Аннотация: Декабрь 2011. Политическое/мистическое на злобу дня. Первый рассказ трилогии.
- Да чёрт с ними, - сказал Миша. - Лохи помёрзнут - вони поменьше будет. Единственное что, нет связи.
И он потыкал пальцем дисплей стационарного "макинтоша" на своём ну пусть будет рабочем столе.
Я проверил термометр. За последние часы температура на значительных частях подвластной территории упала до минус сорока и продолжала свободное падение в области, где становилось уже некомфортно. Я надел пиджак, сунул в карман шапку и взял куртку.
- Ты куда? - опешил он. - Часом не за штурвал собрался?
Я поманил его рукой, и он пошёл за мной к лифту, словно привязанный, как всегда. В кабине Миша держался одной рукой за айфон в кармане, другой - за стену. Его пугала безумная высота и под ногами пропасть. Из лифта он вышел, украдкой (как он полагал) держа меня за полу. Самый краешек, двумя пальцами. Над куполом бушевала кромешная тьма, её адский холод чувствовался в костях. Переключатель не работал.
- Ну вот. И здесь... - Миша оставался за моей спиной, будто боялся сделать шаг в темень. Я постучал по переключателю пальцем. Темно. Я вынул карманный фонарик.
- А у меня тоже есть функция фонаря, - сказал он. - Гляди!
Айфон у него в руке воссиял. Но недостаточно ярко - буря была черна, как пустота между звёзд. Она укутала купол и грызла его клыками метели, давила и колотила ветром. У хитренького прибора не было шансов. Миша попытался осветить им помещение, не преуспел, осторожно сделал пару шагов по ковру и остановился, поглядывая то на меня, то на айфон с его беспомощной батарейкой. Я включил фонарик и стукнул им по переключателю. Купол осветился.
Миша расплылся в улыбке, взмахнул айфоном над головой, будто бы явление света было торжеством этой его любимой примочки, и прошествовал к дивану. Буря, однако, оценила свет по-своему - заунывный вой ветра явственно приобрёл разъярённую ноту, и я почувствовал, как выросло давление на купол. Чтоб без толку не раздражать, я прикрутил освещение до такого предела, при котором Мише было бы всё ещё комфортно тыкать пальцем в кнопки, и подошёл к стеклянной стене вплотную. Почуяв это, метель швырнула мне в лицо клубок - снежные нити, сжатые в остром ветряном кулаке. Я поднял руку, потом опустил. Завывание будто бы стало тише. Может, мне показалось.
Я немного подождал, поднял руки и обратил ладони к стеклу, к пропасти и бушующей над ней буре. Миша сидел на диване, тихий, как мышь под веником. Я чувствовал его взгляд, нервный луч внимания между лопаток и на затылке.
- Не смотри на меня, - сказал я. - Посмотри в айфон. Новости глянь, как погода.
Взгляд исчез, но то и дело возвращался вскользь. Стука Мишиных пальцев по тачскрину не было слышно. Я прикрутил освещение ещё больше, до состояния как снаружи в восемь часов утра, и медленно пошёл вдоль стены, почти касаясь левой ладонью стекла. Описал круг и пошёл назад, против часовой стрелки; на этот раз ладонь правая. Метель не думала затихать. Я постоял, как йог, положив кончики пальцев на стекло. Потом я, может быть, потерял время - или оно было таким монотонным, что память не сохранила. В какой-то момент я стоял в центре купола, под зенитом, без пиджака, и проделывал упражнения айки-тайсо. Миша сидел на диване, закутавшись в мою куртку, и фотографировал меня айфоном.
...
- Как это у тебя получается?
Я закончил Тенкан ваза и пожал плечами.
- Тренировки.
- Я имею в виду... - Миша ткнул пальцем в стену.
