как мне охота утром втихомолку
оскалив молнию на дно кошёлки
ославив душегубку-богомолку
отставив зерноломку-кофемолку
оставив безделушки и заколки
и прочее в квартире-барахолке
забыв такую чушь, как чувство долга
с неубедительной уловкой, чтоб умолкнуть
порвать со всем без умысла и толка
как будто можно вывести наколку
чтоб только это утро длилось долго
чтоб воздух словно минералка колкий
ни слова не сказав при том потомку
свалить в любимейших потёмках
из этого пристанища, из дома
пускай останутся кому-нибудь другому
и данте, пригвожденный к книжной полке
и бах, приговоренный к сидирому
и масленность оливок и олив
шум в батареях, несколько улик
ребёнок у соседей, что соплив
с ним старичок гуляющий, смешлив
соседка с тряпкой, суп недосолив,
цветы полив,
пусть ушивает фартук, что велик
по-прежнему пускай велик язык
и в подворотне, и в той сотне книг
что алкоголик-современник мой постиг
и позабыл, не пуган, но пуглив,
ведь есть один, картав нетороплив
другой на речке смугл и говорлив
и руки пусть в царапинах пирке,
чтоб обнаружить рифменный дефект:
пытаешься забацать пируэт,
но попадаешь как всегда в пике
как хорошо, однако ж - не в пикет !
всего делов-то: отодрать паркет
обои снять, сгрузить старье в пакет
да заявить, что все наврал квартет
квартира окнами на северный проспект
пустует. в окна льётся свет
как будто не тринадцатый билет
как будто не было меня и нет
как будто мне давно уже легко
как будто все сомненья далеко
не плачу над разлитым молоком
не отираю слезы кулаком
от дома до метро хожу пешком
и воздух пузырится минералкой
ни тех, ни этих больше мне не жалко
век молодится и меняется в лице
иные цены и другие подлецы
а мне так сладко изнывать в ленце
глотать обиды будто леденцы
узоры пальцем - розы из теплицы
пускай другой сплетает небылицы
свой в доску и в лицее и в таблице
под камень можно только из больницы
мы с ним теперь как будто близнецы
смеются все другие беглецы
чья жизнь была как долгое похмелье
в квартиру въедут новые жильцы
и очень шумным будет новоселье