Аннотация: Толкинистическое. Сценарий фильма о возвращении Саурона.
Она - смуглая, стройная и высокая девушка с благородным одухотворённым лицом и гладкими длинными волосами цвета крепкого кофе. В начале этого дела ей только пятнадцать лет. Её отец принадлежит к высшему жречеству Харада. Он представляет своих людей в переговорах с оккупационной администрацией, гондорскими военными. Армия Гондора в чём-то похожа на Рим - вроде как центурионы, орлиные знаки... Но это уже не архаика. Это почти наше время; самолёты и телевизоры ещё не созданы, но уже обозримы. Кто-то где-то изобретает радио. Оправдать оккупацию территорий инаковерных становится всё труднее. Гондорцы сами не понимают, что их армия делает в Мордоре и Хараде; вспоминать о кровавых репрессиях против "чёрных" и "низших", массакрах и казнях на Западе больше и больше не любят. В целом элиты дунэдайн подумывают, как бы достойно, с честью выйти из захватнической роли. Харадцы - никакие не дикари, а древний, как Нуменор, культурный народ - цивилизованно, но постоянно дают бледнолицым понять, что в Хараде они незваные гости, пора бы до хаты. Отец Сирин, один из верховных жрецов, делает всё, чтобы закончить оккупацию без взаимных кровопролитий. Он мудрый, солидный и дальновидный политик, с ним говорят гондорские чиновники, генералы. Их жёны и дети. Для многих из них он идейный авторитет.
Его юная дочь Сирин - одарённый мистик и глубоко верующая мелькорианка. В харадской традиции род занятий тесно связан с продолжительностью семьи в веках. Он не должен прерваться на поколение только из-за того, что у авторитетного человека не родилось сыновей. Решено, что Сирин станет жрицей, наследницей дела отца. Её с детства готовили к этой судьбе. Поздний и одинокий ребёнок, она избежала традиционного девичьего образования будущей жены, матери и хозяйки дома и вместо этого получила больше - всё, что положено мужчине, от священного языка и книг до красноречия, истории и политических трактатов. Так жёсткие харадские традиции сработали в пользу девушки, а не против её интересов.
И Сирин была настоящей священницей, истинной жрицей. В ней горел огонь мистической призванности, не данный природой её отцу. Отец видел это и тихо признавал первенство дочери в этом одном отношении - самом важном. В те дни Мордор административно относился к Хараду, поскольку именно южане заселили его немногие плодородные земли после того, как гондорцы истребили почти всех мордорцев в финале Войны Кольца. Просто так приблизиться к развалинам Сауроновой твердыни было нельзя. Харадцев и мелькорианцев вообще не приветствовали поблизости от их собственных древних святынь, вокруг этих мест стояла охрана, гондорцы кое-где вели раскопки. Сирин отважно явилась на поле пепла, вулканическую равнину у развалин Барад-дура. Солдаты не задержали её, и она откопала там, роясь своими тонкими руками в пепле, то, чего не нашёл никто: кости назгул. Я хорошо помню, как она стоит на коленях в чёрном сверкающем пепелище и бережно держит обмачиво хрупкий угольный скелет руки с кистью. Кости назгула гораздо больше её собственных рук. На одной из фаланг обугленных пальцев - кольцо.
Она вырыла кости назгул, одного за другим, и гондорцы ей не мешали - было уже слишком поздно, да и не очень хотелось. Они смотрели на девушку с уважением и интересом. Она одна без малейшего страха сделала то, чего не достигла их археологическая команда. Им и самим хотелось узнать, что дальше будет.
Дальше было то, что из этих обугленных хрупких костей опять воплотились назгулы, а потом они вместе с Сирин использовали свои кольца, чтобы воплотить Саурона. Саурон выглядел как человек, обыкновенный такой смуглокожий южанин, и тем не менее по нему было видно, кто он. Ясно, что живой бог.
Сирин он в чём-то напоминал отца, в чём-то - знакомых военачальников и военных; но, главное, Саурон был воплощением её стремлений. Подсознательно она восприняла его как собственную воплощённую волю и принялась служить ему со всей пылкостью веры и порождённой верой любви. Она жила, как будто бы стрелой летела и попала в цель, попадание вызвало лавину, и вот эта лавина катится к другой заветной, вымечтанной цели, и стрела в совершенном восторге с нею. Восторг Сирин был деятелен и строг. Саурон мгновенно освоился в новом мире, очень одобрил тенденции НТП и сравнительную веро- и расотерпимость, ничуть не осудил гондорцев, автоматически причисляя их ныне к своим, и вскоре составил план, вполне его, Саурона, достойный: спаять элиты цивилизованных стран в преследующий общие цели техноэкономический и военный конгломерат, взять таким образом в руки власть, которая по праву бога была его, и, всюду поддерживая благие начинания и искореняя вредные, в ближайшем времени исполнить те древние обещания, которые он давал и харадцам, и нуменорцам.
