С точки зрения психически здорового Хомо Современикус'а человек, старательно обученный профессионально использовать насилие, есть неизлечимый, морально искалеченный инвалид с опасным непредсказуемым поведением.
Часть 3
Нас не ждали? Пофиг дым, уплочено…
Глава 2
Соседи—наше все!
27.04.3003 от явления Богини.Утро.Хутор Речной
Дедал, владелец хутора Речной, пребывал в отвратительном настроении. Странные звуки посреди ночи перебудили весь хутор. Казалось взбесились все звери в окрестных лесах. В отличии от переселенцев он, коренной житель, в волколаков верил. До начала завоевания, именно Дальний Лес называли их обиталищем. Волколаков видели и в пограничных лесах. Правда настоящие видаки встречались редко, да и они рассказывали они мало и очень неточно. Каждый год в одной, а то и двух деревнях приграничья местные знахари ловили и сжигали оборотней. Настоящего волколака жгли или просто подвернувшегося под горячую руку бедолагу никто особо не разбирался. Деревня испокон веку жила по принципу дыма без огня не бывает. Но вот вой волколака Дедал слышал своими ушами. Исконный лесовик не мог ошибиться, ни один зверь так выть не мог.
Россказни об ужасных врагах рода человеческого, слышал каждый дитенок в приграничье. Верили-не верили, но боялись. Особенно охотники. А вот Дедал, после общения со знахаркой из Дальнего Леса, знал точно—Ужас Мира не страшная байка, а правда, хотя сам его, к счастью, не встречал. В те годы молодой Дедал охотился лишь потому, что после смерти отца семья разделилась, но два брата уже несколько лет не могли разделить пахотную землю и прочие хозяйские вкусности. Крепкое хозяйство постепенно хирело. У мужиков появилось много праздного времени, Особенно зимой. Но разделившиеся семья из-за братской грызни изрядно обеднела. Другого способа накормить домашних Дедал не придумал. За зимнюю шкуру россомы солидный купец посулил огромные деньги. Потом ещё и за детёнышей пообещал столько… Короче, купился по молодости, да глупости… В конечном счёте это самка россомы, злая в преддверии гона поохотилась в своих владениях на незваных гостей. Первыми погибли собаки. Несчастные гончие умерли сразу, а проклятая бестия даже не замедлилась. Болт первого арбалета просвистел далеко в стороне от черной молнии. Вторым выстрелом Дедал почти попал зверюге в голову. Но почти, не считается. Широкий наконечник всего лишь смахнул крепко прижатое к черепу ухо почти целиком. Задел ли наконечник череп, Дедал так никогда и не узнал. Первый же удар твари словно верёвочную располосовал кольчугу двойного плетения и на долгие седмицы выбил охотника из сознания. За жизнь Дедал буквально зацепился. Широким махом правой лапы россома вырвала у него два нижних ребра и только чудом не зацепила легкие.
Дедал.Конец зимы.Примерно 2980 год от явления Богини.Приграничье.Усадьба травницы
В себя охотник пришел в маленькой тёмной комнатке, скорее даже тёплых сенях. Внимательно присмотревшись понял, что пару лет назад он уже сюда заглядывал после неудачной встречи с волчьей парочкой, но тогда он дальше порога сеней не прошёл. Его бы и во двор не пустили, но разодранное плечо требовало немедленной заботы лекаря. Домик же принадлежал деревенской травнице. Вредная бабка своей неуживчивостью прославилась на все окрестности и поэтому жила в некотором отдалении от деревни. Обычная крестьянская избушка-пятистенок на большом окруженном высоким забором подворье. Вот хозяйство разительно отличалось от деревенского. Старая кляча в слишком большой конюшне да два десятка курей. Почти весь двор занимал разбитый прямо за избой и отделённый лёгким плетнём огромный огород засаженный всевозможной лечебной зеленью. От входной двери до небольшой калитки было не больше пяти шагов. Травница редко кого допускала даже во двор, а уж в доме из всех деревенских изредка бывал только староста. Видимо, состояние Дедала показалось бабке и вовсе безнадёжным коль не отвезла как обычно домой в деревню, а занималась его ранами и лечила-выхаживала прямо в своей избе.
Охотник попытался встать, но слабость не позволила даже голову оторвать от подушки. Позвать тоже никого не удалось, вместо крика из пересохших губ вырвался едва слышный хрип. Усилия не прошли даром, навалилась слабость и Дедал даже не заметил, как вновь потерял сознание.
—Очнулся, милай?!—старуха говорила негромко и вроде как даже ласково, но что-то в ее голосе болящему не понравилось. Следующий раз он очнулся ещё через два дня и больше сознания не терял. Ещё три дня травница его не беспокоила только кормила, поила, да после внимательного осмотра втирала вонючие мази в страшные глубокие шрамы на месте едва затянувшихся ран. Мужик постепенно набирался сил и этим утром впервые сумел сесть на кровати. Видать именно этот подвиг и сподвиг травницу к разговору.
—Считай, пятую седмицу лежишь колода колодой. Раны уже к концу третьей седмицы окончательно затянулись, а всё с тобой, ровно с малым дитятей вожусь…
—Ну чего ты нудишь, старая? Сходи в деревни да жёнку моей. Пусть Лизку на телеге за мной пошлёт домой забрать. Как в избе окажусь, за лечение и снадобья заплачу, отсыплю тебе серебра сколь скажешь. А там уж бабы и сами меня обиходят пока силы себе не верну.
—Ай какой справный. Молодой, а рассуждаешь словно поживший рассудительный мужик с понятием.
Внезапно травница проглотила приторную улыбку и продолжила совсем по иному. Зло и отрывисто:
—Заплатит он… Откуда ты, придурок бестолковый, знать можешь сколь те снадобья стоят.
—Сдурела, старая? Совсем плохая от через чур долгой жизни стала?! Заговариваешься?!
—Милай, откуда у бесштанного тупого охотничка сто золотых?—старушка засмеялась неприятным мелким, трескучим смехом,—ты за ножик-то свой не хватайся, меня людишки поумнее тебя обмануть, да обидеть пытались, а я все живу. Дальний Лес мне дом, а тебе еще блукать по нему с неделю. Вдруг, зверушка какая обидит. Россоме-то ты своей дурной стрелой лишь ухо срубил. Едва-едва удалось тебя откупить у зверюги. Лечением, да твоими же дохлыми собачками. Но предложить кое-что могу. Вдруг охота не все мозги отсушила. Глядишь и скумекаешь что да как…
—…
—Цыц! Рот закрой! Бабу свою пугать будешь! А со мной говорить надо ласково. Серебра он отсыпать собрался от широты души. Да на тебя только сильнейшего эликсира на крови Истинного Оборотня три фиала пошло. А каждый не менее тридцати гривеней стоит!
Раненый опешил так, что на время лишился дара речи. Пока он бессильно шлёпал губами, бабка не теряла времени. Она оказалась весьма практична. Даже жадность свою поумерила придумывая чем и как завлечь охотника. А молодой наглец был нужен, очень нужен, вот и попыталась опутать неподъёмными долгами и прельстить обещаниями. Ну и припугнуть слегка чтоб не взбрыкнул.
С удивлением Дедал справился быстро. Травница со вкусом расписывала чего ей стоило откупить у рассерженного Ужаса Приграничья искалеченную тушку неудачника, он. вроде как неуверенно, отбрехивался и считал…
Какого размера бегали тараканы в башке у отца, когда он отправлял двенадцатилетнего деревенского пацана в Рейнск, Дедал так никогда и не узнал, но за три года прожитые в казармах гильдейской сотни наёмников грязной деревенщины-землеройки не стало… Вернувшийся в деревню недоросль читал, писал и считал куда лучше старосты. Отлично стрелял из боевого арбалета и понимал толк в обращении с тяжёлым ножом, коротким копьём и кавалерийским палашом. Уже через неделю все незамужние деревенские девки определились кто первый парень на деревне. Впрочем, обошлось всего двумя драками. Парень лишь поиграл мышцой определяя своё место в местной табели о рангах и быстренько переключился на молодых вдовушек с сиротами перестарками.. После тесного общения с крошками высокопочтенной Файт его уже моло интересовали ночные вздохи на скамейке, но ни жениться, ни враждовать со всей деревней в столь юном возрасте не собирался.
В хитромудрых планах лекарки Дедал разобрался почти сразу. Не оболтус-деревенщина, чай. Притязания его не удивили и ничуть не обидели. В торгашеских реалиях молодой охотник разбирался куда лучше засидевшейся в глуши и отяжелевшей на подъём старухи. И в озвученные цены поверил. За изведённые на него снадобья в городской лавке пришлось бы отдать сотни полторы полновесных золотых кругляшей и то, если бы они были те снадобья… А потому спорил и торговался хоть и с азартом, но себе на уме, постарался как можно больше выжать из травницы здесь и сейчас. Не сомневался, что когда дело дойдёт до городской торговли эликсирами, загонит неуживчивую злыдню в стойло. Ругались-торговались шумно и со вкусом, полдня, не меньше. Знахарка визжала, что потратила на глупого негодящегося мужичонку кучу дорогущих снадобий, охотник отбрехивался тем, что вовсе не упрашивал его лечить… К вечеру кое-как договорились.
Лечение затянулось на остаток зимы и половину весны. Выхаживала его травница старательно, не жалела ни сил, ни эликсиров. Не по доброте душевной или из человеколюбия. Чтоб уменьшить цену за лечение, охотник нехотя, но согласился стать подопытным кроликом и теперь бабка с энтузиазмом испытывала на послушном пациенте какие-то мази, взвары, настои и прочие эликсиры. А однажды Дедал проснулся крепко привязанный к лавке. Кожа горела огнем, все кости ломило тупой сверлящей болью. Ни просьбы, ни ругань не спасли. Отвязала его бабка только через неделю, когда на месте вырванных зверем ребер, уже росли новые. Изрядно измученный болью охотник больше не скандалил, но и знахарка возилась с ним как с малым дитятей. Каждый день ему в тушку втирали страшно едучую гадость, кожу пекло и она сползала клочьями, тело и кости ныли как от застарелого ревматизма. Но новые ребра росли! Потому и не возражал охотник, когда, за день до полнолуния, старая карга вновь примотала его широкими кожаными ремнями к той же лавке.
Дедал.Весна.Примерно 2981 год от явления Богини.Приграничье.Родная деревня Дедала
До дома Дедал добрался уже поздней весной тощий, злой, но совершенно здоровый. На радость молодой жене и дочке, да под зубовный скрежет старшего брата. Отросшие заново ребра, исчезнувшие следы двух старых переломов… Всё это так впечатлило, что Дедал вспылил и едва не схватился за нож, когда Знахарка наотрез отказалась продать лично ему чудодейственные снадобья.
Насчёт россомы и прочих ужасов охотник хоть и не поверил, но горел желанием проверить. Бабка проводила его почти до Проклятого Отрога. Ещё две седмицы он пробирался по пустой весенней степи до места встречи со зверем. Первым делом нашёл отброшенный россомой арбалет. Травница о нём просто не подумала, а терять надёжное дорогущее оружие глупо. И десять желтяков серьёзные деньги, и найти настоящий боевой, а не охотничий арбалет в Хуторском крае совершенно нереально.
После выздоровления Дедал решил больше не тянуть и с крестьянским трудом покончить окончательно. Больше седмицы в крик и кулаки ругались с братом, очень уж старшенькому всю оставшуюся после смерти родителя земельку хотелось прибрать по-родственному, за спасибо. А уж отару делить, что серпом самое дорогое отпиливать… Бабий стон стоял на всю деревню, пока в воскресенье перепуганная Лизка не примчалась чуть дыша к травнице. Заплетающимся языком она поведала леденящую душу историю…
Ранним утром старшенький взбодрившись после вчерашнего бражкой от языка перешёл к жестам. Как только ждать столько сподобился! Папаша бы, покойный, и трех дней не вытерпел лодыря уговаривать, да уж больно жалко брательник выглядел. Тощий, все кости на виду, на морде, вообще одни глаза остались. Выдернул заночевавшего на лавке у родича младшенького из-под тулупа, от души размахнулся и… улетел в противоположный угол комнаты снеся по пути лавку и обеденный стол. Дедал удивленно осмотрел собственный кулак, задумчиво потёр им собственную задницу и мотая похмельной башкой шагнул к стене, чтоб продолжить родственную беседу. Стряхнув повисших на плечах баб одним небрежным движением, охотник склонился над стонущим брательником… и взвыл от потока колодезной ледяной воды, обрушившегося на голову. Развернулся занося кулак для удара и встал напоровшись на испуганный взгляд дочери. Дрожащая от испуга Лиза, пыталась прикрыться огромным, как дотащила-то, колодезным ведром. Злости словно и не было. Отобрал у ребенка ведро и запрокинув голову вылил в рот остатки воды. Опустил на пол, постоял, посмотрел на продолжавшего стонать братца и мотнул головой:
—Зови травницу, девка, коли такая смелая.
Вечером за смелость последовала награда. Но, во-первых, всего-навсего пять ударов розгой, во-вторых, лупила мамка, а главное, после ужина отец незаметно сунул в ладошку завернутый в бересту кусок прошлогоднего сотового меда. Такие лакомства девчушка в свои десять лет только в чужих руках и видела.
Брата травница поставила на ноги быстро, но вот пахарь из него со сломанной правой рукой был никакой. Три дня Дедал слушал причитания невестки, потом не выдержал и сам пошел к травнице.
—Ты совсем ум в лесу растерял?
Такое Дедал и от собственной бы жены не стерпел, но травница не просто деревенская баба. Живёт не как все, а сбоку, хоть и рядом, но сама по себе. Сразу и не поймёшь кто кому больше нужен, но деревне без неё никак. Порой, жизни первых людей в руках держит, а заклад у неё один единственный—собственная шкура. Потому и отношение иное. С прогибом, но настороженное. Близкая, но не своя и своей никогда не признают. Не вздорная баба, а самостоятельный хозяин, незаменимый мастер.
—Не ори, тетка,—Дедал засучил правую руку, травница шарахнулась, но мужик только сунул ей под нос оголенное плечо. Тетка мгновенно забыла про страх и ухватившись за мужскую руку, чуть ли не уткнулась в нее. На память она не жаловалась и тяжелые болячки, прошедшие через свои руки, помнила все до единой. Это самое плечико она едва собрала года три назад после неудачных зимних плясок охотника с волчьей парочкой. Глубокие уродливые шрамы на месте вырванных шматов мяса ещё весной забугрились жёсткими мышцами. Но сейчас на гладкой, на зависть девкам, коже на шрамы не было и намёка. Да и на совершенно ровных костях больше не прощупывались следы переломов. Опять же, после единственного удара именно этой ручонкой старшенький брательник обеденный стол на дрова собственной башкой перевёл…
—Ты хотела по дешевле, да попроще снадобье сотворить. Вот и проверь чего вышло. Брательнику и оно за счастье великое.
Дедал аккуратно вытащил руку из цепких старушечьих пальцев и заговорил веско, словно впечатывая каждое слово:
—Брательник раньше костей не ломал, повоет дня три, а как боль отпустит, решит, что ошиблась старая дура с его болячкой. Пусть его, зато ещё одно новое снадобье в деле по тихому проверишь, сама в его силе уверишься. Ну а потом и об остальном поговорим. Наше дело ждать не будет, а пока с родственным придурком не разберусь, толку не будет…
Собираясь из хлебопашцев в охотники Дедал о собственном подворье тупо забыл, потому как строить и ремонтировать там ничего не собирался, а вся остальная работа, которой на подворье делать не переделать, бабья и настоящему мужику-добытчику не вместна. Разве что, кабанчика заколоть, так рано ещё, да и дичины вдоволь. Лизка уже подросла и они на пару с матерью вовсю шуршали на огороде да с коровами, овцами и прочими курями.
Отдать или хотя бы продать родному брату свою долю семейного надела по родственному недорого Дедал отказался наотрез, но во временное владение, за каждый пятый мешок с урожая, уступил. Двух коров из трёх, как жена не ревела, не уговаривала, в счёт долга отдал травнице. К ней же, но уже как долговой залог за лечение, сплавил Лизку. Хотел ученицей-помощницей, как испокон веку делали, но старая грымза упёрлась и пришлось надевать на дочь рабский ошейник. Бабы на пару выли так, что едва-едва розгами в опустевшем хлеву успокоил. После чего донельзя довольная травница погнала домой своё новое стадо.
