Пока Аня завершает в ванной свой утренний туалет, я попытаюсь разобраться в своей голове с событиями прошлой ночи и со своими эмоциями. Я сейчас немного расскажу вам о машинистке Эльзе, нашей сотруднице. Она эстонка.
Её бабушка, как и её дедушка, были репрессированы советской властью после оккупации и аннексии Эстонии Советским Союзом в 1940-ом году в результате подлой гибридной военной акции - Гитлер и Сталин делили Европу согласно секретному пакту Молотова-Риббентропа.
Вместе с сотнями тысяч других эстонцев они были вывезены в Сибирь в товарных вагонах. По дороге в ссылку многие умирали от голода и холода. Дедушка с бабушкой попали вообще на Дальний Восток, где работали на каторжных работах по осушению болот, образовавшихся в пойме Амура. Там и появился на свет папа Эльзы. Его родители, истощенные непосильным трудом, рано умерли от малярии. Папа рос в детском доме в Хабаровске.
После окончания школы он хотел вернуться на родину своих предков в Эстонию, даже приехал в Таллинн, пытаясь устроиться там на работу, но его, как этнического эстонца, нигде не хотели прописывать, а без прописки он не имел права работать.
Тогда он уехал в Ленинград, поступил в Горный институт, женился на скромной русской женщине, родил с ней Эльзу и теперь работает инженером-геодезистом, часто выезжая в командировки на Крайний Север - в Мурманскую и Архангельскую область, на полуостров Ямал, в Ненецкий автономный округ и автономную республику Коми.
Эльза умеет очень быстро печатать на машинке двумя пальцами, в то время как я медленно и мучительно делаю это всего одним. Она иногда нас просто спасает, когда мы не укладываемся в сроки. Маленькая, аккуратная, шустрая как мышь, она всё привыкла делать на отлично.
В университете она тоже отличница. Если бы я не был женат на Ане, я бы женился на Эльзе, поскольку её сердце свободно, у неё никого нет. Она ищет не сказочного принца, а человека, с которым ей будет всего лишь не скучно. Но где найти такого человека, я знаю из таких людей всего одного, но он уже нашёлся для другой девушки.
Эльза любит носить белые рубашечки и белые кофточки. Вот и сейчас она сидит в тесной комнатухе нашей маленькой однокомнатной квартирки на шестом этаже за портативной ГДР-овской пишущей машинкой "Olympia Unis" вся такая очень серьёзная и нарядно-скромная, словно в помпезном секретариате ЦК КПСС в Москве на Старой площади, дом 4, и стучит своими нежными пальчиками под мою диктовку хронику текущих событий, пока Аня рисует карикатуры на Горби.
"Москва. 30 октября. В 15:00 на Тверском бульваре состоялась очередная демонстрация Инициативной группы по проведению периодических демонстраций в защиту советских политзаключённых. Демонстранты держали лозунги "Свобода политзаключённым", "Свобода Леониду Лубману" и фотографии Ивана Макара.
За проведение демонстрации задержаны и осуждены Фрунзенским нарсудом соответственно на 15, 10 и 7 суток - Кирилл Подрабинек, Владимир Понявин и Михаил Ривкин.
Около 17-ти часов недалеко от места проведения демонстрации задержаны Валерия Новодворская и Игорь Царьков. Во время задержания Новодворская успела разбросать листовки Демсоюза. Она осуждена на 15 суток.
1-го ноября в разных местах города были расклеены листовки со таким текстом: "Варварству, неоправданной жестокости Гитлер и национал-социалисты учились на опыте советских концлагерей, которые существуют до сих пор..." Подпись под листовкой - "Демократы".
23 участника группы "Доверие" из Москвы направили в Прокуратуру и в КГБ СССР протест, в котором осуждаются обыски у членов редакции ленинградского еженедельника "Демократическая оппозиция". Они призывают сотрудников всех независимых изданий на Западе и Востоке выразить свой протест советским властям.
Таллин. По сообщению собственного корреспондента радио "Свобода" Сандера Сисса, работники таллинского объединения "Сальво" отказались выполнять заказ на изготовление нескольких тысяч шлемов для так называемых "чёрных беретов" - войск спецназначения МВД.
Ленинград, 30 октября. Акция "Минута молчания" в честь Дня политзаключённых была проведена у Казанского собора, около 300 человек собравшихся стояли на площади с зажжёнными свечами, обнажив головы. Прибывшая милиция под руководством подполковника Голобородько задержала свыше 30 человек. Один из участников "Минуты молчания" заметил, что "в Советском Союзе не только говорить, но и молчать запрещено". Было проведено пикетирование 37 отделения милиции, куда были доставлены задержанные. Во время пикетирования отделения милиции был опрокинут на землю подполковник Голобородько.