Никакой официальной должности и тем паче короны требовать Саурон не стал, творить ужасные чудеса тоже. Он всё снова начал с нуля, со своими назгулами и своей жрицей. Ему это явно нравилось. Он путешествовал по провинциям, странам и городам Харада и некоторых других регионов и выступал перед закрытыми собраниями местных хозяев жизни, элит - величин торговли, промышленности, науки, финансов, культуры, политики, жречества, тайных организаций, кланов и лож, армии, наконец. Он не отдавал приказов, не угрожал - предлагал, но по общему ощущению вопрос был не в том, нужен ли этим людям Сауронов план, - это особо не обсуждалось самими людьми, - а в том, как устроить всё наилучшим образом, с наибольшей выгодой для участников проекта и их городов, земель, фракций и всей страны. Отец Сирин вёл переговоры о тихом отходе западных войск из Харада, теперь уже от имени сплочённых южных элит и по доверенности от Саурона. Сирин занималась организацией Сауроновых визитов в харадские города, дворцы и высшие школы, связями, приглашениями и секретарской работой. Ей пригодились её харизма, отвага, юная красота и богатые связи её семьи. Жрица открыла в себе таланты, о которых никто не подозревал: дар организатора, спикера, менеджера, личного секретаря. Она выступала перед сильнейшими, серьёзнейшими людьми мира и говорила уверенно, ставя их перед фактом свершившегося возвращения бога. Она предваряла своими словами его слова. И не в последнюю очередь благодаря Сирин труды Саурона венчались таким успехом.
Так продолжалось около двух лет. В течение этого времени Сирин набралась опыта, повзрослела и стала задавать себе вопрос, как относится к ней Саурон. Он ценил её работу, это было совершенно ясно - но как оценивал он _её_? Он не пытался приблизить её к себе - не только как мужчина женщину или бог жрицу, но в принципе, ни в какой форме. Его прохладное, отстранённое отношение к ней самой - тогда как к некоторым другим людям он видимо по-человечески привязался - и дало ей повод вообще задаться вопросом такого рода. По мере того, как Сирин привыкала к присутствию своего воскрешённого бога, она стала воспринимать его в меньшей степени как божество и в большей - как человека, анализировать его поступки, жесты, выражения лица - все видимые проявления - так же, как делала это с людьми. С Сауроном это было гораздо труднее, он был очень сдержан, но через некоторое время и определённое количество размышлений Сирин поняла, что личное отношение у него к ней действительно есть. А именно, он её презирает.
Это открытие глубоко её поразило, а вслед за этим её поразили ещё две вещи. Во-первых, Саурон презирал её прежде всего _за любовь_. Сирин обожала его, как патриотка - вождя, как жрица - любимого бога и как низшая душа высшую. Это и вызвало его презрение. Он с подозрением относился к любой безусловной любви, а уж о восторженной, снизу вверх просто не говорил без сарказма и яда. Не "я тебя люблю", а "я к тебе привык" - вот что его устраивало, вот когда он готов был допустить укрывшуюся под маской привычки любовь. Обусловленную хотя бы формально, конечно.
А во-вторых, осознание всего этого не стало для Сирин крушением души и сердца. Она почувствовала мгновенную, острую боль от несправедливости и предательства - но не распад своей личности, не отчаяние, не утрату веры. Отчаяние не пришло. Само по себе это было примечательно и немедленно дало ей основу для дальнейших планов. Сирин осознала - решила и сформулировала для себя - что Саурон её не достоин. Душа, полагающая о любви так, как он, по определению не является высшей. Это ущербная, несовершенная душа, которая в принципе, сущностно, не отличается от обычной. В тот момент, когда Сирин вывела для себя и сказала себе всё это, она почувствовала, что почти свободна. Душа её от Саурона освободилась, сердце освобождалось - ещё чуть-чуть, и тлеющая любовь погаснет совсем. Сирин не испытывала утраты. Она поняла, что старое кончилось, старая личность ей стала мала, она выросла и вступает в иную, более полную и широкую жизнь, по которой пойдёт совершенно самостоятельно, без душевных подпорок.
Она не стала увольняться сразу, а закончила свою работу, начатую на поле пепла два года назад - ещё несколько месяцев тех же организаторских, секретарских трудов. С назгулами у неё сложились хорошие ровные отношения, особенно в эти последние месяцы, когда она отвела свой взгляд от их господина и присмотрелась, прислушалась к ним самим. Они в ответ прислушивались к ней. Двое-трое дали понять, что считают её своим соратником и другом, и это не изменится, какое бы решение она ни приняла. Решение было принято, и давно. С окончанием текущего периода работ Сирин уволилась от Саурона, найдя ряд кандидатов себе в замену.
- Ты уверена? Работы ещё много, - сказал ей Саурон в своём кабинете. В последнее время он заметил перемену в её поведении, речи и выражении лица и понял, почему она уходит. Терять такую сотрудницу ему не хотелось. Он понимал, насколько ей обязан, и предпочёл бы подвести черту и перевести отношения в строго формальное русло.
Сирин вежливо отказалась. Саурон предложил ей помощь, протекцию в её дальнейших планах, если она, например, решит открыть своё дело. Она отвергла и это. Она действительно собиралась открыть своё дело, но без посторонней помощи и уж точно без помощи Саурона. Её привлекали книгопечатание и торговля. Сирин накопила более чем достаточно опыта, знаний и связей, чтобы добиться в этом успеха. За прошедшие годы она несколько раз бывала в Гондоре, Арноре и на Востоке, носила волосы коротко, до середины спины, и предпочитала удобную деловую одежду на манер многих северо-восточных женщин. Сдав преемнику в свой последний рабочий день должность и офис, она вышла из резиденции Саурона свободной, в новую, трезвую, целиком свою жизнь.