Ночью четвёртого сентября, примерно сутки спустя после смерти, ты явился ко мне и сказал, что у меня есть ещё один шанс. Мы поднялись в небо и полетели на запад. Высоко над Землёй было очень холодно, и моё тело не раз успело замёрзнуть насмерть. Тебе было уже всё равно. "Это гора Сибирь", сказал ты, когда мы ступили на исполинский ледник. Гору венчал слепящий замок. Внутри, под замком была крепость. "Мы к Хозяину", объявил ты на КПП, и нас пропустили. Потом мы шли сквозь материю - камень, людей и стены, бюрократические этажи, полные бесконечных офисов-кубиков. На этом пути мир казался расплывчатым, как акварель. Ты держал меня за руку. Мы прибыли к Хозяину, вернее, к тому, кого я за него принимал, и этот человек спросил, действительно ли я хочу исправить всё, что сделали поколения моих предков, вернуться к клятве и обратиться к истине. Да, сказал я - бесповоротно - хочу. (Ты видишь, что Часовщик прав, считая меня предателем. Я предатель и есть.) Хозяин оставил книгу, поднялся - шаг - и мы оказались над мастерскими и котлами оружейного завода.
- Оружия у нас достаточно, - сказал Хозяин. - Вам надо построить сто миллионов доспехов, превращающих свет в ночь. Можно и больше, конечно, но сто миллионов нужны обязательно. У вас есть девять месяцев. Давайте, перевыполните план.
Он коснулся рукой твоего плеча и ушёл. Мы спустились наземь и сразу же принялись за работу. На заводе царили грубые нравы, но ничего такого, что было бы мне не знакомо. Гораздо хуже были условия, будто нарочно жестокие. Рабочие поддерживали их, словно боялись, что доля удобства сделает их размазнёй. Я мёрз, иссыхал от жары и жажды, смазывал страшные ожоги маслом, болел и наверняка бы умер, если б не изменился сам. Моя шея, руки, а после и всё остальное тело начали покрываться какой-то сажей. Чернота намертво въелась в кожу, и я не мог её счистить. Мне было странно - тошно и кружилась голова. Я думал, это радиация, болезнь, яд; зеркал там не было, а если б были, я бы боялся в них заглянуть, но то, что я краем глаза улавливал в полированных плоскостях, пугало до сумасшествия. Я постоянно спрашивал, где тут врач, как дойти до врача; уровнем ниже, отвечали мне - но отыскать его не было времени, каждый раз что-то срочное требовало меня на месте. Я впадал то в отчаянье, то в тоску. Всё это время мы вкалывали, словно в угаре. Рабочие посмеивались, видя, как я страдаю. Меня трясло, я злился и кричал: "Дурачьё! Зачем вам моя смерть? Я же работаю на вас, я помогаю!" Никто не реагировал, даже ты. Когда жар расплавленного металла становился невыносим, я нырял вверх, как ты меня научил, сквозь толщу камня, на склон горы, на ледник, и выставлялся по пояс в мороз. "Мороз" в данном случае - очень слабое слово. Был риск загнуться от воспаления лёгких, но мне было всё равно. Я полагал, что я там, на заводе, умру. Поначалу я не выдерживал извне долее пары секунд, а потом как-то обнаружил, что прогуливаюсь по льду уже час в моей безрукавке, смотрю на южный горизонт, на Гималаи, низину Китая, Тибет, и ничего, не продрог. Температура не повысилась, ледник не таял, дело было во мне. Тогда же я перестал страдать от заводских условий, а увидев тебя однажды как будто заново, узнал самого себя. Это было огромное счастье, и с той поры я утратил страх. Не с чего был он и ни к чему, а красота всегда в глазах смотрящего. Не каждому даётся вторая жизнь.
