В один из ясных летних дней в год консульства Квинта Помпея Руфа и Луция Корнелия Суллы (88 до н. э.) небольшой городок Минтурны, что расположен у впадения реки Лирис в Тирренское море, был встревожен и взбудоражен, словно пчелиный улей при нападении шершней. Своеобразной командой "шершней" в данном случае выступил отряд всадников, снаряжённый Геминием из Таррацины для охоты за объявленным вне закона Гаем Марием, шестикратным консулом, великим полководцем, разгромившем вторгшиеся на территорию Римской республики бесчисленные орды кимвров и тевтонов - и названный за этот подвиг третьим ( вслед за Ромулом и Камиллом) основателем Рима, а главное - личным врагом всевластного консула Суллы.
Они - таки изловили Мария, прятавшегося в болотах в устье Лириса, и послали гонца в Минтурны с предупреждением тамошним магистратам о том, что они (шершни-всадники) ведут пленника в их город для сдачи его в руки тамошних властей, которые и должны ( по римским законам) решить судьбу Мария ( уже решённую Суллой, объявившим его врагом государства, а значит обрекшим на неминуемую гибель).
Впрочем, жители Минтурн не успели возбудиться и расходиться - центурион Луций Фанний, военный комендант города, вмиг разогнал всех по дворам, запретил выходить на улицу и даже открывать ворота и расставил по всему городу своих воинов с недвусмысленным приказом - карать безжалостно любого, кто посмеет высунуть нос на улицу. Так что изнывающие от любопытства жители Минтурн довольствовались наблюдением за происходящими беспрецедентными событиями издалека, взобравшись на крыши своих жилищ.
Сам Фанний в сопровождении трёх всадников выехал из городских ворот навстречу тарантинцам. В душе он уже считал этот день худшим в своей жизни, ведь геминиевы прислужники, изловившие Мария, раструбят о своём успехе и останутся безупречными героями - победителями, а ему, Луцию Фаннию, и его землякам придётся стать палачами единственного в истории Рима шестикратного консула...
Впрочем, Фанний всё же не терял надежды на спасение Мария. Хоть и он, и его люди воевали с вторгшимися варварами под началом Квинта Лутация Катула, коллеги Мария по консульству, но общее руководство объединённым войском осуществлял именно Гай Марий, так что Фаннию и его воинам была отнюдь не безразлична судьба и жизнь их императора, под чьим началом они одержали такие славные, беспримерные победы. Поэтому сам Фанний был более чем уверен, что ни у кого из его бойцов не поднимется рука убить Гая Мария.
Навстречу им двигалась неспешно группа всадников, впереди которой - совершенно нагой, весь покрытый ссохшейся и потрескавшейся болотной тиной - шёл Гай Марий...
Это постыдное зрелище буквально разъярило Луция Фанния. Он сухо ответил на приветствие вожака тарентинцев, с откровенным безразличием выслушал его доклад; один из его воинов, не дожидаясь указаний, спрыгнул с коня, снял свой плащ, набросил на плечи Мария, укрывая его наготу, и пошёл впереди, ведя коня под уздцы, указывая пленнику дорогу; другие два всадника также спешились и шли позади, на некотором удалении от Мария. Фанний же отправился на местный форум, где уже собирался городской совет, должный решить, что делать с неожиданным пленником.
Гай Марий, словно загнанный зверь, искал, высматривал любую возможность спасения... Его обнадёжила такая уважительная, даже приветливая встреча, и то, что его провожатые спешились и шли на некотором удалении, было похоже более не на конвоирование преступника, а на сопровождение весьма знатной персоны. Он узнал и центуриона, храбро сражавшегося в битвах с варварами, хоть и не помнил его имени, ведь тот был подначальным Катула и напрямую Марию не подчинялся.
Войдя в город и увидев пустые улицы с расставленными повсюду хмурыми воинами, Марий догадался, что центурион умышленно разогнал жителей по домам - чтобы ни у кого не возникло соблазна убить его - и получить награду за голову личного врага всесильного Суллы, который в таких случаях платил золотом на вес принесённой головы...
И ещё одно обстоятельство вселяло в пленника надежду - его вели не в тюрьму, а во двор частного дома, где рабы проворно выносили всяческую домашнюю утварь и мебель из помещения, которое явно предназначалось для его содержания.
Но все его надежды улетучились без следа, когда он увидел хозяйку дома, распоряжавшуюся во дворе слугами и рабами... Марий узнал её с первого взгляда, несмотря на прошедшие годы, и даже вспомнил имя - Фанния.