Денёк выдался суматошный, хотелось пожрать, а потом отдохнуть до вечера за кувшинчиком холодного прошлогоднего вина, но летний день дорогого стоит. Травяные мешки отъелись после зимней бескормицы, ещё пара седмиц чтоб набрать лёгкий молодой жирок и их мясо приобретёт просто восхитительный вкус. Правильную копчёнину из него хозяева городских ресторанов и прочих трактиров с руками оторвут за полновесное серебро. И их можно понять, в темных прохладных погребах мясо дозреет как раз к Осенней Ярмарке. Времени только-только съездить в столицу. Понюхать там, да подготовить почву для торговли снадобьями.
"Травница баба хитрая и умная, но баба, а потому видит не то, что есть, а то, чего ей желается. А торговля мужское занятие. Тридцать гривеней! Вот же дура, прости, Богиня! То ж на прилавке, да не где-нибудь, а в магазинчике главного Городского Лекаря. Где деревенщине с городскими тягаться. Она ж до сих пор не поняла куда вляпалась."
Разбирая для продажи зимние шкуры, Дедал довольно хмыкнул. С Лизкой здорово получилось. Травки знать, да лекарить дорогого стоит. Он ещё год назад собирался пристроить девку в ученицы, но мерзкая злыдня незнамо чего требовала. Теперь вот учить, кормить да ещё и беречь девку задарма будет. И всё из-за железки на шее. Ничего, он и сам с рабской татуировкой на заднице при городских казармах три года сраным веником летал, пока папаша деньги за обучение не собрал. Десять желтяков для грязной землеройки сумма невообразимая. А Лизка вытерпит, от работы ещё ни одна девка не стёрлась.
С охотничьими трофеями в Рейнске всё прошло как по маслу. Несколько редких шкур Дедал продал пусть и не очень дорого, но не перекупщикам, а нужным людям. И тут же повезло с прошлогодним фуражным зерном. Хлеб из него хуже некуда, но на лепешки пойдёт. Хозяину трактира где снял конурку, удачно сбыл добытую по дороге олешку, а потом и на мясные поставки к ярмарке договорился. С другими желающими и говорить не стал, чем растрогал трактирщика чуть не до слёз. Мужик мало, что обещал насчёт лекарей разузнать, так ещё и деньги за проживание не взял.
На обратной дороге охота так попёрла, что до деревни чуть не седмицу ехал. Охота-дом, охота-дом, охота-дом. Очнулся лишь через три седмицы. В деревне мясо не продавал. Не простил мужикам деревенской спеси. Помнил, как кривились, да ругали за спиной лодырем. Братику изредка подкидывал. Положено по-родственному-то. Тот дичину жрал, не отказывался, но и куском хлеба попрекнуть, не забывал. Ещё старосту угощать пришлось потому как человек хоть и гадкий донельзя, но нужный.
Дедал.Начало осени.Примерно 2981 год от явления Богини.Рейнск
К началу осени Дедал окончательно разобрался с собственными заботами и отправился в Рейнск уже вместе с травницей. С городским знахарем бабка зналась, но терпели они друг друга с трудом, потому охотник решил не спешить. Не зря же он за это лето распродал по городу все ценные шкуры, что добыл за несколько лет. Остановились в том же самом трактире. Вышедший им навстречу из-за стойки хозяин на протянутый золотой гривень лишь обиженно замахал руками, но дар в виде большой оленихи подстреленной этим утром принял с искренней благодарностью.
Оставив травницу в комнате он весь следующий день допоздна мотался по городу. На следующий день сразу после обеда они уже вдвоем стояли на неширокой улочке всего в двух сотнях шагов от ратушной площади. Мощёная как площадь булыжником, чисто вымытая, она была сплошняком застроена двух и трёхэтажными каменными домами с дорогими магазинами и мастерскими при них на первых этажах. Не рынок, не лавки со всякой всячиной для невзыскательного простонародья, а торговая улица куда без урона достоинства может заглянуть человек самого высокого положения и где он обязательно найдёт всё, что только пожелает. Несколько подобных улиц с разных сторон стекались к ратуше.
Как и на остальных, на доме главного городского лекаря не было кричащей аляповатой вывески с нелепой висюлькой на скрипящей цепи для привлечения неграмотного быдла. Только аккуратные надписи золотой вязью на больших чисто вымытых витринных стёклах. Небольшой, но тяжёлый медный колокольчик мягко звякнул второй раз когда неподъёмная деревянная дверь закрылась пропустив их в небольшую комнату с обитыми кожей мягкими лавками вдоль окон. Из-за длинного широкого прилавка тёмного полированного дерева невзрачно одетых посетителей презрительно осмотрел невысокий плюгавенький приказчик средних лет с огромными залысинами на голове. Дребезжащим, словно надтреснутым, голосом он сообщил опешившей старухе, что высокопочтенный хозяин лучшего в столице лекарского магазина не имеет возможности лично беседовать с каждой подозрительной деревенщиной пожелавшей спихнуть сомнительного вида и качества снадобья. После унылой ругани и длительных уговоров вредный мужичонка грубо выдернул из женских рук кожаную котомку и высыпал её содержимое на прилавок. Брезгливо перебрал глиняные горшочки, баночки, фиалы, потыкал пальцем в пучки трав и с презрительной миной бросил на прилавок серебрянный рент.
—Цыц, почтенненький,—оценив недовольную-обиженную рожу травницы Дедал решил что пора и норов показать,—у жены под юбкой шустрить будешь. А денежку свою, что обронил случайно, подбери, вдруг потеряется.
Приказчик опешил. Охотник в крепкой, но простой и без украшений одежде вовсе не походил на богатых горожан лебезить перед которыми он привык. Пожалуй, заговори входная дверь в лавке, удивления было бы много меньше. Охотник, между тем, не торопясь аккуратно собирал с прилавка баночки и свертки с травами. Опамятовав, помощник знахарь заговорил. И первые же два слова оказались довольно заковыристые.
—Рот закрой, болезный, кишки застудишь. Это здесь тебе в задницу дуют. А я, по дремучести, могу за обидные слова и ряшку перекроить. По мне, цена тебе грош ломаный, потому как вольного охотника от грязной землеройки отличить не сумел. Живот надувать, да губы топорщить перед местными будешь. И бабушку не обижай, сам-то в лес ходил ли? А то волки любят таких мяконьких да жирных… Смотри, мне окрестные деревни обежать не трудно. Придётся потом твоему хозяину собственным дерьмо болячки почтенным да высокопочтенным лечить.
Приказчика, наконец-то, прорвало и он заорал. Потом, не прерывая вокального прессинга, ухватил стоящий за спиной дубиноподобный посох и вытянувшись на цыпочках замахнулся на наглеца. Увы, потолок в лавке подобное не стерпел. Навершие посоха врезалось в потолочную балку и тяжеленную гладко полированную палку вывернуло из рук, да так, что второй конец врезался в далеко выпяченный подбородок. Не ожидавший этакой нескладушки воитель от целительства хрюкнул и перевалившись через прилавок и шлёпнулся на пол, поднимая клубы пыли. Крик словно обрезало. Прочихавшись от сыплющихся с потолка пыли и мусора Дедал расслышал доносившиеся с пола жалобные подвывания.
—Браво, уважаемый, не знаю, как эта милая старушка лечит, но болящие в её присутствии размножаются шустрее тараканов на грязной поварне,—хорошо одетый невысокий человечек отошёл от входной двери и обогнув перепуганную травницу и, доброжелательно улыбаясь, приблизился к охотнику.
—Купец второй гильдии Зиггер,—он церемонно поклонился охотнику и улыбнулся растерянной травнице.
—Дедал, вольный охотник,—Дедал бросил цепкий взгляд на неожиданного зрителя, но тут же склонился в почтительном поклоне. Купец мог и не представляться. Охотник узнал его сразу и тут же похвалил себя за предусмотрительность. Летом рассекая с подношениями по городу он так и не смог лично добраться до одного из богатейших купчин города, но великолепную медвежью шкуру в знак уважения послал. Хоть и пришлось почти задарма продать всяким нужным аж три оленьих. Не зря значит напомнил вчера о себе кой кому чисто по дружески… А может и трактирщик подсуетился… Такие как Эиггер по лекарским магазинам сами не ходят. Даже по самым престижным…
—Насколько вас пытался обмануть этот баран?
Вопрос прозвучал вполне доброжелательно, Дедал уловил явное злорадство в голосе и, решившись, незаметно пихнул растерявшуюся спутницу в бок.
—Снадобья не меньше тридцати серебряных стоят, а по совести, да с лечением, можно и золотой просить…
—Не части, бабушка, пять гривеней деньги не малые, а тридцать серебряных ты и в деревне без долгих поездок выручишь,—перебил ее Зиггер,—вот тебе тело болящее. Сможешь помочь? А он тебе заплатит по городским ценам. А потом я уж уговорю высокопочтенного хозяина этого тела проверить ваш товар и дать за него правильную цену.
Травница быстро закивала, а вот охотник продолжал смотреть на доброхота с оценивающим прищуром. Купец второй гильдии время свое просто так тратить не будет, но и мухлевать по мелочам, словно приказчик из грязной лавчонки, ему не с руки. Но… требовался поступок. И он решился. Короткий подшаг, резкий удар ногой и приказчик взвыл, очнувшись от дикой боли в сломанной ноге. Зиггер выказал крайнее удивление, но промолчал, лишь вопрошающе уставился на охотника. И Дедал понятливо зачастил:
—Прошу прощения, высокопочтенный Зиггер, оступился по неловкости посреди этого развала. Так помочь спешил, что чуть собственных ног не лишился. Ну да Богиня с ним, вижу теперь, что не помрёт. Да и не мрут такие, прости меня, Богиня, Этот хухрик столь рьяно пытался оградить своего хозяина от общения с известной тому травницей, что был готов заплатить полновесный серебряный рент за товар в котором ни уха ни рыла. Сколько же он торгует себе в карман сбывая товар мимо хозяина? Ну да за ради Богини поможем. Люди ж мы, не звери. Заодно и тушкой для настоящей проверки побудет,—охотник порылся в стоящей на прилавке сумке и вытащил еще один горшочек,—от сердца отрываю. Этим бабушка брата моего родного на ноги поставила. Хорошее снадобье, дорогое, да быстрое и о-о-очень сильное. Но, за ради пробы, уступлю по цене обычного.
И покивав понимающему взгляду собеседника, закончил:
—У нас очень хорошая травница, высокопочтенный Зиггер, она даже мне, тупому охотнику,—улыбнулся в ответ на понимающий смешок собеседника,—смогла объяснить, что знать где, когда и какие травки да все прочее самое нужное и редкое искать, дорогого стоит. А уж как всё это в дело по уму пустить, чтоб самое-самое получилось… То, что для самых важных людей. Потому как мало его завсегда. А где ж деревенской бабке таких людей знать…
Дедал.Примерно 2981 год от явления Богини.
Оставлять хитрую бабку одну Дедал не решился и задержался в Рейнске почти на неделю, пока изувеченная нога приказчика не стала лучше прежней. Высокопочтенный Зиггер и вправду оказался богатым купцом и далеко не последним жителем столицы вольного пограничного края. После выздоровления приказчика высокопочтенный главный городской лекарь до встречи с грязным охотником и тупой деревенской лекаркой-шарлатанкой не снизошел, хоть и жалобу за нападение подавать не стал. И дела закупочные повел с ровней—высокопочтенным Зиггером. Дедал не возражал потому, как платил купец щедро, не гневил Богиню. Охотник подозревал, что в их договоре честолюбивого купца интересовали интересовали совсем не деньги, но глубоко Дедал не полез, ему и без городского гадючника вполне хватало жизненных сложностей. Старая карга оказалась права, ее снадобья рвали с руками. Небольшие кожаные кошельки с серебром весили куда больше маленьких глиняных горшочков с драгоценными мазями и эликсирами. Но и охотник не ошибся. Бабка так и осталась никем. Зиггер признал только Дедала. Впрочем, знахарке за ее травяные сборы, эликсиры и снадобья теперь перепадало намного больше. А уж самые сильные зелья Дедал и вправду отсыпал золото. Да и в Рейнск ее товар уже не дважды в год попадал, а куда как чаще и в большем количестве.
В родной деревне сена, зерна и прочей сельхозвалюты, что несли травнице за лечение, хватало и ей, и Дедалу с семьей. Охотник не отказывался от продуктов, производя частичную мясо-молочную конвертацию. Покупать у деревенских за деньги он не желал. Покупал на ярмарке запас хлеба на чёрный день, но и без того на двоих вполне хватало. Ещё и бабку со своего огорода подкармливал. Лизка так и жила рабыней у знахарки. Позлобствовав в вволю, та действительно принялась девку учить. Дедал только посмеивался, но следил за учением жёстко хоть и не мешал жене подкармливать дитятко.
Дедал.Примерно 2983 год от явления Богини.
Через два года Лизка от непосильного труда и прочих мерзостей рабского существования начала округляться и набирать красоту и предаваться девичьим томлениям. Несколько раз тишком убегала на деревенские посиделки, пока не сцепилась из-за очередного прыщавого кавалера с двоюродными сестрицами. Разобиженные девки мигом нажаловались на наглую рабыню мамке, а та с утреца высказала ненавистной сношеннице всё, что думала об их непутёвой семейке. Мамаша ринулась вырывать волосья старой карге, но ни старой, ни малой в усадьбе не оказалось. К ужину, когда они вернулись из леса, накал страстей поутих и обошлось без рукоприкладства.
Заперев за мамашей калитку, бабка постояла что-то прикидывая, потом повернулась к понурой девке:
—Шагай на конюшню, животное.
Та молча повернулась и побрела развязывая на ходу платье. Обычно старуха звала её по имени но наказывая звала только так. В конюшне, в которой давным давно кроме старой клячи жили две коровы, десяток овец, а в самом углу хрюкали два подсвинка, было уже темно и вошедшая травница далеко не сразу рассмотрела притулившуюся в углу голую девку. Слёзы не разжалобили, скорее рассердили ещё сильнее. Бабка с каким-то остервенением и руку совсем не сдерживала. Уже после пятого удара в голове все плыло и мешалось, а вскоре темнота конюшни и вовсе сменилась полной тьмой…
Очнулась уже поздним утром. Спина, ноги, задница саднили и взрывались болью от каждого неловкого движения. Попыталась подняться и услышала звон… Так и просидела на цепи седмицу, пока истерзанное тело оживало. Обихаживала скотину. Из конюшни выходила только на цепи и под надзором за водой и варевом для скота да выволакивала на волокуше из старой облезлой шкуры навоз до компостной ямы. Старуха не обращала на рабыню внимания, лишь пнула, когда та сразу после порки попыталась заговорить.
А потом Лиза увидела только что вернувшегося с охоты отца…
—Ну что? Понравилось в хлеву жить, да из общего с подсвинками корыта жрать?—помолчал. Не дождавшись иного, кроме отчаянного мотания головой, ответа понимающе хмыкнул:
—Можешь говорить как человек, животное. И рожу подними. Глаза твои бесстыжие видеть хочу.
Стоящая на коленях Лиза несмело подняла лицо:
—Я всё поняла…—запнулась, помедлила и решительно закончила,—отец.
—Хм. Так таки всё и всего-то за седмицу?!
—Да, отец,—второй раз почти забытое слово далось легче.
—Ладно. Через два часа вернусь, чтоб конюшня блестела. И сама до скрипа вымойся.
—Спасибо, отец.
—Рано благодаришь. Вот когда я тебе шкуру плетью до мяса спущу, чтоб навсегда запомнила то, что сейчас поняла, тогда и спасибкать будешь.
После первой в своей жизни порки плетью девка отходила более седмицы. Могла бы и раньше оправиться, но злобная бабка через день мучила её едкими мазями, от который путались мысли и нещадно пекло не только спину, но и всё тело…
В очередное утро вынырнула из ставшего привычным полусна-полубезпамятства от того, что травница безжалостно мяла и щипала спину. Сквозь сонную пелену расслышала насмешливый голос Дедала.
