Яницкий Ярослав Владимирович : другие произведения.

Солнце внутри нас. Акт I: Жертва

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
      Там, где был Кимет - теперь песок. Даже руин не осталось от древнего города, столицы великого царства Септохов. Солнце сожгло его, ветер рассеял по пустыни. Устало рассыпался он, не оставив ни следа, ни имени. Те письмена, что хранятся в подземных гробницах, просевших под толщей барханов, никто уже не прочтет. Они стали навеки немыми. Здесь, под землей, тысячи тысяч покойников все еще ждут обретения новой жизни. Облепленные глиной бочки с засоленными телами давно уже стали трухой. Время снедает плоть, время крушит кости. Никто из них не проснется больше. Никто из тех, кто поверил Солнцу. Я сам был таким же глупцом, томившимся надеждой на вечную жизнь. Глупцом, все существование которого подчинено предстоящей смерти. Меня зовут Гелиптех Аминос, я последний из Старших Советников Царства. Моя история - это история конца.
  ***
  Я родился в одном из сел Таргоса - захолустной провинции, где люди два сезона воюют с дождями за урожай, а на третий - жрут землю от голода. Мой отец владел нехитрым ремеслом - плел из камыша корзины для хлеба.
  Он принадлежал к низшей касте безликих, а значит и мы с братом с трех лет обязаны были брить головы и носить на лице ритуальный рисунок из хны, делающий нас, и без того похожих друг на друга, совершенно одинаковыми.
  Матери я никогда не видел. Наверное, она умерла от степной лихорадки. Не знаю. Отец об этом не говорил. Он шутил, что слепил нас из глины, прежде на нее помочившись.
  Петрик, так звали старшего брата, часто уводил меня из села далеко в степь, где совсем не было людей. Первое, что он делал, выбираясь из города - смывал с наших лиц узоры. Я тогда еще не понимал, насколько он терпеть не мог своего приниженного положения.
  - Хоть на человека теперь похож, - ворчал Петрик, натирая мне щеки. - Проклятая краска, не хочет сходить!
  - А если отец узнает?
  - Не узнает. Нарисую, как было. Хна-то у меня с собой.
  Обретя лицо, мы бесцельно болтались по бесконечной бледно-рыжей степи. Жгли костры из кизяка и хвороста. Купались в узеньких степных речках. Ночевали под открытым небом. Петрик варил похлебку из каких-то пахучих веток, саранчи и личинок. Он убеждал меня, что рецепт ему дал один знахарь и варево это имеет едва ли не магические свойства. И я, по малолетству своему, брату верил - макал в отвратительную жижу пшеничную лепешку, причащаясь таинственным снадобьем.
  Петрик любил помечтать. В долгих наших прогулках мы представляли себя то жрецами, то царскими лекарями. Сочиняли целые биографии. Вымышленные наши жизни полны были роскоши и увеселений, а кончались, неизменно, попаданием в Заповедный Сад.
  Я тогда еще плохо понимал, что это такое и чем жизнь там отличается от жизни здешней. Петрик объяснял: мол, еда там вкуснее, от вина не болит голова, а женщины всегда юны и девственны.
  - Что значит "девственны", Петрик?
  - Ну, это значит, что они ни разу не познали мужчины.
  - А что значит "не познали мужчины"?
  В ответ Петрик только пожимал плечами. Одно было ясно: там лучше, чем здесь. И страшнее всего для человека - не попасть в Заповедный Сад.
  Мы и не заметили, как повзрослели. У ровесников уже были жены, некоторые успели завести детей. А мы все также пропадали в степи и собственных грезах, глухие до просьб отца образумиться, наконец.
  Но нужда, вскоре, заставила искать работу и нас. Конечно, от двух здоровенных ничего не умевших детин проку было мало. Связываться с нами не хотел ни один ремесленник. Благо отец сумел упросить мельника взять Петрика и меня в подмастерья. Мукомолу как раз нужна была пара крепких парней, чтоб ворочать тяжеленные жернова. С утра и до самых сумерек, мы, упершись грудью в древко рычага, топтались по кругу посреди мельницы, перемалывая зерно. Работа отнимала все наши силы, все наше время, казалось тупой и бессмысленной.