Я вдруг понял, что буря погасла, и подошёл к стеклу. Метель почти улеглась и бузила теперь лишь в объёме дозволенного, в отдельных низинах. Вся равнина Евразии, от кавказских хребтов до Курил и Северного ледовитого океана, лежала как на ладони, белая и искристая под покровом снегов в ночи. Пропали тучи до наипоследних облаков, и над куполом и над миром торжествовала Луна, разливая свет щедро - смотри, чего ты достиг. Я глянул на термометр. Температура в среднем выросла градусов на десять и всё ещё медленно подымалась. Я, однако, понятия не имел, почему и как, и сказал:
- В принципе, это твоя работа.
- Не-не-не, - выпучил Миша глаза. - Я ничего подобного не умею.
Я стоял, держа руки перед собой ладонями вниз, и смотрел на ночные пространства, остатки бури, клочки метели, спокойный свет. На территории тишина. Зафиксировать надо.
- У тебя получается, ты и делай, - добавил Миша.
...
- Смотри, Людоед опять пообедал.
Я оторвался от созерцания погоды и посмотрел на протянутый мне экранчик. К фотографиям вереницы жертв Людоеда в коллекции Миши прибавилась новая. Ослепшие свинцовые глаза - лик мученика в полиэтилене - грязь и кровь... Я поднял взгляд и увидел в стекле своё отражение. Я походил на андроида. Или на мертвеца.
- А знаешь, как его убили?..
И Миша щедро поделился со мной подробностями. Глаза у него шаловливо бегали, как будто их владелец подозревал за собой вину. Вина, однако, была моей. Я в очередной раз прикинул, не испытать ли спрятанную в нательный крест ампулу с ядом на ком-нибудь. Например, на собаке Миши. Но что толку? Ампула эта - одноразовая вещь, следующую тоже придётся испытывать, если нужна уверенность, потом следующую - и так далее до конца. Который придёт. Ладно бы просто смерть... Лучше пуля.
Я подошёл к сейфу, набрал код и вытащил кобуру с пистолетом.
- Это правильно, - Миша уселся обратно на диван и стал опять тыкать в кнопки. Он успел выудить из бара пару бутылок кьянти. - Смотри, урод интервью даёт.
Миша опять показал мне айфон. В экранчике Людоед сидел в CNN и оживлённо что-то болтал - без сомнения, демократия и права человека. Миша увеличил громкость. Точно. Кадр сменился - опять растерзанные, полусъеденные трупы, бомбардировки, фейерверки, пляшущие мудаки, огни. Опять Людоед. Улыбка светлая, как у акулы. Я вынул пистолет, чтобы его проверить. Миша впился взглядом в мои руки, как будто я совершал священнодействие. Оружие было в полном порядке, как в тот день, когда я положил его в сейф. Если что, главное - успеть.
- У тебя остаётся два выхода, - сказал Миша, разливая вино по бокалам. - Пьёшь со мной - или я пью один, а ты сидишь в зомбоящик смотришь.
Oн поставил айфон на другую сторону стола, куда я не мог дотянуться. За три шага стоит отличный телевизор, но Миша гораздо больше любит айфон. Он лёгкий, маленький и симпатичный. У меня остаётся три выхода - продолжение этой работы и смерть от неминуемого распада, который я уже раз воочию наблюдал - в жизни я ничего не видал страшней; смерть от собственных рук - яд, пуля; и смерть от рук Людоеда. Меня ждёт гибель, одна из трёх - в деградации тела, разума и души; в непростимом грехе; и в позорных муках.
Подлость, что самоубийство грешно.
Миша протягивает мне бокал. Полный.
- Извини, я забыл, что ты мало пьёшь. Ну отпей немножко.
И он заглядывает мне в глаза. Он на тринадцать лет меня моложе и дальше, чем только что, обычно не думает. Я беру из его слабых пальцев бокал и пью. Залпом.
- Мне страшно, - говорит Миша.
