Аннотация: Кошке Лукреции а также невстреченной и незабвенной Татьяне Михайловне
ЯРОШ Иван сын Александра
(Рысёнок Таркириан)
ЛУКЕРЬЮШКИНЫ СНЫ
У кошек какие-то свои отношения с Владыкой Сна. Некоторые договариваются даже до такого, будто над кошачьими снами он не властен. Чушь конечно - что бы он был за Владыка Сна тогда!? - но в любой глупости есть частица истины. Иначе с чего бы это мы с таким наслаждением любовались на спящую кошку?
Иногда и я по старой дружбе просил Лукерь-Иванну показать мне какой-нибудь хороший, цветной сон. Как раз в те дни я понял, что ни на чуточку не интересен Елене - и приятные сны были нужны мне как воздух. Лукерьюшка жмурилась, потягивалась, выгибала белую спинку с двумя пепельно-серыми пятнами по обеим сторонам - и спрашивала: "А какой тебе сон нужен на завтра? Хочешь, я покажу тебе Египет? Вот где НАС ценили по-настоящему! Была даже особая богиня Убастет - покровительница кошек - и рысеголовая Мафдет..." И на целую ночь я отправлялся в Египет. Медлительный Нил нёс свои воды к Средиземному морю, ещё не изуродованный османскими артиллеристами Сфинкс презрительно щурился на строителей пирамид... Кстати, это были совсем не голые рабы, нарисованные в учебниках - как же, попробовали как-то япошки построить махонькую, десятиметровую пирамидку по геродотовским технологиям! Вывели первый ярус - и пригнали краны. И в каждом дворе обязательно жила кошка - да и не одна, а с котятами! Но на следующую ночь я просил Лукерьюшку показать мне что-нибудь иное - например великий город на берегу Рифейской реки в те времена, когда его ещё не звали тюркским именем Аркаим - или гордые заснеженные вершины Гор Мира, которые в наши дни погребены под вёрстной толщей вод Ледовитого океана - и обзываются хребтом Ломоносова. Хотя неплохой был математик - но если бы поэт Михайла Василич, сочиняя сценки подводного мира для своей "Петриады" хоть на минутку вспомнил о настоящих царствах, что ушли под волны северных морей! Эх, помор... А порою я просил свои любимые сны - про завоевание материка, который в наши дни назовут Азией, про бирманских принцесс, руки которых добивались государи Арианы, про безконечные битвы с хитроумными и жестокими обитателями закатного острова Хат-Халанш, что ныне зовут Атлантидой. Кошкам ведомо многое - и Лукерьюшка спасала меня от отчаяния, когда я снова слышал от той, что была мне дороже всего мира: "Ты не нужен. Лишний! Уходи". Порою я сражался среди северных варваров с курчавобородыми работорговцами, приплывшими в наши земли через открытую рану Босфора, иногда трубил сбор, увидев на горизонте сарацин, вновь подкатывающихся к стенам Акры, а были и сны, в которых мы были последней горсткой христиан, обречённо сражающихся с тиграми ислама в зелёных чалмах на пляжах Рио-де-Жанейро, у подножия изваяния Иисуса Христа, которое они называли богомерзким идолом. Иные сны уводили меня в далёкое мрачное будущее, когда солнце уже не будет таким ярким и белым, как сейчас, а уцелевшие остатки людских племён будут отчаянно сражаться за дно высохших океанов вблизи экватора. Иные - в непредставимые дали былого, когда рисунок звёзд на небе был иным, и никто ещё не украсил рисунками стены Альтамиры. Так много снов - то прекрасных, то уродливых, то светлых и вселяющих надежду, то грустных как ноябрьский вечер... О некоторых я не расскажу никогда - хватит миру и одного Лавкрафта. Но всё это так, присказка...