  Петриком тогда овладела тоска. За работой мы почти не разговаривали. Брат все время отмалчивался и прятал глаза, будто ему было стыдно.
  - Давай снова сварим ту волшебную похлебку, о которой тебе рассказал знахарь? - предложил я однажды, желая хоть немного отвлечь Петрика. - Вдруг, нам, наконец, улыбнется удача?
  - Нет, - мотнул головой брат. - Не вспоминай об этом.
  - Но почему? - удивился я.
  Брат молчал.
  - Ты скажешь?
  - Потому что это не правда! - вскричал Петрик, оттолкнув от себя рукоять жернова. - Потому что я все придумал! Не бывает никаких волшебных похлебок! И знахаря я никогда не знал! Какой знахарь будет общаться с безликим? Это все ложь! Ложь! Я наврал тебе! И себе наврал!
  Он вытер скользнувшую по щеке слезу:
  - Ну, что встал? Крути, давай! И не смотри на меня так! Я знаю. Знаю!
  Детские мечты рассеялись, чуда не произошло. Теперь мы были взрослыми: двое обманутых собственными фантазиями парней с гладко бритыми головами и узором на лицах. Что нам оставалось делать? У безликих не так уж и много перспектив. Благо, если за жизнь удастся скопить на похоронный ритуал. Иначе в заповедный сад не попасть.
  Тех бедняков, что денег собрать не смогли, после смерти относили в Немую Башню на растерзание стервятникам. То же ожидало и самоубийц. Дочиста обглоданные кости несчастных дробили каменьями и ссыпали в глубокий желоб посреди башни. Такие люди были обречены. Души их разрушалась вместе с телом. Они умирали навсегда.
  Казалось, Петрик чувствовал себя виноватым. Будто это он, как старший брат, отвечал за то, что мы родились безликими. Мне это не очень нравилось. Он словно извинялся каждым своим поступком, каждой мелочью: "Гелиптеху полагается лучший кусок", "Гелиптеху можно уйти с работы пораньше, Петрик поработает за двоих". И не дай Солнце мне воспротивиться! Я хотел быть равным своему брату, а брат предо мной выслуживался.
  - Чтобы выучиться на царского писаря, нужно пять золотых, - произнес он как-то. - Пять крохотных монеток - их можно спрятать в ладони! Гелиптех, представляешь? В одном твоем кулаке вся жизнь, о которой ты так мечтаешь!
  - Будто ты не мечтаешь о ней, - буркнул я, протягивая брату надломленную лепешку. - Только Нам за жизнь таких денег не заработать. Здесь бы на похороны наскрести. Эй, ты меня слышишь?
  Петрик внимательно смотрел на свой сжатый кулак.
  - Если бы там оказалось бы пять золотых, я бы отдал их тебе, - вздохнул он.
  - А я бы не взял.
  - Взял бы. Другое дело, что их там нет.
  Петрик разжал пальцы, показав мне пустую ладонь:
  - Чудес не бывает, помнишь?
  - Я помню вкус похлебки из саранчи, Петрик.
  С тех пор, как мы стали работать на мельнице, минуло три года. Жизнь шла своим чередом, пока однажды мой старший брат не исчез. Такое часто случалось в детстве, но теперь... Я и предположить не мог, куда он подался. Искать было без толку - Петрик знал окрестности куда лучше меня. Если брат и захотел спрятаться в степи, я бы ни за что его не нашел.
  Вернулся он на седьмой день, голодный и грязный, как полевой шакал. За неделю Петрик умудрился добежать до Таргоса и обратно. Вести, что принес брат, порядком меня озадачили: оказалось, в столицу провинции прибыли Киметские жрецы.
  - Ну и что с того, Петрик? - сердился я. - стоило из-за этого бежать черти куда? Я тут корячусь, чтоб нас с работы не выгнали, спину чуть не сорвал, а он, как мальчишка, убежал в другой город, на жрецов поглазеть!
  - Как ты не поймешь, такое бывает раз в четырнадцать лет! Скоро Большое Сожжение! Они скупают людей для жертвоприношения Солнцу. Это наш шанс, понимаешь?
  - Ты с ума сошел? Какие жертвоприношения, какой шанс?
  - Жрецы дают пять золотых за вольного человека!
  - Да хоть десять! Нам то что!
