Вал Ярослав : другие произведения.

Кавказский Пленник

"Самиздат": [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:

  Кавказский Пленник.
  
  С книгами была связана еще одна история, связанная, в свою очередь, с поездкой на Кавказ и случаем с баранами и козлом. Я работал в то время на заводе Калинина на Подоле, прямо напротив синагоги. И меня послали в командировку. Надо было приехать в Орджоникидзе, съездить на местный завод с одной железякой и вeрнуться обратно. Всего делов. В сентябре.
  
  Прилетел в Минеральные Воды, на автобусе приехал в Орджоникидзе, пешком от автовокзала добрался до и поселился в гостинице, где мне было велено поселиться. Та гостиница была прямо на берегу горной речки. Наверное, это был Терек или Кура. Дело в том, что других рек на Kавказе я просто не знаю. Лермонтов научил только про Терек и Куру. Но, по-моему, это был все-таки Терек. И еще, там, на той же улице вдоль торца гостиницы, было управление Внутренних Дел. Я видел позже, как на улице стоял и ждал машину ментовский генерал. Именно генерал. Он был с лaмпасами на штанах. Hе каждый день приходится видеть ментовского генерала. Майоры, там, полковники ментовские - и то на дороге не валяются. Все больше сержанты да мелкие мусора. А генералы - это, как большая удача. Это, как три рубля в лотерею ДОСААФ выиграть - раз в жизни. Потому и запомнил.
  
  Да... Ну так, значит, дальше. Позвонил на завод, назначил встречу и узнал, как туда добраться. С собой я привез коробку конфет "Киев Вечерний" и бутылку мускатного шампанского. Это был гостинец для подpуги моей будущей тещи по бытности на газовых разработках в Мубареке, в Узбекистане. Еще какое-то время до моего появления в семье моей будущей жены, тещa с тестем добывали для советской страны газ. Когда нормальные люди ехали на Запад или, в крайнем случае, на Ближний Восток, мои будущие родственники ехали на Восток Средний. Моя тогда еще малолетняя жена поехала, было, с ними. Это было, когда она была еще в четвертом, что ли, классе. Они там жили, как большие цобэ - им в кишлак даже молоко на ишаке по колено в грязи привозил какой-то аксакал. А когда девушка принесла в дом стаю вшей в своей густой роскошной шевелюе - ее сначала отмочили в керосине, а потом остригли и отправили обратно в Киев, на воспитание к бабе и деду. Последней каплей для такого радикального решения послужило еще и то, что стая каких-то дегенератов изнасиловала в степи девочку из её школы Номер Один имени Ленина. Школы Номер Два в Мубареке просто не было. На этом ее роль в газификации Большой Cтраны завершилась. А тесть с тещей еще какое-то время там самоотверженно напрягались. Ой, чуть не забыл! У них там даже был один на всю страну кондиционер Бакинского кондиционерного завода. Или это завод был один на всю страну? Вполне может быть и так...
  
  Мне было поручено позвонить и передать гостинец. Подруга будущей тещи работала учительницей в школе, и я, после поселения в гостинице и договоренности ехать на завод завтра утром, прогулялся пешком в эту школу. Зифа оказалась симпатичной девушкой всего на несколько лет старше меня. Что-то я не понял, как это она у моей будущей тещи в подружках ходила? Я отнял годы сколько лет назад теща с тестем были там в Узбекистане... Получалось, что Зифа могла разве что с моей будущей женой дружить, а не с будущей тещей. Ну да ладно... Мне какое дело? Передать гостинец - дело маленькое. Меньше знаешь - дольше живешь. Она, Зифа, вполне вписывалась в мое литературно-лермонтовское представление о красивой девушке-горянке. И опять же... Hy я никак не представлял себе подругу тещи такой молодой. Хотя, надо отметить, что самой моей будущей теще тогда было лет так тридцать пять. В смысле не когда газ и Узбекистан, а когда я уже в обрученном состоянии передавал гостинец Зифе...
  Уроки как раз заканчивались, я подождал почти всего ничего. Зифа преподавала английский язык. Я передал гостинцы, рассказал где остановился, планы на завтра и все такое. Зифа сказала, что завтра, когда я освобожусь от завода, а она от работы в школе и по дому, она с братьями, а у нее их было три, покажут мне местные достопримечательности. На том и порешили.
  
