Нет, конечно, если кто подумал, что речь сейчас пойдет о какой-то там Славе, Славке Цымбаловой, хорошей такой, простой девчонке с косичками или без; если кто подумал, что сейчас вот я расстараюсь и создам этакий жизнеутверждающий образ, не пожалею на него много светлых красок и ретуши; если вот прямо тут, не сходя с места, обрисую девочку-конфетку и - на тарелочку с голубой каемочкой, а тарелочку - вам... Э, нет уж. Ведь ''Слава Цымбалова'', как и ''Слава КПСС!'' - это вообще не человек. Ниже речь пойдет совсем о другом. Речь пойдет о законченной скотине по содержанию, о военном - по форме и о Цымбалове - по фамилии. И о его славе. Но обо всем по порядку. Чтобы потом не стыдно было в глаза посмотреть. Вам - мне. Итак.
Федор Васильевич Цымбалов был нехорошим человеком. А ведь должен был, по всему, должен был он быть человеком хорошим. Ну, посудите сами: и родился он в семье положительной, где отец был слесарем 4 разряда и членом партии со стажем, а мать - ткачихой и членом той же, что и отец, партии. Оба с незаконченным средним образованием - ну и что (общеизвестно: век живи, век учись - все равно дураком помрешь)? Оба - простые советские люди, ну и сын тоже, как следствие. Под следствием, кстати, партийные слесарь и ткачиха Цымбаловы никогда не бывали, да и судимы (не судите, да не судимы будете) ранее не были никогда (от тюрьмы да от сумы...). Оба не пьющие настолько, насколько можно было быть непьющим в стране, где не пили только трезвенники и язвенники (и еще те, что все время на боевом посту и поэтому не дремлют, не спят, не пьют - в общем, сами не живут и другим не дают). К первым супруги не относились уже, а к последним - еще. Впрочем, и к алкоголикам Цымбаловых не причисляли. Нет, ну, конечно, по праздникам... По советским. И по партийным. А еще на Новый год и на Пасху. Да по дням рождения. Разумеется, в честь получки, аванса или премии - а чем же это они не праздники? И жили Цымбаловы-родители душа в душу и если и бил Цымбалов-отец Цымбалову-мать, то исключительно душевно, не по злобе и за дело. Хоть и не всегда было понятно в чем оно, дело это, заключалось. А Цымбалову-родителю чего мелочиться? По его, так пришел мужик - добытчик, муж и отец - домой в плохом настроении... Так ему плохие эмоции в себе держать, что ли? А тут еще жена, дети под ногам вертятся. Сами виноваты, нечего вертеться. Короче, радости и горести семья Цымбаловых , дружная и счастливая, встречала вместе и делила пополам. Как волнорез - набежавшую волну.
Росли-подрастали у Цымбаловых трое детей: Петр, Федор и Анютка. Анютка, правда, не прожила долго - утонула в речке Донке, через город протекавшей (из-за множества омутов, водоворотов и прочих коварных мест жители называли речку Подонкой). Отец после анюткиной гибели совсем спился и однажды, по пьяной лавочке, супругу свою насмерть забил. Сам же поехал осваивать необъятные просторы Сибири где, по слухам, можно было разместить две Франции, три Германии, 24 рюкзака с Андоррой, Бахрейном, Сингапуром, Барбадосом и 213 пакетиков с Монако, Гибралтаром, Сан-Марино и Ватиканом (да, я предварительно сверился с атласом, а как же иначе?). Сомнительно, правда, что все эти страны сами, по собственной воле, согласились бы сначала размножиться (делением или почкованием), а затем и переехать в Сибирь.
Сыновья за родителем не поехали. Старший, Петр, к тому времени уже на заводе работал, а младший, Федор, в военное училище поступил. В артилл ерийское. По оценкам вступительных экзаменов, правда, не совсем проходил Федька Цымбалов, но... Но безупречная анкета поступающего, да еще и подкрепленная жалостливой историей семейства Цымбаловых, сделала свое дело: Федьку приняли. В училище Федька старался и то, чего не постигал сам - списывал у соучеников. Дать списать отказывались немногие, так как недружелюбный взгляд, подкрепленный здоровенными кулачищами вкупе с хорошо развитой мускулатурой, являлся очень веским аргументом в учебных делах. Грубый с более слабыми, вежливо-исполнительный с вышестоящими мира (с)его, Цымбалов становился офицером.