Екатерина Подольцева осуждена на 15 суток ареста, она объявила голодовку, в знак солидарности к голодовке присоединился Ростислав Макушенко. Игорь Варшавчик (17 лет) обвинён по ст. 191 ч. 2 УК РСФСР - ему приписывается избиение подполковника Голобородько".
Смотрите, что я нарисовала! Сделайте паузу, мне нужен ваш совет. Идите сюда! Какой эскиз вам больше нравится? - кричит нам Аня из кухни.
Мы уже идём, - отвечает Эльза.
На кухонном столе Аня разложила несколько своих новых рисунков карандашом. Они все очень прикольные. Её никто не учил рисовать карикатуры, но она это делает великолепно.
Вот генсек Горби выпускает политзаключённых из-за колючей проволоки, которая приобретает контуры карты СССР, а сверху надпись "Политическая карта Советского Союза", вот Горби в хламиде библейского Моисея и с японским магнитофоном подмышкой выводит советские войска из Афганистана, а с небес на белом облаке в образе ветхозаветного Бога Саваофа его благословляет лидер афганских повстанцев Ахмад Шах Масуд.
- Я выбираю вот эту! - твёрдо и бескомпромиссно заявляет Эльза.
Она тычет пальчиком в бюст Ленина с разбитой черепушкой, пошедшей от слова "перестройка" трещинами в форме знаменитого красного пятна на голове Горби, и ржёт. Она хохочет так заразительно, что мы с Аней тоже начинаем ей дружно вторить.
Мне кажется, что Эльза от удовольствия чуть даже похрюкивает. Её маленький немного курносый эстонский носик краснеет и становится похожим на свиной пятачок. Она выглядит очень сексуально и мне очень хочется её поцеловать. Она ловит мой взгляд и делает серьёзное лицо.
Ну что? Как тебе?
Мне тоже нравится, - говорю я.
Тогда я обвожу чёрной тушью, рисую фломастером фон, одним словом, довожу всё до ума и вставляю в макет на обложку, - удовлетворённо кивает Аня.
Хорошо, сейчас мы ещё вставим выходные данные, вот так, наша редакция: Артём Гадасик, Анна Ермолаева и Владимир Яременко, Эльза остаётся за кадром, ей нельзя светиться, чтобы не выгнали из универа, а теперь мы перемещаемся на кухню, доделываем макет, а ты, Аня, можешь уже отправляться спать в комнату.
Когда работа над макетом наконец завершена, из комнаты раздаётся богатырский храп моей жены. Аня, не смотря на свои восемнадцать лет, храпит как пьяный гопник на полке в плацкартном вагоне. Но я давно к этому привык, я знаю, что это у неё врождённый дефект челюсти, что её подбородок сильно западает вглубь, поэтому лицо кажется таким обаятельным и нежным.
Если же её во время сна перевернуть на спину, тогда она не будет храпеть, но есть опасность, что она задохнётся во сне. Этим трюком я лишь иногда пользуюсь, когда мне необходимо выспаться, однако это весьма рискованно.
Врачи говорят, что ей необходимо сделать операцию, чтобы выдвинуть челюсть вперёд, но тогда лицо Ани станет совершенно другим, квадратным, а подбородок, выдвинутый вперёд, мужественным, как у старого бравого солдафона. Такие операции на челюсти делают только в Москве в клинике Склифосовского.
Но я категорически не хочу, чтобы она выглядела иначе. Я говорю, что надо подождать хотя бы лет двадцать-тридцать, тогда после операции, когда она станет похожей на нильского крокодила или на старого бравого солдафона, я найду себе жену помоложе, а Аня навсегда останется моей боевой подругой.
Краем глаза я наблюдаю, как Эльза пыхтит рядом со мной в кухне, ловко разрезая ножницами полоски статейных заголовков и вклеивая их в макет. Завтра, когда придёт Артём, мы отснимем макет его зеркальным фотоаппаратом "Киев-17М", проявим фотоплёнку, а когда она высохнет, мы будем печатать тираж.
- Этот винегрет Гадасика и Липовской под названием "Диалог на высшем уровне" из цитат Мао Дзе Дуна и Горби, - говорю я. - Что-то я не совсем вкурил, о чём он?
Цитата Мао: "Каждый коммунист должен усвоить истину: политическая мощь хранится в заряде карабина".
Цитата Горби: "Именно такой, демократический, гуманный облик социализма мы имеем в виду, говоря о качественно новом состоянии нашего общества как о важной ступени в движении к коммунизму".