—Ну вот, а то разахалось, что снадобье самое новейшее, самое лучшейшее, а испытать не на ком…
—Я там пару хороших эликсиров собрала кости сращивать…
—Язвишь, старая. Зря, припрёт, так и кости сломаю. Но пока и без неё найдётся кому…
Когда щипки прекратились, Лиза незаметно для себя провалилась в забытьё и голоса растворились. Уже перед обедом её грубо растолкала травница.
—Остаёшься, Лизка, вместо меня. Я с Дедалом уйду на седмицу аль поболее. Наших деревенских пользуй, но с осторожностью, а к дальним не лезь. Не сдохнут, чай, до моего возвращения, а и сдохнут, беда не великая.
Пока сползала с кровати, да осторожно умывалась над стоящей на лавке широкой кадушкой донёсся хлопок входной двери. Внезапно правую руку словно ударило чем. Постояла приходя в себя и набираясь смелости. Потом осторожно, едва касаясь тела вновь провела ладонью по гладкой словно у малого ребёнка коже спины и заливаясь слезами грохнулась на пол.
Отсутствие ставшего за последние годы привычным ошейника обнаружила уже после обеда…
Дедал.Примерно 2985 год от явления Богини.
Вскоре после памятной порки Лиза уже вовсю пользовала всё окрестное население. Несмотря на молодость к ней обращались охотнее. Святоши деревенских травниц и знахарок не жаловали, но это была своя, здешняя. Выросшая на глазах. Ей просто по деревенски тупо верили. За пару лет девка действительно научилась лечить. Недуги просто нюхом чуяла. Бабкины снадобья применяла лучше её самой. Дедал не на шутку опасался бабьей грызни, но старая грымза неожиданно чуть ли не на два месяца уехала в небольшую деревню прижившуюся в Дальнем Лесу. Вернулась довольная и загадочно улыбаясь утащила охотника в мойню и гордо выложила на лавку небольшой фиал.
—Вот за это высокопочтенный Зиггер выложит не меньше ста гривеней. За сколько его продаст главный городской лекарь я даже боюсь подумать.
—Чегой-то ты раздухарилась, как бы плакать не пришлось. Тебя там уже и не вспомнит никто, а вспомнит, так хрен найдёт. Моя же тушка у них всегда на глазах. А потому сначала меня убеди, а золото потом считать будем.
—Убедить говоришь…—бабка внезапно тряхнула головой одновременно сдёргивая с неё плотный старушечий платок… Густейшая грива иссиня чёрных волос с завораживающим шелестом развернулась и диковинным плащом укрыла смеющуюся женщину до пояса.
—…?!
—Эликсир на крови оборотня,—сквозь нарочитое безразличие слышалось нешуточное ликование.
—Истинного?!
—Истинных больше не нет. Если они хоть когда-то существовали. Я двадцать лет искала состав нейтрализующий проклятие крови оборотня-полукровки. Пока это лучшее. Им нельзя увлекаться, но в нужных дозах эликсир серьёзно задерживает старение всего организма и вылечивает всякие мелочи вроде старческой близорукости, глухоты, ну и, специально для нас горемычных, полностью омолаживает волосы, ногти и… зубы.
Дедал только и мог, что хмыкать и восхищённо мотать головой. Внезапно он резко скользнул широченной ладонью вдоль морщинистой шеи знахарки и одним привычным движением накрутил на неё волосы заставив бабу запрокинуть голову. Затем медленно, нарочито причиняя довольно сильную боль, медленно подтянул к себе волосы вместе с закусившей верхнюю губу хозяйкой. Хищно ощерившись, зарылся носом в неимоверной чёрной роскоши и глубоко втянул в себя воздух… Замер на долгую сотню ударов сердца. И лишь потом неохотно отстранился не выпуская сладостную добычу. Женщина едва слышно застонала.
—Сколько фиалов я должен влить в твою пасть, чтоб отодрать как последнюю шлюху в этой самой мойне?! Даже если ты после этого сразу же сдохнешь!
Женщина осторожно потёрлась затылком о мужскую ладонь, потом резко погрустнев, осторожно высвободила шёлковую роскошь.
—Увы. Эликсир не может повернуть годы вспять, но…—улыбка стала несколько жалкой,—он очень сильно замедляет старение. Этот фиал на три-четыре года… В зависимости от состояния пациента. Больше нельзя, кровь полукровки опасна, при слишком большой концентрации проклятие не удержать и тогда смерть покажется даром богини.
Она помолчала, потом быстрым привычным движением спрятала волосы.
—Уговор, покупателям скажешь, что эликсир на крови истинного оборотня. Святоши не распознают. Да никто не распознает. Даже я. И тайну изготовления эликсира я не открою даже тебе. Скажу только одно, но зато самое сложное и опасное. Для изготовления десяти-двенадцати фиалов необходим сильный здоровый мужик от двадцати до тридцати пяти лет, а лучше… баба.
—Девственница?!
Знахарка насмешливо помотала головой.
—Нет, но здоровая и лучше из тех, которых хочется отодрать… Зато хранить фиал можно десятки лет. Нужна только темнота.
Больше травница в деревню не приезжала…
В глубь Дальнего Леса Дедал заезжал редко, обычно на день пути. На одной из знакомых полянок, в одном из десятка оговоренных заранее тайников забирал снадобья, оставлял мешочки с монетами. Раз пятнадцать отвозил в маленькую сторожку людей. Там же, ясным летним днём пришпилил арбалетным болтом к почерневшей бревенчатой стене любопытного соседушку. А нечего по чужим захоронкам лазить, да сдуру с вооруженным боевым арбалетом охотником в "кто скорее" играть. А запрет на боевые арбалеты, он для дурных землероек. Хороший охотник лук-однодеревку лишь для виду таскает. Это игрушка только на птицу и кроликов годится. В лесном схроне у серьезного добытчика по тяжелому зверю всегда боевой арбалет найдется, а то и пара. Бил навскидку, но с умом. Тяжёлая железка практически отрубила придурку правую руку. Пришлось перетягивать его верёвкой-опояской. Это был единственный раз когда вместе с нежданно увеличившейся посылкой оставил письмо с уверением полнейшей безопасности.
Вернувшись с охоты, Дедал ночь отдохнул, а днем, после завтрака, навестил вдову. Мелочь ейную из избы выгнал, уселся по-хозяйски на самую широкую лавку и бросил к ногам обмершей от дурных предчувствий бабы мужнин сапог. Легкий тычок и баба, раззявившая для горестного крика рот, лишь беззвучно дергает грудью, пытаясь втянуть внезапно затвердевший воздух. Дедал зло смотрел на жадную, тупую курицу, угробившую собственного мужа. Он то только нажал на спуск хорошо отлаженного орудия смерти. Направил его на вора-подглядчика и привычно вдавил скобу.
Эта тупая грязная скотина полгода кормилась с его рук вместе со спиногрызами и мужем-неумехой, деревенским посмешищем. Зимой эта придумка показалась Дедалу хорошей. Курица сама не летает, а баба без надзору не живет, да еще и на сносях, не дело, когда хозяйство неделями без мужского пригляда на плечиках четырнадцатилетней девчонки. Старшенького просить, что козла в огород пускать без привязи, итак норовит каждый чужой медяк сосчитать.
Он тогда также, только с охоты пришел. Обмылся, кружечку пива пригубил, отдохнул… Сейчас бы… да что с бабы толку, когда пузо на самый нос лезет. Вздохнул и пошел до недавно заглянувшей в старую усадьбу травницы, поспрошать, что нужно да мясца свежего отнести, Лизка потом, как разделает, сбегает—договорятся, но свежак—дело такое. Там и встретил эту суку стоялую, все лыталась, на бедность травнице жалилась, детишек просила в долг полечить. А чем отдавать, коль в хлеву окромя голодной коровы даже сена нет… Хитрая бабка увидела охотника, захлопотала, забегала. Мясо с поклоном приняла, деньги деньгами, а внимание лестно. Подмигнула смутившейся бабе, да захлопотала на кухне, свежатина ждать не будет. Дедал и чухнуть не успел, как уже сидел в полной тёплой воды невысокой но огромной, сам мастерил, кадушке, а соседка хлопотала вокруг ласково да нежно натирая его усталое тело мягкой тряпичной мочалкой, да старательно прижималась демонстрируя свои голые прелести. "Отстрелявшись", там же, в мойне и обговорил все.
Сосед на чужом дворе появлялся лишь в отсутствие хозяина, баба тоже не сверкала лишнего, основные обязательства в отличие от дополнительных выполняла тишком в "опробованной" уже мойне. Трудилась старательно, с огоньком. Дедал не раз ловил ее, ждущий чего-то взгляд, но новизна свежей бабы давно прошла, жена благополучно разродилась пацанчиком. Супруга дурой не было, да и не скрывался Дедал от домашних особо. Сразу после родов сунулась в мужнину постель, но мимо. Дедал в городе понаслушался что да как. Поревела, поскандалила, огребла вожжами на конюшне, дождавшись очередного приезда травницы пожалилась… и заткнулась. Хитрая, много пожившая, старуха быстро образумила и напомнила, что мужа умная баба домом да лаской держит.
—Так, значится, решила, сука стоялая.
Едва отдышавшаяся баба упала на колени и зажав ладонями рот, со страхом, уставилась на мужика.
—Вечером в усадьбе жду… на конюшню, поговорим, как ты дальше жить будешь…
Пришла, хватило мозгов. Послушно разделась, улеглась. Вожжами отходил от души, отлил холодной водой, поставил на колени и принялся вдалбливать то, что напридумывал за день.
Через неделю мужики, что рубили лес на новой делянке, нашли у маленького ручейка разбросанные мелкие кости, да разодранные волками сапоги. Дело житейское, кому какая судьба лишь Богине ведомо, но ей угодно милосердие, не простит, коль пропадет семья без кормильца. Обычно таких бедолаг, если нет близких родственников, решением деревенского общества отдавали "под пригляд" справным хозяевам до вступления старшего мальчика в семье в возраст мужчины. Желающих поиметь на халяву какое никакое хозяйство и бесплатных батраков в придачу хватало, особенно если еще и земелька имеется, а мальчишечка и помереть случайно может. Со старостой сладили. Соседка на колеях выползала-выплакала, да и не захотел старый паук с охотником и молодой знахаркой ссориться, предпочел откуп зерном в закрома. Старшенький увеличению арендного надела на тех же условиях только обрадовался. Жена против вечной батрачки-рабыни-наложницы возражать не посмела. Знать ничего не знала, но бабьим своим умом поняла, что той даже младшей женой стать не светит, так грелка постельная за еду да скупую ласку. А гнать или замуж отдавать теряя землю, дурных нема.
А мужичонка пошёл впрок. Его хватило всего на три порции. Зато каких! Теперь это были серебряные флаконы с темным тягучим эликсиром. Если бы Дедал мог заглянуть в будущее узнал бы, что за всю жизнь продал всего пятнадцать таких флаконов. Ещё пару припрятал в счёт своей доли, но так и не успел ни использовать, ни продать. Потому и не узнал, почему купец не пискнув платил за них впятеро. По сто пятьдесят золотых заплатил высокопочтенный Зиггер за каждый, а на старом заброшенном кладбище появилась коммунальная могила на четверых. Очень уж много любопытных на белом свете, жаль, что не все они подходили по возрастным категориям… От щедрот Травницы и Дедалу перепало столько, что на свою долю он мог бы скупить всю родную деревню вместе с толстым гнусливым старостой. Вот только герцогскому серву жизнь перемен не обещала и деньги были целы, пока о них не знали приспешники Владетеля.
А следующий год полыхнул великим набегом. Родная деревушка, милостью Богини, оказалась в стороне, но половина засеянных полей вытоптали лошади степняков. Жизнь понеслась испуганной кобылицей.
Драка с кочевниками за огромный полон.
Захват новых земель.
Великая Война.
Образование коронного Хуторского края вобравшего, кроме новых земель, изрядный кусок приграничья ранее входящего в герцогство Эрньи.
Дедал повзрослел, поумнел, заматерел. Добытое мясо и шкуры в послевоенные годы резко скакнуло в цене. Вот только охотиться стало сложнее—у земли появился жадный и хитрый хозяин. Неприметный, даже кочевники в Великий Набег прошли мимо городишки, что мнил себя столицей приграничного Края. А после войны Рейнск стал столицей нового, куда большего и, главное, королевского края. Но приехавший из центральных областей высокопочтенный Литар, купец и простолюдин, что по родству и знатности герцогу д'Эрньи и в подметки не годился, зажал приграничную вольницу ежовыми рукавицами. Как грибы росли хутора и деревни на новых землях.
Королевский указ объявил разрешил многоженство, дал право сервам носить любое боевое оружие ближнего боя. Дедал рванул в Рейнск. Очень хотелось бежать прямо в канцелярию, но взращенная в последние годы осторожность направила ноги к высокопочтенному Зиггеру. Шёл от него куда медленнее и не в канцелярию, а в знакомый трактир, где всегда ждала комната и неплохая жрачка. Без изысков, но как и раньше за спасибо. Впрочем Дедал не забывал отдариваться. Там он и засел раскинув настороженные сети, словно паук в долговременной засаде.
Через две недели в деревню въехал целый караван из трех добротных повозок. Переднюю, открытую и самую нагруженную, легко тащила пара огромных волов, остальные везли невысокие мохнатые, но ладные лошадки, кроме того, за каждой неспешно шлёпала привязанная к задку слегка худоватая от дальней дороги, но явно породистая корова. Управляемые Дедалом волы остановились у закрытых ворот. Богатый караван сгрудился у ворот. Ошалевшая от удивления Лиза бегом вылетела на улицу и бросилась отвязывать уставших коров. Ее мать замерла на крыльце растерянно глядя на сидящих на козлах женщин. Дедал соскочил с первой повозки одним грозным взглядом заставил жену захлопнуть рот на полусогнутых выскочить за ворота. Подвел ее ко второй крытой повозке и, ткнув пальцем в сидящую на в глубине усталую женщину, жёстко приказал:
—Покажи дом моей младшей жене.
Вечером он утащил перепуганную жену в усадьбу травницы и макнув пару раз в кадушку с прохладной водой заставил успокоиться. Когда женщина полностью пришла в себя, вновь загнал её в ступор важнейшими новостями.
—Эта баба вдова "героя, спасшего столицу и государство". У неё четыре девки. Наш милостивый король Моран I ради скорейшего заселения и благоденствия нового края жаловал таким как она пахотные земли, право на построение хутора и, самое главное, ей и её семье полную свободу.
—Что!!!
Женщина судорожно обхватила себя трясущимися руками, но тело так и ходило ходуном. Неожиданно она отчаянно вскочила на лавку и перевалившись через край деревянной лохани выдала просто королевский бульк. Дедал кинулся за ней и ухватив за волосы одним движением выдернув сумасшедшую утопленницу, вывесил её тушку на стенке огромной лохани. Чуток помедлив задрал голову повернув к себе лицом.
—Уже неделю ты и Лизка не герцогские и даже не коронные или королевские сервы, а члены семьи совершенно свободного простолюдина. Моей семьи и все вы принадлежите только мне. Наш милейший староста может засунуть свои мерзкие загребущие ручонки в задницу своей толстомясой жене-коровище. Теперь у меня имеется собственный, хоть и не построенный ещё, хутор и двадцать пять гектаров пахотной земли от душки Морана I. Ещё около сотни я арендовал пока можно. Всё это на дергову кучу лет освобождено от налогов. Ещё король снабдил нас маленькой толикой денег на строительство, тяглом, скотом и прочими вовсе не мелкими мелочами. Хоть и навесил за это немалый долг.
Женщина несколько раз широко, но совершенно беззвучно открывая рот хватанула воздух, потом сильно изогнувшись выскользнула из мужниных рук, рухнула на колени, прижалась к его ногам обхватив их с неженской силой и глубоко вздохнув громко расплакалась.