Худо-бедно, но закончил Федька Цымбалов училище лейтенантом и даже распределение получил приличное - в Подмосковье. Тут-то и началось продвижение Цымбалова Ф.В. по служебной лестнице. Если и не стремительное, то уж, во всяком случае, заметное. Сначала подразделение лейтенанта Цымбалова очень хорошо зарекомендовало себя на маневрах: снаряды ложились ровно, цели накрывались точно, тютелька в тютельку. Короче говоря, маневры Цымбалов закончил уже старлеем - старшим лейтенантом (лейтенант - слово французское, которое переводилось изначально как обладатель места, а старший лейтенант, значит...). Место, которым завладел новоиспеченный старлей - командир роты - оказалось теплым и соответствовало капитанскому, а не лейтенантскому чину. А все потому, что по окончании маневров у Цымбалова нашлись покровители. Они-то и стали его тянуть да подталкивать. Вообще-то, покровитель был один, но очень могущественный: какая-то весомая ''шишка'' в Московском военном округе. У шишки были не только генеральские погоны, но и дочка незамужняя. Тут-то и возник-замаячил на горизонте молодой и мужественно-представительный старлей (по-дореволюционному - титулярный советник), в которого и втюрилась по уши генеральская дочь. Под чутким руководством папы генеральской дочери наш герой продолжал продвигаться по служебной лестнице своей жизни (попутно обзаведясь женой - да-да, этой самой генеральской дочкой). И эта лестница, с помощью тестя-генерала, в один прекрасный день конца 60-х - начала 70-х годов привела Цымбалова - уже в майорском чине - в ГСВГ (Группа Советских Войск в Германии). Получил Федька в распоряжение артиллерийский дивизион в славном городе Магдебурге, обзавелся квартирой, вызвал из Союза жену и зажил. Можно даже сказать, припеваючи. Жил он, поживал, подполковничьих погон ожидал, как вдруг... Сыграла судьба с майором Цымбаловым злую шутку: тесть-покровитель и ангел-хранитель (и все это - в одном флаконе!) встретился с Кондратием. Тот его и обнял. Похороны организовали торжественные, присутствовало много золотых погон и их, не вмещающихся в заграницах закупленные платья, жен. Подъезжали многочисленные черные - в капельках (как в поту) после дождя - важные машины. Водитель каждого автомобиля вел себя, минимум, как лейтенант. Орали вороны, как бы злорадствуя по поводу бренности всего земного вообще и царя природы - в частности. Учтиво погромыхивал военный оркестр, игравший (на этот раз, вместо бравурных маршей, столь любимых милитаристами всех времен и народов) похоронный марш ( в народе называемый ''Ту-104 - самый лучший самолет''). И даже кладбищенские сторожа, казалось, ходили строем, навытяжку и с равнением ''Напра-во!''. Все присутствующие, конечно же, подходили к скорбящей семье усопшего, выражали, заверяли и... исчезали. Вот с этого-то самого момента жизнь майора Федора Васильевича Цымбалова стала прокручиваться по совсем другому сценарию. Ведь, что и говорить, унаследовал Цымбалов от своих родителей их хорошие здоровые гены. А так как был он сыном своих родителей, то и гены родительские, рано или поздно, должны были проявиться. И проявились. То есть, пить и бить жену и посуду майор начал давно, но подлинного размаха и высокого профессионализма в этом деле он достиг только после смерти титулованного тестя. Тестирование спиртных напитков, огромный ассортимент которых предлагала гэдээровская торговля, начиналось с утра, до службы, и продолжалось поздно вечером - после нее. В промежутках между утром и вечером майор командовал, разносил в пух и прах, инспектировал, получал и давал по шапке ( точнее, по пилотке или по фуражке), а также по мордАм и другим частям тела (когда дело касалось жены)... Наш герой и раньше-то никогда не являлся офицером в лучшем смысле этого слова: ни в теории блеснуть перед сослуживцами, ни в компании - острой фразой, ни ключика к солдатским душам подобрать. За что и держали, так за неизменно великолепные показатели на учениях (это было врожденным, а потому необъяснимым талантом Цымбалова Ф.