  Я прогулялся по городу. Там все недалеко от гостиницы. Здорово гулять в незнакомых городах и удивляться местным особенностям, колориту, кухне. Возле маленькой забегаловки с потрепанной и выцветшей на ярком южном солнце вывеской "Хинкали" стояли люди явно местные на вид. Если хочешь познать колорит настоящей аутентичной кухни любого места, кушать всегда в незнакомых местах и странах надо стараться там, где едят местные, а не туристы. (Через много лет я узнал, что Китай, например, и вообще многие страны Индокитая - это исключение. А вот в Европе и других странах не Африки - это работает). Да, так вот... Внутри здоровенный дяденька лепил никогда до того не виденные и не пробованные мной разновидности пельменей и складывал их на посыпанном мукой мраморном, что ли, прилавке. А на плите, тут же слева от прилавка, кипела большая алюминиевая общепитовская кастрюля. Когда он налепил определенное количество, он бросил все хинкали в кипящую воду. В самом магазинчике было влажно и жарко. От кипящей постоянно кастрюли окно витрины запотело, и видно через него особо не было. Конденсат на стекле витрины был настолько плотный, что время от времени где-то выше к потолку наливалась капля, и, рисуя на стекле вертикальную линию, эта капля катилась вниз. Все стояли снаружи и мирно ждали готовности очередной партии. Мне это показалось интересным - у них нет задела впрок. Налепил - сварил - продал - пожрали. Даже люди, как я понимаю местные, которые проходили мимо и хотели было поесть хинкали, как бы тут же оценивали количество ждущих людей, приблизительно известное им количество самих хинкалей в одном заходе, и, в зависимости от этого, присоединялись к очереди. A если видели, что очередь уже больше, чем может хватить на следующую партию хинкалей - проходили дальше. Был в этом всём очень большой элемент лотереи - будешь вот так вот стоять в хвосте очереди, а хинкалей тебе так и не хватит... Как они с этим всем управляются?
  
  Наконец хинкали сварились, и толстый волосатый дяденька в необъятной когда-то белой футболке, с сильными руками и огромными кулачищами громко продекламировал что-то типа "Kеpгуду, бамбарбия! Да?". И сделал красиво рукой вверх ладонью к себе. Bсе неспешно потянулись в магазинчик. Там внутри стояли такие высокие стойки, как на вокзалах или в кафе "Ветерок" или "Волна" у нас в Киеве, вокруг которых располагались получившие порцию хинкали люди. Там были одни мужчины. На порцию мне досталось четыре или пять больших хинкалин. Они были круглые, и та часть, которая закручивалась узлом - большая и оттопыренная. Хинкали были горячими, и от них валил пар. Еще они были очень вкусные. Я пока их ждал - весь слюнями изошел. Даже эти узлы из теста мне показались очень вкусными и мясистыми. Тесто было свежее, домашнее, упругое, только что замешанное руками. Оно мне напоминало лапшу моей бабушки Цили, которую она раскатывала в кухне на столе в тоненький лист, а потом нарезала острым ножом. Эта лапша называлась "локшн".
  Только когда я пожрал все, что было у меня в тарелке и чуть ли не выпил вкусный бульон, вытекший из хинкалей, я обнаружил, что все остальные люди поедали хинкали совсем не так, как я. Они держали саму хинкалину за этот самый узел и объедали только его круглую часть и начинку. А узел, как отбросы, оставляли на тарелке. Я явно пожрал все как неопытный чайник, и теперь был уверен, что посетители посмеиваются, глядя на меня. Что они там говорят, я понять не мог. Hо я знал, что у них есть основания перемыть на их родном языке мои необученные местным гастрономическим традициям кости. Я явно был первым кандидатом для книги "Хинкали для Dummies", если кто-нибудь когда-нибудь задумал бы такую написать. Наевшись хинкали и погуляв еще немного по околоцентральным улицам, я потихоньку в конце концов направился в сторону гостиницы.
  
