- Что же, монсир, вы всё ещё считаете, что эта партия может быть выиграна вами? Ну право, я не знаю. Я не в коем случае не ставлю под сомнение ваши способности к игре, но, монсир, расстановка явно не в вашу пользу. Положение ваших фигур, скажем так, не завидное...
Человек со шпагой у левого бедра неспешно встал из-за шахматного столика, налил в бокал красного вина и подошёл к окну. Если бы его собеседник не был так занят изучением фигур на шахматной доске, он бы увидел перед собой элегантно одетого мужчину в черно-красном камзоле, с высокими ботфортами. С его плеч спадал чёрный - чернее ночи - плащ на платиновой заколке, с искусно выгравированным единорогом на лицевой стороне. На вид ему было не больше тридцати-тридцати пяти лет. Тонкий в кости, он казался худым, и только его соперник по шахматной партии знал истинное положение дел - камзол скрывал сильное, натренированное, перевитое тугими мышцами, и уж точно не слабое, тело. Чёрные - до плеч - волосы только подчёркивали его суровое и в то же время по детски открытое лицо. Если бы ещё кто-нибудь находился в этой комнате и смог заглянуть в его голубые, как безоблачный день, глаза, он бы сильно удивился странности физиологии - зрачок был красным, а не чёрным. Но некому было смотреть, и некому было удивляться - в комнате находились только двое.
- Неужели ты настолько плохо меня знаешь, что смог подумать, будто бы я откажусь от своих слов. Как бы там ни было, но решений я не меняю. Не в моих правилах, отказываться от своих слов. Проиграю я, или выиграю, но выполню условия договора. И кому, как не тебе, этого не знать.
Если голос мужчины в чёрном камзоле был подобен лёгкому, стремительному ручейку, то голос второго игрока был подобен шуму срывающегося с немыслимой высоты водопада.
Обернувшись к собеседнику, щеголь в чёрном хмыкнул. Мужчина, сидящий за столом, был его полной противоположностью. Громадный, около двух метров, ростом, с седыми, как лунь волосами, и такими же седыми усами - он казался вылитым из стали титаном далёкого прошлого. Все его тело покрывали плотно подогнанные между собой стальные пластины. Только руки и голова гиганта оставались не покрытыми. На груди у него покоился, вальяжно развалившийся, тигр с двумя жёлтыми топазами вместо глаз. Иллюзия живого существа была стопроцентной - оружейник постарался на славу. Сидя в этой уютной комнате с свисающими гобеленами, медленно потягивая из хрустального бокала алое вино, он не переставал касаться рукояти своего двуручного меча - покоящегося у него на коленях. Иногда его пальцы касались рун, нанесённых на острое лезвие, и они начинали светиться красным. Давно забытый в веках оружейник, нанёс на чистое, без единой зазубрины, и острое лезвие текст на таком же старом, давно забытом в веках, языке. И никто, кроме хозяина этого дивного меча, не знал, что же там написано.
- Вот скажи мне. - перешёл на "ты" стоявший у окна мужчина -Тебе не надоел этот пейзаж? Это светлое уныние в каждой детали? Ты столько лет ничего не переделывал. Одно и тоже видеть за окном, мне бы, честно сказать, надоело. Хотя понимаю, ты ведь не привык любоваться картинами, или слушать музыку и уж тем более смотреть на открывающийся вид из окна. Для тебя лучшая музыка, это звон мечей. Лучшая живопись, это поле боя. Даже сейчас, сидя здесь и потягивая вино, - которое, между прочим, превосходное, - ты всё время касаешься, рукояти своего верного спутника, будто бы сюда ворвётся враг и набросится на тебя. Хотя надо быть полным недоумком, что бы бросаться на такого медведя как ты, да без рогатины. Вот скажи, ты когда последний раз дрался, когда последний раз твой друг чувствовал кровь на своём лезвии? - и не дождавшись ответа, продолжил - Наверное, сам уже не помнишь, а за меч всё так же хватаешься при каждом шорохе. Привычки медленно проходят - грустно констатировал человек и тяжело вздохнул. Он повернулся к окну и продолжил созерцание пейзажа за окном.
Кто-то назвал бы картину за окном красивой или даже прекрасной, но такое мнение могло сложиться только у человека первый раз увидевшего её. В своё время, не переставал восхищаться ею и щеголь, но это было только первые пару сотен лет.
Гигант поднял голову, до этого покоящуюся на огромном, как наковальня, кулаке. И на человека предпочитавшего чёрный цвет в своих одеждах, взглянули ярко зелёные - как молодая и сочная трава - глаза. На лице стального гиганта медленно проступила улыбка, это было похоже на трещину возникшую, на вековом дубе. Всё его лицо было покрыто мелкими морщинками и шрамами, полученными в разное время от разных людей, имена которых уже никто не вспомнит, даже их потомки. Да и зачем помнить тех, кто умер много веков назад. Нос был сломан минимум три раза. Тонкий, как стальная нить, шрам делил его лицо на две не ровные части.