В., который он отнюдь не стремился зарывать в землю). Из-за отсутствия ли вышеозначенных офицерских достоинств, из-за свойственной ли (в подавляющем большинстве неработающим) офицерским женам скуки, из-за скотского ли к ней отношения со стороны супруга, но стала ходить бездетная жена майора -Екатерина Сергеевна Цымбалова - на сторону, предпочтительно налево. Слева проживали крытые пробором под фуражкой, скрипящие и сверкающие ремни-портупеи-сапоги штабиста Налимова. Лево в чине капитана был умен ( недаром слово капитан происходит от латинского caput, то есть голова, глава - не путать с немецким kaputt [ну все на территории бывшего СССР, без исключения, знают по-немецки ''Hitler kaputt!'', означающее вовсе не ''Гитлер - это голова!'', а всего лишь ''Гитлер разбит!'' - в смысле ''Приехали, товарищ Гитлер, конечная станция Вылезайка!''] ),неплохо воспитан и взращен в тех же тепличных условиях подмосковных дач, в которых и малолетняя Катенька, наливаясь соками, превращалась в Екатерину Сергеевну. Так что общий язык (регулярно подкрепляемый жиденьким, но нескончаемым потоком цветов, вина, целования рук, открыванием двери и пропусканием вперед, а также легионами мелких безделушек, с помощью которых так часто приобретались доверие и, что немаловажно, интим [неприхотливых, а потому невероятных и, как следствие, самых лучших] женщин одной шестой части суши [не японская нереальная в те годы еда, а советская - реальная в те годы - империя] ) между двумя договаривающимися ( ибо что есть любой вид отношений между людьми, как не договор, гласный или негласный, письменный или устный ) сторонами был найден очень быстро. Она, несмотря на побои мужа, заметно похорошела, подчиненные же капитана Налимова вздохнули с некоторым облегчением. Еще бы! Теперь, вместо того, чтобы распекать и допекать их по служебной линии, весь свой пекарский пыл капитан расходовал в любовных сражениях с майоршей. Как и в любом закрытом (или относительно закрытом) сообществе, где все про всех все знают, в магдебургском гарнизоне прознали и о связи Налимова и Цымбаловой. Поэтому всюду, где теперь появлялся майор, ветвистость его рогов вызывала у сослуживцев злорадное восхищение. Один из этих доброхотов и ''настучал'' о конкуренции со стороны самца-соперника и о блудливости самки. Цымбалов,у которого все чаще и чаще отказывали тормоза, поступил так, будто он слышал мудрое высказывание, гласящее: ''Три вещи заслуживают внимания на нашем пути: чтение прекрасной книги, потому что это возвышенно; шатенка с голубыми глазами, потому что это редкость; наказание предателя, потому что это справедливо''. Возвышенной эстетики в жизни майора было мало, героической романтики - тоже. Книг, а уж прекрасных - тем более, Ф.В. не читал. А вот об измене редкостной голубоглазой шатенки, каковой являлась цымбаловская законная супруга, ему только что и сообщил добровольный соглядатай в чине капитана. Капитан Эдуард Гормузаки (''тупоголовый молдаван'' - как его за глаза называли сослуживцы - сплетник и трус), доложивший майору о его майорше, и пал первой жертвой спившегося артиллериста. Причем с первого же удара. Первая жертва, визжа, каталась по добротной германской глине в такт движениям ног майора: Цымбалов ударит - Гормузаки отскочит в лежачем положении. После того, как он превратил парадно-выходную форму капитана - в маскировочную, майор двинулся на поиски капитана Налимова и своей супруги. Голова майора в этот момент была полна грандиозных кулинарных проектов: из Налимова он намеревался ''сварить уху'' (кстати, Uhuпо-немецки - это филин; вот, ведь, какие кулинарные изыски: филин, сваренный из налима), а ''из этой стерБляди'' - то есть, из Екатерины Сергеевны - ''вынуть потроха''. Рогатый майор пришел домой, где и застал жену и коллегу ''тепленькими''. Федор Васильевич, наверное, вообразив себя Николаем Гастелло, а капитана и супругу - колонной вражеских танков, пошел в лобовую атаку. Ударом в лоб он и был остановлен, а серией последовавших прицельных ударов в голову - еще и сбит с ног. Так майора Цымбалова не бил никто и никогда в жизни: капитан, которому помешали в самый интересный момент, был неотвратим, как рок, неумолим, как время и свиреп, как раненый медведь. Не удовольствовавшись уже проделанной работой и воспользовавшись временной пассивностью соперника, капитан натянул сапоги, и выяснение отношений с вышестоящим по чину продолжил в стиле стэп, отбив чечетку по поверхности поверженного на пол стонущего артиллериста. На десерт майор отведал массаж, для чего щеголь-штабист воспользовался своим новым кожаным ремнем. По просьбе майорши, Налимов доставил Цымбалова в госпиталь, где майор, пришедший в себя по дороге, поведал военным врачам о своих злоключениях. Под пристальным взглядом Налимова, с трудом шевеля разбитыми в кровь губами, Федор Васильевич рассказал о ''какой-то фашистской сволочи, чьих номерных знаков он не разглядел, сбившей его при попытке перейти дорогу на зеленый свет''...