В айфоне Людоед красуется перед трупом, не прекращая лыбиться во весь рот. Быдловатая, но красивая морда викинга светится честным детским садизмом. Звук прикручен. Миша не разбирает на такой громкости речь, а я разбираю. И Миша знает об этом.
- Ничего, - говорю я. - Ты всю дорогу всё успешно валишь на меня. Это правильно. Продолжай.
На лице у него виноватый ужас и радость. Но вряд ли поможет - Людоед вполне способен, прикончив меня, убить Мишу просто из злобы. Или же уморить в тюрьме. И всех остальных, до кого дотянется - сколько их здесь живёт. Они никому не нужны, можно слопать.
Бутылка быстро пустеет, а за стеклом на купол, кажется, усаживается рассвет. Я включаю телевизор. На первом канале машины чистят столицу от снега, а голос ведущей сыплется в дифирамбах мне. Второй показывает мультфильм. На третьем считают замёрзших бомжей и собак. Это смело.
- А почему всё так? - вопрошает Миша.
- Они чувствуют, - я допиваю прекрасное вино, от которого меня уже тошнит, и замечаю, что пью из горлышка. - Каким-то образом все они знают правду.
Миша качает головой.
- Я имею в виду - почему мир такой? Ты видал, там замёрзли собаки!..
- Почему мир - ?.. Понятия не имею.
- А это?.. - И Миша тычет рукой в безмятежный зенит. - Если ты умеешь это, ты должен знать, почему. Нельзя уметь такое и не знать ответ.
Я пожимаю плечами. Сказать мне нечего, и мысли путаются в голове. Я чувствую кобуру под мышкой, привычную и приятную тяжесть, и представляю, как застрелю полтора десятка - кто там придёт меня арестовать - ну а последнюю пулю возьму себе. Ствол под челюсть, и точка. В магазине "Грача" семнадцать патронов - семнадцать, а не восемнадцать, как в следующей модели. Главное, не забыть.
Всё это наводит меня на мысль.
- Cause and effect, - произношу я и понимаю, что цитирую Людоеда. Это его любимая фраза. - Причина и следствие. Что-то случается и вызывает что-то другое, за ним, в свою очередь, следует третье. С начала и до конца времён. У событий не может не быть последствий. Если забить подвалы, чтобы террористы не могли взрывать дома, уличным кошкам не будет где жить, и их убьют холода, разорвут собаки. Когда приходит мороз, разражается буря, становится холодно, многие замерзают. Чем выше температура, тем меньше замёрзнет. Всё просто. Но уйти от этой простоты нельзя.
Я понимаю, что выдаю пустую пафосную банальность. Миша меня внимательно слушает.
- Мир обусловлен, - продолжаю я. - У всего есть причина и следствие. Этому учат все религии востока...
Тут меня немного заклинивает. Слабость к малейшим количествам алкоголя - обратная сторона трезвости, а я уже выпил немалую дозу. Потом я снова обретаю нить:
- Поэтому цель человека - выбраться из цепи условностей. Из колеса сансары. Стать чистым духом и более не рождаться. Этого можно достигнуть по-разному. Все они, - я махаю рукой, указывая куда-то в направлении абстракций, - верят и учат, что надо избавиться от желаний. Тогда ты не будешь привязан к следствиям и причинам. Это хороший способ, но он не всегда работает. Например, Людоед поступает так, если не может что-то предотвратить. Когда на него идёт ураган, он не пытается сопротивляться. Не делает так, как я. Он просто ждёт и позволяет миру сносить эти их картонные домики, устраивать наводнения, рвать провода. Он это делает потому, что не хочет выкладываться... вообще в эту сферу вступать не хочет.
Миша внимает мне с полуоткрытым ртом. Я практически вижу, как в голове его крутятся шестерёнки.
- Но посмотри, как он действует, когда с лёгкостью может сделать, чего желает. Это тебе не дзэнские мудрецы. А воплощение цепи причин и следствий. Ты читал "Ампир В"? Про империю пять. Так вот. Этот мир и есть такое воплощение.