- Ты играть сегодня будешь? Или тебе в ухо дать, что б мысли умные в голову не лезли. С одного удара всю дурь вышибу. Хош? - проревел гигант.
- Шутить изволите, монсир - чуть виновато ответил собеседник, и неспешно пошёл к шахматному столику.
- Дык, какие ж шутки - такая манера разговора могла показаться кому-то странной и вызывающей, но только не человеку в чёрном плаще. Он слишком хорошо знал своего собеседника и слишком долго. Слишком долго даже для него.
- Да ладно тебе, мой друг и мой враг - продолжил закованный в сталь гигант уже совсем другим тоном. В его голосе явно проступали нотки сильно усталого и давно отчаявшегося человека - все мы не без греха. У всех у нас есть сильные и слабые стороны. Вторых как всегда больше. Кто-то любит искать истину на дне кувшина. Кто-то предпочитает читать умные книги, а потом давать окружающим глупые советы. Кто-то созерцает звёзды, мечтает о несбыточном, и не видит, что твориться у него под носом - на грешной земле. Моя же единственная слабость, это война. Не важно с кем и не важно против кого. Я люблю звон стали, для меня это лучшая музыка и лучшая панацея от всех забот. Лишь в бою - я живу, а не влачу своё жалкое существование, словно подземный червь, спрятавшийся под землю и спрятав туда же свои страхи. Я тоже когда-то боялся. Боялся умереть. Мой страх затягивал меня как зыбучий песок, постепенно поглощая мою душу, но мне надоело бояться и я стал тем, кем стал. Да, ты прав, я давно не дрался, не слышал хруст разрубаемых костей. Но я был и остаюсь воином, хоть и бессмертным. Продолжим игру? - закончил свою речь седой и передвинул фигуру на доске.
- Конечно - отозвался соперник уже сидя за столиком. Взглянув на расстановку фигур на доске, он поскрёб гладко выбритый подбородок и спросил - ты не боишься за своего короля? Ведь он под ударом. И, кто бы мог подумать, под ударом пешки.
- Не относись так презрительно к пешкам. Запомни, хотя кого я учу, сам ведь знаешь - плебеи вершат судьбу. Кем бы были короли, не будь у них пешек? Кем бы были мы? - седой гигант, посмотрел на человека с чёрными волосами и улыбнулся своим, одному ему понятным мыслям - никогда не знаешь, когда пешка станет ферзём. Твоя пешка готовиться стать им, да только не знает, что все её подготовки тщетны. Я прав?
- Да, ты как всегда прав, Не стать ей ферзём. Никогда. Не смотря на то, что она сыграла немаловажную роль в этой партии, я ненавижу трусов и предателей, и поступаю с ними так, как они того заслуживают.
- Как я и говорил, он оказался здесь, а теперь я хочу получить обещанное мне серебро.
Закованный в латы стражник посмотрел на обладателя скрипучего и очень неприятного голоса. Говоривший человек в изодранной хламиде был противен стражнику. В его взгляде так отчетливо читалось отвращение к этом тщедушному коротышке, что тот невольно попятился, словно ожидая удара плетью - покоящуюся в руке у стражника. Старый десятник, не сказав ни слова, достал из ременного кошеля горстку серебряных монет, и отсчитал ровно тридцать. Он ссыпал оставшиеся кругляши обратно в кошель, посмотрел на коротышку и бросил деньги в дорожную пыль. Даже мысль о простом прикосновении к этому человеку, вызывала у десятника болезненные спазмы в желудке. Не бросив даже мимолётного взгляда на предателя, он пошёл догонять свой десяток.
Коротышка упал на колени и начал быстро собирать рассыпанные монеты. Подними он голову и посмотри налево, он бы увидел, как от стены отделилась неслышная тень с двумя горящими, как огонь, глазами.
Последние, что он увидел, были две чёрные как ночь лапы, сомкнувшиеся перед его лицом. Только один единственный вскрик вырвался из его горла и тут же растворился в ночи спящего города.
Нищий старик, опираясь на такую же старую, как и он, палку, медленно брёл по дороге, загребая дорожную пыль изодранными сандалиями. В животе у него противно урчало - он уже вторые сутки ничего не ел. Старик мысленно проклинал свою жизнь, царя, людей вокруг. Даже солнце, которое так неумолимо пекло в столь ранний час, не избежало участи быть обруганной стариком. Он был обозлён на всё и на всех - злостью голодного человека.