Когда Цымбалов вышел из госпиталя, он уже был холостяком - Екатерина Сергеевна предпочла сменить фамилию Цымбалова на Налимова. Вот тогда-то и увековечил свое имя майор-артиллерист Ф.В.Цымбалов, член КПСС, холостой, русский и т.д. и т.п. в героической летописи ГСВГ.
Подразделение Цымбалова по-прежнему считалось одним из лучших, а майор... Сам майор пил теперь по 29 часов в сутки и подходить к нему боялись. Все. Исключая вышестоящих офицеров, к которым майор подходил сам, включив субординационный автопилот, а затем, удалившись от оных, Цымбалов надирался еще сильнее. В один из таких дней, под вечер, майор обнаружил, что все наличные запасы спиртного в занимаемой им квартире обезличились. Цымбалов встал и, пошатываясь немного, вышел из квартиры и вошел в анналы гээсвэгэшной истории.
Внизу, во дворе, стоял ''газик'', на котором майор обычно разъезжал по Магдебургу и окрестностям, по делам службы и не совсем. Он вскочил в машину и колеса сами понесли его в центр города. Достигнув одного из немецких гастштеттов(или предприятий общественного питания или, еще проще, забегаловок), майор выпил и поехал дальше. Этого оказалось мало, и майор снова куда-то заехал и выпил еще. Проспиртованный могучий организм выдержал и этот удар, но ноги стали ватными и непослушными, хотя в сидячем положении на педали жали исправно. Третьим, и последним, было заведение ''У Карла'', где-то на городской окраине.
Полный рыжий веснушчатый кельнер, будто сошедший с кадров советских фильмов шестидесятых годов про войну, стоял за стойкой и тер кружки полотенцем. Несколько посетителей сидели там и сям и ели свои сосиски с капустой, запивая их пивом. Ввалившегося в тишину храма Бахуса военного встретили достаточно безучастными взглядами.
- Schnaps, trinken!1 - крикнул кельнеру майор.
- Es tut mir leid, aber es scheint Herr Major ist schon betrunken?2- осторожно предположил целовальник.
- Чево-о-о? - выкатил глаза пьяный Цымбалов. - Это я-то хер? - выказал великолепное незнание немецкого военный.
- Он говорить, што Ви пить много, Вам достатошно... - перевел один из посетителей.
- Die sowjetischen Offiziere kommen, trinken, schlagen die Schnauzen, brechen allen und gehen weg ! Und wer bezahlt? Wer? Paul bezahlt... - начал жаловаться-перечислять, загибая толстые рыжие пальцы-сардельки, кельнер Пауль. - Arschloch!3 - неожиданно закончил он свою тираду.
- Чево-о-о? - тупо переспросил Цымбалов.
- Он говорит, Вам наливать, Ви пить и драться и... - не успел доперевести тот же словоохотливый посетитель. Он осекся на полуслове, ибо заметил, как шея и голова майора начинают багроветь от воротника рубашки - к фуражке.
- Аршлох? - пророкотал (люблю грозу в начале мая, когда... ну и так далее) военный(как и у подавляющего большинства советских военнослужащих , проходивших службу за границами СССР, познания Цымбалова в иностранных языках ограничивались ругательствами, но уж их-то майор знал назубок и ''дырка от задницы'' не являлась исключением). - Аршлох? - артиллерист подскочил к кельнеру вплотную и неожиданно тихим и трезвым голосом произнес: - Я тебе, блядь, Гитлер гребаный, покажу, кто тут аршлох, я тебя, говно эсэсовское, научу ценить и уважать народ-освободитель! - Так, шершавым языком плаката, майор Цымбалов завершил свое сольное выступление в ''У Карла''. Но, как говорится, программа развлекательных передач на сегодняшний вечер отнюдь не была исчерпана.
