Аннотация: Странный день, на кануне 9-го мая. Много неясного он хранит для тех, кому много выпало.
Странный день.
Я выхожу из метро как обычно, в половине одиннадцатого. Опять опаздываю, конечно, но спешить все равно не собираюсь. У меня есть правило - если куда-то идешь, иди с одной скоростью. Бежать, так бежать, ходить, так ходить, спешить, так спешить... А если все равно уже опоздал, зачем напрягаться?
К тому же, гражданская жизнь допускала некую гибкость и опоздавших не сильно наказывала. Как только спуск в подземку остался позади мне в лицо ударили тысячи солнечных лучиков. Я остановился и вдохнул полной грудью. Воздух прозрачный и чистый, будто и нет в городе никакого смога и вредных выбросов.
В наушниках играл Гуф, группа Центр. Я не очень люблю всякий рэп и хип-хоп, да и парней этих лично не то что не знаю, но и знать не хочу. Но их песни имеют для меня очень четкий и правильный смысл, так что невольно заслушался.
Играла песня "Город дорог". Гуф пел про хмурые облака и друзей. Странно, но и это правда - не смотря на чистое небо, друзей почти не осталось и, хуже того, с каждым годом становилось все меньше... Многие погибли в Чеченской войне, а те кто выжил спиваются или кончают с собой. Грустно.
Не знаю, сколько время прошло, пока я стоял под лучами весеннего солнца, но должно быть немало, потому что очнулся только от порыва холодного ветра, который ударил мне в спину вместе со следующим потоком людей из метро.
Я зябко поежился и побрел дальше. Сколько раз я ходил этой дорогой? Можно посчитать, но мне кажется, много. Хожу почти каждый день, по два раза, уже много лет... Как старик. А ведь мне еще не так много лет. Другой бы сказал - вся жизнь впереди!..
Солнечный диск ярким пятном на синем небе смотрел на суетящихся людей, смывая прохладными лучами разницу в лицах. Он завораживал и притягивал мысли о вечности, относительности всего существующего и, наконец, жизни и смерти.
Смерти... Это слово пронзило похлеще холодного ветра. Солнце подернулось темной дымкой из дыма и копоти, а в нос ударил до отвращения знакомый запах горелого пороха и запекшейся крови. Я смотрел через запотевшие стекла противогаза на почти чистое небо... Но там был не вредный смог, и люди умирали не от экологических бедствий.
В задумчивом оцепенении я прошел мимо стройки, которая еще дней десять назад была небольшим, но цветущим парком. Вроде бы таких строек стало немного больше... Или мне опять все видится в черном цвете? Неужели и правда старик?..
Возле пешеходного перехода над Рублевским шоссе стояла бабушка-попрошайка. Поколебавшись секунду, я положил монетку на вытянутую ладонь.
Странная была попрошайка. Ни "спасибо", ни "господи храни". Мне показалось, что она даже глаза спрятала, когда я подошел. И стояла очень прямо - не как жалкий, сломленный жизнью человек, а словно другого выхода не имела. Словно и не старушка вовсе стояла с вытянутой рукой, а стройная девушка брала дорогие подарки. Только морщинки на лице и руках говорили, что все это мне просто кажется.
Перейдя через шоссе, я остановился и, поддаваясь порыву, вернулся обратно. По пути достал из кармана скомканную пачку разномастных купюр. В руку скользнула одна - пятисотенная. Ну, значит так надо. Я вложил деньги старушке в ладонь, не глядя, словно боялся, что она заговорит или захочет посмотреть мне в глаза. Почему мне тогда стало стыдно, я не могу объяснить до сих пор. Возможно, я просто трус. Иначе, почему я оставил ее? Ничего не мог сделать? Чушь собачья, каждый что-то может сделать для каждого, если захочет.
На другой стороне дороги я оглянулся, чтобы еще раз посмотреть на странную девушку-бабушку. Она стояла все так же прямо, но одной рукой прикрывая глаза, как от солнца. Даже на расстоянии было видно, как ее плечи трясутся в беззвучном плаче.
Сердце судорожно сжалось. Я отвернулся, чувствуя себя подонком, а не благодетелем. Ее лицо - волевое, сильное, но с печатью отчаяния, до сих пор видится мне во снах, чередуясь с лицами погибших в Чечне друзей, заставляя с криком просыпаться в холодном поту...
Впереди показался знакомый перекресток, за ним острым шпилем торчал офис-центр. На светофоре для пешеходов мигал зеленый и я рискнул перейти. Не успел - на разделительной линии зеленый сменился красным. Машины взревели моторами и, словно хищные звери, сорвались с места, изрыгая выхлопы в окружающую среду.
- Попали мы с тобой, сынок.
