной прокуратурой.