Долго кружил по городу пьяный майор но, в конце концов, он выехал туда, куда надо. Часовые узнали машину командира издалека и открыли ворота загодя, дабы как можно меньше вступать в контакт с майором и тем самым максимально снизить свои шансы попасть ''на губу''(то есть, на гауптвахту). Поэтому Цымбалов пронесся через КПП - контрольно-пропускной пункт - как метеор(сходство с метеором усиливалось шумом[мотора], светом[фар] и печальными последствиями возможного столкновения[с обоими]), не останавливаясь. Часовые облегченно вздохнули. Но не сам майор, кипевший лихорадочной жаждой деятельности. Цымбалов, между тем, добрался до ангаров, резко затормозил, выпрыгнул из ''газика'' и подбежал к одному из тягачей. Дверь кабины не открывалась. Майор скакнул в верный ''газик'' и вернулся на КПП. Рано успокоившиеся часовые услышали его грозный начальственный рык:
- Водителя тягача - ко мне! Сейчас же! Или утром все - под трибунал!
Пока водителя искали, обнаруживали и доставляли по назначению, Цымбалов завладел всеми необходимыми ему ключами.
Дальше события развивались очень быстро. Дальше - все, как по маслу. Дальше - дело техники. Дальше: тягач в ангар, к тягачу - пушку, и все это вместе - на двор, на свежий воздух, на открытое пространство. Дальше - отцепка и отбуксировка тягача. Дальше - быстрые, на скорую руку, расчеты пьяного, но профессионального артиллериста. Дальше, как говаривал классик, ''забил снаряд я в пушку туго...''. Дальше - венки геростратовой, точнее, цымбаловой славы, возлагаемые на голову, на черепную коробку, на котелок, на ума палату-номер-шесть-на-одного, короче - на майорову голову. После произведенного офицером-артиллеристом выстрела в одном из районов города Магдебурга наблюдалась картина, которую молодые жители СССР могли увидеть только на экранах кинотеатров или на экранах персональных телевизоров, когда демонстрировался черно-белый на военную тематику. То есть такой, где трусливые фрицы бегут под напором советского оружия, которое так же, как и ленинское учение - всесильно, потому что оно верно. Вернее, точнО. Точнее, не совсем (как и ленинское учение). В общем, подвел Цымбалова алкоголь, со всех сторон подвел. Но зато и люди, благодаря этому самому алкоголю, живы остались. Озлобленный майор ведь никуда иначе, как в гастштетт номер три метил. И вот она, сказалась боевая выучка советских чудо-богатырей, исполинов духа(который обитает в здоровом теле) и тела, героев-артиллеристов: в темное время суток, в одиночку! Но дрогнула рука героя(точнее, антигероя) сего повествования, подвел алкоголем помутненный рассудок(и славненько!) - вместо самого гастштетта ''У Карла'' майор стер с лица земли гастштеттский склад. Начисто. А сам командир(от отдачи, что ли?) упал и захрапел. Тут-то его и нашли подоспевшие на шум и на место преступления подчиненные.
Скандал, конечно(хоть и с трудом) замяли. Все списали на советско-гэдээровские добрососедские ( а Польша?) союзнические отношения, а также на мир, дружбу и жвачку(так, кажется, перевирался в свое время лозунг ''Мир, труд, май''). ''Виновные понесли заслуженное наказание''. Майора Ф.В.Цымбалова - коллеги Наполеона I по артиллерийскому сословию, хотя и менее обласканного удачей - разжаловали, после чего ''виновник торжества(справедливости военно-судебных органов)'' был отправлен на родину, где и канул в Лету будней.
Sic transit gloria mundi!4 Даже когда речь идет об очень метких артиллеристах.
1 (нем.) Шнапс, пить!
2 (нем.) Мне очень жаль но, кажется, герр майор уже пьян?
3 (нем.) Советские офицеры приходят, пьют, бьют морды, ломают все и уходят! А кто платит? Кто? Пауль платит... Дырка от задницы! (надо заметить, что в оригинале немецкое ругательство ''дырка от задницы'' является более многозначным и колоритным , чем в русском переводе[так, его можно перевести и как ''засранец'']; это все равно, как если попытаться перевести с русского слово ''козел'' во всей его красе и неоднозначности).