Я спас ему жизнь в Мехико. "Зелёных беретов" вышибли из лабиринта, а он остался их прикрывать. Он так всех достал ещё на Форт Брэгг, что для спасательной миссии не нашлось добровольцев, ну а приказа никто не отдавать не стал. Я спустился за ним в лабиринт вместо отряда коммандос - один человек в доспехах. Теперь бы такое уже не прошло... Когда я подошёл, мексиканцы как раз вымачивали его в бензине, чтобы поджарить по частям. Если бы не я, он умер бы страшной смертью в этом аду. Я перебил их - не успели оглянуться, и вытащил его наверх через какую-то нору. Он еле полз. Потом врач вынул из него четыре пули.
Я вызвал наших. Он сел на бетонный блок, сидел, покачивался, попросил выпить. Я дал. Специально взял у кого-то флягу, сам себе удивляюсь: я даже не помню, как. Никогда не носил с собой алкоголь. Я стоял и смотрел поверх его головы, на небо, лабиринт, на город.
- Прости, а? - сказал он, сглотнул и встал, шатаясь. Вплотную ко мне. Ему было, наверное, очень больно.
- Прости мне... что я тебе сделал тогда.
И он прикоснулся ко мне - кончиками пальцев, вот так. Коснулся моей груди. Это был страшный шок. Я только что его полмили за собой тащил, чуть ли не на себе, и хоть бы хны, а тут... как будто получил пулю. А он продолжал, продолжал меня трогать, совсем легко, и я сказал:
- Нет.
Он подумал, что я отказываюсь простить, а я имел в виду не то. Я хотел, чтобы он опустил руки.
- Нет? - говорит он. Беспомощно так. В лицо не смотрит, а куда-то вниз. Это меня спасло. Он стал касаться меня ладонями, посмелее, и тут со мной что-то случилось. Я хотел оттолкнуть его, схватить за руки, ударить или отскочить, пытался что-то из этого сделать или даже всё сразу, то есть я отдавал приказы мышцам, но ничего не смог. Тело меня не слушалось. Все мускулы отказали, как будто мне вогнали релаксант. Ударную дозу. Не то что защищаться, я пальцем двинуть не мог. Всё моё знание, все тренировки, контроль - всё пропало, как будто и не было ничего. Я будто опять оказался с ним там, в подвале, беспомощный, как котёнок, и его руки... Я чувствовал прикосновения сквозь доспех, как будто и нет никакого доспеха, как будто я опять гол. К тому времени я уже мог бы свернуть ему шею, если бы захотел, я стал сильнее и быстрей него, но что-то заклинило у меня в голове. Машина не заводилась. Короткое замыкание.
Я никогда в жизни не испытывал такого страха - ни до, ни после того. Я и в подвале так не боялся его, как в тот миг. Мой взгляд упал на отражение в окне, на нас с ним. Я был бел, как снег. У меня было всё написано на лице. Если бы в этот момент он поднял глаза, он бы понял, и... наверняка пришёл бы через пару дней. На пару дней у него благодарности бы хватило, его бы как раз подлатали... Потом... Однажды ночью он пришёл бы ко мне в номер. Если бы я и тогда не смог защищаться, мне бы настал конец. Он бы меня сломал, как уже однажды сделал, только я больше не смог бы себя починить. Я просто превратился бы в осколки, меня бы не стало. Мне оставалась бы только пуля. Он уничтожил бы меня и даже не понял, что сделал. Всё это пронеслось у меня в голове в тот момент, вся эта перспектива. Я повернул голову так, чтобы не показывать ему лицо - на это меня хватило - и уткнулся ему в плечо. Я это сделал, чтобы его обмануть, не встретиться взглядом и выиграть время. Он-то, конечно, понял по-своему. Обнял меня - осторожно так, нежно - и поцеловал в шею. Вот здесь, под ухом. Он, наверное, решил, что это прощение, я прощаю. Что я его люблю, чёрт возьми.
Так мы и стояли, и медики нас так увидели вместе. Я знал, конечно, что они подумают. Это была моя первая отвлечённая мысль тогда, и я вдруг услышал, как кровь капает наземь у него из ран. Он стоял в луже крови, кровь текла у него с локтя в пыль и на мои сапоги. Он за меня держался, чтобы не упасть. Меня отпустило, и я наконец-то смог двигаться. Я поддержал его, довёл до машины, сел рядом и по дороге в лазарет постепенно пришёл в себя.
Так я спас ему жизнь. Потом он всё-таки приходил ко мне по ночам - и сейчас иногда приходит, даже сейчас - во сне.