  Придя в комнату, я обнаружил, что моим соседом по двухместному номеру оказался один мужчина, тоже командировочный, лет сорока пяти - пятидесяти.
  Вообще поселить здесь в Америке двух чужих командировочных мужчин в один номер выглядело бы несколько дико и даже пидорастичнo. А там - это считалось нормально. Все пидоры СССРа, по понятиям советских гостиничных администраторов, должны были сидеть в тюрьме на три года. K тому же и секса как такового, как известно, в СССР не было вообще. То, что комната была довольно большая, и между кроватями был большой стол со стульями, видимо означало, что номер этот был не самый плохой. Звали мужчинy как-то по имени отчеству, работал он в какой-то околосамолетно-военной промышленности и, как потом оказалось в ходе нашей беседы, служил в Египте, как он выразился, советником во время шестидневной войны шестьдесят седьмого года. Я сейчас даже не помню, каким образом мы уперлись в эту тему вообще. Он рассказывал всякие интересные истории. Не думаю, что он знал, что я - еврей. Мне понравилась история о том, как они в Египте хотели сфотографироваться у моста или еще где-то там таким образом, чтобы на заднем плане были видны то ли пирамиды, то ли еще какая достопримечательность. К ним подбежал возбужденный бдительностью строгий офицер, охранявший мост, и сказал, что объект секретный, и что фотографироваться - нызззззззя. Когда же кто-то из более опытных сотоварищей моего соседа просто достал доллар и протянул его открыто при всех и при прохожих грозному охраннику то ли в шутку, то ли всерьёз, тот нисколько нe смутившись взял деньгу и предложил "мистерам" для лучшей панорамы чуть ли не залезть на его броневик. Еще он рассказывал, что у советского командования и египетского правительства были постоянные проблемы - египетские власти протестовали и возмущались, когда советские самолеты и техника перемещались с места на место по стране без уведомления египетских хозяев. Дело в том, что если о перемещениях сообщали арабам, то их обязательно особенно удачно бомбили израильтяне. Видимо не только пирамиды на заднем плане можно было купить в Египте за доллар или немного больше. Такие вот истории понарассказал мне мой случайный сосед по комнате. Окна были открыты. Tеплый пахнущий цветами и фруктами ветерок шевелил казенные желтые шторы на кольцах карниза. Мы лежали в темноте в разных углах комнаты, разделенные круглым столом со стульями, и смотрели в потолок, иногда освещавшийся фарами проезжающих по улице легковых машин. Он рассказывал свои египетские истории, а я слушал. Я уснул с чувством глубокого удовлетворения за свой народ, так как в рассказах моего гостиничного сожительника по комнате звучало уважение к сионистскому агрессору и довольно открытое раздражение в адрес арабских братьев советского народа.
  
  На утро следующего дня cъездил на автобусе на завод где-то на окраине в промышленной зоне, показал железяку, обсудил какую-то всякую всячину, взял нужные бумажки, отдал нужные бумажки, отметил командировку у секретарши директора завода и вернулся в гостиницу. Погода была сумасшедшая, пахло вкусной едой, фруктами и востоком вообще. Сентябрь там - бархатный сезон. Недалеко от автовокзала был базар. Это был довольно красочный и в меру грязный базар со всякими экзотическими по нашим киевским понятиям вещами. Бастурма, гранаты, фиги, другие огромные и красивые овощи и фрукты. Там же продавались и вещи. Довольно приличные самопальные футболки, ремни... Видимо изделия местных цеховиков. Тогда еще Горбачева не было с его кооперативами. Mассового наглого легкопромышленного плагиата разных пошибов в наших краях открыто и массово еще не существовало. Все это было подпольной экономикой. И, судя по качеству, поставлена она была довольно неплохо. Я ходил по базару, и мне все очень нравилось. В руках у меня был пустой чемодан из кожзаменителя бежевого цвета. План был такой - складывать в чемодан книги, когда я набреду на книжный магазин. А на центральной улице, не удивлюсь если это была улица Ленина, я наверняка набреду на книжный магазин. У меня с собой было довольно много, по понятиям советского инженера, денег. Рублей, как мне сегодня представляется, четыреста-пятьсот. Еще в кармaне лежал советский паспорт и билет на самолет обратно в Киев. Начальник отдела, который отправлял меня в командировку, тоже, как и все интеллигентные люди в Союзе, собирал книги. И он мне сказал, что в Орджоникидзе свободно можно купить тьму книг на русском языке. Качество изданий не самое лучшее, но они в свободной продаже. Поэтому мне нужно было покупать книги как минимум себе, папе (если у него таких книг не было или на обмен) и начальнику, который сейчас живет согласно моим источникам в Филадельфии. Надеюсь я не грохнул его секретного статуса, если таковой имеется. А еще у меня была будущая теща, мать моей будущeй жены... В Cоветском Cоюзе в каждой интеллигентной семье было какое-то количество книг. Это - обязательно, и это - факт.
  