Не помню уже, когда я попросил об этом Лушеньку - до того, как мамаша Лены зашипела: "Оставь Леночку в покое! Если ты ещё раз подойдёшь к моей дочери..." - или после того, как моя мама посмеялась: "Вот так тебе и надо! Не умел уговорить девушку", - но попросил точно: "Лукерь-Иванна, милая, можно мне увидеть ту, кто никогда не обидит меня и не предаст? Кому нужна будет и моя верность, и моя защита?" Зелёные очи Лукерьюшки опечаленно моргнули - и она спросила тихо-тихо: "Рысёнок, а может быть не надо? Может быть тебе лучше верить, что она живёт в нашем мире - просто ты её ещё не встретил?" - "Нет, Лу", - попросил я, - "покажи мне правду, какой бы она ни была. Обещаю никогда не жалеть об этом". - "Ладно, Сын Рыси", - согласилась моя первая кошка, - "только правда эта горше полыни".
...В той жизни она была дочерью морского рыцаря Южной Империи, той самой, чью ледяную могилу в наши дни найдут Беллинсгаузен и Лазарев. Её предки тысячу лет назад приплыли из Ормуза на белоснежных каравеллах, чтобы создать на Последнем Берегу новую Ариану. Высокие дворцы Луснейи и её гордые замки, горные цепи, пронзающие синее южнополярное небо - и белоснежные гавани Айрена-Сейвалы и Инсирвао - всё это была её родина, дом её отцов, Сынов Рыси. А самой красивой крепостью Империи была её столица, Алмарин, что построен на одиноком острове в безбрежном океане - построен как вызов хищной Атлантиде государем Иналианом, сыном Алмараира, в 1000 году Луснейской Эры. Но могли ли холодные владыки Хат-Халанш не принять вызова? Их можно винить в чём угодно - но трусами они не были. И закричали в храмах приносимые в жертву пленники, и отплыли хищные барки под чёрными парусами, чтобы сломить гордых ариев - и вновь отнять у них Последнюю Землю на южной окраине Мира. И запылали замки рыцарей Луснейи на всём побережье - и в прекрасной Эмелии, обращённой к Атлантике и пресветлому Алмарину, и в плодородной Сирвайне, обращённой к Иранскому океану и далёкому парфянскому Ормузу. Её братья ушли сражаться под стенами Алмарина - и полегли там, где ныне только чайки оплакивают былую славу над оледенелым вулканом Буве среди стылых вод Южного океана. Её отец сражал атлантов на далёком севере, всё ближе подбираясь к ненавистной империи работорговцев и мореходов. А она осталась вместе с матерью и преданными слугами на родине, неподалёку от славной крепости Инсирвао, что связывала луснейцев с северными сородичами из Арианы и Джалиты.
Но в те чёрные годы стервятники Хат-Халанш ещё были Повелителями Океанов. И однажды чёрные паруса увидели и со стен Инсирвао. Пропели боевые трубы - и все, кто не ушёл на войну - а это были всё больше юноши да старики - взяли в руки оружие. Немало врагов удобрили землю Луснейи, немало и наших полегло в великой битве под стенами Инсирвао. Но город не сдался на милость врагу. Тогда озверевшие работорговцы выместили злобу на беззащитном населении сельских областей. Жёны и дети земледельцев искали спасения в её замке - и ворота всегда были открыты для тех, кто успел спастись. Княжна Лианира утешала тех, кто потерял близких - и ободряла тех, кто готов был сражаться. Мальчишки да старики - все, кто остались на родине после очередного призыва Империи - готовы были биться до последнего. Слава о деяниях шакалов Хат-Халанш уже обошла прибрежье. Я тоже получил меч - не рыцарский стальной - нет, обычный железный, из тех, которыми сражаются не воины по призванию - но мирные труженики, впервые увидевшие врага на своей земле. В том мире я видел Лианиру не впервые. Наша область была небольшой - всего три или четыре рыцаря жили в округе - и единственная дочка князя Инарвына всегда готова была придти на помощь больным или погорельцам, или тем, у кого не стало коровы-кормилицы. А ещё она очень любила кошек - и стоило кому-то из поселян пожаловаться на ленивого кота и наглых мышей - она тут же просила у своей Матильды самого резвого котёнка и вручала хозяину со словами: "А вот эта трёхцветная красавица и сама всех мышей в округе переловит, и лентяя вашего научит". Кованая сталь луснейского наречия в её устах была для меня сладчайшей музыкой! Но мне предстояла стезя хозяина крепкого сельского дома, а для неё наверное совершал подвиги один из тех юношей, что защищали теперь Алмарин. Всё перепутала война.