Растроганный охотник стоял неподвижно и только осторожно гладил жену по промокшим волосам пока она не успокоилась. Впрочем, головы он не терял и рассказал только то, что посчитал нужным. А различия и умолчания имели важнейшее значение. Во-первых, землю он не арендовал, а полностью выкупил. Точнее её купил купец второй гильдии Зиггер, поскольку у безвестного охотника-серва просто не может быть столько денег. И подарил охотнику. Ну а дарственную на всё составил и заверила нотариус которого купец искренне считал своей собственностью, а Дедал уже года два держал на прочнейшем крючке. Во-вторых, не желая даже перед Зиггером раскрывать все свои капиталы, Дедал купил на треть меньше чем мог и хотел, да ещё ради безопасности треть земли купил якобы в долг, за вполне терпимые, но обидные проценты. Третье касалось его лично. Травница, которую теперь называли не иначе как Лесной Ведьмой, не ошиблась. Эликсиры действовали безупречно. За пару лет охотник заматерел и теперь ему можно было дать от двадцати пяти до сорока пяти. Но переводить столь ценное и редкое лекарство на баб он не собирался, поскольку был абсолютно уверен, что любая из них если и не проболтается, то уж изрядно затянувшуюся молодость скрывать не станут. Была и ещё одна, не менее важная, причина. И жена, и наложница уже изрядно поднадоели. Новый же брак и вовсе имел чисто деловую основу. Баба отчётливо понимала, что без сильного мужика ей на хуторе не выжить. Рабы и подёнщики без сильной руки быстро сядут хозяйке на шею. Дедал желая законного богатства и свободы не сомневался, что лет через пять без свежей бабы взвоет от тоски даже если жёны останутся вечно молодыми. В башке крутились всевозможные нелепицы, пока он не узрел своих новых дочек. Хитромудрый Моран I назначил передачу наградного имущества только наследникам "героев, спасших столицу и государство", беря в жёны падчериц одну за одной Дедал без особых проблем мог избавляться от надоевших жён. Имущество неизменно оставалось в его руках.
Беготня, подарки через Дедала и лично один на один, наконец, благосклонное знакомство с самим Высокопочтенным Литаром не только превратили к середине осени красивые бумажки с королевскими печатями и тривиальные желтые кругляши в крепкий хутор недалеко от реки, на возвышенности в Далеком Лесу, но и создали Дедалу весьма солидное реноме.
До середины весны немалое семейство жило в деревне, благо вместе с жильём травницы Дедал мог распоряжаться тремя неплохими усадьбами. Как только земля отмерзла охотник нанял всех деревенских мужиков на строительство внешнего частокола и за седмицу до начала вспашки, на хуторском плато появился второй по счёту огороженный надёжной стеной огромный кусок земли. Первую небольшую, но тёплую времянку Дедал сложил сам и сразу же принялся за вспашку огорода.
"Осмотрел он землю и понял, что сделал всё хорошо"(c). Посмотрел ещё раз и обалдев увидел, что все его девять баб словно муравьи расползлись по свежевспаханному огороду. Бывшая наложница нежданно-негаданно схлопотала статус младшей жены. Это оказался самый простой и дешёвый способ выдернуть хоть и дурную, но покорную и работящую бабу из деревни вместе со щенками. На хуторе рабочие руки на вес золота, да и пацанчик оказался не глуп и вполне сознательно заглядывал в рот сводному брату.
27.04.3003 от явления Богини.Утро.Окрестности хутора Речной
Сон вернулся на перепуганный хутор лишь под утро, потому все кроме рабов продрыхли почти до обеда. Светило ломилось в окна и Дедал завозился не находя удобного положения. Рядом зашевелилась Лима, его пятая официальная жена. Бабкины снадобья своих денег стоили. В свои под шестьдесят Дедал так, практически, и не изменился. Тот же матёрый мужик размытого, от тридцати до сорока пяти, возраста. И не только выглядел—бабы не жаловались, они выли и пищали. Дочери его второй жены-переселенки, мал-мала-меньше, пришлись весьма к месту В своё время он их не удочерил, потому—вырастали, становились законными женами. Старшая уже родила, но опять дочерей. Отпускать девок в чужую семью, отдавать их в чужие руки бывший охотник не собирался. Дурная баба как не старалась, больше родить не смогла, приходилось ждать первого пацана-наследника от ее девок. Лишать семью хутора охотник, ставший овцеводом, не собирался. Ему ещё жить и жить, а раз так, то наследником может стать уже его внук.
—Лимка, буди оболтусов. Надо, вокруг хутора погулять.
Девка соскочила с лавки, мелькнув голой задницей натянула платье и юркнула в низенькую дверь. Дедал встал вслед за ней, неспешно потягиваясь надел штаны и рубашку, зевнув, подошел к стоящей на лавке у двери кадушке с водой. Постоял тупо глядя на кадушку и, наконец-то, зачерпнув воду глиняной кружкой, напился. В сенях раздался шум и топот. Входная дверь распахнулась и в комнату шумно ввалились оболтусы—два старших, сына Дедала. Один первой жены, второй приёмный от бывшей наложницы. Веселые незамысловатые ребята. Обычно они пропадали на пастбищах, охраняя и обихаживая огромную папашину отару. Три тысячи овец это много, это очень много. Свора громадных пастушьих собак неплохо гоняла и охраняла хозяйское стадо, но чтобы стричь и прясть шерсть, делать сыр, принимать окот и прочее, прочее приходилось содержать целое стадо прожорливых рабов. А говорящие животные гораздо глупее овец. Самый занюханный раб подвержен греху мечтаний. В отличие от овец, они не способны смириться с волей Богини, что назначила им жить и работать на благо Хозяина. Приходиться постоянно держать ухо востро.
Оболтусы часто и с удовольствием пускали в ход розги и плеть. С еще большим удовольствием они, прихватив за компанию младшего брата, болтались по хутору, сосали брагу и пиво, задирали юбки девкам и бабам, да били морды попавшим под руку мужикам. Столь незамысловатые развлечения Дедала не трогали, тем более, пока оболтусы лишнего не борзели и края видели. Бывшему охотнику требовалась опора, а Речному сила и защита.
—Батя, ты чо подорвался ни свет, ни заря? Братана вон с девки сдернул?—приёмыш скорчил недовольную рожу. Самый старший , он исподтишка, но нацеленно продирался на роль заводилы и уже не столь рьяно заглядывал в рот сводного брата.
"Ах, ты ж сучонок. Нахватался на Весенней Ярмарке. Видать с наемничками скорешился когда у "Дядюшки О" квасил последние две ночи. Взрослым себя почуял, падаль. Придется крылышки то пообломать. Через седмицу Зиггер с Джилем приедут, вот и прихватят сыночку в Рейнск. Полетает на пендалях в городской страже, пообломается. Устроит братик племяшу веселую жизнь без всякого борделя. Литар хитрый мужик. Командирами в городскую стражу только горожан берёт. Они постоянный состав, а с хуторов да деревень берут мясо. На полгода не больше. Служба-то нехитрая, не в бою строй держать, да пока щенок деревенский ее, службу, поймет, да филонить научится—уж домой пора…
А там и повторить не грех через полгодика. Тут до самого тупого дойдет, а нет, так и насовсем в наемники продам."
—Цыц, мне!—Дедал зло зыркнул на шустрика, но до оболтуса столь сложные увещевания не доходили. Пришлось выдать подзатыльник.
—Пошли вон, ушлепки! Ходу за ворота. Полазьте, пока я баб вздрючу. Да внимательней там! Чует сердце нечисто что-то. Давно так зверье по ночам не бесилось. Да арбалеты прихватите.
Наставление завершилось уже при закрытой двери, но Дедал не беспокоился—арбалеты братья таскали постоянно без всяких напоминаний. Он опустился на лавку и стукнул по ней кулаком. Тотчас скрипнула дверь и в комнату заскочила Лима с ворохом одежды и сапогами. Споро сложив ношу на лавку, она пристроилась на коленях перед мужем и потянулась к его ногам. Стянув штаны, ожидающе провела по голым волосатым бедрам. Дедал плотоядно ухмыльнулся—оболтусы вполне взрослые мальчики, с часок и без него побегают.
Лимку он дрессировал сам, долго, вдумчиво и со вкусом. После Великой Войны в Рейнске собралось немало наемников, побродивших по свету. Наливаясь пивом у "Дядюшки О", молодой Делал жадно впитывал пьяные россказни "самых великих и удачливых вояк в мире". Мадам Файт именно тогда открыла свой первый бордель, тот самый, что сегодня стал самым престижным салоном для отцов города. От остальных пяти, попроще и подешевле, бывшая любовница Литара не открещивалась, но держала на подставных людишек и упоминать особо не любила. Солдатский бардак, это не престижно, но дело прежде всего. Кому нужны конкуренты? А пьяному солдафону пойдет и товар второй свежести. С мадам полусвета неотесанного охотника познакомил, естественно, Зиггер. Решив посмеяться над недотепой, почтенная Файт недооценила не только мужскую силу и неутомимость, но и зубки провинциала… А кремы и бальзамы Лесной Ведьмы что так чудесно омолаживали кожу и уничтожали противные морщинки мог принести только он… Дорогущие снадобья из магазина главного городского лекаря были хороши, но подаркам Дедала и в подмётки не годились. Дедал свое место знал и не зарывался, но любая из девок мадам всегда была к его услугам. Файт, признав в нем хищника, не без удовольствия, кобель-то на загляденье, обучала хуторянина науке удовольствия лично. Гениальная идея с женами-падчерицами пришла именно в ее хорошенькую, но извращенную головку. Старшую дрессировала мадам в Маленькой Школе Удовольствий—закрытом и даже тайном, чрезвычайно жестком заведении с весьма дифференцированным подходом к воспитанницам. Остальных, вошедший во вкус Дедал, учил уже сам. Вдумчиво используя консультации, что получал в широкой постели мадам Файт. Оценив результат, высокопочтенная предложила за девку хорошую цену, но… безопасность прежде всего, и Лима получила брачный браслет вместо рабского клейма.
Тяжелый арбалет оттягивал плечо, но Дедал покидал хутор без старого испытанного оружия на плече только отправляясь в дорогу с большим караваном, но и тогда арбалет лежал на ближайшем возу. Несколько неспешных шагов, скрип затворяемой калитки. Немолодой человек с сильно побитыми сединой волосами неощутимо менялся. В ближний подлесок, вместо пожилого, недоброго, но самого обычного фермера, неслышно проник хищник, вступивший на охотничью тропу.
Красота и нега раннего утра не подарили спокойствия. Все было не так!
Уже больше месяца, как лес вокруг хутора неуловимо изменился. Ставший чужим, он незримо, но сильно давил на Дедала. Исчезло чувство безопасности. Что-то или кто-то властно и жадно подминал лес под себя. Две седмицы назад, не обнаружив в тайнике давно заказанное зелье, охотник поперся к Лесной Ведьме. За прошедший с последней встречи год, бабка не изменилась, как и двадцать лет назад она выглядела старенькой, но шустрой и доброй бабулькой. Вот только первые же ее слова огорошили охотника.
—Хозяин вернулся!
—Что!?
Бабка недовольно пожевала бесцветными губами, спрятала в юбках принесенное серебро и, зло сверкнув глазами, проговорила:
—В Дальний Лес вернулся Хозяин. Лес чует Истинного.
—Ты, баба, не заговаривайся! Об Истинных оборотнях уже две тысячи лет лишь легенды да сказки слыхать. Были ли они вообще!
—Рот закрой, знаток! Это для столичных высокомудрых Истинные сказки да легенды, а эта земля их знала. Знала и не забыла. У нее память долгая, вот и узнала Хозяина.
—Нам-то какая печаль?
—Боюсь, Хозяина не обрадует, что мы в его хоромах слишком вольготно зажили.
—Брось, старая. Золота то небось на десять жизней скопила? Да и я не бедствую. Переживем…
—Дурак ты! А как Хозяин свое стребует за прошлое?
—Не обеднеем…
—Опять дурень. Привык с чинушами, да купцами дело иметь. Его доля не десятина и не половина, Хозяин долги кровью берёт. Полукровки вон, исчезать стали.
Бабка вскочила с лавки и прытко побежала ко входу в дом. На крыльце она резко обернулась и четко проговорила:
—Не таскайся сюда более. И в тайниках ничего не ищи. Кончились наши дела.
Тяжелая дверь плотно закрылась и Дедал всем телом ощутил, что эта часть его жизни закончилась. Постояв еще немного, он сплюнул и, тяжело повернувшись побрел домой. Скоро должен приехать Зиггер, предстояло огорчить не последнего человека в Пограничном Крае. Впрочем, расстроился хуторянин не особо. За последние годы Зиггер его начал бесить. В дела не звал, а на намёки без обиняков однозначно дал понять, что хоть из просто деревенщины Дедал стал очень богатой деревенщиной, выше ему хода нет и не будет. Теперь же, когда бабка перетрусила, и вовсе узнавать перестанет.
"А и дерг с ним. Зелья я на долгие годы припас. Хутор и без зелий денег приносит. Опять же, башку в седину красить больше без надобности… Куда только теперь Файт отработанных девок девать будет. Лес вот только… Бабка соврать не дура, но лес и впрямь этим годом не такой стал. Вот и сейчас никакого спокойствия. Опасности особой не чувствуется, но и удовольствия от лесной свободы никакого. Неужто и впрямь Хозя…"
Сзади зашуршала трава, треснул сучек под неосторожной ногой. Дедал поморщился, даже розгами не удалось научить оболтусов ходить по лесу. Охотиться с такими разве что за привязанным к дереву бараном, да и то… не промажут, так порежутся.
Крестьяне уже отошли от хутора на тысячу шагов и приближались к притоку большой реки. Высокие раскидистые деревья остались позади, когда Дедал встал как вкопанный. Высокую траву вымахавшую на безлесом пятачке вытоптали, а местами и вырвали с корнем до самой воды. Но взгляд хуторянина приковала туша крупной антилопы с очень красивыми ветвистыми рогами. Не далее, чем три часа назад безжалостный удар когтистой лапы разорвал зверю горло.
—Батя…
Дедал обернулся. Старший оболтус растерянно смотрел не на него, а чуть вправо. Проследив направление взгляда, Дедал увидел еще не менее шести холмиков разной величины. Мягко ступая по взрыхленной земле бывший охотник подошел к ближайшей туше. Присел, осторожно приложил пальцы к разорванной шее. Помедлил и, решив освежевать антилопу, снял со спины и отложил мешавший арбалет. Присел и достал нож.
—Ты уверен, старик?
Дедал вскочил словно подкинутый вонзившимся в задницу острием кинжала и развернулся. Возле самой воды на поваленном дереве сидел коренастый парень. Осторожно потянулся к лежащему на земле привычному оружию и тут же замер, уловив едва заметное отрицательно-предостерегающее движение головы незнакомца.
—Чей будешь, добрый человек?—Оторопь прошла, а страха не было изначально, скорее его грызла злость на самого себя—зажирел на хуторе, расслабился. Пустить за спину такого амбала! Хорошо, Дальний Лес уже не тот, в прежнем столь беззаботный охотник очень быстро сгинул бы от зубов и когтей его обитателей. Вместо ответа парень резко дернул рукой и за спиной Дедала раздался короткий стон сменившийся шумом падения тяжелого тела.
—Тихо, старче, живой он, живой… пока. И второй жив будет, если ручонки шаловливые уберет от деревяшки, да к тебе подойдет поближе.
Дедал недовольно засопел, но переть дуром смертельно глупо, он даже не понял, чем этот шустрик свалил старшего оболтуса. Сейчас в правой руке незнакомца поблескивал средней длины кинжал, а рядом, поблескивая широким и длинным наконечником, на том же бревне лежала отличная рогатина. Оценив тяжесть оружия, толщину и прочность древка, Дедал стал еще осторожнее. Ни лука, ни арбалета на глазах не было, но и характерного шелеста летящего ножа он не услышал, зато треск сучьев под ногами второго братца буквально терзал уши.
—Цыц,—Хуторянин попытался взять ситуацию под контроль. За спиной раздалось злобное бурчание, но арбалет оболтус, похоже, опустил. Не сводя глаз с незнакомца, старик осторожно подгрёб арбалет и выпрямился и оперся на него как на посох.
—Чей будешь, добрый человек?—повторяя вопрос слово в слово, он как бы предлагал начать всю сначала.
—Свой собственный, злой человек.
Дедал предпочел не заметить, явного издевательства и насмешки в словах чужака, ему совсем не нравилась происходящее. Умом оболтусы не блистали, но двигались и соображали в стандартных ситуациях быстро и решительно, не воины, конечно, но и не увальни деревенские…
—Нельзя так, добрый человек, зачем чужого зверя убил? В чужом лесу. Так только плохие люди охотятся. Почему хозяина не нашел, разрешения не спросил?