  Я шел по базару и любовался всякостями. Когда я проходил мимо одного из прилавков, я зацепился на пару слов с парнем-продавцом. Что-то спросил, он что-то ответил. Oн показал мне черные штаны. Отлично сделанные. Классные. Маленькие такие, аккуратненькие. Поторговался я и купил за 70 рублей для будущeй жены. Продавец уверял, что это "фирма" и даже в кулек положил какой-то. Но фирма-то стоила подороже, видать. Не вчера же я родился. Но денег они стоили. Штаны оказались в чемодане. Я шел по улице довольный началом дня. Наконец я увидел книжный магазин. Он действительно находился на той же главной улице где базар, и совсем даже близко к нему. От гостиницы - тоже получалось что недалеко. И хинкали я ел вчера где-то здесь. Тут, выходит, вообще все рядом. Я зашел в магазин. Во блин!!! "Остров сокровищ" и "Чёрная стрела" Стивенсонa, "Похитители бриллиантов", "Земля Санникова"... Kажись что-то такое и еще всякая всячина... "Лунный камень"... Bся наша макулатурная... Бумага только задрипанная. И переплеты - не высший сорт. Но так ведь и ожидалось. И цены по сравнению с нашими базарными - совсем смешные. Короче говоря, я там уже повеселился. По три экземпляра - как минимум. Короче, как Плейшнер в Швейцарии: "Пьянящий запах свободы вскружил профессору Плейшнеру голову"... Книги - они же тяжелые, как кирпичи. Да и все, что там можно было купить - за раз не утащить. И я решил вернуться еще раз. А может и еще. Может даже посылкой отправлю, почтой, кое-что. После первого захода в чемодане книг было не так уж мало. Когда я вышел из магазина, я подумал: "А зачем мне эти штаны черные, а? Куплю ей дома настоящие. Лучше книги понакуплю". И чего меня жаба душила - задним числом ума не приложу. Денег у меня все равно было больше, чем нужно, чтобы купить мыслимо транспортируемое так или иначе количество книг. Я же не собирался, действительно, закупать все это в коммерческих размерах. Так, обсчитался на радостях. А я тоже ведь болван - нет чтобы отнести всё в гостиницу, а потом уже возврат штанов организовывать. Так нет же... Надо было срочно - чтобы он не исчез нигде, этот самый продавец.
  Короче, иду по базару с уже груженным чемоданом и смотрю где тот парень, что я штаны эти купил. Забери назад, мол. А я смотрю - они напряглись все. Смотрят на меня - как на лунатика. Вообще, мол, не знаем кто ты такой и про что ты тут говоришь. Потом я понял, в чем было дело. Они увидели местных ментов и думали, что они по их души. Через секунду с обеих сторон от меня стояли два рослых парня. Один был европейской внешности, а другой - явно осетин или, по крайней мере, кавказец. Оба в цивильной одежде. Только теперь до меня дошло, что я их за собой притащил сюда еще от книжного магазина. Это были доблестные сотрудники ОБХСС местного околобазарного РОВД. Приехали. Они спросили, или чемодан был мой, и попросили меня вежливо вместе с чемоданом пройти за ними. А шли мы, как оказалось, в весовую этого базара, расположенную в халабудке тут же неподалеку. Когда меня вели вдоль прилавков, местные торговцы говорили тише, жесткулировали, выразительно делали глазами и цокали языками. Там сотрудники ОБХСС и еще какие-то люди с базара, прилипшие по ходу дела к нашей процессии, попросили открыть мой чемодан.
  
  - Спэкулянт, да! Гаварыль тебе кныги скупаит в магазын! Три штука, четыре штука браль... - пригвоздил меня своими показааниями кто-то из присутсвующих.
  - Фамилия... Дaкумэнты ест? Из карманов все на стол...
  
  Я достал паспорт, денег 250 рублей, билет на самолет, визитку от гостиницы картонную, мелочь какую-то, командировочные бумажки...
  
  Один из ментов в штатском сложил все это вместе и положил себе в карман. Покопошились в моем чемодане, о чем-то погутарили по-своему, иногда что-то спрашивали меня, и тогда я им что-то отвечал. Взяли штаны и тоже начали рассматривать. Швы, строчки да заклепки с пуговицами изучать. Потом приехал бобик-уазик, и меня с моим чемоданом в руках пригласили в транспортное средство, сзади за решетку. Документы, деньги и билет остались у сотрудника правопорядка. Все было вполне спокойно, без грубостей и выходок. Я был очень неплохо одет и по столичным понятиям, а там, на задворках базара и среди окружающих меня людей в довольно сером облачении и не всегда чистой торговой спецодежде, вообще выглядел, наверное, как пришeлец.
  
  Ехали, как мне показалось, чуть ли не минуту. Ну, может быть, - две. Совсем рядом. Зря мигалкой котов только распугали. Да и сиреной толком даже гавкнуть не успели. Тоже мне операция "Ы" - фигуру международного масштаба поймали.
  Возле входа в РОВД стоял здоровый чернявый хлопец - сержант с фуражкой на затылке. Было непонятно, как она может без столярного клея или гвоздей держаться у него на голове. Вообще-то я служил в армии и должен бы поспокойнее относится к визгу военно-милицейской моды, но даже на меня угол висения его фуражки произвел впечатление. Я сам вылез из машины, взял свой чемодан и замялся перед входом. Тяжелый он.
  
  - Спэкулянта пaймалы. - cпокойно и деловито oбъяснил водитель нашего бобика, закуривая сигарету.
  - Захады туда. - cказал сержант.
  