  - Мы будем тянуть жребий, слышишь! - затараторил Петрик. - Сейчас же пойдем в Таргос и будем тянуть жребий.
  - Ты, видно, надышался чем-то! - я взял брата за плечи и хорошенько тряхнул. - Ну-ка, погляди на меня.
  - Пусть хоть у одного из нас будет шанс, Гелиптех!
  Я очень хотел списать речи брата на помешательство, но безумным он вовсе не выглядел.
  - Избранный в жертву после смерти сразу же попадает в Заповедный Сад! Мне жрец сказал! Здесь, на мельнице, мы и на похороны-то себе заработать не сможем! - Петрик схватил меня за руки. - А если тебе повезет, ты сможешь стать писарем, ходить важной птицей при царском дворе и горя не знать! Помнишь, мы ведь об этом мечтали!
  - Я не мечтал о том, чтоб кого-то из нас запекли в костре, будто картофельный клубень, Петрик.
  - За все нужно платить. Неужели ты еще не понял?
  Нет. Я уже хорошо все понимал.
  Решено было идти в Таргос рано утром, ничего не сказав отцу, не отпросившись с работы. Мы знали, что больше не вернемся, потому в ночь перед побегом, вели себя в деревне будто разбойники. Вскрыв соседский, сарай я вытащил трех самых жирных куриц. Дорога была не близкой, не хотелось перебиваться одним только хлебом.
  Брат напоследок решил навестить дочь мельника. Вернулся он уже засветло - пьяный и с целым кувшином браги под мышкой. Не знаю, украл ли он это пойло, или так сильно понравились девочке ласки Петрика, но хмель сопровождал нас все пять дней по пути в Таргос.
  - Ты думаешь, я только с дочкой его в сене покувыркался? - икнул Петрик, хитро улыбнувшись. - Твой братишка и женушку мучному хрычу подпортить успел. Поделом. Пусть вспоминает.
  - Она же старая, - брезгливо фыркнул я. - Ей почти тридцать!
  - Дурак ты, - Петрик легонько постучал меня по лбу. - Вот большой вроде, а дурак!
  Таргос встретил нас толчеей и грязными узкими улочками. Мы буквально вползли в город, совершенно потеряв человеческий облик от столь долгой пьянки.
  Жреческие шатры располагались на главной площади. В глаза сразу бросалось их нездешнее великолепие: ярко алые ткани, роскошные балдахины, вышитые золотой нитью, янтарные столбы вокруг, высотой в два, а порой и в три человеческих роста. Таргос, и без того серенький и неприметный, совершенно терялся на фоне всей этой красоты.
  Служители культа, будто нарочно старались подчеркнуть ту дистанцию, что существовала между ними и простыми людьми - даже земля под шатрами была устелена доброй сотней пестрых шкур степной лисицы. Словно красно-золотой остров плавал посреди грязной площади провинции.
  Здесь было полно коробейников и просто зевак, пришедших поглазеть на столичное чудо. Неподалеку толкались ребятишки, споря, кому из них удастся взобраться наверх по скользкому столбу из янтаря. Меж палат сновали темнокожие слуги, нагруженные всяческой снедью. Но самих жрецов видно не было.
  - Эй, уважаемые! - Петрик гаркнул так громко, что спьяну едва на ногах устоял. - Вам еще нужны люди для жертвоприношений?
  Площадь затихла.
  Что за безумец спросил такое? Где он? Не те ли два юноши из безликих пришли жертвовать себя Солнцу? От этого ропота дрогнуло мое сердце. Все они смотрели на нас. О, их взгляд. То была смесь ужаса и удивления. Будто двое самоубийц, мертвых уже, лежало пред ними, готовые отправиться кормить птиц в Немой Башне. Страх обуял меня, не смотря на хмель.
  - Может не стоит? - я уцепил брата за рукав, но Петрик его одернул.
  - Смотри!
  К нам уже семенил жрец, крохотный, гладковыбритый старичок, разодетый в пестрое платье. На нем бряцало столько золота, что хватило бы добрую половину Таргоса сделать царскими писарями. Старичок широко улыбался.
  - Да будет довольно вами Солнце, - прокряхтел он, подставляя ладони для поцелуя. - Кого вы привели для Большого Сожжения?
  Жрец зачем-то заглянул нам за спины.