Мы отбили уже несколько приступов злых и разочарованных атлантов, так и не взявших Инсирвао - и решивших хоть напоследок разжиться дешёвыми - как они полагали - рабами. Это было их бизнесом уже многие тысячелетия - и вызов государя Иналиана, решившего положить предел их морской гегемонии, мог оказаться для державы Хат-Халанш роковым. Лестница за лестницей нахлёстывали на стены замка - и всё меньше оставалось тех, кто сбрасывал врагов обратно в ущелье. Самое грустное было даже не в том, что враги пришли сюда, в глубокие тылы Луснейи - а то, что они ничем не отличались от нас лицом. Если бы это были смуглые курчавые шемиты, жители Разорванных Земель, что на юге Джалиты - нам было бы легче. Но это были гордые и красивые люди, наши дальние родичи, когда-то предавшие Владычицу и выбравшие Тьму. И всё же я понимал бедного принца Рианксира, сгоревшего от тоски по атлантской княжне Риланкэ, преданной им, когда встал выбор между родиной и счастьем. Но что мне до той давней халаншской девушки, когда силы защитников таяли - и мы с Лианирой остались вдвоём на вершине последнего бастиона, последней башни её родового замка? Море сурово било в берег Южной земли, а княжна всё всматривалась в синеющую даль - она верила, что отец вернётся и спасёт её. "Лиарнир," - тихо сказала она, - "мы остались одни во всём замке - и скорее всего уже не дождёмся помощи. Если придётся погибнуть - погибнем как Рыцари Юга - сражаясь до последнего - и прихватив с собою как можно больше врагов!" - "Верно, княжна", - я не мог оторвать глаз от неё - даже уставшей и изляпанной кровью врагов. - "Но не отчаивайся - помощь уже близко!" Я говорил так только чтобы ободрить любимую - откуда мне было знать, что сражение за Алмарин с блеском выиграно - и белоснежные каравеллы луснейских рыцарей возвращаются на родину, ведомые гордыми победителями!? Возвращался и князь Инарвын, потерявший в той войне всех пятерых сыновей - и верящий, что его последний малыш - дочка Лианира - в полной безопасности. Холодные волны циркумполярного течения, не раз проклинаемые мореходами и той эпохи, и наших дней, сейчас помогали победителю атлантов. Но он не успел...
Немало врагов остались на лестницах, смытые варом, немало остались в ловушках, щедро рассыпанных по лестницам нашего бастиона - но последние добрались и до нас. Это уже не были те гордые морские разбойники, что когда-то нагружали пузатые барки краснокожими жителями Закатного материка, чтобы тысячами спалить их на жертвенниках чёрных богов. Наши халанцы были усталыми, грязными - и даже злоба уже не светилась в их глазах. Потеряв стольких товарищей, они уже не могли провести корабль обратно на далёкий север, к берегам своей хищной родины. Им оставалось только с честью погибнуть в бою - или с позором сдаться в плен, где их не ждало ничего хорошего, если вспомнить, как атланты обращались с нашими пленниками. В горах Ирианы как раз недавно открыли новые серебряные жилы, самые щедрые со времён королей-рудокопов - но никто не протягивал в тех рудниках и года, а тяжких преступников по всей Луснейе не хватило бы и на одну шахту... Двоих или троих мы положили сразу, воспользовавшись их шоком от перехода из тёмных, освещённых только чадными светильниками, коридоров - к освещённой ярким февральским солнцем и продуваемой всеми ветрами площадке бастиона. Остальные окружили нас - и мы, спина к спине, бились с ними. Никто на моей памяти не сражался так красиво, как княжна Лианира в эту последнюю битву. Семеро пали от её меча, и ещё трое - от моего. Но последний из атлантов ухитрился метнуть дротик ей в шею. Никогда не забуду торжествующей улыбки этого врага, когда он понял то, что я пойму только через мгновение - когда моё плохое, "селянское" железо распороло ему живот - и разноцветные кишки вылились на резные плиты обзорной площадки.