- Э... ты хочешь сказать, что мир - Людоед?
- Угу, - киваю. - Правильно. Верно.
- Значит, ты - дзэнский мудрец?
- ...
Я, наверно, даос. Но слепой и глухой. И глупый. Невежественный даос. Я не говорю это Мише. Он не поймёт.
- Ты знаешь, как это работает. Коз энд эффект, причины и цепи. Ты можешь этим как-то управлять. - Он смотрит на меня новым взглядом, осмысленным по ту сторону всякого алкоголя. - Поэтому мы не умрём, - продолжает он. - Правда? Не надо бояться. Мы не умрём. Если ты можешь утихомирить бурю и вызвать землетрясение у японцев, ты можешь и с Людоедом это проделать. Если он нападёт. Для этого ты и здесь, хотя, казалось бы... Я не дурак, я всё понимаю. Мы этого не заслуживаем. Это такая... Милость.
Его большая буква М парит, как бабочка, между нами, садится мне на уста. Мне вдруг становится стыдно.
- Бояться не надо, - говорю я. - Бояться не следует вообще.
И я касаюсь кобуры с "Грачом". Ассоциация выстраивается.
- Ты куда чемоданчик дел?
- А?
- Миша. Где твой чемодан. Ядерный, я имею в виду. Где ты его оставил?
Он хихикает и тычет мне в лицо айфон.
- Во.
- ...
Миша неторопливо тыкает в тачскрин, и экран окрашивается в чёрный цвет. Посередине квадратная кнопка. Красная.
- Он в сейфе. Я его связал с айфоном, сделал этот интерфейс. Теперь не надо чемодан с собой таскать, я могу Людоеда прикончить и так. Хоть сейчас.
Я молчу. Миша светится от свободы и счастья. Фоном чирикает телевизор.
- Как тебе это удалось?
- Тренировки, - смеётся Миша. - Слушай, давай это сделаем? Мы убьём Людоеда. Прямо сейчас. Хочешь нажать на кнопку? Или тебе такое нельзя? Ничего, сам нажму.
Моего опьянения как не бывало. Я быстро, чётко отбираю у него айфон. Рука не дрожит.
- Обратно же прилетят не бананы, - я прячу прибор в нагрудный карман.
- Ты их остановишь. - Миша указывает на меня рукой - широким жестом, как на народное достижение. Или своё. - Ты остановишь все их ракеты. Сделаешь это своё кунг-фу, и они попадают в океан. Они до нас просто не долетят.
- Миша...
- Прикинь, как все будут нам благодарны! Просыпаются, а Людоед подох. Нам с тобой во всём мире памятники поставят. Храмы! Даже арабы. В особенности они. Для нас они сделают исключение из исламских правил.
- Если столько ракет упадёт в океан, воды будут отравлены. Всё живое погибнет.
Он не выдерживает, опускает взгляд на свои руки.
- ...Да? Ладно... А приятно помечтать, скажи?
...
Миша клюёт носом. Я трясу его за плечо.
- Пойдём вниз, работать пора.
- Мы даже не спали.
- Кто нам виноват. Пошли.
...
Он вдруг просыпается в лифте. В глаза возвращается страх - жалкий жалобный ужас. Миша тянет меня за рукав.
- Слушай, насчёт подвалов...
- Хм?
- ...А как же кошки? Там столько кошек жило...
Я пожимаю плечами.
- Увы.
- Но они были в подвалах? Их, получается, там и замуровали?
- Не знаю. - Я прикидываю, каков, скорее всего, истинный ответ и что лучше всего сказать Мише. Но не желаю врать. - Это возможно. Да.
- Но - как?..
- Причина и следствие. Если бы я не приказал закрыть подвалы, в них устанавливали бы бомбы. Было бы больше террора, люди бы гибли.