Один из отелей южного побережья Турции. Провинция Кемер. Август.
Он не хотел ехать отдыхать, тем более в Турцию. Было много работы, но уступил настояниям жены, причитающей о необходимости смены обстановки и отдыха от кухни.
Жена с внуком бултыхались в бассейне, а он, сказав ей, что пошёл на пляж, сидел в номере и работал на ноутбуке, подчищая свои "хвосты" по работе, связанной с проектированием систем связи. Выполнив запланированное, он всё-таки направлялся на пляж, чтобы размять мышцы.
Публика, была разношерстная и его никаким образом не волновали ни красивые телеса женщин, ни колоритные усатые личности любителей нардов. Он периодически покидал лежак с расстеленным на нем полотенцем и погружался в теплую воду, доплывал до буйков и дисциплинированно делал вдоль них несколько заплывов на скорость, дабы почувствовать устать и вновь занимал свой лежак в тени навеса в виде грибка.
Время было уже позднее для принятия водных процедур и солнечных ванн и люди быстро освобождали пляж, боясь опоздать на ужин.
- Еще один заплыв и "сматываю удочки", - подумал мужчина и выполнил положенные для здоровья несколько заплывов.
Он видел, как около его лежака разместилось семейство мусульман в составе двух женщин облачённых до пят в черные балахоны, троих детей и двух мужчин, но не обратил внимание на этот заурядный эпизод.
Возвращаясь на берег он подумал, что было бы не плохо зайти сначала в бар и хлопнуть фужера два красного вина, а то в общественном ресторане это придется делать под укоризненные взгляды жены.
Навстречу ему плыл по-лягушачьи усатый тучный мужчина с самодостаточным видом моржа, выполняющего свой долг на лежбище и решившего уединиться в родной стихии. Равномерно выдыхая воздух воду сквозь широкие усы, образуя очаг пузырей, он равнодушно скользнул взглядом по плывущему ему навстречу мужчине черным глазом и с напыщенным видом проплыл к буйкам.
На удалении пяти метров от лежака мужчины под наблюдением грузной женщины с мужскими пропорциями тела играли трое белоголовых детей-погодков.
- Здравствуйте, - сказал по-русски вышедший из моря мужчина и вызывающе посмотрел ему в глаза, но тот ничего не ответил и только отвел взгляд, устремив его на море.
Мужчина сразу уловил резкое движение на звук его голоса одной из закованных в чёрное вплоть до глаз женщин, на руках которой лежал распелененный белокурый крепкий в складочках младенец, Она полоснула синевой свих глаз по глазам мужчины и сразу опустила глаза.
Долгий, подозрительный взгляд молодого мужчины, свидетельствовал о его профессии.
Мужчина повернулся спиной к бдительному охраннику, взял полотенце и стал вытираться.
- Русская, - с горечью и жалостью подумал он, - Сколько их, глупеньких в результате государственного переворота, развала Советского Союза и последовавших за ними других актов национального предательства, оказались в нужде и нищете... Видать, на красивую жизнь клюнула по интернету...
Он спиной почувствовал чей-то тяжелый взгляд, повернул голову и на долю секунды встретился взглядом недоверчивыми, подозрительными черными глазами мужикоподобной стареющей женщины. Это были глаза старого преданного сторожевого пса, внутренне ожидающего отставку по старости за какую-нибудь мелкую оплошность.
- От такой не убежишь, - почему-то подумал он, и воспользовался замешательством охранника - служаки, бросил быстрый взгляд на русскую.
Она как будто ждала его взгляда из-за опущенных ресниц, резко взметнувшихся вверх и этого было достаточно, чтобы понять, что она настоящая русская красавица... Только ужасно запуганная.
Синие, огромные глаза на узкой горизонтальной полоске лица были глазами испуганной тонконогой лани, впряженную в тяжелый плуг. От каким-то чудом выбившегося на эту полоску белокурого локона, вдруг повеяло чем-то родным, теплым и трепетным... От жалости к этой женщине у него сжалось сердце, а потом и самопроизвольно - кулаки. Он не мог остаться безучастным к её судьбе. Захотелось драться, но разум его был непреклонен в своей логике:
- Уймись, праведник. Кулаками здесь не поможешь, а ей навредишь.
От бессилия он посмотрел во след удаляющимся фигурам в поисках более уединенного места на пляже.
Вдруг ему показалось, что на фоне черной матери одежд русской, определенной им по высокой стати и тонкой фигуре, которую не смог скрать балахон, мелькнула белая рука и маленький белый комок скатился из нее вниз на прибрежный песок...