Двенадцать лет назад, во время своего шестого консульства, он рассматривал в суде её дело. Она развелась со своим мужем Тиннием и потребовала возврата весьма богатого приданого, Тинний же встречно обвинил её в прелюбодеянии - и отказался возвращать её деньги. Марий тогда выяснил, что Фанния действительно вела жизнь распутную, а Тинний знал об этом, мирился и долго жил с ней в браке. Марий осудил обоих: мужу велел вернуть приданое, а женщину оштрафовал на четыре асса. Такой мизерный - в четыре медные монеты - штраф обесчестил Фаннию, она превратилась в городское посмешище и даже получила позорное прозвище - Ассианария. Так что опозоренной женщине пришлось покинуть Рим и удалиться в эти самые Минтурны, откуда сама была родом и где жили её родственники.
Марий решил для себя, что теперь-то смерти ему не избежать - и придёт она из рук этой оскорблённой им женщины...
Фанния же, распорядившись действиями слуг и дав им указания, удалилась, не обратив внимания на пленника.
Трое рабов провели Мария вглубь двора, вернули плащ воину, омыли пленника в большом медном чане, облачили в скромное, но чистое одеяние и отвели в предназначенное для его содержания полутёмное помещение, где был уже накрыт обеденный стол.
Марий, измученный многодневной погоней, устало опустился на ложе у стола, оставшийся при нём раб наполнил чашу вином.
- В ней моя смерть,- подумал Марий, глядя на чашу, но жажда была уже нестерпимой - и он отпил немного разбавленного вина...
Он никогда не был ни гурманом, ни сибаритом, но сразу распознал вкус дорогого, редкого вина, нечасто ему доводилось пить такой изысканный напиток. Это обстоятельство немного успокоило его - вряд ли для отравления врага кто-либо станет использовать самое лучшее вино...
Марий отпил ещё вина и, не ощутив никаких тревожных симптомов, приступил к обеду, благо, после стольких испытаний и треволнений, благодаря вину к нему вернулся аппетит.
Он отобедал не без удовольствия простой, но вкусной пищей и возлежал на ложе, размышляя о своём нынешнем положении и - о возможном будущем.
Марий, всю жизнь проведший в битвах, сражениях, усобицах, конечно, не боялся смерти как таковой. Выжить любой ценой его заставляло непомерное честолюбие, которое единственное послужило причиной целой череды ужасающих гражданских войн: его с Суллой; далее - его племянника Цезаря с сулланцем Помпеем; ещё позже - Октавиана, приёмного сына Цезаря, с Марком Антонием... Он страстно хотел выжить только лишь для того, чтобы добиться седьмого консульства - и отомстить обидчикам, расправиться с врагами.
В невесёлые размышления был погружён Марий, когда в открытую дверь его временной тюрьмы вошла Фанния в сопровождении служанки. Вежливо приветствовав гостя ( так она к нему обратилась) хозяйка дома справилась, всего ли ему хватает и не требуется ли ещё чего-нибудь.
Марий весьма дружелюбно ответил на приветствие, поблагодарил за заботу и разыграл из себя этакого задумчивого старика, с тоской и ностальгией вспоминающего былые времена, благороднейших людей прошлого - и всё только для того, чтобы среди перечисленных им достойнейших людей Рима: Регула, Аппия, Фабриция, Цинцинната назвать как бы между прочим и предка Фаннии - Гая Фанния Страбона, консула 161 года, отчаянно боровшегося с роскошью и излишествами...
От Мария не укрылось, что хозяйка была весьма польщена таким откровенным комплиментом. Пожелав ему не терять надежды, она удалилась в сопровождении же служанки, раб ушёл следом, оставив пленника в полном одиночестве.
Луций Фанний не вмешивался в работу городского совета, наблюдал за совещанием со стороны. Мнения собравшихся разделились: одни высказывались за то, чтобы отпустить с миром шестикратного консула, спасителя Рима - и пусть он в другом месте, а не в их Минтурнах, претерпит любые превратности судьбы; другие же требовали казнить пленника, исполнив тем самым приказ консулов. Среди последних более всего выделялся толстый, изнеженный богач по имени Сервий Писк, главный местный горлопан и демагог, пытавшийся казаться этаким знатным оратором... Фанний про себя называл его не иначе как "жирная рыба" ( по его родовому имени*).
Наконец мнение сторонников казни победило, и вся компания, в сопровождении слуг и рабов, отправилась к месту заключения осуждённого ими на казнь пленника. Луций Фанний лишь едко ухмылялся, поглядывая на Писка, - он был по-прежнему твёрдо уверен в том, что никто из его воинов не поднимет руку на Гая Мария.
- Пусть "жирная рыба" попробует сам взять в свою изнеженную руку меч,- думал он, переполненный отвращения к этому презренному сибариту.
