Аннотация: Пенни скрасила его одиночество, и Питер верил, что рано или поздно она полюбит его. Ведь он так о ней заботился.
- Эй, Питер, ты с нами? Бак проставляется.
- Давай, Пит, не отбивайся от коллектива!
Питер Доггерт улыбнулся и покачал головой.
- Извините, ребята, я пас. И так уже задержался.
Его отказ был встречен разочарованным свистом и парой насмешливых комментариев о том, что домоседство - признак надвигающейся старости, однако Питер не обиделся. Коллеги могли сколько угодно подначивать его, не желающего присоединяться к общему веселью, но у Питера были дела поважнее. Прошло то время, когда он зависал с приятелями в барах или сидел на работе до ночи, оттягивая возвращение в пустую квартиру, где его никто не ждал. Теперь всё было иначе. Теперь по вечерам он спешил домой. К Пенни.
Пенни появилась в его жизни полгода назад. Он заметил её на обочине трассы - съёжившуюся в жалкий комок, пугливо жмурящуюся от фар проносящихся мимо машин. То ли потерявшаяся, то ли сбежавшая - для бездомной она выглядела слишком ухоженно. Сперва она и на Питера глядела недоверчиво, но жареные крылышки, которые он купил домой на ужин, сделали своё дело. Тогда-ещё-не-Пенни позволила голоду взять верх над страхом и забралась в его машину.
Дома она съела несколько сосисок - жадно, едва не давясь, а Питер думал, что слишком давно живёт один. Хотелось, чтобы рядом был кто-то живой. Встречал с работы, радовался ему, по вечерам сидел под боком, пока Питер читает или смотрит телевизор...
Он назвал её Пенни, в честь кошки, жившей у его родителей, когда маленький Питер появился на свет. Её он помнил с первых своих дней как нечто мягкое, доброе, мурлыкающее ему свои кошачьи колыбельные. Новая Пенни была худой и не собиралась мурлыкать, но любовь и ласка творят чудеса - так всегда говорила мама. Может, однажды и она полюбит его?
Приручение шло трудно. Пенни злилась. Вырывалась, когда он пытался погладить её. Отказывалась играть. Пыталась сбежать. Питеру пришлось запирать её, уходя на работу. Он убрал из нижней комнаты все провода и опасные вещи, оборудовал уютную лежанку, накупил игрушек и лакомств. Хвалил и кормил, когда она слушалась, ругал и сажал на короткую привязь, когда проявляла агрессию. Приучал отзываться на новое имя. Пенни ершилась и протестовала, но Питер был терпелив и не собирался сдаваться. И дрессировка принесла свои плоды: через несколько месяцев Пенни уже вела себя настолько прилично, что Питер позволял ей гулять по комнатам, не боясь, что она что-то разобьёт или испортит. Разумеется, пока он был дома. Оставлять Пенни без надзора он не решался.
Она была... смешная. Никогда не подходила первой, делала вид, что Питер ей совершенно безразличен и даже надоел. Но иногда, когда он затаскивал её на колени, начинал гладить и тормошить, она затихала и льнула к нему, подставляясь под ласку. Питер называл её маленькой гордячкой, нисколько не обижаясь. И думал: как же хорошо, что в тот вечер он остановил машину у обочины, не проехал мимо.
Подогрев еду в микроволновке, Питер спустился в нижнюю комнату. Пенни встретила его без энтузиазма и даже не потянулась к еде - пришлось уговаривать. Ела она неохотно, через силу. Неужели заболела? С врачом будет непросто... И ещё эта командировка, будь она неладна. Если оставить недельный запас еды и воды, Пенни может объесться, а потом остаться голодной. А воду может разлить, и что тогда? Не говоря уже о том, что, случись ей заболеть или повредить себе что-то, так и останется страдать без помощи, бедняжка.
- Одни хлопоты с тобой, - пожаловался он вслух. Пенни быстро взглянула на него и снова вернулась к еде. - Ты вообще заметишь, что я уехал? Будешь скучать? Я буду.
Подумав, он решил, что оставлять Пенни одну всё-таки не стоит. Придётся просить помощи у соседей. Прожив в городке почти два года, он всё ещё продолжал считать себя новичком, и знакомства с другими жителями как-то не складывались. Да и то сказать, до ближайшего дома было почти два километра сквозь лес - какие уж тут знакомства? Разве что в магазине обменяться парой слов о погоде.
Наведя справки, он узнал, что ближе всех к нему жила пожилая вдова, миссис Эшли, и на следующий же день постучался в её дверь. В руках у него была большая коробка с черничным пирогом и тщательно составленная инструкция.
- Вы не могли бы посмотреть за моей Пенни? - попросил он, когда чай уже был разлит по чашкам, а миссис Эшли разрезала пирог. - Я уезжаю на неделю и очень волнуюсь: кажется, она не слишком хорошо себя чувствует.
Миссис Эшли была только рада помочь.
- Вот ключи, - он выложил на стол глухо звякнувшую связку. - Этот от входной двери, а этот от нижней комнаты. Надо будет спуститься по лестнице, обязательно включите свет: там высокие ступеньки. Только пожалуйста, не оставляйте дверь открытой - эта хитрюга запросто может сбежать.
Уже на следующий день после отъезда он понял, что действительно скучает. Удивительно, но он даже не подозревал, насколько привязался к Пенни. И впервые ждал окончания командировки с мыслями не о том, что работа будет закончена, а о том, как вернётся домой, откроет дверь и, может быть, Пенни наконец бросится ему навстречу, радуясь возвращению. Она ведь тоже скучала по нему. Наверняка скучала.
В аэропорту его встретила полиция. Питер был так ошарашен, что даже не вслушивался в слова офицера. Что-то о похищении, об адвокате, о праве хранить молчание. Он понимал только одно: миссис Эшли может подумать, что он вернулся, и не прийти, и Пенни останется одна. Ему надо заехать домой, хотя бы ненадолго, его должны понять...
- Мистер Доггерт, вы понимаете, насколько все серьёзно?
- Но моя Пенни...
Полицейский смотрел на него со смесью недоумения и отвращения.
- Девушку, которую вы похитили и насильно удерживали в своём доме, зовут Диана Махони.
- Насильно? - Питер нахмурился. Имя, названное полицейским, звучало странно и некрасиво. - Но я ничего не делал насильно. Я заботился о ней.
- Вы заперли её в подвале и не выпускали оттуда полгода. Как ещё вы это назовёте? Семья уже считала её погибшей. Вам грозит до двадцати лет тюрьмы, вы это понимаете?
Питер пожал плечами. Смысл слов был ему понятен, но они казались бредом. Двадцать лет тюрьмы? За что?
- Я ничего плохого ей не делал, - пробормотал он, словно защищаясь, и сам устыдился того, как жалобно это прозвучало. - Ей было хорошо. Я просто... - Он запнулся, не зная, как объяснить этому человеку, что всё в порядке, что это недоразумение и незачем надевать на него наручники, словно он какой-то преступник. - Я просто хотел о ней заботиться. Хотел, чтобы она меня любила. В этом нет ничего плохого, правда?
Полицейский отвернулся, и Питера охватило беспокойство. Его ведь не задержат надолго? Пенни дома одна, она могла заболеть, она беспокоится и скучает. Его должны отпустить, чтобы он мог позаботиться о ней. Он же не делал ничего плохого.