Словесный понос вытекал туманя мозги и растягивая время словно молодую, только что обработанную кожу, а старый хитрец чуть заметно поворачивался одновременно вытягивая совсем по чуть-чуть ставшую внезапно тяжелой и неуклюжей каракатицу арбалета. Странно, хотя от коренастой фигуры просто несло опасностью, страха не было, только здоровая злость переполняла вновь ставшее упругим тело. Оружия незнакомца Дедал не боялся, увернуться от открытого, ожидаемого, броска кинжала на таком расстоянии дело нехитрое, а рогатина хороша лишь один на один…
—Их знали только в лицо…,—крепыш непонятно засмеялся.
Поймав момент, Дедал внезапно посунулся, резко, давно отработанным движением уронил тело на правое колено, привычным рывком за пятку вскинул правой рукой арбалет и направив на незнакомца, вдавил спусковую скобу. Взведенная ещё на хуторе, против всех правил, тяжелая машинка послушно щелкнула, освобожденная тетива вырвала тяжелый металлический болт из-под прижимной пружины и швырнула его в цель. В следующее мгновение выпущенный из руки арбалет упал, а сам Дедал рыбкой нырнул вперед, опираясь на правую руку, и нанося левой встречный копейный удар подхваченным во время выстрела с земли посохом. Странной, внешне неуклюжей, неправильной связке его обучил спившийся наемник. Из вскинутого тяжеленного арбалета метко выстрелить непросто, обычному человеку такое и вовсе не по силам. Даже у Дедала в первый раз болт всего лишь раздробил противнику плечо, а однажды вообще пролетел мимо, но и тогда излишне любопытный ценитель чужих лечебных снадобий во встречном прыжке напоролся на узкий торец импровизированного копья.
Посох, не встретив сопротивления, начал проваливаться вперед, значит тяжелый болт нашел свою цель или же враг бежал. Подчиняясь вбитым боевым рефлексам мышцы напряглись, но внезапный рывок сбил настрой, увлек тело вперед и тут же его слегка подкинуло, а грудь рвануло резкой тупой болью.
Сознания старик не потерял, но впал в ступор. Уже почти ничего не соображая, он услышал выкрики крепыша на совершенно незнакомом языке.
—Быстрый, сцуко!—от неожиданности Алекс выругался по русски. Болт свистнул у него над самой башкой. Начало атаки и даже хитрый переброс арбалета попаданец засек совершенно точно, но дедушка-божий одуванчик едва его не опередил. Вот с посохом все вышло как по учебнику—рассчитано-то было на тупых дурачков умевших либо атаковать сломя голову, либо драпать. Оборотень, слегка сместившийся после выстрела, спокойно поймал и дернул пролетавший мимо него конец импровизированной дубинки. Потерявший от сильного рывка равновесие оппонент с маху напоролся грудиной на выставленное колено.
Второй оболтус оторопел настолько, что так и простоял памятником. Не заметил ни броска, ни летящего кинжала. Огрёб в лоб рукоятью и улегся под бочек братану, словившему минуту назад тем же местом гальку-голыш.
—Вот же козел жадный, сижу спокойно, примус починяю, никого не трогаю,—от избытка чувств Алекс заговорил на языке родных осин. Встал, слегка потыкал сапогом соседушку по ребрам и переходя на местный начал общение,—Чего тебе надобно-то было, старче?
Старик застонал, лицо начало принимать осмысленное выражение, в глаза вернулся блеск. Боль не прошла, но притупилась и он даже сумел смять вырвавшийся при попытке втянуть воздух стон, услышав насмешливый вопрос незнакомца.
—Чей будешь, злой человек?
От неприкрытого наглого издевательства самолюбие владетеля хутора просто вскипело, подобное он был готов стерпеть лишь от высокопочтенных Зиггера и Литара. Но… сейчас не время. Побагровев от злости и от боли он все же сдержался и назвал имя тихим бесцветным голосом. Алекс помолчал. Знакомое имечко. Лиза многое порассказала о своем папаше. Ну не походил Хозяин Речного на тупого и жадного кулака-овцевода. Видать жирком оброс на хуторе, обленился… ну-ну не он первый, вот только мирная шкурка именно с этой змеюки слезет в мгновение ока. Решив, что начал разговор не в той тональности, Чужак вернулся на облюбованное ранее бревно и заговорил более доброжелательно:
—Я здесь недавно, почтенный Дедал, мой старый друг почтенный Григ порадовал меня этой ночью загонной охотой. Мы гнали антилоп с Проклятого Отрога и едва не зацепили краешек твоих полей.
Дедал окончательно оклемался и даже сумел сесть, правда, со второй попытки. Опершись спиной на антилопью тушу, заговорил сварливо, но с явно слышными примирительными нотками:
—Давно ли почтенный Григ стал великим знатоком законов и охотничьих обычаев?
—А не хочет ли почтенный Дедал объяснить каких дергов ради он с сыновьями напал с оружием на свободного жителя Великого Аренга?
—На браконь…
—Почтенный Дедал сам видел как я убивал этих бедных животных?
—Я согласен отпустить тебя из уважения к почтенному Григу если ты сейчас же уберешься с моих земель…
—Значит так, старче, я человек простой, мирный и незатейливый, но время дорого, вон сколько мяса на дороге портится, а солнце-то просто печет. Некогда мне о земельном праве спорить. Сейчас ты хватаешь в охапку свой посох, молча топаешь на свой хутор и начисто забываешь о нашей встрече…—резко взмахнул рукой, прерывая Дедала,—Не дергайся, старче, Высокий суд Пограничья… он далеко в Рейнске, зачем его беспокоить? А недорослей твоих я добью, да прямо здесь и закопаю, под ближайшим деревом.
Вот сейчас Дедал испугался. Слишком знакомые спокойные интонации наполнили душу холодом. Так же спокойно много лет назад он сам забросал ветками труп слишком любопытного соседа.
—Почтенный… э-э-э,—Дедал обнаружил, что не знает имени браконьера.
—Алексом меня зовут, почтенный Дедал, но то добрые соседи. Остальные, всё больше, Чужаком величают.
—Почтенный Алекс, зачем ругаться добрым соседям. Мои сыновья несомненно виноваты перед тобой и я предлагаю за них отступное.[67]
—И сколько же ты готов уплатить, почтенный Дедал?
Хуторянин замялся и Алекс сухо и неприятно рассмеялся:
—Пять золотых, почтенный Дедал. Никчемную жизнь твоих отпрысков я оцениваю в пять полновесных золотых кругляшей.
Дедал затосковал. Проклятый браконьер своим ударом не просто выбил дух из его тела, поражение и боль заставили затосковать. Спокойная и богатая жизнь на хуторе слишком сильно въелась в бесшабашного охотника:
—Это слишком дорого, высокопочтенный Алекс, у меня очень маленький и очень бедный хутор, мне повезло в жизни куда меньше чем высокопочтенному Григу, силы уже совсем не те, а сыновья хоть и старательные, но не очень умелые работники. Вот, удалось к ярмарке скопить пяток серебряных…
—Не смешите меня, почтенный Дедал, только из сострадания к их молодости я готов снизить виру до четырех золотых.
Торговаться надо уметь. Торговаться надо любить. Пообтесавшись за два десятка лет, охотник переродился в прожженного торгаша. За полчаса неприкрытой лести смешанной с непрерывным потоком сетований на судьбу, голод, дороговизну и врожденное невезение крестьянин сбил виру до двух золотых.
—Вставай, вставай, орясина!—Дедал совершенно преобразился в невысокого, суетливого старичка. Сгорбленная спина, поникшие плечи и низко опущенная голова, постоянно ныряющая к земле, вызывали слегка брезгливую жалость. Он растолкал сыновей, заставил их подняться и подталкивая погнал в сторону хутора совершенно не обращая внимания на тихо сидящего чужака.
—Стоит ли так спешить, высокопочтенный Дедал?
В этот раз хуторянин оборачивался медленно, можно сказать неспешно. Глаза настороженно и зло мазанули Алекса и тут же спрятались за тяжелые веки. А вот Чужак уже не притворялся, трофейный тяжелый арбалет недвусмысленно уставился в спины уходящих крестьян.
—Мы же все обговорили, уважаемый,—голос старина похолодел, а тело напряглось. Из скорлупы суетливого старикашки на мгновение выглянул жестокий и циничный хищник.
—Ты свои обещания сомни, да засунь себе же в задницу, уважаемый. Рассчитаемся да и иди себе с миром.
—Я сказал свое слово, уважаемый! Мне доверяют самые высокопочтенные купцы в Рейнске!
"Эка как тебя корежит-то! Хорошо, хоть взглядом испепелять не способен. Сам виноват. С такими прихватами только лохов деревенских разводить, а мне твои высокопочтенные до одного места. Что ж вы все такие одинаковые-то! Ей богу тоска пробирает по Остапу Бендеру. После этакого-то знакомства ставить свое слово против двух золотых. Не ценят меня здешние, совсем не ценят, однако."
—Вот этим высокопочтенным и будешь обещания давать, почтенный Дедал, а я человек маленький, незамысловатый. Со мной и по простому можно. Пошли сыночка на хутор за отступными, а мы здесь подождем, скучно не будет, вон сколько антилоп валяется, таскать да таскать.
Дедал постоял, потом повернулся и сделал несколько шагов к чужаку. Блеф провалился, отделаться тремя арбалетами не удалось, но и деньги этому шустрику отдавать не хотелось. Махнув сыновьям, те самостоятельно стояли с трудом, торгаш вновь устроился на туше антилопы и начал торг по новой.
—Почтенный Алекс, зачем нам ругаться! Два золотых деньги немалые, откуда они на бедном маленьком хуторе. Вот пройдет ярмарка, будут деньги с продажи урожая, там и рассчитаемся.
—Согласен, конечно, высокопочтенный Дедал! Я с удовольствием подожду до конца ярмарки. Я не спрошу плату за отсрочку долга, более того, даже кормить сыночков сам буду, ну и работать поучу. Я же понимаю, добрым соседям помогать следует.
От добродушного и даже заботливого тона Дедала просто перекосило. Чужак уже неприкрыто издевался. Еще бы! Пара сильных рабов задарма, а уж работать он их заставит. Хоть войну начинай, вот только сынам это не поможет, земли много, ищи потом в каком овраге их закопали. Дедал совершенно поскучнел и принялся договариваться:
—Зачем столько расходов, почтенный Алекс! Возьми рабыню в залог. И кормить дешевле, а девка красивая, на любой ярмарке с руками за десяток золотых оторвут.
—Стоит ли такой дорогой залог предлагать. Да и откуда на маленьком бедном хуторе такая дорогая рабыня.
—Кровиночку свою отдаю. Брат мой старший помер два года назад, вот и приходится деток его кормить, да поднимать. Умные детки, старшей девке четырнадцать зимой минуло, невеста уже.
—Уговорил, языкатый. Пусть младшенький девку сюда и приведет, да телегу с лошадью. Посмотрим, оценим. Прав ты, высокопочтенный Дедал, за нетронутую девку пяток золотых на ярмарке всяко дадут.
"Опа, опа, Америка, Европа. Так мы с пацанами орали в классе этак пятом. На большее-то этот паук меня никак ценить не желает. Не играть тебе, старче, в покер с такой-то рожей. Стоило про нетронутую девку помянуть ты и поплыл. Вот же козел упрямый. Да такой как ты удавится два года никчемную девку кормить. Видать пошалили твои дегенераты, вот и не удалось братское отродье с прибытком спихнуть. Уж о вашей-то нежной любви с братиком мне Лиза порассказала.
А за такое учить следует. Привык, панымаэшь, незнакомых людей за идиотов считать. Девку проверить труд невеликий, да и ума много не надо.
Нет, точно, сыночки отличились, вон какие рожи постные."
27.04.3003 года от Явления Богини.Вечер
Неспешно ползущая по плохой лесной дороге телега притормозила преодолевая росший поперек толстенный корень и бегущая за ней на коротком ремне голая девка смогла перевести дух. Она тоскливо глянула на тусклое солнце. Думать, вспоминать, даже просто жить больше не хотелось. Теперь, когда тонюсенькая ниточка надежды на милость Богини с жалобным всхлипом оборвалась, незачем больше терпеть боль и унижения.
Утро началось почти как обычно. Правда рабов так и не выпустили из хлева и конюшни, но коровы давно были в летних загонах, а для остальной работы имелось всё необходимое. Обычно такое случалось когда Хозяин провожал старших сыновей. на овечьи пастбища. Хуторской народец вздохнул с облегчением. За три дня от братцев-овцеводов, заявившихся проветриться и покуролесить на хуторе, досталось всем.
Счастье длилось недолго, нежданно, уже через пару часов, объявился младший из оболтусов. Врезав мимоходом по морде открывшему калитку цепному сторожевому рабу, он ринулся искать Арису. Девка обнаружилась в хлеву и вскоре привычно-покорно повисла с задранным подолом на бревне дворовой коневязи. Но парень дёргался как совсем вяло и опростался неожиданно быстро, словно дедок на излете. Затянул веревочную опояску на штанах и, окончательно взбешенный, пинками погнал бабу на конюшню. Под ругань и тумаки Ариса быстро справилась с нехитрой упряжью и взяв лошадь под уздцы, вывела телегу за ворота хутора. Оболтус не на шутку спешил, нервничал и злился, он даже не пнул склонившегося в поклоне воротного раба. Ариса молча понукала лошадь не задавая вопросов, год рабства полный унижения, избиений, грязной и тяжелой работы вылечил ее от излишнего любопытства и приучил к покорности.
—Стоять, шлюха.
Рефлекторно натянув вожжи, Ариса обернулась и тут же зашипела от боли, схлопотав черенком плети поперек груди. Рывок от резкой остановки свалил оболтуса с задка и сейчас он неуклюже барахтался пытаясь выпутаться из дерюги прикрывавшей сено на дне телеги. Вот его злобная харя уставилась на девушку и та ойкнула, увидев громадную шишку на лбу хозяйского сына. Уловив направление ее взгляда, тот злобно рыкнул и неожиданным толчком правой ноги сшиб рабыню с телеги под копыта лошади. Девка поспешно отползла и привычно свернулась в позу эмбриона ожидая пинков ногами и ударов плетью. Но оболтус лишь злобно зыркнул на сжавшуюся жертву и приказал:
—Скидай одежку, животное, побалую напоследок.
Ухватив голую рабыню за волосы подтащил ее к задку телеги и швырнул так, что она больно ударившись животом обвисла на краю телеги. Продышавшись, Ариса вцепилась в борта телеги и как можно шире раздвинула ноги, стараясь не стонать от боли—навалившийся сверху тяжеленный бугай буквально ее размазал. Грубые пальцы безжалостно ковырялись между ног, щипали и дергали нежные складки, врывались во все отверстия. Неожиданно тяжесть исчезла и тут же резануло между ног. Недоросль глубоко воткнув пальцы грубо рвал измученное тело пытаясь вогнать в него вялый отросток, но даже привычное издевательство над беспомощной жертвой не спасло его от мужской несостоятельности.
Первые удары кнута Ариса, ощутившая кратковременное блаженство от исчезновения рвущей промежность боли даже не почувствовала.
Страх продолжал корежить оболтуса, стегая кнутом неподвижное тело, он не испытал привычного удовольствия. Зарычав от злости, отбросил кнут и сдёрнул безвольную девку на землю. Привычно загнав палку между зубов закрепил кляп. Затянул остальные ремни рабской упряжи на локтях и запястьях вытянутых вперед рук. Накинул конец привязи на задок телеги. Несильный пинок по бедру вызвал лишь короткий тихий стон. Хотел привычно оросить ненавистную рабыню, но страх вновь предательски сжал низ живота и оболтус понял, что не способен даже на это. Пересиливая себя, несильно ткнул тело рабыни.