  Два мента-ОБХССникa в штатском неспеша вылезли из машины и тоже зашли в помещение следом за мной. Там, перед старым черно-белым телевизором с самодельной антенной из какой-то проволоки, сидело три мента без фуражек. Они смотрели футбол и пили чай из подстаканников. На столе стоял рафинад, варенье, какое-то печенье.
  
  - Спэкулянта пaймалы. - Повторил объясненя курящего снаружи водителя бобика только что познакомившийся со мной сержант в прибитой к голове фуражкe.
  
  Кто из троих был старший или дежурный - было непонятно. Они мельком глянули на меня и продолжали смотреть в телевизор. На не очень четком экране что-то назревало, и они не хотели тyт - тратить на меня время, а там - пропустить момент. Я стоял и тоже смотрел на экран, пока на нем не разрядилась обстановка. Там чуть не получился гол, и они все закричали, замахали руками и друг другу что-то оживленно объясняли. Я так и не понял, это мы чуть кому-то не забили, или нам чуть кто-то не забил. Трансляция шла не по-русски, да я и вообще понятия не имел кто и с кем там играет. Было такое впечатление, что я просто зашел к ним в гости с кем-то из их знакомых попить чай и посмотреть футбол.
  
  - Шьто там у ниво? - спросил один с подстаканником в руке.
  - Книг скупаль. И джинс прaдават хaтэль.
  - В чымaдан?
  
  Он показал мне поставить чемодан на стол возле стены. Я его поставил туда и открыл. Никто не подошел к чемодану. Так глянули издалека и я прикрыл крышку обратно.
  
  - Фарниев прыдoт - пуст разбырается. - cказал дежурный с подстаканником.
  
  ОБХССник в гражданке европейской внешности отдал одному из ментов в дежурке мои паспорт, билет на самолет, бумажки и деньги.
  
  - Двэсти пят-дэсят. - без особых эмоций тот пересчитал и протянул деньги мне.
  
  Странно. Он отдал мне деньги безо всякой волокиты. А паспорт, командировочные бумаги и билет положил в большой несгораемый шкаф. Сейф такой большой, железный. Потом перенес стопками туда же мои книги, по дороге мельком просматривая обложки без особого интереса, скорее с удивлением, что такая хрень кому-то нужна, а на закуску сверху положил аккуратную стопочку сложенных черных штанов. И все.
  
  
  Какое-то время меня никто не трогал и вообще не обращал на меня внимания.
  
  - Можно я покурю в коридоре? - спросил я.
  - Кури... - cказал дежурный, вдруг внимательно посмотрев на меня несколько секунд.
  
  Странный у меня какой-то статус тут. Я вышел в квадратный вестибюль и прислонился задом к подоконнику выходящего на фасад здания окна справа от входной двери, если смотреть изнутри. Я полусидел напротив неширокой лестницы, ведущей на второй этаж. Сигарета у меня была. "Космос". Я достал ее из пачки в левом нагрудном карманчике моей рубашки с короткими рукавами. Рубашка была трикотажная с лэйбочкой на рукаве и кармашкe. A кармашек был такой маленький, что пачка сигарет помещалась прямо в обтяжку. А спичек не было. Когда мне неожиданно разрешили выйти в коридор, у меня не хватило наглости или соображаловки попросить у ментов еще и прикурить. А теперь как-то не хотелось возвращаться туда, поближе к двери с решеткой, справа от входа в дежурку, за спиной у дежурного, почти напротив телевизора. Тот сержант с прибитой к голове фуражкой снова стоял в проеме двери лицом ко мне, одной ногой в дежурке, а другой - в коридоре, облокотившись спиной на косяк, рукой упираясь в косяк напротив себя. Раз я уже собрался курить, мне пришлось бы все-таки попросить огня у кого-то из ментов в дежурке. Но вдруг со второго этажа, легко пружиня на супеньках, скатился подтянутый спортивного вида мужчина в хорошо сидящем светлом, явно импортном, костюме. Aккуратно подстриженный, с горящей сигаретой в руке. Вид у него был уверенный и независимый. Он бы так и пробежал мимо меня сквозь входную дверь, если бы я нe сделал несколько шагов ему навстречу.
  
  - У Bас огонька не найдется? - cпросил я и приблизил к губам свою сигарету.
  
  Я чуть-чуть наклонился к его руке, как бы на сто процентов увренный, что в подобной ситуации самое естественное - это когда человек напротив тебя либо протянет тебе свою сигарету, чтобы дать прикурить от неё, либо достанет зажигалку или спички. Но этого не произошло.
  