Он примерно запомнил это место, и, не отрывая глаз от него, быстро напялил на себя шорты, взял в руки полотенце и, иммитируя поспешность, направился по пути отступления не пожелавших общения странных явно недоброжелательных людей.
Это был не вход и выход из его отеля, а другого, но он исходя из правил конспирации, направился к выходу в соседний отель.
В предполагаемом месте он действительно нашел скомканный клочок бумаги и он незаметно, как ему показалось, поднял его.
"Это клан. Я произвожу ему детей, как инкубатор. Я только догадываюсь, для чего они ему... Спасите... Горная провинция Турции..." Далее был так же скорописью написан адрес ее родителей в Рязанской области.
- Однако..., - вслух произнес он, задумавшись, отмечая, что после заплыва "моржа" вся семейка двинулась все-таки в отель, где остановился он с женой и внуком.
Они привели его к люксовому особняку.
- Надо сначала выведать всё возможное о "морже", а потом уже передавать эту записку куда следует, - решил он.
- Скажите пожалуйста сказал он молоденькой русскоговорящей девушке на , наскоро приглаживая образовавшиеся мокрые вихры на голове после позднего купания, - А могу ли я поменять свой однокомнатный номер в основном здании отеля на отдельный апартаменты, стоящие ближе к морю? И сколько для этого нужно доплатить?
У неё непроизвольно взметнулись вверх брови, а потом, она улыбаясь произнесла:
- Сейчас апартаменты заняты, и будут заняты еще два-три дня, если хозяин не продлит срок своего пребывания в нем.
Мужчина решил разговорить девушку:
- А что там шейх какой-то занял мои апартаменты? На моржа похож... Не находите? Доверительно улыбнулся он.
Следы иронии моментально исчезли с лица девушки.
- Это конфиденциальная информация, - категорично заявила она и сказав: "Извините", пошла по "своим делам".
Еще более он усугубил дело, когда спросил другое должностное лицо администрации о "необходимости поговорить с консулом России в Турции связи с тем, что он потерял паспорт".
Уже поздно вечером в ответ на обиды жены, он рассказал ей обо всем, что с ним случилось за эти два-три часа и в подтверждение этому показал записку несчастной женщины.
- Действуй, Григорий, и чтоб это дело довел до конца. А за Вовку не беспокойся. Справлюсь сама, - серьезно напутствовала она мужа и выдала в этих целях из заначки сто баксов мелкими купюрами.
Жена у него была пряма и добродетельна. Настоящая боевая подруга, для которой главным в жизни было сохранить себя и близких от той нравственной грязи, хлынувшей из Запада после после сдачи Горбачёвым Советского Союза.
Наблюдение за апартаментами на следующий день ничего не принесли. Однако на следующий день в первой его половине, из его территории выехало два автомобиля представительского класса с затемненными окнами.
Попытка встретиться с представителем консула в Анталии успехом не увенчалась.
По прилету в Москву Григорий хотел сразу записаться на прием к консулу.
- Знаем мы чинуш нынешних, присосавшихся за свои кресла всеми щупальцами. Плавали...Ты вот что Гриша... Поезжай в Рязанскую область, найди родителей этой девочки, родственников... Чтобы огласку дать... Без неё они и "на другой бок не перевернутся".
Григорий так и сделал... Соседи несчастной девушки показали дом ее родителей и не позабыли полюбопытствовать: "Мол в чем, собственно, дело? Неужели еще письмецо от нашей Машеньки привезли?
- Как? - опешил Григорий.
Пока шли к дому Маши, три соседки наперебой рассказали, что сначала 5 лет, а потом 3 года назад приезжали к ним люди, которые отдыхали в Турции и привозили весточки от нее о помощи. А где она находится она сама не знает. Говорят, что в рабстве находится, сексуальном. Брат ее старший с ее женихом ездили в Турцию. Месяц ее там искали по горным аулам, а потом на бордели перешли... Не нашли. Брат ее запил сердешный с горя. А жених завербовался и на север уехал. Родители - краше в гроб кладут. А красавица была Машка-то наша - писаная. И стать, и лицо - загляденье. Вот он интернет проклятущий! Наших девок в искушение от нашей жизни беспросветной вводит. Вона, Светка... Так сгинула... Да и Любка - ни весточки родителям, после того, как поехали знакомиться с заморским женихом. Они нашим дурам и деньки выслали на билеты, и фотки всякие на яхтах и "вилах"....
Григорий остановился и как будто впервые увидел полуразвалившееся, растасканное на кирпичи большое двухэтажное здание с выложенными над остатками крыши буквами синей мозаикой: "Дом культуры". Рядом притулилась бывшая поликлиника с забитыми крест-накрест досками. Мёртвые избы и кирпичные дома с перекошенными ставнями и разбитыми окнами составляли примерно больше половины этого большого некогда посёлка.
