певучий еврейский, гремучий арабский, рычащий немецкий: 
живя по соседству, мы жили почти по-армейски. 
я не отдала тебе цацки, игрушки и нецке. 
ты не позвала ни по-птичьи, ни даже по-зверски. 
и дни проходили - с плотвою, плевками и плевой. 
когда ты - направо, я так не хотела - налево: 
послушай, уж лучше со снобом, чем с этим плебеем - 
и голуби громко курлычут. и мы голубеем, 
становимся небом - кой фиг: эолийским, московским. 
железная кружка. неправильный прикус. секущийся волос. 
стигийскую нежность, сиротскую дружбу мы бросим. 
ты будешь как кристофер ишервуд. я как алиса б. токлас. 
вокруг все ласвегас. у каждой впервой майкл дуглас. 
я помню отчетливо каждый второй переулок: 
ты был изнасилован вьюгой, а я заспиртован в смирновской - 
холодный матрас и, конечно, из форточки дуло... 
по шумной тверской прошагали два пони в попонках. 
мы ели друг друга, потом запивали водою. 
я буду кем хочешь - невестой, ребенком, подонком. 
я буду собой, но, конечно, уже не с тобою. 
ты так много значишь в моей биографии тонкой, 
во всех моих пьянках ты будешь последней заначкой. 
затянуто небо москвы дифтеритною пленкой: 
мой стриженыймальчик, мой ласточкамальчик, мой девочкамальчик