Каково же было удивление старого нищего, когда он увидел на дороге блеск - давно забытый блеск серебра.
- Твой ход. - сказал гигант убирая с шахматной доски белую пешку.
- Она выполнила своё предназначение - сказал человек в чёрном плаще.
Игра продолжилась. Эта партия длилась уже много столетий, и многое изменилось с тех пор. Когда начиналась игра, они предпочитали другие цвета, любили пить другое вино, любили других женщин. Тот, кто играл белыми, давно перестал любить белый цвет и сменил его. Теперь он предпочитал чёрный. Чёрными же шахматами играл человек давно не носивший чёрного. Да и сами игроки уже не помнили когда, и при каких обстоятельствах началась эта партия. С тех пор прошло много столетий.
Мужчина в чёрном камзоле поморщился как от зубной боли - раздался противный скрежет трущегося металла - седой гигант поднялся и медленно пошёл к окну. Свой огромный меч он всё также держал в руке, не на секунду не расставаясь с ним. Не смотря на cвой не маленький рост и вес, он передвигался лёгким скользящим шагом. Для человека хоть что-то понимающего в искусстве ведения боя было понятно, что эта стальная башня может двигаться с неимоверной, для его комплекции, скоростью.
- А на счёт пейзажа, ты, наверное, прав, давно пора переделать тут. Займусь этим на досуге. - сказал он.
Он посмотрел на картину, открывшуюся его взору. Ярко голубое небо с медленно плывущими облаками. Ярко-желтое блюдце на горизонте. Самое удивительно было в том, что всё располагающееся под синим колпаком было белым. Не покрытым снегом, а именно белым. Трава, цветы, деревья, не понятные существа - то ли птицы, то ли люди - всё было белыми. Это выглядело так, словно художник закрасил белой краской всё пространство ниже линии горизонта, оставив только контуры.
- Шах и мат. - услышал он голос за спиной - к сожалению, эта партия окончена. Вы проиграли, монсир.
- Твой офицер стал погибелью для моего короля.
Сын плотника, закидываемый камнями, тащил на своих обнажённых плечах тяжёлый деревянный крест. На него со всех сторон сыпались проклятия, но ему не было никакого дела до них. На виске распух страшный кровоподтёк от метко запущенного мальцом камня, который страшно болел и отдавался дикой болью с каждым ударом сердца. Раны от колючего тернового венка на голове кровоточили, и кровавые полосы делили его лицо на неровные части. Он выбился из сил. Он с трудом держался на ногах. Силы медленно покидали его уставшее тело. Но каждый новый удар старого, бородатого надзирателя, плетью по голым плечам, заставлял его делать следующий шаг и ещё один и ещё...
"Отец, дай мне сил".
- Расставляй новую партию. Делать-то нам всё равно больше нечего. - седой прислушался к чему-то и продолжил. - Если бы ты только знал, как мне надоело слушать эти бредни. Всем им от меня что-то надо. Вечно они от меня что-то требуют. "Дай мне то, дай мне это" одно и тоже с утра и до вечера. Тьфу. Пусть сами выкручиваются, мне что за них всё делать? - сердито проворчал он и продолжил, обращаясь к своему собеседнику - Будем играть.
- Ты, надеюсь, не забыл наш договор? - повернувшись в пол оборота к собеседнику, спросил черноволосый.
- Я никогда, ничего не забываю. Следующие сто лет все души умерших твои. И грешники, и праведники, все они направляются к тебе.
- Превосходно. На что же мы будем играть в этот раз? - спросил Чёрный и повернул шахматную доску вокруг своей оси.
Перед ним красовались, выстроившись в два ряда, чёрные фигуры.
Мальчик, восьми лет отроду, игрался на заднем дворике загородного домика своих родителей. Маленький песочный холмик - завезённый любящим отцом - был лучшим местом для детских игр. Мальчик был счастлив.
На улице разбушевалось лето, погода стояла замечательная, на небе не было ни единой тучки. Тёплое солнце нежно ласкало детские ручки, а зелёная, налитая соком трава была лучшим покрывалом для ребёнка. Заботливая нянечка периодически выглядывала во двор и каждый раз поучительно наставляла "Не сиди долго на земле, заболеешь". Мальчик не обращал особого внимания на её реплики, он был увлечён игрой с двумя новыми солдатиками, подаренными его любимой мамочкой.
Солдатика, который сиял железочками по всему своему игрушечному телу - он назвал Бога. Второго, облачённого во всё черное и с такими же чёрными, как и его одежды, капроновыми нитками вместо волос - он назвал Дьява.
Его восторгу не было придела. Ему не надо было делать уроки - у него каникулы. Он мог играть со своими новыми игрушками до самого вечера. Ничто не мешало маленькому полководцу продолжить сражение своих игрушечных воинов.