Никин дом стоял на самой окраине города, и Миха, живший ближе к центру, всегда встречал её по дороге в школу. Однажды вечером, когда Ника, как обычно, пришла играть к Михе, она впервые столкнулась с горящими во тьме глазами кошки и впервые увидела Пламя.
Кошка была Михина, большая, чёрная, желтоглазая. Она напоминала Михину бабушку - такая же спокойная, мягкая, преисполненная тайны и чуть расплывшегося неотьемлемого достоинства. Дети играли в прятки в небольшом шумном доме, и когда Ника решила наперекор всем клише спрятаться под кроватью, её встретили янтарные огни кошачьих глаз. Ника оказалась в пещере, вдали от дневного света, в компании пары жёлтых звёзд. От неожиданности Ника сказала "Ой!" и выдала себя. Они с Михой вытащили кошку из её укромного местечка и вынесли на веранду к бабушке. Ника всегда помнила, как несомая ею в охапке тихая кошка тронула её локоть лапой с бессловесным ясным требованием опустить её на пол. Ника положила кошку на плетёный стул, и та неспешно переместилась на колени к Михиной бабушке. Бабушка была любимым человеком кошки.
- Отчего у неё горят глаза? - спросил Миха.
- Это она освещает себе темноту, - сказала бабушка. Кошка толстой каплей разлеглась на её больших коленях.
- А правда, что кошки служат темноте? - спросила Ника.
- Правда, - ответила бабушка. - Только не темноте, а Тьме. И не такие кошки. Наши кошки слишком маленькие, и у них почти нет клыков. Тьме служат Большие Кошки.
И Михина бабушка зачерпнула деревянной ложкой куриный суп. У Больших Кошек есть клыки, подумала Ника. Большие клыки. Для чего?
Было очень спокойно, и пахла сирень. Птицы в садах заканчивали петь, отправляясь ко сну. Кошка дремала. Играть уже расхотелось. От нечего делать Ника вгляделась в остатки супа в тарелке, и там, в кусочках моркови, курятины и лапши, она увидела Пламя.
***
Бабушка Михи была первой, кто умер от Пламени. Сгорел, как называла это Ника про себя. Когда через неделю после того вечера на веранде громоздкий жёлтый гроб опускали в могилу, Нике всё время казалось, что Пламя переселилось в мёртвую бабушку и горит теперь под крышкой гроба, неузнанное и довольное. Несколько незаметных язычков огня даже выбрались наружу и прицепились к верёвкам, на которых опускали гроб, и к перчаткам сотрудника похоронной службы. Но вообще-то Пламя не торопилось наглеть. Спешить ему было некуда.
В последующие дни и недели Ника делала вид, будто Пламени не было. Оно было похоже, так думала Ника, на вирусную эпидемию, а значит, взрослые должны его рано или поздно заметить и принять меры. Может быть, они его уже заметили. Ника ничем не могла им помочь, даже если бы эпидемии были делом детей.
В те дни Пламя просачивалось сквозь город миниатюрными язычками. Они трепетали на краях газет, мусорных ящиках, грязных плакатах и иногда показывались на телевизоре, когда отец по вечерам смотрел новости. Иногда по утрам их, казалось бы, нигде не было, и изо дня в день Ника пыталась думать, что Пламени не становится больше. Между тем оно распространялось. От недели к неделе разница была уже заметной. Если раньше огненные язычки появлялись и исчезали, то теперь они прочно обосновались на некоторых предметах и больше не гасли.
После похорон бабушки Миха некоторое время не появлялся в школе, и они с Никой почти не виделись. Когда Ника пришла к нему в гости, он показался ей очень грустным. Весь весёлый и шумный Михин дом помрачнел, будто бы в нём жила осень. Ника заметила, что обрывки газет на столе были старыми, стол - пустым, а ленивая кошка - печальной. Родители Михи о чём-то беседовали на втором этаже, и ей послышалось, что они говорят о Пламени. Когда Ника начала подниматься по лестнице, они умолкли, и она, покачав головой, решила остаться внизу. Миха у себя в комнате слушал пластинку и ни во что не хотел играть, и Ника через некоторое время поняла, что он тоже знает про Пламя.