Увидев сидящих на берегу реки мужчин, Ариса испытала двойственное чувство. Избавление от страха немедленной смерти, она всерьез опасалась, что столь жестоко начавшаяся поездка окончится петлей на шее в ближайшей чащобе. Оказывается нежелание жить и жажда смерти совершенно разные вещи. Одновременно сердце захолодело, несмотря ни на что, покидать род было страшно. Телега остановилась и девушка устало повалилась на колени…{2}
…Вновь колеса уже тяжело нагруженной телеги неспешно катились по твердым каменистым колеям старой лесной дороги. Ариса не торопила лошадь, ей спешить некуда, так зачем напрягать животинку. Сбор попадающихся по дороге антилопьих туш рабыню не беспокоил, ее дело вовремя за вожжи дергать, говорящее животное, оно животное и есть…
Еще бы это дерьмо, сопящее за спиной, потерялось где-нибудь в лесу. Сидящий на задке телеги младший оболтус шумно испортил воздух и тут же, рыгнув, шустро соскочил с телеги и вломился в придорожные кусты. Опять приперло. Видать от избиения вкупе с пережитым страхом на великовозрастного недотепу напал жесточайший долгоиграющий понос. Урчание пустого живота двоюродного братца и его тягучие стоны, доносящиеся сквозь кусты, слух девки не ласкали, но её порадовала некая тень справедливости. Эти уроды превратили два и без того жутких года, что она обреталась на дядином хуторе в натуральный ад. Их папашка на фоне своих отпрысков выглядел белым и пушистым.
Ариса злорадно хмыкнула вспоминая как встретил папаша сыночка. А досталось недоноску не слабо. Ее опекун, дядя по отцу, владелец хутора Речной, охаживал великовозрастного недотепу навершием посоха долго и со знанием дела. От первого же удара, что пришелся в толстый живот вечно голодного отпрыска, дерьмо хлынуло и сзади и спереди наполняя воздух специфичным противным запахом. Но столь унизительная слабость обернулась для оболтуса благом—папаша брезгливо обошел измазанную морду. Удары сыпались на ноги и жирное туловище. Угомонился разъяренный родитель лишь загнав едва хрипящего грязнулю на мелководье.
Тяжело дыша, Дедал дошел до племянницы и потянулся к ремню. Распутывать кожаные ремни стягивающие ее запястья и локти он не собирался. Но вынуть нож не успел. Насмешливый голос чужака словно плеть хлестнул гордого овцевода:
—Пожалуй ты прав, уважаемый, я прямо отсюда вижу, что это животное девственно как твоя мамаша. Дерьмом и слизью твоего ублюдка несет так, что я только рад, что не пообедал…
Уязвленный Дедал резко выпрямился, но тут же повалился на песок сбитый жестоким ударом. Когда чужак успел проскочить разделявшие их почти десять метров, хуторянин не понял, не уловил и это перепугало его куда больше чем блеснувшая перед глазами острая кромка черненого лезвия ножа. Чужак оказался намного быстрее охотника, такого врага он встретил впервые.
—Не наигрался еще, гроза Хуторского края? Ты кому по ушам ездить вздумал, дергов выкидыш?!
Резкий удар в солнечное сплетение и хрипящий старик безвольно обвис на вцепившейся в ворот железной руке. Из последних сил он замотал головой и тут же кулем рухнул в траву—Алекс разжал руку. Обернувшись рыкнул на второго оболтуса:
—Ремни сними. Да по нежней, баран холощёный. Замену порванным прямо здесь с твоей же спины нарежу.
Дождавшись освобождения своего нового приобретения брезгливо морщась внимательно его осмотрел. Поймав мутный взгляд, зло ткнул в направлении реки.
Прохладная, ещё не перегревшаяся с ночи вода была просто чудесна, она почти сразу притушила боль в сегодняшних шрамах и Ариса погрузилась в неземное блаженство, но раздавшийся сбоку хрипы и всхлипывания грубо сдёрнули хрупкую пелену нирваны и девка принялась осторожно смывать грязь с истерзанного тела. Пока она мылась потасовка, ругань и торг затихли, сделка свершилась. Непривычно свежая и чистая Ариса выбралась из воды и опустилась на колени перед новым хозяином. На телеге остались её лохмотья, но не смея их взять без разрешения, она осталась голышом, тем более в руках ее господин держал кнут. Прервав затянувшуюся паузу, Чужак бросил его на телегу и коротко приказал:
—Езжай по следам стада пока не встретишь хуторян с Овечьего,—он повернулся к младшему и продолжил уже гораздо холоднее,—а ты, отрыжка дерга, будешь собирать и грузить антилопьи туши и если я найду хоть одну забытую или незамеченную, то живьем скормлю тебя своим сторожевым собакам.
…Звонкий голос оборвал видения и рабыня натянула поводья.
—Ариса, девочка!
Смутно знакомая женщина с радостным удивлением уставилась на девушку. Глаза защипало, Ариса даже не услышала злобного рычания где-то за спиной. Непослушные слезы катились по щекам и попадали в рот, а несчастная девчонка впервые, пусть несмело, но понадеялась, что возможно все не так уж и плохо, если ее встречает уже почти забытая двоюродная сестра Лиза, та самая, что давным-давно звала её мелкой врединой, в пять лет подарила первую тряпичную куклу, а во время редких встреч на Ярмарках угощала чудесным сыром и тайком от родителей подсовывала сладкие медовые соты…
Алекс.27-28.06.3003 года от Явления Богини.Хутор Овечий.Ночь
Наконец-то пробило на пот. С реакциями обновленного тела удалось справиться не сразу. Высокая температура, обжигающий пар и нереально сильный запах хлеба моей тушкой рефлекторно опознавались как высокая степень агрессии и она защищалась как могла. Пытаясь отгородиться от агрессивной среды сжимала поры уплотняя кожу, до тех пор пока внутренний перегрев не потребовал экстренных мер. Потом шибануло так, что я чуть сознание не потерял. Едва успел сдержать спонтанное обращение. Природа, мать наша, не дура. Плотная шерсть неплохой теплоизолятор, а звериный организм куда лучше держит водно-солевой баланс и имеет большую термическую устойчивость. Только самовнушением и смог унять защитные реакции и "уговорить" взвинченный непонятной агрессией организм расслабиться. Зато и приход в обновлённом тела от парилки оказался намного сильнее и воспринимался мягче.
Выскочил из парилки, шустро взбежал по лесенке и рухнул в ещё не успевшую степлиться колодезную воду. В огромную деревянную лохань. Этакий деревянный бассейн или ванна японус гигантус, ежели хотите. Вынырнул, пофыркал в чистейшей воде и медленно выполз на ступеньки. Никто кроме меня в бассейн залезать не смел. Хуторяне всем скопом и без малейшего моего участия решили, что бассейн дань моему и только моему статусу. Самой большой шишке, самый большой тазик. Пусть их. Переубеждать не собираюсь и вовсе не спеси ради.
"Почти в каждой попаданской фентэзятине автор торопится напялить на главного героя титул. Оно и понятно, выделить требуется. Но почему этот придурок тут же лезет в лепшие друзья первому попавшемуся встречному-поперечному и требует называть себя пусей?! Демократус-идиотус в полный рост. Поимев титул бди, чтоб титул не поимел тебя. Не господин Прутков, но… Соблюдение статуса в строго сословном обществе не чья-то прихоть, а жизненная необходимость. Примерно, как тёплая одежда на северном полюсе. Голышом побегать можно, но долго не получится. И жизнь этакая посложнее чем в "свободном обчестве". Титулу соответствовать требуется. Иначе кто-нибудь да сдохнет. Или графья или страна. Были примеры-с."
Вода охладила тело и смыла пот, прислушался к себе любимому, но желания повторить заход в парилку не ощутил. Нет, так нет, будем мылом грязь смывать.
Вот такая я сволочь. Не пожелал ломать кайф смывая пот под душем и, буквально, изгадил цельный бассейн в единый миг. Имею право. Она же возможность. Ещё и дивиденды поимею. Чем больше идиотской работы, тем выше уровень пресмыкаемости. Увы, обычно так.
Мыло-мыло мягкое, душистое на травах вареное. Земная химия китайско-турецкого изготовления по сравнению с такой няшкой, просто отрава. Зита постаралась. Опять же только для меня. Остальные щелоком и близнецом земного хозяйственного пользуются. И сварить-то мыло не сложно, Лиза влет восприняла его невнятные объяснения, но низ-з-з-я. Буду искоренять злобно и неумолимо. Самодур я или где?!
Намылил голову и нырнул под душ-обливалку. Вода зашумела в ушах. Я с Тащился промывая волосы, когда ощутил спиной чье-то присутствие. Враждебности не учуял, потому и оборачиваться не стал, а вот адреналинчиком пахнуло. Ещё разок наступил на педаль, окончательно опорожняя хитро присобаченную сверху кадушку с водой и застыл под лавиной прохладной воды.
Плечо огладила теплая узкая ладонь и через мгновение спину уже ловко намыливали нежные женские руки. Неслышно потянул носом воздух наслаждаясь тонким и чистым запахом зрелой женщины.
"Гретта! Не утерпела самочка. И, судя по запаху, возбуждена до предела. Бедный маленький волкалчок-серый бочок, тебя же сейчас изнасилуют словно свежую наложницу в гареме. Похоже придется расслабиться для получения всех граней удовольствия."
Руки сместились на грудь и намыливание окончательно превратилось в жадные ласки. Ладони скользнули ниже и к спине осторожно прижалось нечто большое и упругое. Дыхание за спиной стало неровным, прервалось… Гретта слегка отстранилась и по покрывшейся мурашками спине заскользили твёрдые горошины напрягшихся сосков. Вступая в игру завел руки за спину и пристроил их на аппетитную попку. Гретта на мгновение замерла, а потом ее окончательно осмелевшие руки скользнули к самому вожделенному…
…Возбуждение постепенно сошло на нет, словно ласковая волна на песчаном пляже. Безумствовали мы больше часа и сейчас грозный рабовладелец отмокал в полупустой моечной лохани размером с обычную земную ванну. Из тех, что для людей, а не бандитус-олигахус. Таких, в отличие от японус гигантус, в мойне стояло несколько, на любой вкус и помельче, и поглубже. Плеснула вода. Лениво приоткрыл один глаз, тут же вслед за ним вполне самостоятельно и очень быстро вылупился второй. Уж больно захватывающее открылось видение. Невысокая, всего-то мне по плечо, тоненькая, но совсем не хрупкая… женщина. Хуторская жизнь с Григом, особенно в последние годы, к полноте не располагала, но за пару месяцев нормального питания болезненная худоба плавно перешла в приятную худощавую, но не спортивно-модельную подтянутость. Обычная для мужика приятная расслабленность после разнообразного и насыщенного секса помахала мне ручкой и вильнув хвостом слиняла. Я откровенно и неприкрыто пялился на ушлую бабу.
Ненасытная самка настырно и недвусмысленно требовала продолжения. Её, ну совершенно, случайные позы и откровенно-зазывающие взгляды пробили мою ленивую истому. Уловив просыпающийся интерес, женщина тут же сбросила напускное смирение и напала на бедного меня уже без игр, всерьёз, нагло и неудержимо. Она больше не просила, а требовала… и пробудила Зверя в человеческом обличье.
Эротические игрища схлопнулись не успев начаться, я сгрёб добычу и жестоко её насиловал, не жалея и не сдерживаясь. Но… с несчастной жертвой не выгорело, со мной неистовствовала обезумевшая от страсти самка, возжелавшая лучшего и сильнейшего самца. Отдаваясь, она провоцировала, возбуждала и в бесконечном упоении, жадно требовала ещё и ещё. Бестия царапалась и кусалась в полную силу. Орала, рвала ногтями кожу спины и бедер, впивалась зубами мне в плечи совершенно не чувствуя собственной боли. Распалённая схваткой самка попытаясь подчинить самца, дорваться через его странно-знакомую по вкусу и запаху кровь до бурлящей в нём силы…
Но природа, мать наша, хоть и не разумна, живёт по своим законам, она допускает ошибки, но с высока плюёт на толерантно-феминистические закидоны человеков разумных. А потому нарвавшись на столь же безбашенного партнёра-соперника женщина уступила. Покорилась мужскому напору сильного Зверя, способного дать могучую кровь потомству. Прокормить, защитить и её, и будущих детей. Его грубость и даже неприкрытую жестокость она уже воспринимала как должное и чуть ли не желанное. Жалостливый слаб, сильный же беспощаден, он не просит, а подчиняет и берет все, что посчитает своим.
Гретта не считала сколько идущих одну за одной волн оргазма она вынесла прежде чем очередной вал подстегнутый горячим вулканом внизу живота перерос в смерч такой силы и продолжительности, что сознание стало меркнуть и Гретта уже не услышала, а ощутила всем телом, как ее собственный бешеный вой раздирает пересохшее горло сплетаясь с хриплым могучим рыком получившего своё Зверя.
Я вынырнул из безвременья куда меня зашвырнула волна экстаза. Зверь растворился незаметно, по-английски. Мозги работали четко и Человек ясно ощутил насколько произошедшее с ним ново и необычно. Само состояние в котором я пребывал было настолько необычным, что требовало серьезного осмысления. Такого еще не было, от новых способностей и возможностей начинало просто сносить голову. Спонтанные вспышки звериной сущности при первых обращениях, звериная вакханалия во время боя с волками, когда Человек не вмешивался, а словно наблюдал готовый в любой момент перехватить управление, даже частичная трансформация, когда контроль и управление хоть и с ощутимым трудом удалось удержать… Когда приходилось балансировать на грани, давая Зверю опасно много свободы, оставляя ему в полную власть подсознание.
Все что было до того, было совершенно не так. Сегодня Зверь, почуяв достойную самку, жаждущую его принять, всплыл сам. Не захватывая и вытесняя, а сливаясь с возбужденным, расторможенным Человеком. Впервые столь разные сущности одного сознания не выстроились в некую иерархическую структуру. Внешней трансформации не было, но они органически сплелись чудесно дополнив друг друга.
"Как-то нигде не встречал среди прочитанного ничего похожего на бедлам творящейся в моей башке. А ранешняя-то мысля о том откуда у Зверя лапы растут нравится всё больше. Только у такого раздолбая как я могло получится этакое безобразие. Не животина, а сексуальный террарюга, право слово."
Секс хорошо проявляет и животных, и разумных. Бездумная неистовая схватка с женщиной макнула в эйфорию и захватила настолько, что ни разодранная в кровь и клочья кожа, ни следы зубов на прокушенных до мяса плечах и руках ничуть не волновали. Кости целы, всё остальное нарастёт, да и девоч… женщина моя горячая, кошка драная, хоть и порвала меня по меркам обычного самца сапиенса весьма серьезно, шейку нежную и личико моё светлое сберегла. Эта сук… самка собак… человека не затронула ничего серьезного, хотя и не стеснялась поточить зубки с коготками. Не пожелала, панымаш, ограничиться косметическими эффектами.
Впрочем, и сам хорош, оторвался… Тяжкие телесные минимум, а то, что подруга по м-м-м… активному безум… отдыху не понесла ни фатального, ни сколь-нибудь серьезного ущерба заслуга Зверя. Синяки от безжалостных захватов и столь же безжалостных засосов мелочь. Судя по тому, как они уже отдают в желтизну, кровь Истинного, моя кровь, хорошенько подстегнула девке регенерацию. А Лизин эликсир обезболил, а вскоре и вовсе заполирует остатки которые пока не слишком гладки. В том числе и четыре глубокие параллельные борозды вдоль соблазнительной спинки. Ах как она выгнулась когда, ломая последнее сопротивление, прихватив за волосы и прижав к полу эту беснующуюся самку, я неожиданно для себя совершенно бездумно полоснул растопыренными пальцами по напряжённой до звона спине. Ладно хоть Зверь оказался на стрёме и смертельно острые ятаганы, лишь показали самые кончики, а пальцы, способные одним движением раздробить кости и вырвать легкие, лишь разорвали кожу слегка зацепив мясо. Грета взвыла, вскинулась… и замерла, стоило коснуться языком окровавленной спины. И потом подавалась на малейшее его движение.
Я лежал и просто млел от удовольствия, доступного немногим. Мне хватило сил и терпения раз за разом возносить свою женщину на самый пик, пока на самом пределе сил вместе не ушли в последнее безумие вдвоём. Сейчас я нежно обнимал ее, выходящую из марева наслаждения. Смотрел как проясняются глаза и появляется неуверенная, чуть виноватая, но полная блаженства улыбка. Как наполняется взгляд благодарностью за все случившееся, за нежную улыбку, за легкие, едва ощутимые ласки. Странно, наши основательно истерзанные тел совершенно не чувствовали боли, но мгновенно откликались на малейшую ласку.