Войдя во двор дома Фаннии и свысока окинув взглядом находившихся там воинов, Писк надменно обратился к Фаннию:
- Центурион, прикажи своим людям выполнить постановление городского совета.
Фанний ответил ему с той же едкой ухмылкой:
- Я приказываю своим воинам штурмовать укреплённые крепости, идти в бой против вооружённого врага, но я не могу приказать им стать палачами!
Писк достал наполненный монетами чёрный кожаный кошель, подбросил его на ладони, как бы взвешивая содержимое:
- Тогда ЭТО сможет приказать,- и громко, с расстановкой обратился к воинам:- Тысяча сестерциев тому, кто убьёт...
Он даже не успел закончить фразу, как на центр двора выбежал с обнажённым мечом в руке один из бойцов.
- Я убью Гая Мария!- крикнул он, потрясая своим гладиусом.
Стон разочарования вырвался из груди Фанния. Ведь это был его лучший воин, молодой, сильный, ловкий и отважный, трижды получавший дубовый венок - в награду за спасение соратников в бою... И - пожалуй, главное - неимоверно сноровистый, смышлёный во всякого рода военных хитростях и уловках, многие победы Фанний одержал благодаря его хитроумию... Ему даже дали прозвище - Улисс, которое со временем стало его именем, он и сам повсюду называл себя именем легендарного гомеровского Одиссея. Но... был он по происхождению - кимвр... И как Фанний мог не учесть этого?! Об этом думал центурион, потрясённый и обескураженный.
Улисс, не теряя времени даром, бодро взбежал, потрясая обнажённым мечом, в узилище Мария...
Во дворе воцарилась гробовая тишина, все находившиеся там даже дышать перестали. И в этой мёртвой тишине вдруг из едва освещённой Мариевой темницы донёсся явно не человеческий, какой-то неестественный, низкий и в то же время пронзительный и трубный, не иначе принадлежащий некоему божеству голос:
- Н Е У Ж Е Л И Т Ы П О С М Е Е Ш Ь У Б И Т Ь Г А Я М А Р И Я ?!
В ту же секунду из помещения выскочил, бледный и трясущийся, Улисс. Он был явно не в себе и лишь сбивчиво и несвязно восклицал:
-Я не посмею убить Гая Мария!.. У него глаза светятся!..
Повторяя эти две фразы, Улисс выбежал в центр двора, уронил меч не землю и сам упал в пыль, по-прежнему дрожа и дёргаясь всем телом, то и дело вскрикивая про светящиеся глаза Гая Мария... Его товарищи бросились к нему, напоили водой, приподняли, пытались успокоить.
Проявление такого очевидного божественного вмешательства радикально подействовало на всех присутствующих, особенно на членов городского совета - по толпе прокатилась волна возгласов стыда и раскаяния за то, что они приняли такое несправедливое, безбожное решение. Писк же и сам дрожал и трясся от страха и потрясения...
Тут же все они дружно вошли к Марию, вывели его во двор, усадили в принесённые слугами носилки, во вторые носилки стали выкладывать всё ценное, что было при них, разослали рабов и слуг по своим домам - чтобы те принесли ещё деньги, кубки, драгоценности - как искупительную жертву Марию - и божеству!
Луций Фанний, склонив голову, исподлобья грозно взглянул на дрожащего Писка и для пущей острастки опустил ладонь на рукоять гладиуса. Писк понял намёк и с поспешностью, на какую только был способен, водрузил свой кошель на вторые носилки.
Марий с подношениями незамедлительно был доставлен в порт, на корабль местного судовладельца Белея; беглец благополучно прибыл на остров Энария, где встретил и своего приёмного сына Грания, и остальных друзей...
Был уже поздний вечер. Фанния сидела на скамье в своей небольшой и уютной столовой, у приготовленного обеденного стола, при свете тусклых ламп. Все слуги и рабы, как было заведено, разошлись по своим жилищам, и лишь верная служанка ждала во дворе у ворот - чтобы встретить гостя и проводить его к хозяйке. Фанния ждала опаздывающего в этот вечер молодого любовника - Улисса. Он был человек пришлый, чужестранец, и им приходилось скрывать от всех свои отношения.
Ей, конечно, уже доложили во всех подробностях о событиях этого дня, связанных с Улиссом, и его опоздание беспокоило её, мучительная, едкая ревность терзала душу.
Дело в том, что для римлян любой человек, непосредственно столкнувшийся с каким-либо проявлением божества, и сам становился, независимо от обстоятельств, некоим образом носителем божественной сущности. После утреннего происшествия с потусторонним голосом и светящимися глазами Гая Мария Улисс превратился для жителей Минтурн - особенно, конечно, для женщин - в своеобразный тотем, талисман: каждая дама стремилась хотя бы прикоснуться к нему ладонью - на удачу, успех и боженственное покровительство...