- Оно сожгло твою бабушку, - бестактно сказала Ника.
- Этот Огонь выжигает самое важное, - Миха не обиделся. Он чуть-чуть вздрогнул и закрыл глаза.
***
Ника уже не притворялась, будто не боится Пламени. А его становилось всё больше. Его разносили газеты, машины, автобусы и большие злые собаки, ведомые самодовольными владельцами в намордниках на поводках. Таких собак называли бойцовыми. Они считались опасными, потому что могли внезапно наброситься на человека и даже загрызть хозяев. Они действительно были опасны. Пламя господствовало в собаках, переползало по поводкам и грозило вот-вот перекинуться на хозяев. Ника давно уже поняла, что взрослые не только ничего не предпринимают, но даже не видят, что мир загорелся, как ворох просохших листьев. Пламя ещё не сжигало предметы. Скорее, они изменялись. Что-то из них уходило, какая-то суть. Они становились пустыми и белыми изнутри, как обгоревшая добела деревяшка. Теперь это были уже не человеческие, не нужные вещи. Они словно бы предназначались для чего-то другого. Теряли связь с миром. На поверхности они будто бы продолжали выполнять свои функции, но прикасаться к ним уже не стоило. Сожжённые Пламенем, вещи походили на модели из стекловаты.
Надвигалось горячее, жаркое лето. Город, от рождения круглый и плоский, становился всё больше похож на прожаривающуюся на сковородке лепёшку. Не снимешь её - подгорит. По сравнению с улицами и дворами в школе почти не было языков Пламени, и Ника не радовалась грядущим каникулам. Она перестала гулять, пыталась читать в своей комнате и частенько хотела сходить в гости к Михе, но ей всё время что-то мешало. Потом она заметила, что Михи всё ещё нет в школе, и решила, что это к лучшему, потому что в тот день Пламя наконец перекинулось с давно горящей автобусной остановки на школьную ограду. На следующий день оно уже попыхивало на физкультурной площадке - на железных перекладинах, деревянных скамейках и даже на волейбольных мячах.
Огонь распространялся. Ника уже не надеялась, что его заметят. А иногда ей казалось, что все вокруг знают об этом голодном Огне и просто делают вид, что нет, потому что не могут его потушить.
- Отчего мы такие печальные? - рассеянно спросила мама Ники однажды за завтраком.
- Мам, а ты не видишь Пламени? - безнадёжно спросила Ника.
Мама на секунду отвлеклась от сковородки с гренками. Её глаза застыли было в недоумении, но тут же оттаяли.
Ника ушла в школу. В тот день она впервые увидела, как Пламя пожирает человека. Это был классный руководитель Михи, у которого она отважилась спросить, отчего Миха не ходит в школу.
- Кто? - учитель только приподнял брови. Огоньки танцевали на металлической оправе его очков, вырывались из-под воротника, и Нике показалось, что вся его худощавая фигура под одеждой обьята невидимым Пламенем.
***
Михин дом сгорел в самом начале каникул. Проходя его улицей, Ника заметила пепелище и почему-то не удивилась. Чёрный квадрат уродливо выделялся среди зелёных газонов, подстриженных живых изгородей и бетона. За много метров от пепелища ветер перегонял по асфальту невесомые россыпи пепла - всё, что осталось от дома, в котором знали о Пламени. Ника медленно прошла мимо.
Всё больше и больше людей загорались. В те дни Ника поняла, что некоторые люди по крайней мере чувствуют, если не видят, присутствие Пламени и, должно быть, поэтому не загораются. Она выходила в булочную за свежим хлебом, тенью выглядывала из окна, стараясь стать невидимкой, проходила по знойным июньским улицам и высматривала таких людей. Иногда их можно было обнаружить по упорным взглядам, которыми их одаривали другие, горящие люди.