Внизу внутри горы была страна. Большая. Там жили люди. У меня не было времени что-нибудь осмотреть, но ты объяснил, что путешествовать следует, покидая тело во сне. Я так и делал. Ощущения были те же, что во плоти, и люди видели меня, осязали. Я потом просыпался на наш завод. Отдых от этого не страдал. Страна внизу была мрачная и красивая - чистые древние леса, мерцающее море, скалы, реки... Я там увидел страшное. Во время одной из моих прогулок солдаты пригнали пару сотен женщин к берегу и утопили их в море. Женщины тоже были рабочие, где-то там лишние в тот момент. Они кричали, плакали и воздевали руки к небу, моля о пощаде. Морские змеи сплылись на пир, кишели, рвали тонущие тела... Я, главное, не мог понять, зачем такое делается, почему женщин просто не переслали работать в другое место. Я побрёл прочь от моря по руслу реки после этого зрелища, как прибитый. Из леса выглядывала деревня. На берегу присели несколько молодых баб, они не то полоскали что-то, не то ловили в воде. Река внезапно взбурлила илом. Зубастая водяная змея схватила светловолосую девушку и утащила в омут. Остальные, бросив свою работу, бежали к деревне. Речные змеи, морские драконы и множество разнообразных чудовищ жили в этой земле повсюду, никто на них не ополчался, не истреблял. Их не трогали даже крестьяне, хотя эти твари порой охотились на людей. Считалось, что так и надо. Я решил, что те две сотни женщин были, должно быть, приношением дракону и змеям моря.
Я отошёл от течения, миновал несколько деревень, посёлков и пришёл в город. Там было уютно - мороженое, кино, парк с галечными дорожками, пруды, утки... В парке был магазин редких книг.
- У вас Джордж Оруэлл есть? - спросил я.
- А как же.
Продавец оторвался от чтения и указал небольшой раздел - книги о тирании, революции, о том, как сражаться с системой, захватывать власть. Троцкий, Ленин и Че Гевара, и Оруэлл почему-то туда попал... Никто не прятал и не запрещал этих книг, всё было на виду, все говорили и читали что хотели. Я был слишком шокирован, чтобы что-то сказать. Продавец смотрел на меня знающе, с насмешкой. Я купил томик Оруэлла, "Эссе", в прохладном, гладком, твёрдом переплёте. Потом прикинул, что будет, если на эту страну нападёт страшный враг, чтобы её разрушить, и преуспеет. По всему получалось, что будет гораздо хуже. Люди не будут освобождены, этим никто не занимается. Их перебьют, уморят голодом, угонят в рабство, и мера страданий повысится в сотни раз против нынешнего. Выходит, выхода нет, и все здесь это, видно, знают. Что-то, а думать они умеют. Незачем запрещать книги.
Я также видел Хозяина. С этим именем были какие-то нелады, как будто бы Хозяин был наш босс, тот, кто дал нам задачу делать доспехи, но одновременно не он или кто-то ещё. Мне указали на тёмный офисный блок. Рабочий день давно кончился, почти все кубики были пусты. Я миновал длиннющий прямой, как меч, коридор, прошёл всё здание насквозь и оказался в сумерках на скале над морем. Хозяин шагал в полосе прибоя по чёрным и белым камням, переходя с одного на другой. Высокий, в плаще с капюшоном и облачении цвета ночи - действительно ночи, в складках таились звёзды, как за облаками в небе... Он скользнул по мне взглядом, совсем равнодушно, нездешне, сделал свой следующий шаг, второй, ещё - и пропал, ушёл, как призрак, куда-то прочь. Мне почудилось, будто камни у него под ногами являют узор, вроде сверхсложной шахматной доски. Я присмотрелся к ним, пытаясь разгадать устройство вселенной, и тут же увидел, что на самом деле узора нет. Впечатление было обманчиво, мокрые плиты не складывались в осмысленность - ни размером, ни формой, ни цветом. Под сколько-нибудь внимательным взглядом кажущаяся форма ссыпалась в хаос. Это была контингентность, начало ночи. Конец смыслов.
Я запрокинул лицо во тьму, закрыл глаза, вернулся в себя и проснулся. Пора было на работу. Я вознамерился перевыполнить план.