Я повернул голову на голос. Рядом стоял невысокий старичок в неуклюжей, расплющенной шляпе и неуместном для данной погоды осеннем пальто. Ростом мне по плечо, и стоял сгорбленно, опираясь на смешную клюку, но, тем не менее, старик смотрел прямо в глаза веселым и немного задумчивым взглядом. Я выдавил улыбку в ответ.
- Я тебя видел там, возле перехода. Молодец, помог человеку... - продолжал говорить дед.
- Ничем я не помог. Ей только хуже стало, - ответил я слишком резко, сам не понимая, почему злюсь. Хотя чего удивляться? С моей-то вечной депрессией и скептическим отношением ко всему вокруг.
- Ну, это ты зря, - дед поднял вверх крючковатый указательный палец, и мне подумалось, что ему уже за 80, никак не меньше. - Я ее знаю. Раньше была фронтовой медсестрой, под танками лазила. А до чего красивая... Эх!..
- Неужели ей столько лет? - Искренне удивился я, мельком подметив мечтательный тон старика.
- Ровесница она моя. Девятый десяток в том году разменяла...
Я открыл рот от изумления. Хотел спросить, откуда он это знает, но светофор переключился на зеленый, и вопрос навсегда остался незаданным. Потом спрашивать расхотелось - пропала тонкая ниточка под названием "удачный момент". Я словно вдруг понял - это личное, а мое любопытство вскроет подсохшую рану и расстроит старика. В этой трагедии я все равно не смогу ничем не могу помочь, а значит, лучше заткнуться.
Все что можно - это послушать. Не важно, что - просто слушать, как человек, проживший три моих жизни, делится впечатлениями, накопленными эмоциями и потаенными, но никому уже не интересными секретами, мечтами и страхами...
Старик все рассказывал. О войне, конечно. Его описания вызывали флешбеки в памяти. Я словно переносился в те далекие годы, когда каждый для каждого звался братом, а лучшим подарком на праздничный день был кусок копченого сала и банка тушенки. Вспоминалась Чечня...
Я с трудом держал невозмутимый вид, хотя очень хотелось повернуть голову и сказать этому деду, что не зря он прошел все трудности, что есть надежда и люди все-таки стали чуточку лучше. Но я не мог вытолкнуть из себя ни слова. Как назло еще мы свернули за угол дома, на стене которого ярко-красными граффити расплывалась фашистская свастика.
Я покосился на деда, в надежде, что он не увидит. Но к моему удивлению, его не было рядом. Когда он ушел? Вроде только что болтал оживленно. Или я так отвлекся? Быть не может, я же специально все слушал... А, вот же он.
Дед немного отстал и стоял у дороги, в окружении каких-то парней. Один из них говорил что-то, жестикулируя одной рукой возле лица старика, едва его не касаясь. Остальные стояли, скрестив на груди руки. Их лиц я не видел.
На расстоянии не было слышно, о чем шла речь, но наглый вид этих ребят сразу мне не понравился. Я стал подходить к ним, попутно вынимая наушники и складывая их в карман. Тем временем мозг автоматически набросал возможные сценарии развития действий: кого бить первым в случае драки, где подобрать пивную бутылку, куда отскочить, если набросятся сразу.
Один из парней меня заметил и что-то шепнул говорившему. Тот замолчал и огляделся. Мы встретились взглядом.
Когда двое смотрят друг другу в глаза - идет оценка. У мужчин нет других взглядов, кроме такого. Кто выше ростом? У кого руки длиннее? Где слабые точки противника? Эти мысли сложились в привычную успокаивающую картину.
Парни почувствовали угрозу. Все разом пришли в движение, забыв на время про деда. Меня встретили плотным заслоном. Шесть человек, полукруг. Все как один - накачанные, высокие, с равнодушными лицами. Один стоит в стороне с важным видом. Явно вожак. Его длинные волосы падают на лицо и на плечи. Наверняка, мнит себя Немезидой или еще кем покруче...
Почему-то мне сразу стало противно и даже скучно. Передо мной стояли обычные парни, которым кажется, что они "бойцами", а может "бригада". Я это понял, как только увидел картинные жесты: один, играя жвалами, смачно жует "бубль гумм", другой поправляет дорогие очки, третий хватается за сигарету и так далее, словно слайд шоу из дешевого американского триллера.
Останавливаюсь ровно в центре этого полукруга. Возникла секундная пауза, за которую я успел вспомнить наставления тренера по рукопашке о том, что больше шести противников не могут напасть одновременно. Ну, значит под расчет, а вожак на сладкое.
- Ты что-то хотел, дружище? - елейным голосом поинтересовался длинноволосый, обращаясь ко мне. Все еще глядя в глаза оппоненту, я ответил в тон.