  - Если это женщина, я буду вынужден заплатить меньше. Их уже слишком много, всякий так и норовит сдать жену или дочь. Так кого вы привели?
  - Мы сейчас решим, - Петрик достал из-за пазухи холщевый мешочек. - Ты готов, Гелиптех?
  В ответ я промычал что-то невнятное.
  - Суй руку. Тот, кому достанется черный камень, ну... понял?
  - Н-нет, - признался я. Голова, и правда, совершенно не соображала.
  - Тот, кто вытащит черный камень - пойдет с ним, понял?
  - Да...
  Зажмурившись, я запустил руку в мешочек. Внутри оказалось два камешка, совершенно одинаковых на ощупь.
  - Ну, доставай!
  - Сейчас...
  - Доставай скорее!
  Я вытащил руку. На моей ладони лежал крохотный белый голыш.
  - Давай еще раз! - выпалил я, увидев, как глаза брата налились слезами. - Еще раз, Петрик!
  - Нет, нет! - он улыбался. - Так и должно было быть. Ты станешь...
  Петрик замолчал на полуслове. Он глубоко вздохнул, словно силился перестать плакать. Но вздох его, был больше похож на стон. Слезы уже вовсю катились по небритым щекам, размывая ритуальный рисунок. Когда брат заговорил вновь, голос его дрожал:
  - Ты станешь писарем. Представляешь? - он хотел засмеяться, но слезы его душили. - Тебе не нужно будет больше носить этот проклятый узор! Знало бы Солнце, как я за тебя счастлив!
  - Еще раз, - продолжал повторять я, будто не понимал, что жребий уже брошен.- Еще раз, Петрик.
  - Вижу, с жертвой вы определились, - Жрец потер ладони. - Ну, что ж.
  Он вытащил из нагрудного кармана горсть монет и вложил их мне в руку.
  - Пересчитай, - потребовал Петрик. - Пересчитай сейчас же!
  - Их пять, - проскулил я. - Ровно пять, я знаю.
  - Тогда прощай, Гелиптех, - Петрик вручил мне мешочек со жребием.
  - Петрик...
  - Хватит...хватит...
  Он хотел было меня обнять, но от чего-то передумал, махнул рукой и, развернувшись, побрел к шатрам. Старичок засеменил вслед за братом, одарив меня на прощание улыбкой.
  - Встретимся в Заповедных Садах! - крикнул я громко, надеясь, что брат услышит и остановиться. Но Петрик лишь ускорил шаг.
  - Заповедных Садах? - обернувшись, жрец вскинул нарисованные тушью брови. - Кто вам сказал, что люди, принесённые в жертву Солнцу, попадают в Заповедные Сады?
  - Что? - опешил я. - Петрик! Петрик! Стой! Зачем? Петрик, пошли домой! Я верну деньги!
  Но брат мой продолжал идти, делая вид, что совершенно меня не слышит.
  - Заберите! Заберите! - я подскочил к жрецу, протягивая монеты. - Вот. Пять золотых. Верните брата! Петрик!
  Старичок посмотрел на меня исподлобья. Даже тени прежнего благодушия не было на его лице.
  - Молодой человек, вы забываетесь! - прошипел он и сжал мою руку так, что я вскрикнул.
  Боль мгновенно привела меня в чувства.
  Я вдруг услышал шум людной площади, роптание собравшихся подле нас зевак; ощутил тяжелое похмелье и собственную нестерпимую вонь. Нахлынув разом, мир оглушил меня.
  Брата уже нигде не было видно.
  Странная штука, но в тот самый момент я совершенно позабыл его лицо. После, мне часто снился сон, будто я бегу по степи за Петриком, но догнать его никак не выходит. Я начинаю кричать, звать брата по имени. Наконец, он оборачивается. Вместо лица у него затылок.
  Петрика сожгли спустя пять недель.
  Я узнал об этом от путников, что встречались мне по дороге в Кимет. Он был единственным, среди шестидесяти жертв, кто молча вошел в костер и до самой смерти не проронил ни звука. Мешочек со жребием, что брат отдал мне на площади в Таргосе, я всю жизнь проносил на груди, рядом с медальоном Солнца. Оба камня в нем были белыми. Петрик не хотел оставлять судьбе шанса.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"