Я осторожно поднялся нежно удерживая Гретту на руках словно невесомую, готовую взлететь пушинку и в несколько шагов оказался под душем. Печь прогорела, но вода остыть не успела и ласковый теплый ливень накрыл обоих. За легкой шторкой в раздевалке, она же комната отдыха, хозяина хутора всегда ждала застеленная кровать. После душа Гретта оказалась на ней, так и не коснувшись больше ногами пола. Я чувствовал ка ее испуг перерос в кратковременную панику, как ее сменило боязливое ожидание, но разбираться ни сил, ни желания не было, сейчас я просто хотел спать со своей женщиной. Так и случилось. Нежность, усталость от любви и теплая вода не подвели, уже через пять минут Гретта сладко посапывала у меня на руке уютно прижимаясь ко мне. А я пока не спал, просто лежал на боку, любовался своей женщиной. Вспоминал…
…Случилась травяная история после драки на вырубке.
К утру я хоть и оклемался едва-едва, но точно уловил, что у привычного травяного настоя очень похожий, но всё же иной вкус. Испуганная Лиза куда-то сбегала и притащила маленький пучок невзрачной высушенной травы. Из нервной скороговорки едва понял, что настой лечебный, с эликсиром и для ран очень-очень хороший, что трава очень-очень хорошая, вот только ее осталось очень-очень мало, а в эликсире она главная, остальные травы есть везде-везде, их достать очень-очень легко…
—Ам!—зубы клацнули и опешившая Лиза мгновенно заткнулась,—принеси ка все травы по-отдельности.
Травница без лицензии шустро подхватилась и поспешила в свои закрома. Лекарка на Аренге куда серьёзнее главврача престижной земной клиники и Лиза очень боялась моего недоверия, но за два месяца я убедился, что всерьёз соврать она по натуре своей не способна. Что до настоя, то запах опасений не вызвал, а после первого же глотка организм оборотня учуял живую силу эликсира. В лесу я такую траву конечно же не искал, но, как оказалось, мимо пробегал, вот и вспомнил где мазнуло таким запахом по носу во время предпоследней охоты. Хитрая травка, очень хитрая… Далекая подружка земной конопли. Сморщился тогда ещё брезгливо. Мдя-с, утерла нос деревенская тетка зазнайке оборотню.
После эпопеи с бунтом пошептался с Риной, потом пообщался с Рьянгой и через день мама Зита круглыми от удивления глазами смотрела, как мама Лиза, неохотно оставив свою пегую любимицу, подходит на зов пастушков и сначала тупо и неверяще смотрит на копну травы, что они притащили, потом жадно втянув воздух, ныряет вперед и словно безумная трясущимися руками раскладывает и перебирает то и дело поднося к носу небрежно перевязанные пуки, пучки и пучочки. Ладно хоть перевязанные, не угляди Сырная Королева издали эти завязки еще при подходе, свежей травкой давно бы хрустели ее ненаглядные коровушки, а с пастухами-лодырями разбирался бы Шейн на конюшне. За целый день вместо приличного стожка несчастная охапка. Еще и в земле вымазались бездельники.
Но трава, трава и есть, чтобы изготовить эликсиры требовалось время, умение и море терпения. Им Богиня щедро одарила женщин, почти не оставив оного мужчинам. Лиза не просто готовила настои, мази, эликсиры и снадобья. Она творила, она священнодействовала. Вскоре все полки маленькой выгородки в прачечной выделенной для зельеварения оказались заставлены маленькими, плотно закрытыми горшочками, а в самом темном углу за глухими деревянными дверцами крепкого низкого шкафа спрятались узкие высокие кувшины с самыми сложными и ценными эликсирами
"Мда, повеселились. Узнай кто на Земле, махом в секссадисты зачислят, а там или остракизм, или девки, не попусти Господи вместе с мужиками, в очередь встанут, а то и обе эти радости хором навалятся. На таком-то фоне Оля-Лена мелочь, почти допустимая шалость.
Хотя… "ещё польска не сгинела"(c)! Я, по возможностям, давно не Homo, хотя и сапиенс. И у Гретты, походу, уже не регенерация, там, гадом буду, омоложение прет во весь рост. То-то, гормоны взбесились как у прыщавой малолетки. Лизкины эликсиры в самую дырдочку легли. Пожалуй сейчас, пока её тушка не переработает и не усвоит всё что на халяву нахапала, баба ко мне ближе, чем к обычным homo. Ещё б впихнуть случившееся хоть каким-то боком в местные реалии. Рабыня! Пусть и боевая, во все тяжкие насилует хозяина! Ещё и на кусочки его рвёт! И кто кого поимел, а?!
Секс, как полноценное слияние двух здоровых людей, будит в них животные корни. Виновата ли дарвиновская обезьяна или она так, мимо просквозила, но человек выдрался из сомкнутых звериных рядов. Он научился мыслить, и даже, иной раз, исхитряется превратить восхитительную схватку ради удовольствия и продолжения рода в тупое оплодотворение, но никакие соображения морали и воспитания не способны ни отменить, ни заменить выпестованные и отлаженные природой механизмы. Не зря мы почти инстинктивно, чтобы там не писал Хайлайн на пару с Буджолт,[68]враждебно воспринимаем саму идею человека из пробирки. Воспитание и здравый смысл требуют во имя морали признать их равными, не превращать в изгоев. Да здравствует Высокая Мораль! В конце концов, именно она отличает нас от дикарей, но сама идея in vitro, как полная альтернатива природных механизмов для живых неприемлема.
Природа, Мать наша, и шутить с ней чревато… Толстый головастик залезший на верх социальной пирамиды, трахающий послушных продажных баб, имеющий потомство от такой же, но уже светской шлюхи и пыхтящий на тренажерах, не более чем извращение. В слабом теле может быть и здоровый мозг, а косая сажень в плечах, иной раз, позволяет прожить всю жизнь радостным дебилом. Системе необходимы люфты. Излишняя жесткость снижает надёжность, неизбежно приводит к преждевременному износу и деградации, но разболтанность ещё опаснее. Общество, как одну из основных составляющих биосферы, начинает корежить…"
30.04.3003 года от Явления Богини.Хутор Овечий.День
Ариса покрутилась пытаясь устроиться поудобнее. Лежать на дощатом полу амбара было жестковато. Сена или соломы не нашлось, а старые вытертые овечьи шкуры хоть и уложенные в два слоя усталое тело от жёстких досок спасали не очень. В конце концов девушка улеглась на спину и уставилась в потолок. Несмотря на усталость, сон не шел. Да и наломалась сдирая шкуры так, что всё тело, особенно запястья, ломило после работы. Зато сколько наслаждения получила облившись холодной водой возле колодца. А сейчас боль притупилась и стала едва заметной. Чуть ли не домашней. Этакое напоминание о хорошо выполненной работе. Девушка даже тихонько посмеялась. Сейчас, на овчине да под теплой шкурой, все дневные неурядицы виделись мелкими и не страшными, а вот два часа назад у колодца, когда голые плечи ожег удар плети, ей показалось, что камни мощенного двора прыгнули в лицо.
—Совсем с ума сошел?!
—Рот закрой, шалава!
Вместо ответа звук смачного удара и Ариса почувствовала, что рядом с ней валится еще чья-то тушка.
—Вставая, бедолажка.
Тонкие, но сильные пальцы вцепились в худенькие плечи и уверенно потянули ее вверх. Ничего не понимающая девушка боязливо распрямилась. Осторожно открыла глаза и сразу уткнулась взглядом в высокую стройную шею. Вместо давно ставшего привычным рабского ошейника, увидела тоненькую серебряную цепочку и непроизвольно напряглась. Ноги ослабли, но чужие руки не дали упасть на колени. Ее крепко держала худощавая,но крепкая женщина лет сорока или меньше, единственная из виденных на хуторе, чью шею не охватывал ярко начищенный медный ошейник. Ариса похолодела. От рабов, тем более чужих и незнакомых она ничего хорошего не ждала, но и особо не шугалась. Все в одной бочке, а обычная грызня за кормёжку погуще, да место получше давно не пугала. К побоям уже попривыкла да и огрызаться научилась так, что последние полгода в Речном свои предпочитали её не цеплять. Иное дело свободные. Оболтусы хоть под рукой Дедала ходили, а от Чужака там на реке нестерпимо пахнуло смертью.
Гретта с интересом рассматривала новую рабыню. По хозяйски провела узкой ладонью по небольшой, ещё девчоночьей груди. Несильно прищемила розовый сосок.
—Молодец, нам такие шустрые нужны,—довольная увиденным, повернулась к Лизе и усмехнувшись приказала,—забирай родственницу, под тобой пока будет. Сейчас спать определи, она ж едва стоит. Позже объяснишь как у нас живут, чтоб титьками голыми не трясла где не надо.
—Куда ее,—подошедшая Лиза осторожно выцарапала Алису у товарки и приобняла прикрывая ее наготу.
—Пока в амбаре поживет, грязнуля. Пусть отоспится сейчас, заработала. Потом уж Хозяину покажу. Тогда уж как пожелает сделаем.
Лиза ласково повлекла работягу за собой. Внезапно остановилась и заботливо спросила:
—Лопать хочешь?
Ариса только отрицательно помотала головой, сейчас, когда опасность прошла не задев, сон и усталость неподъемным мешком навалился на плечи и она уже с трудом понимала куда ее ведут.
В огромном пустом амбаре из-за прикрытых ворот царили полумрак и прохлада, приятно пахло травами, даже усталость и сон слегка отпустили. Рабыня несмело огляделась. Чистенько, даже запаха грязи и пота не слышно, но увы, нет ни сена ни соломы, только высоко под потолком видно множество травяных пучков, да в дальнем, самом темном углу куча овчин и каких-то тряпок. На голом полу спать очень не хотелось, но парней, девок и женщин с рабскими ошейниками на хуторе много и у более мягких и удобных постелей уже имеются хозяйки, та же Лиза, например… Сзади раздался негромкий смешок и Арису легко подтолкнули в вожделенный угол.
—Выбирай овчину помягче и устраивайся получше, малышка. Ложись и ничего не бойся. Отоспись, все остальное потом…
Она еще копалась в овчинах сооружая постель, когда за спиной негромко заскрипели и закрылись амбарные ворота. Ариса устроила себе очень уютное гнездышко—овчины в два слоя накрыла большим куском плотного чистого полотна, улеглась, спряталась под мягкое овечье одеяло… Наконец-то вожделенно закрыла глаза.
Вот только сон запропал. То ли нервы фокус выкинули, то ли еще что…
Мысли скакали бешеными блохами. Странный хутор. Внезапно до Арисы дошло, что она так и не увидела никого из мужиков, хозяев хутора. Даже Григ за эти дни так и не появился. И страшный Чужак, ее господин, запропал. А хутор жил. Рабы, она видела только подростков не старше четырнадцати, работали так, словно за плечами стоял надсмотрщик с огромной плетью. Ошейники на детях Грига Арису не удивили, Дедал с полгода назад в разговоре с заезжим купцом посмеялся, мол сосед с Овечьего решил весь хуторской молодняк на особых овчарок поменять. Она не раз встречала соседей на ярмарках и узнала всех. Из старших, кроме Лизы, мелькнула лишь Зита, да и то бегом, издали. И ещё та, напугавшая её незнакомка без ошейника со странно-знакомым лицом.
Ариса повернулась на бок и, наконец-то, ее веки начали тяжелеть. Уже уносясь на волнах сна догадалась почему властная незнакомка ходит без ошейника. Это же сестра Грига Гретта, а Дедал как-то сказал, что треть хутора её… Потом накатился сон, но пережитое так до конца и не отпустило, обернулось сновидением.
…С самого начала работа захлестнула ее с головой. Вокруг бурлил аврал. Перед дверью ледника высился целый штабель антилопьих тушами. Впервые она видела столько мяса, а ведь еще десяток с лишним туш остались на берегу. Работала до упада, крестьянская натура вставала на дыбы от одной только мысли, что еда, да еще такая, может пропасть. Лиза сразу после встречи, едва обменявшись с родственницей парой слов, сунула ей нож и пробормотала:
—Потом, малышка, потом поговорим.
Повернулась к офонаревшему оболтусу и приказала:
—Хорош сидеть, хватай туши, да тащи на свою колымагу.
Ткнула в стоящую за спиной телегу и отвернулась, сразу выкинув чужого незнакомого мужика из головы. Оболтус взбеленился. Ему, сыну хозяина немаленького хутора, смеет приказывать грязная рабыня в медном ошейнике. Но едва зародившийся в горле рык мгновенно угас потерявшись в другом, куда более грозном рычании за спиной и гордый сын хуторянина молча побежал к чужой телеге. Ариса перехватила по-удобнее нож и присела. Вскоре на освободившуюся телегу, на неизвестно откуда взявшуюся толстую мешковину легла первая ободранная шкура. Увидев, как шустро мелькает в ее руках острейший нож, довольная Лиза что-то негромко приказала и на помощь новой рабыне подошли двое подростков. Лиза понаблюдала за их работой и куда-то пошла буркнув в сторону оболтуса:
—Пошел вон отсюда, обмылок.
Освежеванные туши Ариса не сосчитала, бросила отвлекаться на этакую ерунду уже после первой. Сколько есть, все сделать надо. Вот помощники менялись больше трех раз. Ножом махала как заведенная, пару раз отвлеклась и быстро-быстро сжевала по большому ломтю хлеба, с… Не поверила, даже слопав громадный бутерброд с маслом и сыром, не поверила. Когда последнюю ободранную антилопу очередная пара помощников оттащила к компании засольщиков осторожно распрямила затекшую спину и медленно побрела к колодцу.
31.04.3003 года от Явления Богини.Хутор Овечий.Утро
Проснулась Ариса от шалостей тонкого солнечного лучика. Кто-то вынул деревянную заглушку в маленьком окошке-продухе под самым потолком амбара и занавесил ее чистой, но дырявой от старости тряпкой. Ее несильно, но упрямо шевелил утренний ветерок, вот тоненький проказник и разгуливал в бывшем темном углу как у себя дома. Судя по всему было еще очень рано и Ариса с удовольствием потянулась. Выспалась она просто преотлично! Никто не толкался, не будил на ночную работу или просто сгоняя шмакодявку с козырного места.
Дома такое удавалось не часто, дядя большую часть рабов покупал во время ярмарок и попавшая в опалу родственница пришлась им не по нраву, вот и гадили по мелочам, злость вымещали. Мелкие рабские разборки хозяев не трогали, но за порчу имущества или возникшие совершенно неожиданно трудности с выходом на работу старший среди рабов мог остаться без ногтей, а то и без ушей или носа.
Круговая порука не спасала ибо тупой армейский принцип наказывать всех за одного для хозяйства вреден. Рабы должны грызться между собой, но наказывать имеет право только хозяин. Всяко разные серые кардиналы и прочие паханы способны раствориться только среди позднесоветского, или, позже, российского спецконтингента, да и то, лишь от зажравшегося или ленивого работника оперчасти. Хозяева к ценному имуществу относились гораздо внимательнее. О тайных микрофонах и видеокамерах они не ведали, хотя нечто подобное, изредка, и использовали. Вот основное оперативно-следственное действо именуемое умелая пытка применялось всегда и обычно весьма умело. Даже самая обычная порка приносила неглупому, терпеливому и умелому разумному немало пользы. Правда, она мало походила на изыски с интернетовских БДСМ порнороликов. Рачительный хозяин крови не боялся, но зря не лил. Он и калечить старался, с толком, чтоб работника не потерять. Ему козлов отпущения чтоб висяки прикрыть да нужным людям помочь не требовалось. Требовалась правда, а не куски кровавого мяса.
Нет, иной раз, возникала надобность, как можно быстрее толпу лишних живых превратить в безопасных мертвых. Мор, там, с черным поветрием или с пленными в бою перестарались… Бывает. Так ям да оврагов что в лесу, что в поле в избытке. Сжигали или закапывали обычно живьем. Горло каждому резать долго, муторно, грязно и стрелы с болтами все не вырежешь, а кузнец за спасибо новых не сделает. Вот и загоняли раздетых догола копьями в яму, потом сверху недобитков, на них хворост. Кто не сгорит, все одно, задохнется. Или землей засыпать, притрамбовать слегка, да камнями и стволами поваленными придавить. Тот же конец. Вот в степи маета, пока всех положишь, семь потов сойдет и кучу времени потеряешь. Разве, новиков в стрельбе попрактиковать, да в кровушку их лишний раз с головой макнуть. Хотя… какие там новики после битвы.