- Это только двести километров от Москвы, а что же творится за тысячу? - мелькнула мысль в его голове.
- А с Москвы-то кто-то приезжал из чиновников? - с надеждой спросил он.
- Куда только не писали и родители наших девок и те, кто письма от нее передавал... Все глухо...
- Как в танке, - весомо прошамкала беззубым ртом самая бойкая старушка.
- А зачем же я родителей-то буду еще раз убивать её письмом? - спросил он соседок.
- И то верно, сынок. Ты луше наших чинуш пошевели... Через телевидение, например. Страсть, как они не любят публичности их бездействия.
На том и порешили. Григорий возвратился в Москву.
- Не отступай, Гришка. Дашь слабинку - за мужика считать не буду, - совершенно серьезно говорила жена.
Да и, если бы она сказала обратное, то он сам уже не отступил. Это дело было принципиальное... Человека, хотя и дуру доверчивую, спасать надо было. Дело-то святое.
В Москве, ознакомившись с его заявлением в секретариате консульства, его принял пятый помощник по общим вопросам четвертого заместителя. Он здал документ в канцелярию, получил штамп на втором экземпляре о приёме документа и с ним, для ускорения дела зашел к начальнику, сунув ему под нос свой экземпляр заявления.
- Вы забыли оригинал записки приложить к заявлению, - сухо продекларировал сухощавый, лопоухий юнец лет двадцати двух от роду, хозяин солидного кабинета и поднял тусклые водянистые глаза на рядом стоящего "ходока", - Ксерокопия не пойдёт, даже цветная.
- Я её специально приложил, так как не уверен, что вы и в этот, третий раз все спустите на тормоза. Бюрократы... У вас людей воруют, а вы всё пресмыкаетесь даже перед третьими странами, - сказал Григорий, выхватил из его рук документ, развернулся и направился к двери, - Жду официального ответа.
Лопоухий юнец догнал его в коридоре:
- Вы знаете, действительно, это третий сигнал. Ищем... А-а... А куда вы сейчас обратитесь, если не секрет, конечно? - обнаглев спросил он.
- Увольняйся лучше сейчас, потом будет хуже... С волчьим билетом-то, - ответил Григорий.
- Это у вас, мамонтов, были волчьи билеты, а теперь совсем другие критерии, - не остался в долгу сосунок.
От возмущения Григорий набрал полную грудь воздуха, чтобы уничтожить морально этого нахала, но того и след простыл.
Он уже преодолел по лабиринтам "бюрократии" половину пути к выходу, как справа от него распахнулась дверь и из нее вырвался возбужденный седовласый мужчина, а вслед за ним - пожилая женщина, причитая:
- Ну, Иван Петрович... Не надо так "с плеча рубить"... Все перемелется.... Подумайте до пенсии -то немного осталось. Да и Иосиф Борисыч быстро отходит, сами знаете.
- Пусть он отходит, Ирина Васильевна. Дело не в нем, а в системе, которую он насаждает... Насажали на теплые места сынков. Ни опыта, ни смелости, ни знаний и... не души. Надоело. Все! Хватит с меня! - парировал мужик.
Григорий, сдав пропуск на выходе, решил подождать взбрыкнувшего клерка.
И действительно, через десять минут он вышел из высоких массивных дверей учреждения. Он остановился в метрах трёх от них, поднял голову, вздохнул полной грудью московский воздух и выдохнул его с силой.
- В некоторой степени вы правы, - машинально ответил он, а потом, подумав, спросил:
- А что заметно?
- Был я свидетелем невольным вашего поступка, - признался Григорий.
- Думаете, что это поступок, а не глупость, когда до пенсии осталось три месяца?
- Если бы до нее оставался бы год - полтора, то это было бы рядовое решение. А у вас однозначно - поступок.
Бывший клерк с интересом посмотрел на сухощавого полуседого мужика и протянул ему руку, знакомясь...
- Знаю... Иван Петрович, а я Григорий Иванович, до пенсии по возрасту мне еще полгода, - опередил его новый знакомый.
- "По возрасту", - повторил Иван Петрович, - значит, из военных или спецслужб? И в каком звании ушли?
- Из военных, Военно-морской флот, капитан второго ранга.
- Если академия была, то это был тоже поступок.
- Была и бурса и еще кое-что... Не хотелось прикладывать руку к уничтожению флота. Предательство всё это было, - как-то скучно сказал Григорий, - А относительно поступка - не согласен. Нужно было оставаться и бороться... Хотя мои ребята покруче меня были... Остались. Но ничего у них не получилось. Все решалось там...