Чувствующие Пламя выглядели затравленно или мрачно. Их, казалось, что-то глубоко пугало. С течением времени они куда-то исчезали, по крайней мере, их становилось всё меньше и меньше. Зато горящих людей становилось всё больше, особенно среди владельцев опасных собак. Ника видела превращение, которое происходило с загоревшимися предметами, и боялась смотреть на горящих людей. В те дни в городе стали множиться поджоги, и большие злые собаки внезапно срывались с поводков и кого-нибудь убивали. Однажды в субботу в самом начале июля Ника купила сладкую булочку и ела её, усевшись в тени кондитерской, на ступеньках. Она не рискнула сесть за стол внутри, потому что там, за одним из столов, вместе с моложавым, светловолосым, горящим владельцем и двумя его друзьями сидела сравнительно небольшая собака бойцового вида. Когда Ника выходила, собака проводила её маленькими тупыми глазами. Угрюмый пожилой человек поднялся по ступенькам, толкнул дверь кондитерской, и Ника услышала скрежет собачьих когтей по полу. Мгновение спустя собака снарядом ударила в живот входящему человеку. Она сорвалась с поводка, чтобы прыгнуть в дверной проём и разорвать намеченную добычу, но так и не смогла избавиться от намордника. Когда хозяин собаки спокойно подошёл и оттащил её за поводок от упавшего человека, тот со стоном поднялся, взглянул на него и почти побежал в переулок. Подняв глаза, Ника увидела владельца собаки с беснующимся зверем на поводке. Горящий человек уставился вслед беглецу. Взгляд его очень напоминал взгляд собаки.
***
Ника перестала выходить на улицу. В полдень город напоминал жестяной лист в печи. На его пластмассово-белые особняки было уже невозможно смотреть. В садах вяли деревья, газоны пожухли, асфальт плавился и носил бесчисленные отпечатки колёс. Только вечнозелёные изгороди кое-как сохраняли свой цвет. Горячий ветер гнал следы пепла по раскалённым улицам и рассыпал по городу, делая незаметными. Пламя медленно втягивало в себя и живое, и неживое. Жадные бледные язычки охватывали предметы, людей, животных, и они навсегда переходили в другой, нечеловеческий, пустотный мир. Пламя было уже везде, горели машины, дома, веранды. Целые семьи передвигались сквозь зыбь в бледно-огненном облачении. Город, люди и мир пропитывались Пламенем, они в нём постепенно тонули.
Это было не самое страшное. Сначала днём, а со средины лета даже по ночам Ника начала чувствовать источник Пламени. Это были солнечные лучи, вернее, лучи, которые притворялись солнцем. Будто бы ядовитая линза покрыла светило и обращала его свет в огонь. По ночам исток Пламени полз по другой стороне Земли, но его жгучий жаждущий взгляд был прикован к горящему городу. И Ника больше не могла спать. Сквозь толщу земли чувствовалось назойливое внимание Пламени. Она догадывалась, что раньше ночь как-то тушила Пламя, но со временем оно стало слишком сильным. Даже ночью, во тьме, всё горящее продолжало гореть. Ночь истаивала, сдавала свои рубежи, ещё немного - она совсем испарится, исчезнет, оставив дырявое покрывало некачественной темноты. Тогда город достанется Пламени весь, навеки.
Становилось всё жарче. Ника пыталась спать под простынёй, но от ужаса перед Огнём не могла и дремать; пыталась закутаться от Огня в толстое одеяло - и задыхалась в этой духовке. Она мучилась даже не страхом - безмолвным отчаянием.