"Лианира, мы победили!" - я ещё не понял ничего. - "Всё правильно, Лиарнир", - тихий голос мне был ответом. - "Ты был прав - спасение пришло!" На северо-западном горизонте ярче восходящего солнца белели паруса возвращающихся с победой луснейских каравелл. Лианира ещё успела обнять отца. Лианира ещё успела узнать о победе. Лианира ещё успела сказать перед князем Инарвыном, что никого не взяла бы защитником из луснейских рыцарей, кроме меня. Но её лёгкие и так не были предназначены для сырого океанского климата - а дротик халанца довершил остальное. "Мы ещё встретимся!" - обещала мне она. - "В иные времена и в иной стране - может быть через десять тысяч лет..." Сыновья её дяди стали неплохими хозяевами для нашего замка - но когда я покидал ледяную могилу на вершине горы и оглянулся на замок - я знал, что вижу его в последний раз. Я был учёным и поэтом, обошёл всю Южную землю, побывал и у северных братьев, не раз удостаивался аудиенции и у сына Иналиана, моего соименника пресветлого Лиарнира - но за многие десятилетия так и не нашёл той, в ком повторялись бы хоть некоторые черты Лианиры. И сердце моё согревала только надежда.
"...Ну и как тебе сон?" - ласково спросила Лукерья Ивановна. - "Светлый, Лушенька - но такой печальный!.." - "Это ты просто не знаешь пока, что такое печаль", - покачала головой моя первая кошка. - "Твоя Лианира сдержала своё обещание! Именно её ты искал в тех девушках, рядом с которыми рос - и в Тане, и в Ире, и в Наташе... и в той недостойной..." - Лушастик не назвала имени той, что порвала моё сердце. - "Так она здесь? Я её найду? О, Лушенька, только скажи мне! И я помчусь к ней быстрее мысли!" - Лукерья Ивановна тяжко вздохнула, как это умеют делать только кошки. - "Не найдёшь ты её. У меня есть и этот сон. Но ты уверен, что хочешь его посмотреть?"
В семнадцать лет не раздумываешь, когда любимая кошка спрашивает, хочу ли я увидеть свою наречённую. И я не медлил с ответом ни минуты. До сих пор не решил, было ли это к лучшему...
...Тесное тёмное место - но не застенок халанцев. Лицо моей Лианиры - я узнал её сразу - но в то же время осознавал, что она выглядит совсем не так - просто я не мог её не узнать. И странное ощущение, что вся она может поместиться у меня на ладони - словно маленький котёнок. Но это она, моя княжна, ждавшая тысячи лет - и подгадавшая выполнить обещание именно тогда, когда я вернусь на белый свет - ну не можем же мы не встретиться! Её тело растёт, питательные соки наполняют её, ей ещё несколько месяцев воссоздаваться, пока она явит свету свою красоту. Я - ещё глупый мальчишка, и не подозревающий, что пока я играю с друзьями, купаюсь в море, записываю первые сказания - и безуспешно прошу у родителей котёнка - где-то неподалёку растёт та, кого назову своим счастьем.
"Танюха, ты что, беременная?" - это кассирша в блинной, где ты работаешь. Только не говори пожалуйста! Ничего не говори этой бабе, которая уже запала на твоего мужа! Ну пожалуйста, Викторовна! Она у тебя хорошая вырастет, добрая и ласковая. В ней - и только в ней - повторится твоя красота. Это ничего, что твой муж только что тушил взорванную атомную станцию! И против этого найдутся защитные заговоры. Только промолчи. Я ещё приеду к тебе на блины - и буду рассказывать про тебя анекдоты, потому что так принято в стране, где выпало вновь родиться мне - и твоей девочке. У тебя будут хорошие внуки. Только молчи! Ничего не говори, умоляю! - "Ну да, есть такое..." Потом будет слабость и боль. Потом маленькое тело вынесет из надёжного убежища - и она погибнет, не успев родиться. Потом змеиным шипением скажет обозлённая баба: "Теперь у тебя никогда больше не будет детей!" Потом муж, так мечтавший о дочке, навсегда разлюбит когда-то родную и единственную, заподозрив в убийстве дочери. Всё будет потом... А та, кто выбрала самое подходящее время, самое лучшее место - вновь будет выброшена в межмирье до неведомого нам срока.
Лу, бедная моя кошка, незабвенная моя, ну зачем ты показала мне этот сон? "Сегодня моя мама меня убила..."