Столь серьезные мысли Арису не посещали, хотя за последний год рабской жизни она хлебнула так, что едва не утонула, правила поведения вызубрила на зубок и как ожигает голое тело рабская плеть узнала слишком хорошо. Сейчас она пыталась вспомнить, действительное ее будили или это ей просто приснилось. Пожалуй один раз ее точно пытались поднять… или нет? На Речном старший раб поднимал ленивых и медлительных сильными тычками толстой палки, а последнему доставался хлесткий удар по заднице. Может быть здесь не так? Ариса вспомнила сильные, но осторожные руки. Полусонной девушке слегка приподняли голову и подсунули к губам кружку с чем-то приятно пахнущим. Совершенно ничего не соображая, она проглотила льющийся в рот незнакомый травяной отвар с вяжущим горьковатым вкусом и вновь окунулась в сон. Точно! Ариса облизала губы. Легкий привкус ночного питья. Сейчас он показался смутно знакомым, но ничего вспомнить так и не удалось.
Значит побудки не было, ее просто напоили. Зачем, в данный момент не важно. А вот где остальные? Рабыня испуганно оглянулась. Поначалу на новом незнакомом месте и так нелегко, а нарваться на порку за невыход на работу совсем плохо, да и остальных злить незачем. Она откинула шкуру и замерла вслушиваясь в чем-то нарушенную тишину. Легко скрипнули ворота, по глазам резанул яркий свет и девушка с трудом разглядела неясную фигуру.
—Привет, малышка. Выспалась? Как ты?
Лиза. По голосу точно Лиза. Узнав двоюродную сестру, почувствовала себя спокойнее и увереннее.
—Здравствуй…—она замялась, не зная как называть собеседницу. Сходу набиваться в сестры к не последнему человеку на хуторе показалось слишком наглым. Это раньше они были почти на равных.
—Называй меня мама Лиза,—женщина мягко улыбнулась,—все так зовут. Маму Зиту и маму Гретту ты знаешь. Остальных зови просто по имени. Старших мужиков пока нет, потом все узнаешь.
—А как женщину зовут. Красивая без ошейника ходит. Она еще на маму Гретту очень похожа?
—Красивая говоришь,—мама Лиза помолчала и Ариса удивилась почти неприкрытой зависти в ее голосе,—а это и есть мама Гретта.
А где все?—девушка поспешила сломать неловкую паузу оставив непонятки на потом.
—Носятся, только что ускакали—мама Лиза похоже справилась с собой. Голос звучал спокойно,—Хозяин совсем с ума сошел, каждое утро по часу вместо работы гоняет, руками да ногами дрыгать. Все голые по пояс и парни, и девки. Совсем стыда нет. Тряпку вокруг титек намотают, а толку? Под душем-то и вовсе голяком и сохнут вместе. Правда когда Шадди начала титьками играть, а Ларг ее лапать полез, Гретка обоим так врезала, что кубарем покатились. А до Хозяина дошло, я думала конец пацанятам. Весь хутор на двор выгнал, этих бедолаг на крыльцовом брусе на вывернутых руках подвесил, да деревяшку в зубы… Шейн их цельный час порол. Да как! Плетью во весь мах. Пока одного Гретта отливает, он другого полосует. Думала или насмерть забьет, или уродами останутся.
Она замолчала и Ариса холодная от ужаса ждала продолжения.
—Обошлось, Шейн плетью старательно махал. Видать, Хозяин ему крепенько мозги прочистил. Кожу с мясом драл, а кости или что иное ни-ни, ни одного удара по опасным местам. Но досталось бедолагам… врагу не пожелаю. Уже после порки сначала водой отливали, пока в себя не пришли, а потом уж Хозяин руки им вправил, на живую. Видать жутко на пацанят рассердился. Орали так, что я думала коровы от страха взбесятся. Палки то во рту, как есть, изгрызли…
—А все?—вопрос вылетел непроизвольно.
—Что все? Смотрели,—Лиза невесело усмехнулся,—парни девок чуть не на руках держали да щипали, чтоб в туман не ушли. А Греттка только скалится. Хозяин её за себя оставил, вернулся лишь когда снимали болезных. Пообещала, что любой, кто смотреть не пожелает, третьим на том же бревне повиснет.
Помолчав, она бережно раскупорила высокий аккуратный кувшин, что принесла с собой и протянула его удивленной Арисе:
—Пей не спеша, противно, но десяток глотков сделай, а сможешь, так и побольше.
Девушка осторожно пригубила и ошарашенная, опустив кувшин, уставилась на маму Лизу.
—Ты-ты-ты… сколько это…—после рассказа об ужасном наказании за обычную глупую ребячью шалость, она в живую представила, как единственного здесь близкого ей человека после порки сажают на кол. Украсть эликсир жизни! Откуда он только взялся на окраинном хуторе.
—Пей, не бойся,—теперь улыбка хуторянки светилась гордостью—"знай наших",—Не крала я ничего. А цену… не представляю, я ее точно знаю. Этот кувшинчик не на один золотой в лавке городского лекаря потянет, да вот только не укупишь. Даже высокопочтенный Литар умоется. Нельзя купить то, чего просто нет.
Ариса поудобнее присела, не дай Богиня, выронить или разбить кувшинчик. Осторожно сделала аккуратные глотки, облизнула краешек и старательно закупорила. Уроки деревенской травницы даром не пропали, та неприязни к родичам Дедала не питала и учила хорошо, видать самой нравилось с ребятней возиться, или боялась знания в могилу унести. Возраст. Тут никакие эликсиры не помогут. Передавая кувшин осторожно, не обидеть бы, спросила:
—А почему последнюю пропарку[69]не сделала, да и кувшинчик великоват. Удобно, но открытый эликсир больше пары месяцев не простоит…
—Умница,—мама Лиза явно была довольна, понять по вкусу, что лекарство не готовили к длительному хранению не каждый лекарь сможет, а эта пигалица влет и ни капли сомнения. Готовая помощница, фиг она ее теперь Гретке в поле отдаст.
—Все правильно говоришь, но до пропарки эликсир вдвое сильнее, а хранить…—она заговорщицки подмигнула,—нашим оглоедам такого кувшинчика едва-едва на седмицу хватает. С таким-то Хозяином-живодёром. Да и на побегушках этих так достается. Есть у меня пара пропаренных баклажек поменьше—в запас, да с собой если взять, как без этого…
Мама Лиза насмешливо посмотрела на сестренку, но время шло, а заставлять Хозяина ждать… Пришлось приступить к расспросам:
—Ладно, малышка, потом просто поболтаем, а сейчас расскажи как ты в рабство угодила. Григ по пьяному делу хвастал, что уговорился с Дедалом окрутить тебя с Шейном следующей весной. Что-то там насчет овец марковали.
Ариса сразу погрустнела и опустила голову.
—После смерти отца дядя принял меня в семью на правах дочери. С согласия старшего брата, конечно,—она запнулась, но решила, что сейчас не место для семейных нескладушек,—В прошлом году дядя рассказал про Грига и Шейна, ну ты знаешь…
Она беспомощно взглянула на маму Лизу и облегченно увидев ее кивок продолжила.
—Но Шейн… он же… ну…—подобрать обтекаемые необидные слова не удавалось и девушка бухнула,—он же просто крыса и гад!
Нос предательски хлюпнул, но девушка стоически сдержалась и продолжила:
—В общем мы поругались и… дядя меня первый раз выпорол… сильно. Раньше, конечно, давал подзатыльники, а раз даже плеткой по заду перетянул, но то через платье и… в общем, не серьезно, так, пугал. А тут брат твой с пастбища приехал, средний… он давно за мной ухаживать пытался.
Ариса смущенно замолчала не смея поднять глаза на маму Лизу, а та понимающе хмыкнула и насмешливо закончила:
—Цветочки-подарочки, поцелуйчики-обжимания по углам. Короче он тебя отымел.
Вспыхнувшая Ариса покаянно кивнула и тут же часто-часто захлюпала носом.
—Он был такой обходительный, ласковый и нежный. Мы той ночью на сеновале спрятались и долго-долго целовались. Потом он вина сладкого откуда-то достал, видать с вечера еще на сеновале припрятал…
Мама Лиза понятливо закивала:
—Сладкое винцо хорошо привкус и запах некоторых хитрых травок прячет. А Дедал много их знает от Лесной ведьмы… и не только от нее…
—Дядя все узнал уже через седмицу. Откуда, не знаю. Этот гаденыш вместе с братом уже день, как к отаре уехали…
Лиза смотрела на непутевую родственницу уже не скрывая чуть брезгливой жалости, словно на дурочку деревенскую. Строптивая, но глупая. Натворила непоправимых ошибок, а теперь ищет кому на судьбу-злодейку поплакаться. И сюсюкать с ней, нечего, если в голове мозгов мало, приходится добавлять. Кому через задницу, а у этой вот еще одна дырка пригодилась.
—Зареви еще! Сама во всем виновата. А дядьку сынок, полюбовничек твой и просветил, больше-то некому. Он про отцову коммерцию ни сном, ни духом. Потому и к овцам сбежал, когда дошло до пустой башки какое папаше дело поломал.
Ариса уныло пожала плечами и продолжила рассказ без особых эмоций совершенно унылым голосом:
—Дядька почти две седмицы бушевал. Тогда и спину плетью мне расписал. Из дома выкинул. Посадил в хлеву голышом на цепь. Язык грозил вырвать, да, видать, пожалел, но разговаривать запретил, плетью хлестал за каждое слово. Ходила за коровами, свиньями, кормила их, мыла, стойла чистила. Кормилась со свиньями. Повариха у ворот котел с варевом оставляла, да так поставить норовила тварь, чтоб цепи едва-едва хватало кончиками пальцев дотянуться. Еле-еле лежа на спине котел ногами удавалось зацепить. Тащила помаленьку, потом уж руками перехватывала. В кормушки насыплю, сама на четвереньки и с хрюшками наперегонки из одного корыта… Дядечка первые дни специально приходил, бил если во время еды руки от пола отрывала. Потом, вроде как, злость спустил, отошел, цепь снял, разрешил на сеновале спать. Сделал хуторской шлюхой. Еще и объяснил, что послушного работящего раба стоит изредка бабой побаловать, он после только работает лучше, а молодые еще и рыпаются поменьше. Природа-то свое возьмет, как не крути, не будет бабы, найдут, мол, кому и куда стручок присунуть.
От столь душещипательной истории Лиза растеряла последние остатки сочувствия к малолетке:
"Дур учить требуется. Ладно с дядькой повезло, Григ за такое убил бы под горячую руку. Как ни крути, кругом сама виновата. Какого рожна взбеленилась-то?! Каких уж таких ужасов перепугалась?! Любовь любовью, а обычную бабью долю, понимать должна, не ребенок, чай, тринадцать уж стукнуло. Не о том плачет дура. Шейн, конечно, крысеныш, и в голове не богато, за то телок телком, такой для умной бабы просто клад, она бы его всю жизнь на поводке водила. Ну попотчует мужик вожжами на конюшне сгоряча или спьяну, просто по злобе, наконец. На то Богиня бабу терпением и хитростью одарила. В конце концов, не за поденщика сговорили. Наследник хозяина такого хутора! Совсем не шутка! Еще и, считай, сразу свое собственное, отдельное хозяйство пусть и на отрубе![70] Уж медяки-то считать точно не придется. По жизни, так дурочке впору Дедалу ноги целовать… Жалится тварь. Ну вошла в возраст, зачесалось между ног—терпи! А уж коль не устояла, себя и виновать! Парнишечка видать опытный попался, нож у горла не держал, на ласку взял, считай, сама под кобелька примостилась, сама и ножки раскинула. Ей бы сразу дядьке в ноги повалиться, прощения просить. Улестила бы старика, он мужик умный, Григу не чета, живо бы дворне языки прищемил, а там и нашего пьяницу обортал. Про Шейна и речи нет, его дело старшим задницы лизать тщательно, да благодарить за все со старанием.
Другое дело, что уже огребла за все… своя, опять же, хоть и дура наивная. Да и хозяину ее глупости пока только на пользу. А работать Ариска умеет и выдрессировал ее Дедал неплохо Голод не тетка, да и побои терпеть кому охота.
В обиду не дам, но и поднимать не след, чтоб место своё помнила. Хуторская шлюха на Овечьем пока без надобности, но вот иметь под рукой не занятую распечатанную молодку совсем не лишне. Не мне ж с Греткой молодых щенков учить. Тут умелая да послушная шлюха милое дело."
—Все! Хватит пустой болтовни. Где это видано, чтоб здоровая рабыня почти двое суток в мягкой постельке валялась. Хозяин скоро в мойне будет, вот там его и подождем. Он решит, что с тобой делать, а свиное корыто, если что, и в нашем свинарнике имеется.
Мойня Арису просто поразила еще на улице, при подходе. Принять, что такое большое строение всего лишь мойня, оказалось выше ее сил. Сейчас она стояла посреди довольно большой комнаты, судя по всему, раздевалки. Удивилась, что больно уж много крючков для одежды вдоль стены. "Овечий", конечно, очень большой хутор, но и на нем не может быть столько старших. Покрутила ещё головой пытаясь перебороть охвативший, пока ждала маму Лизу, страх. Та, втолкнув подопечную в раздевалку, молча заставила опуститься на колени. Быстро скинула свои одёжки и, с трудом приоткрыв плотно пригнанную дверь, нырнула в другую комнату.
Дверь вновь приоткрылась, в щель просунулась женская рука в "рабочем загаре". Странные знаки, Арису удивили но, сообразив, принялась быстро скидывать невеликие одежки.
Скользнув в щель, девушка попала в плотный туман и ее охватила приятная влажная теплота водяного пара. Кожа тут же зазудела. Резкий толчок в плечо направил к смутно видневшемуся в тумане мужчине сидевшему на широкой лавке. Она уже не витала в облаках и, мгновенно сообразив кто перед ней, сначала упала на колени, потом и вовсе уткнулась лицом в пол. Почти сразу сильная рука ухватила ее за волосы и, вздернув вверх так, что голову обожгло нешуточной болью, заставила вытянуться в струнку. Желание вцепиться в продолжавшую сильно тянуть за волосы руку Ариса подавила сразу. Лучше лишиться гривы, чем выказать сопротивление безжалостному Хозяину. Она даже не посмела поежиться или опустить глаза под жестким тяжелым взглядом.
—Гретта сказала, что она хорошо шкурила туши готовила мясо?
Вопрос явно не к ней и Ариса промолчала. Ответила оказавшаяся рядом Лиза:
—Ее хорошо учили, Хозяин. Поначалу, пока людей на хуторе было мало, отец часто продавал мясо в город через старшего брата, да и потом частенько нанимал его семейных помочь с овцами.
Безжалостная рука выпустила волосы и новенькая просто рухнула на колени. Стоять перед Хозяином Ариса не посмела, она и смотреть-то на него боялась и сразу же уткнулась лбом в гладкий деревянный пол.
—Что-то еще?
—Она должна хорошо знать травы и уметь их использовать. Нужно проверить, конечно, но деревенская лекарка хорошо учила, а девка так-то неглупая, просто жизни никто не учил.
—Ишь, заступница,—мужчина помолчал вытирая об мочалку руки.
—На тебе пока будет. Мне на хуторе шлюха по жизни без надобности, ноги раздвигать будете перед кем я скажу. Так и вдолби молодняку. Иначе хлев покажется небесами обетованными. Приведи её в порядок и пусть мясом занимается. За то, что немытой спать улеглась, да грязь у колодца развела на ночь до утра в колодки…
—Хозяин,—Алекс уже отвернулся, но Лиза решилась, все же Ариса только что из чужачки превратилась в свою, да и пнуть лишний раз задравшую нос Гретту милое дело—Это…
—Пасть закрой, заступница. Нечего за Гретту прятаться, у самой башка на плечах. Она девку тебе передала, так неужто ещё и каждую мелочь обговаривать. Пошли вон…
—Жаль,—теперь он словно рассуждал сам с собой вслух совершенно забыв о женщинах,—похоже поротая задница не так уж и надолго обостряет память.