На храмовых витражах их изображают вместе - правительница и правитель, царствующая пара. Они примерно одного роста. Она всегда стоит слева с точки зрения наблюдателя, он - справа. Для них, изображённых таким образом на витраже, это значит, что он - её левая сторона, а она - его правая. Супруги не смотрят друг на друга. Царица взирает влево и чуть-чуть вверх, к таким вещам, как купола храмов, Бог, солнце, небо и Небо святых, младенец Христос и светлое будущее; к обжитому космосу, приветливым звёздам и сверхсветовым кораблям, новооткрытым планетам с разноцветными солнцами, цветущими поселениями и летающими городами. Она - владычица верхнего мира, который ещё называют первым или просто миром, или же лучшей половиной, светлой стороной. Мы здесь живём. Я называю владычицу царицей; на самом деле у неё другой титул. Она облачена в светлое, янтарно-белое, золотое и тёплое - бывает по-разному, но это основная гамма. У неё золотые волосы - они обычно прикрыты платком или покрывалом, но мы-то знаем - и серые глаза. Вид у владычицы византийский, точнее, такой, что ассоциируется с Византией.
Они с супругом держатся за руки - её левая в его правой. Взгляды их не встречаются никогда, не предназначены друг для друга. Этот человек - правитель другой стороны, той или нижней. Его иногда называют царём, реже - каганом, ещё всякими словами, и я не возьмусь сказать, что больше подходит. Он имеет к исторической Хазарии столько же отношения, сколько царица к Византии. Речь идёт об ассоциациях, причём не с реальностями, а с фактами воображения. Каган, конечно, не азиат, у него бледно-русые волосы и голубые глаза. Он одет в очень стильный, современный серый или стального цвета костюм и смотрит либо чуть вправо, либо на наблюдателя. Взгляд настолько пронзителен, что его невозможно выдержать. Я не могу, всегда отвожу глаза. Иногда этого человека изображают в солнечных очках - должно быть, как раз поэтому. Глядя на него, излучающего суровую элегантность, ясность и властность Воланда, очень трудно представить себе, что его царство - нижняя сторона. Ту сторону вообще очень трудно представить, и даже те, кто там живёт, рассказывают о ней разные, взаимоисключающие, противоположные вещи, причём чем больше свидетельств, тем труднее составить общую картину, а тем более определить, кто в чём виноват. Точно известно одно: та сторона кажется раем для невиданного множества людей, которым выпало жить в ещё худшем месте, и все эти люди стремятся туда переехать. К нам-то им хода нет.
Такие картины, мозаики, голограммы и витражи обычно делаются на основе фотографий, поэтому можно предположить, что повторяющиеся мотивы - крепко сплетенные руки и идущие врозь взгляды - настоящие. Я до сих пор помню и переживаю впечатление, оставленное одной из таких фотографий, которую я нашла в интернете. Зима, и они стоят на снегу. Царица в янтарно-белом убранстве, сияющее плетенье жемчуга и алмазов на голове - прекрасная, чистая и совершенно земная; и царь, весь в чёрном, из рукава чёрной куртки виден слепяще белый манжет. Зрачки - как пули. Царица - гостящее у зимы лето: не то вот-вот замёрзнет, обратится в лёд, не то всё вокруг растопит. Это какая-то редкая постановка - царь стоит справа, царица слева, и они не просто держатся за руки - он её под руку держит. Даже на фоне манжета и новорождённого снега видно, насколько он бледен. Там, говорят, нет солнца, или оно не греет, или не светит как здесь, наверху - что-то в этом роде. А у царицы, я помню, отчаяние в глазах.