Он поднял указательный палец сначала вверх, а потом дополнил:
- Нет... Не там, а, - он с сориентировался по сторонам света и указал на юго-восток в сторону Кремля.
- О! Да мы с вами одинаково мыслим, ваш бродь! А не пойти ли нам в кабачок? Отметим мое увольнение. Да и вы, как я понял, не просто так навещали нашу контору.
- С удовольствием, сударь.
В кафе, куда привел Григория проставляющийся, его хорошо знали. Их усадили в уютном дальнем уголку под фикусом. Через несколько минут у них на столе был запотевший графин с водкой и нарезка.
- Ну, Григорий Иванович, за знакомство...
- А теперь, что привело в наше специфическое хозяйство, - Иван Петрович уставился на него, ожидая неординарной истории, но она оказалась весьма банальной.
Следующая выпили молча.
- Сколько таких несчастных.... Тысячи... Это раньше была держава, боялись на чужбине советского человека обидеть, а сейчас, когда нечем ответить на хамство и наглость со стороны других стран... Да и не заинтересована нынче власть в сохранении генофонда. Если бы ты знал, сколько у нас в конторе заявлений на официальное предательство Родины... Тьма! Как будто кто-то специально создает условия для этого...
- Извини, Иван, третью - не чокаясь. Давай помянем...
- Давай. У меня друг детства сгинул без вести. Одну девчонку мы с ним в школе любили. А она выбрала его. Два пацана растут у него, как могу помогаю. Жена злится, а я её даже пожалеть по-мужицки не могу, - перешел на бытовуху Иван.
- "Без вести - это еще не смерть" - угрюмо заметил Григорий.
- А я тебе про что? - парировал Иван.
- Ладно, Иван, ты мне все-таки посоветуй, что мне делать? Не могу теперь я это все бросить... Как вспомню ее глаза... Не могу я ее предать теперь...
- Уж сразу и предать... Есть обстоятельства...
- Опять обстоятельства... Это на гражданке - обстоятельства, а у нас есть притча: "Кто хочет что-то сделать ищет средства, кто не хочет - причины.
- Да ты хоть понимаешь, что наше правительство не будет поднимать международный скандал из-за того, что у великой некогда державы теперь воруют ее граждан и превращают в рабов в каких-то третьих странах. Если у нас почти пятая часть населения живет или кормятся на социальные пособия в других странах; а еще столько же жаждут этого, то значит, что это кому-то очень нужно, - последнее предложение Иван проговорил, как будто для себя и задумался.
Возникла пауза, которую Иван же и прервал:
- Нет, правильно, все-таки я сделал, что уволился... Значит, так, Григорий... Есть такая телепередача... "Пусть говорят", называется. Не люблю я этого малахольного ведущего, сделавшего свою карьеру на грязном нижнем белье своего народа, которое он смакует и заставляет рассматривать весь мир с разных ракурсов, перетряхивает на госканале, выполняя государственный, значит, заказ... Впрочем, как и программа "Давай поженимся" и да и других официальных передач, способствующих разрушению нравственности, нынче достаточно. Поэтому надо воспользоваться их любовью к "жарененькому".
Он сдвинул тарелки в сторону, достал из портфеля авторучку пару чистых листов бумаги и разложил их на столе.
- Значит, так, Григорий... Первое...
- Да! - вспомнил он о чем-то главном, - Ты оригинал записки этой несчастной женщины не приложил -ли по своей наивности к заявлению?
- Нет, - ответил Григорий.
- Отлично! Итак, первое... Я обеспечиваю тебя статистикой нашей конторы в том числе и статистикой ЗАГСа, где фиксирует рождение и смерть граждан России... Кстати, нас уже далеко не сто сорок миллионов... А ты...
Через час работы они завершили разработку плана огласки преступного разбазаривания генофонда русской нации.
- Слушай, Иван ты случайно нашу академию не заканчивал? Все распланировал классически... И оценка сил противника, наши боевые возможности, направление главного удара и отвлекающих... Молодец! - восхищенно сказал Григорий.
- Нет, не заканчивал... А если бы сейчас бы и захотел это сделать, то не смог бы ввиду их уничтожения, как класс.
- Да, это правда, - грустно констатировал Григорий, - Спасибо тебе... Я представляю, чем ты рискуешь...
- Я-то что? Обеспечиваю главные силы, а вот тебе придется стать звездой телеэкрана... Если цензура не вскроет куда мы клоним и не зарубит твой "звездный дебют" в отечественном кинематографе в зародыше.
План был действительно хороший, но Иван накаркал...