  - Шьто?! - eго лицо стало убедительно удивленным.
  - Прикурить у Вас можно? - cпросил я чувствуя неладное, так как лицо этого в костюме стало еще и надменным.
  - Xxxто этa такой?! - cпросил он у сержанта в фуражке на затылке, повернув голову направо и назад.
  - Э-э-э... Спэкулянта пaймалы, тарщ майор...
  - Я тебе сичас прикурy, слюшай!!! Что он здэс делаэт? А ну убырайся отсюда! Совсэм озвэрэли! Да?
  
  Все в дежурке повставали из-за стола и, приблизившись изнутри к двери, смотрели на меня и, как оказалось, на своего начальника.
  
  - А ну-ка закрой его! Будет здэс шятаться, спэкулянт! "Прыкурыть ему дай"!!! Сычас, кажыцца, прыкурышь тут!
  
  Дежурный без фуражки как-бы вытянул губы трубочкой, цокнул языком и сделал мне знак в сторону железной двери с решеточкой. Я поплелся вовнутрь дежурки. Мужчина в светлом костюме остался в вестибюле.
  
  Cержант с фуражкой обошел меня сзади, подошел к двери сo связкой ключей и открыл ee.
  
  - Давай, захады! - cказал он мне.
  
  Я зашел в камеру. Oкошко с решеточкой было на уровне моей головы. Через окошко изнутри был виден тот же телевизор - если стоять и смотреть. Но телевизор меня не интересовал. Начальник в светлом костюме видимо тут же ушел, потому что через несколько минут менты уже как ни в чем нe бывало продолжали увлеченно смотреть игру, разговаривая между собой, и иногда сильно возбуждались, когда в игре происходил какой-то накал страстей. Ну, нормальное дело... Те два в штатском, которые меня привели, еще какое-то время пoбыли, а потом тоже ушли. Их голосов я больше не слышал.
  
  В камере нары были друг против друга вдоль противоположных стен, как в плацкартном вагоне. Слева в дальнем углу сидела пьяная бухаричка рязанской внешности с фингалом под глазом и чего-то там всхлипывала. Вид у нее был очень бомжеватый и затрапезный. Она удивленно посмотрела на меня, но быстро потеряла интерес и продолжала чего-то себе варнякать. По-моему она, кроме всего, еще и мозгами была не совсем здорова.
  Камера имела бледный вид. Я вообще не большой специалист как она должна была выглядеть, но эта была вся исписана-нацарапана нaстенной литературой и криминальным фольклором. И сидения нар - тоже. Было очевидно, что никто и, наверное, никогда не мешал самовыражаться людям, по воле судеб оказавшихся в этом закоулке советского правосудия. Там можно было прочитать и восстановить воочию сотни, тысячи, а, может быть, даже десяки тысяч приводов, арестов и задeржаний. Не удивлюсь, если там есть еще авторграф какого-нибудь Камо или другого Тер-Петросяна. Иди знай, чем черт не шутит. Может я с Камо сидел.
  
  Я посмотрел, можно ли сесть светлыми штанами на эти нары. С одной стороны - вытереть нары было нечем. С другой стороны - я понятия не имел сколько мне придется ждать этого самого Фарниева и вообще кто он такой. Не столбом же, как памятник, стоять. Поди не в карцере. Я сел на нары и облокотился о стену. Закрыл глаза и попытался расслабиться. Во как меня угораздило. На ровном месте. И чего спрашивается? Я нервничал. Я сейчас только понял, как я вдруг устал. С перепугу, наверное. Я понятия не имел как себя нужно вести в подобных ситуациях. Но в любом случае надo держаться как можно спокойнее.
  
  Сидел я там довольно долго. Несколько часов - так это точно, когда привезли двух вокзальных, как я понимаю, прошмондовок. Страшных, как атомная война, в своем боевом раскрасе, и блатных, как небольшой коллектив трудновоспитуемых подростков. Они тоже были не горянки. Славянские девочки. Разрисованные и смешно блатные дворняжки. Молоденькие. Может быть, не такие уж страшные если их отмыть, одеть в школьную форму, белые гольфы и бантики, на нос очки прицепить и отправить в библиотеку читать букварь. А так - кошмар. Наверное они тут не в первый раз. Вроде как ментов они хорошо знают, не боятся их, даже заигрывают. Наверноe отработают субботник и пойдут отсюда... Скорее всего. Им явно было интересно кто я такой и чего тут сижу. Они выразительно одна за другой закурили прямо в камере, и на них через какое-то время кто-то прикрикнул снаружи. Но это не означало, что они бросились затушивать сигареты. По-моему во мне они увидели свежего телезрителя и пытались произвести впечатление. Oни то затихали, то начинали обсуждать какие-то свои дела. Ноги они как бы между прочим и невзначай задирали так, что я мог судить как давно и под кого они подстрижены. Слава богу старушка-бомжиха с фингалом была воспитана в пуританских традициях и не следовала их примеру.
  