- Мне бы с дедушкой пообщаться. Он старенький, поболтать любит, вот возле вас и остановился... Поговорить захотел, наверное.
- А-а-а, вот в чем дело, - усмехнулся длинноволосый. - А я-то думаю, что это он такой разговорчивый: "вы ответите", "вам это с рук не сойдет"... Стало быть, ваш это дедушка?
- Верно, мой. А что, собственно, стряслось? - Я говорил спокойно, хотя пружина внутри не расслаблялась ни на секунду.
- В целом - ничего страшного. Но один инцидент имел место быть - ваш дедушка поцарапал мой автотранспорт своей увесистой тросточкой...
- Разве ж это проблема? Материальный вопрос можно решить и со мной.
- Нет, уважаемый. Нельзя. Видите ли, мы уже сами все выяснили и в качестве компенсации взяли сущую мелочь. - Длинноволосый подкинул в руке какую-то круглую штуку. Она несколько раз повернулась в воздухе, бросая желтые блики, и я с ужасом понял, что это - медаль. И не просто медаль, а награда в форме звезды. За Отвагу и Мужество.
Внутри все закипело. Я понял, что единственный выход - борьба. Не важно, сколько их. Не важно даже, что этот спор можно решить по-хорошему - дай только время. Просто в этот момент стало ясно - мне нужна кровь. Только так можно смыть мерзкий гадливый налет от бездействия. Внутренний огонек моей совести полыхал ненавистью, как от капли бензина. Я напряг ноги и приготовился резко прыгнуть в сторону ближнего здоровяка, но произошло непредвиденное.
Рассекая воздух, мимо меня пронеслась едва заметная тень от какого-то продолговатого предмета. Спустя мгновение тот, на кого я нацелился, с громким вздохом осел на асфальт. Не успел он коснуться земли, как еще два противника пошатнулись и рухнули следом. Остальные оцепенели, стали крутить мощными шеями в поисках незаметной угрозы.
Еще один незаметный удар подкосил парня в джинсовой куртке. Крепыш в кислотно-салатовой майке посмотрел ошарашенным взглядом на предводителя и бросился в бегство, но далеко не ушел - незримая тень настигла его перед тем, как он скрылся за угол дома.
- Какого черта... - выдавил длинноволосый и вмиг осекся. Крепкие пальцы в морщинах взяли его за локоть.
- Отдай медальку, внучек, - тихо сказал старичок. Он стоял так же сгорбленно и опирался на пыльную тросточку, но в его взгляде его горел жаркий огонь. Длинноволосый нехотя подчинился. - А теперь беги.
- Что?! - главарь банды захлопал глазами, не в силах поверить, что им командует горбатый старик.
- Беги, убегай, уноси ноги! - старик выкрикнул каждое слово, словно команду. - Или тебе тоже уши прочистить, как этим? - Он обвел рукой с тростью бесчувственно валяющихся на земле храбрецов.
Длинноволосый вздрогнул и подчинился. По правде сказать, я бы тоже. Что-то в этом стареньком дедушке заставляло трепетать каждый орган. В нем ощущалась огромная сила, та, которая вызывает чувство опасности и гонит животных с насиженных мест.
Я смотрел, как удаляется последний из шайки и не заметил, как дед оказался рядом со мной.
- Спасибо, сынок... Вот и мне ты сегодня помог. Храни тебя Бог...
- Да чем же я помог-то! - Я все еще не оправился от потрясения и не смог скрыть восхищения в голосе. - Вон вы как их... словно мальчишек.
- Да они и есть, мальчишки... Вот только я не один был. Друзья помогали.
Я недоверчиво посмотрел на странного деда. Он хитро прищурился и лихо, по-молодецки свистнул. Пару секунд ничего не происходило, затем из-за соседнего дома вышел еще один дед - ростом повыше и седой, словно снег. За ним вышел еще один, и еще. Все разные - высокие, низкие, с морщинистыми щеками и мясистыми носами. Все разные, но в тоже время похожие друг на друга в одном - их глаза горели, словно вечный огонь, несгибаемой силой.
Через минуту я был окружен стариками. Сколько их было? Семь, может восемь... А может и десять. Они стояли и молча смотрели мне прямо в глаза. В них не было злости, не было радости, только глубокая, ничем не скрываемая печаль на суровых морщинистых лицах.
Мне очень хотелось заплакать. Невозможно было смотреть на их лица спокойно. Я осторожно прикрываю глаза - лишь на секунду, чтобы взять себя в руки. На мгновенье чувствую слабость, словно горячий туман, проходя, вымыл мне мысли. Вдалеке, на грани беспамятства, послышался голос того старика: "Еще один год... Еще меньше". И я все-таки плачу. Сознание уплывает, унося из-под ног...