- Ну, и что тебя здесь смущает? - недоумевает Эльза. - Мне непонятна сама концепция этого "диалога", она не разъяснена, это всё звучит чересчур комплиментарно в отношении нашего генсека, а разве мы не стоим в оппозиции к официальной линии КПСС? Тебе не показалось, когда ты набирала эти две страницы цитат, что ты подмахиваешь Горби?
- Представь себе, когда я это набирала, мне ничего не казалось и я никому не подмахивала.
- Ладно, хер с ним, с этим текстом, давай оставим для следующего номера, они ж его вместе в муках рожали, плод страстной любви, так и быть, опубликуем в No 12.
- У Липовской с Гадасиком что-то есть? Разве она не лесбиянка?
Феминистка...
Да какая разница!
Нет, разница всё же есть.
Так что у них там?
- У неё двое детей школьного возраста и муж цеховик, а Артёму каждую неделю звонит из Америки его парень, его бывший одноклассник, уехавший в США на волне еврейской эмиграции с родителями. Вот такие страсти-мордасти!
Трубку обычно берёт сосед по коммунальной квартире алкаш дядя Миша. Американская телефонистка спрашивает мистера Гадасика. "Шо?" - спрашивает дядя Миша. "Sure" - воспринимает она ответ дяди Миши и даёт Игоря. "Дядя Миша, позовите, пожалуйста, Артёма!" - вежливо просит его Игорь. "Америка!" - громко орёт на весь коридор дядя Миша. И Артём стремглав несётся к телефону, ведь минуты дороги - это же доллары! "Приветик, Игорёк, как дела?".
- О, Господи, - вздыхает Эльза, - какой кошмар...
Мне нравится, как Эльза пахнет, как вздымается её небольшая юная грудь под тонкой тканью белой рубашки и я слегка провожу ладонями по ткани, едва касаясь, вдоль её сосков, которые мгновенно твердеют.
Макет готов, я иду спать, - быстро отстраняется от меня Эльза и скрывается в темноте комнаты.
Мне едва слышны лёгкие шорохи её раздевания и укладывания. Я аккуратно складываю макет нового номера "Демократической оппозиции" в папку, убираю со стола ножницы и клей, собираю и выбрасываю в помойное ведро мелкие и крупные обрезки бумаги с фрагментами букв и фраз, не попавших в макет.
Затем я выглядываю в окно в чёрную ленинградскую ночь, словно пытаясь разглядеть в ней какое-то светлое будущее. Из окна открывается вид на крыши и на юг города в сторону Невского проспекта. На тёмном небе нет ни звёзд, ни луны, только низкие тучи.
Я выключаю свет и тоже иду спать. Эльза лежит под одеялом рядом с громко храпящей Аней, повернувшись жопой ко мне. Я раздеваюсь догола и ныряю под одеяло. Рукой вскользь нащупываю её гладкую голую задницу, затем пальцы мои попадают в какой-то мокрый мохнатый куст.
Я тут же в ужасе отдёргиваю руку. Чёрт побери, вероятно, она ходила помочиться, а туалетной бумаги у нас в доме нет, туалетная бумага в советской Империи Зла - это огромный дефицит. Вместо туалетной бумаги я сегодня порвал вчерашнюю газету "Правда", но её надо долго мять, чтобы бумага стала достаточно мягкой и могла впитывать в себя остатки мочи и кала.
В своей голове я быстро проматываю время вспять и понимаю, что Эльза в последние несколько часов в туалет по нужде не отлучалась, а значит это не моча, а мокротень иного рода. И мой змей-искуситель сразу же резво, как кобра, встаёт в боевую стойку и кидается на этот влажный колючий куст в поисках тёплой уютной норки.
В мозгу стучит мой наиболее частый ночной кошмар, будто бы я во сне перехожу границу СССР, пытаясь сбежать на Запад, но каждый раз я запутываюсь в густой колючей проволоке. Обычно я всегда просыпаюсь после этого сна в холодном поту. Однако на сей раз мне всё-таки удаётся проскользнуть сквозь все преграды.
Неужели я сейчас не сплю? Я ощущаю невероятную благодать, так нежно и ласково окутывающую всё моё внутреннее естество. Ничего подобного этой благодати не испытывал я даже в легендарной кухне на Благодатной у известной правозащитницы Кати Подольцевой в жарком экстазе революционно-демократического диспута.
И эта невероятная, тёплая, влажная благодать несёт меня бурным потоком из промозглого холодного Ленинграда по водам рек Фонтанки и Невы, по водам Балтийского моря в тот далёкий, тёплый, волнующий океан Эльзы, в котором непременно осуществятся все мои мечты и желания.