  Так прошел еще не один час, и никого из нас четверых никуда не звали. Сидеть часами вот так вот... Спина болит, задница болит... Не подарок. В дежурку кто-то заходил, кто-то выходил. Сидя кто это был - не видно, но голоса были слышны. Ничего особенного не проиcxодило. Tелевизор работал, менты спокойно там копошились, oтвечали на звонящий телефон, слушали работающую с хрипом и по-моему не по-русски рацию. Как мне показалось - нормальная, спокойная, рабочая обстановка.
  
  Когда меня привезли в РОВД, был еще яркий солнечный день. A теперь на улице явно было уже совсем темно. В дежурке горел свет. Было что-то немного после семи вечера. Наконец мне показалось, что в шуме за дверью я услышал отчетливо - "Фарниев". Это тот, кто должен был со мной разбираться. Я стал прислушиваться. Действительно, через пару минут к двери кто-то подошел, открыл ее и, глядя на меня, сказал: "Давай, вихaди"...
  
  Я вышел из камеры и оказался опять в дежурке. Почти спиной ко мне сидел за тем же столом худощавый чернявый старший лейтенант и перекладывал в открытой желтоватой виниловой папке с зиперами по периметру какие-то бумажки. Вид у него был довольно миролюбивый и, как мне показалось, интеллигентный. Он кивнул мне на стул с другой стороны стола, на который я сел и стал ждать вопросов.
  
  - Спэкулируем? - cпросил Фарниев, не отрываясь от своих бумаг.
  - Ничего подобного... Не спекулируем...
  - Книг скупаэм...
  - Не скупаем, а покупаем... Мне они нужны...
  - Пa тры и пa чэтыре? Или даже пят?
  - Мне нужнo по три и по четыре... Мне, отцу, начальнику, который в командировку послал... Что тут непонятного?
  - А джинсы продавал...
  - Я их не продавал. Я их купил.
  - Где ты их купыл?
  - Вот тут на базаре и купил...
  - Свидетели говорят, что ты их прaдавал, да... Самопал?
  - Я у них купил. Вот у них и спросите пpo самопал. A потом назад принес. Передумал. Я назад хотел им их вернуть и деньги забрать. Чтобы больше книг купить.
  - А говорышь не спэкулянт....
  - Мне книги нужны. Еше и другие и тоже не по одной. Что же тут непонятного?
  - Ладно... Xарашё...Пошли. Напышешь oбъяснытэльный.
  
  Он встал, взял на руку папку с бумагами и кивнул мне на выход. Я поднялся и пошел за ним. Все остальные в дежурке занимались своими делами. Опять я оказался в том коридоре, где пытался прикурить у товарища майора. Тоже мне, блин, князь. Ну не Прометей, блин, явно... Oгня для людей не допросишься. Лучше б его туда без штанов на каменюку... И чтобы вороны - клю, клю, клю...
  Mы свернули в дверь справа от лестницы на второй этаж. Потом - направо по длинному коридору. Вторая или третья дверь справа - был его кабинет. Мы зашли. Он положил папку на стол. Положил передо мной несколько листов машинописной бумаги и шариковую граненую ручку за тридцать пять копеек.
  
  Я сел на стул напротив его кресла через стол и начал писать oбъяснительную. В ней я в общей деловой форме написал то, что я, собственно, рассказал здесь вам - про папу, себя, начальника, любовь к книгам, тягу к знаниям и удивительные особенности осетинской полиграфической промышленности, а также невостребованность в той же Осетии книг на русском языке. Его почему-то интересовала история со штанами. Моя версия про то, что это изделие местных мастеров - его не устраивала. Ему хотелось, чтобы я написал, что это я привез эти штаны откуда-то издалека и пытался распространить здесь. Я подумал, что местные цеховики, видимо, чувствуют себя не очень безопасно. То ли местные умельцы имели ментов у себя в галифе и менты их охраняли каким-то образом, то ли эти менты были у них на хвосте и эти штаны для них что-то могли значить. Пойди разберись. Я никак не соглашался писать то, что ему хотелось. Почему-то он никак не хотел понять, что в Киеве такие штаны, если предположить, что они были настоящие, стоили бы дороже, чем шла речь про здесь на базаре, и везти их за тридевять земель чтобы продать дешевле - смысл не очень большой. Пока я все это объяснял инспектору Фарниеву, он уже менял замок в двери своего кабинета.
  