Мысли о таком чрезмерном внимании женщин к её любовнику были просто нестерпимы для Фаннии. Она, хоть и сохранившая былую красоту, но уже не молодая женщина, сознавала, что этот молодой весёлый кимвр - её последняя любовь...
В такие безрадостные мысли погружена была Фанния, когда дверь в столовую вдруг резко распахнулась - и в помещение ворвался Улисс... Молча сел у стола, налил полную чашу вина, осушил залпом (по-фракийски) и принялся с обычным своим волчьим аппетитом поглощать жирное варёное мясо, то и дело посмеиваясь, сбивчиво и несвязно рассказывая о забавных случаях и встречах этого дня.
Фанния с улыбкой смотрела на него: слава и успех у женщин ничуть его не изменили, он остался всё тем же верным и непосредственным Улиссом... Она и раньше ловила себя на мысли, что, кроме обычной женской любви, к нему у неё отношение в определённой мере покровительственное, почти материнское.
Улисс тем временем осушил ещё одну чашу вина, громко отрыгнул и вдруг вскочил на ноги, широко раскинул руки, расправил плечи, запрокинул голову назад, выпятив кадык, открыл рот - и комнату буквально сотряс нечеловеческий, низкий, пронзительный и трубный голос:
- Н Е У Ж Е Л И Т Ы П О С М Е Е Ш Ь ...
Фанния сорвалась с места, опрокинув скамеечку, бросилась к нему, закрыла ладонью рот.
- Что ты творишь?!- в отчаяньи застонала она.
Он левой рукой перехватил ладонь женщины, правой обнял за талию, стал страстно целовать жирными губами её руку, плечо...
Фанния выскользнула из его объятий, вернулась, подняла скамью, села, насуплено глядя в сторону, заговорила возмущённо:
- Ты погубишь и себя, и меня, глупую!.. Как я могла довериться такому легкомысленному человеку?!
Улисс виновато сложил руки на груди:
- Прости! Больше такого не повторится! Клянусь!
Фанния сидела молча, по-прежнему хмуро глядя в сторону. Он понял, что прощён, прежняя весёлость вернулась к нему. Присев к столу, выпил ещё вина и заговорил задумчиво, почти даже философски:
- Удивляюсь я, глядя на вас... Вы, римляне, владеете почти всем миром, повелеваете народами, возводите грандиозные сооружения, освоили всевозможные науки, ремёсла, искусства... И верите во всякие чудеса и небылицы!
Фанния взглянула на него критично, сказала наигранно-оскорблённо:
- Что же ты живёшь среди таких неумных, суеверных римлян? Почему не остался в своём племени?
- Ого!- даже испуганно воскликнул Улисс.- В своём племени я только попытался устраивать подобные выкрутасы, как пришлось мне срочно уносить ноги - у нас такие фокусы не проходят!.. Ха!- вновь со смехом вернулся он к трапезе и забавным событиям минувшего дня.
Фанния сидела молча, глядя в сторону, за хмурым выражением лица пряча счастливую улыбку.
Слабый вечерний ветерок едва наполнял парус, увлекая судно на запад. Марий стоял на палубе у самого носа корабля, глядя вперёд, на полыхающий кроваво-красный закат.
Вокруг было тихо, только иногда слышался далеко за спиной звонкий металлический перестук - там верный Граний разбирал драгоценные подношения минтурнийцев.
Что видел Марий в медленно затухающем зареве заката? Полыхающий Рим, залитый кровью врагов!
- Отец!- услышал он взволнованный голос Грания.- Само божество предрекает тебе седьмое консульство и прочную власть!.. Взгляни: среди золотых и серебряных украшений, денег и кубков, подаренных богачами, для которых эти драгоценности по сути не стоят и квадранта, я нашёл и медные монеты: какие-то бедняки, возможно, отдали свои последние деньги ради твоего спасения... А такая жертва ценнее любой гекатомбы!
Марий лишь слегка повернул голову, глядя на бегущие за бортом волны.
- Четыре асса?- спросил он, даже не взглянув в сторону сына.
- Да,- потрясённо ответил тот.
Марий молча утвердительно кивнул и вернулся взглядом к догорающим руинам заката.
Год спустя, когда Марий захватил Рим и добился-таки седьмого консульства, он даровал римское гражданство Улиссу - и они с Фаннией могли жить в открытом браке, никого не таясь и не скрываясь.
*piscis - (лат.) рыба