Одним субботним утром она очнулась от липких кошмаров. Вечером накануне отец пришёл с работы, охваченный деликатными огненными язычками, и Ника в бессилии наблюдала, как мама целует его в недобритую, впалую и немножко горящую щёку. В ту ночь Ника до рассвета не сомкнула глаз. Утром, спасаясь от духоты, она открыла окно, но на улице было жарче, чем в доме. Когда Ника вышла из комнаты, мама как раз подметала с полу песок и чуточку пепла. На её лице застыла резиновая полуулыбка. Словно капли воды, её веник тянул за собой огоньки.
Мама поставила перед Никой тарелку с кукурузными хлопьями в молоке. Внутри хлопьев мерцали искры. Ника перевела взгляд на маму и увидела, что Пламя игриво пляшет на её руках, на маминых тонких пальцах.
- Мам... - беспомощно сказала Ника. Мам... мам... мам... мам... - тихим эхом звало что-то в сердце.
День клонился к вечеру. Становилось темно, но темнота была лишь поверхностной. На самом деле, знала Ника, Пламя постепенно выело саму ночь и изгнало её из города, чтобы установить вечный яростный День.
Ника медленно вышла на улицу. Город был очень плоским, сухим и прибитым, как старый асфальтовый блин. Когда-то живые вечнозелёные изгороди не увяли в жаре. Они давно достались огню, и в них уже не было жизни, которую можно было бы потерять. Теперь даже зима с весной не принесут им возрождения. Пламя больше не бушевало, выжигая из города сок, жизнь и суть. Оно закончило эту работу и заполнило собой пустые оболочки. Ника знала: достаточно ей вернуться в дом и спокойно лечь в свою постель, и до утра всё будет кончено. Огненные языки неслышно охватят её, как охватили папу и маму, и превратят в несгорающий сосуд Пламени.
Что-то чёрное шевельнулось под стулом на белой соседской веранде. Это была старая кошка Михи. Она пережила пожар и вечерами бродила по городу, осиротевшая и полная спокойствия, непостижимого кошачьего достоинства, янтарных глаз. Эти глаза сверкнули в тени, как живые уютные свечи. Кошка сумела не отдать себя Пламени. Она беззвучно открыла рот с маленькими клыками, взмахнула хвостом и отступила в тень.
Ника позвала Ночь.
И Ночь пришла. Она была суха и холодна. Она надвинулась враз, будто пепел и чёрный песок, и погребла под собой выхолощенный остов города. Всё тонуло во тьме, гасло, стыло. Мерцающие оболочки предметов стремительно теряли свою огненную начинку и наполнялись духом ночи. Ника глубоко вздохнула, чтобы отпить настоящего ночного воздуха, вобрать в себя животворящие потоки прохладных чёрных частиц. Ночь подхватила её, как морская волна, погасила всю жажду и страх, вынесла на свежий берег и покатилась дальше. Не стало видно ни зги. И в этой свежести, в темноте Ника услыхала шаги.
Это были мягкие шаги огромных кошачьих лап. Кожей Ника почувствовала легчайшие прикосновения чьего-то меха. Широко открытые глаза девочки вцепились во тьму и вдруг увидели янтарные огни - очи живых существ. Непроницаемая ночь стала чуть-чуть светлей от сверкания острых белых клыков. По следам хозяйки Ночи в город шли Большие Кошки.
В городе пробудился зловещий шум. Зашевелилось неживое. Горящие вещи, собаки и люди были недовольны пришествием Ночи. Или это Пламя было недовольно за них?.. Кошки плыли в город во тьме, словно стая китов в океане, и Ника поняла, для чего им нужны большие клыки.
***
Ника ощупью нашла столб уличного фонаря, села на тротуар и заснула, прислонившись к столбу спиной. Когда она проснулась, было уже почти тихо и всё ещё очень темно. По тяжёлой свежести воздуха она поняла, что надвигается большой дождь. Ника решила не сидеть на месте. Здесь было нечего делать, а дорога, какой бы она ни была, всегда куда-нибудь да приведёт. Почему-то Ника совсем не боялась обо что-то споткнуться в темноте. Встав, она сориентировалась и неспеша пошла туда, откуда явились Большие Кошки.