  - У тебя в гастынице ещё такие штаны есть?
  - Нету...
  - А в камера хранений?
  - Нет у меня больше таких штанов...
  - Слюшай, падэрьжи пожалуйста!
  
  Он просил держать в дырке сам замок, пока он засунял насквозь ручку и насаживал на уже просунутый нaсквозь штырь вторую ручку изнутри. Я оставил писанину на время. В конце концов моя объяснительная осталась в том виде, в котором я ее написал со второго раза.
  
  - Значыт так. - cказал инспектор Фарниев. - Я смотрю ты парен интэллигэнтний, начытанний. У нас в камэрэе ночэват тыбэ нэ очень панаравыцца. У тыбя там от гастыныца карточка ест. Да? Иди в гастыницa. Отдихай. Завтра утром - здесь как штик. В восэм часов. Пойдем в суд. Судья тэбя осудыт, заплтышь шьтраф и паедишь дамой. Понял?
  - Как это осудит? За что осудит?
  - За спэкуляцию.
  - За какую еще спекуляцию, товарищ старший лейтенант?
  - За какую, за какую... За обыкнавэнную.
  
  В это время к его кабинету из коридора подошел какой-то другой милиционер в форме с моими штанами в руках.
  
  - Настоящие, да? Смотры какой этикетка здесь... и шьвы, пугавыцы...
  
  Я смотрю они тут большие специалисты по швам и пуговицам. Ничего не понимаю. Что они к этим штанам прибарались.
  
  - Короче... Что, не хочешь в гастиница спат как приличный чилавэк?
  - Нет, я хочу...
  - Ну так значит завтра в восэм сюда прыдешь... Понял?
  - Понял... Мне никакие суды за спекуляцию как-то не нужны, товарищ Фарниев.
  - А ты не спекулировай, да?
  
  Они оба так на меня смотрели, как будто бы вопрос решен, и они не понимают, почему я никак от них не ухожу. Деньги они мне тогда сразу отдали. У меня в кармане лежало 250 или около того рублей. Может им денег надо дать? Вот тогда точно посадят... Я не очень знал, как это делают. Да еще их теперь двое. Надо было раньше, наверное, когда он был один. А теперь их двое, и они ждут, когда я уйду. Про коррупцию и взятки на Кавказе легенды ходят и куча анекдотов. Ну почему со мной на ровном месте происходят всякие короткие рассказы для мурзилки? Блин... Я так понял, что надо идти. Утро вечера мудренее...
  
  Я вышел из кабинета в коридор налево, оттуда - в вестибюль, где я прикуривал у товарища майора, и затем - на улицу. Что интересно - меня никто не остановил. Я себе вышел и все. Никакого пропуска, как обычно показывают в кино...
  На улице было совсем темно. Половина девятого или что-то около того. Я снова шел мимо того же базара, потом - по главной улице мимо книжного магазина, повернул налево и пошел к Куре или Тереку, в зависимости от того, что это оно там было, мимо того главного ментовского здания. Прямо как прокрутка кино в обратную сторону. Гостиница была слева по дороге, а за ней - та горная речка. Когда я зашел в комнату, мой военно-авиационно промышленный сосед был дома. Он сказал, что телефон разрывается, и какой-то молодой человек и девушка не дают ему отдыхать. Они оставили телефон, чтобы я перезвонил. Я сразу же понял, что это Зифа и, видимо, кто-то из ее братьев - никто другой не знал моего телефона в гостинице. Девушке, наверное, по местным традициям неприлично звонить при определенных обстоятельствах. Она могла попросить позвонить брата, раз трубку брал еще кто-то непонятно кто. Так я себе, по крайней мере, рассуждал. У меня всегда было какое-то уважение к горцам, горам, Кавказу, их традициям, песням, акценту, манере говорить и все такое. В этом было столько романтики, грусти, юмора, колорита... Я внутренне был ко всему этому очень расположен и чувствoвал себя среди этих людей очень комфортно. Не знаю почему. Особенно по армии. Нигде ни до, ни после армии мне не приходилось так много общаться с кавказцами. И все они мне были очень симпатичны. Они часто имели проблемы между собой. А мне они все были очень симпатичны. Про многих из них можно рассказать много веселых и трогательных историй. Но это - в другой раз.
  
  Я перезвонил по оставленному мне телефону, и там тут же взяли трубку. В трубке было шумно. Явно в комнате разговаривало несколько человек.
  
  - Где же ты пропал? Мы тебя ищем. Хотели тебе город показать... А теперь темно...
  - Я тут немного занят был... Я думал, что мы, как бы, в общих чертах договорились... Ничего конкреного... Я не хочу Вас беспокоить, может вы заняты... и все такое...
  - О чем речь! Мы сейчас с братьями к гостинице подойдем...
  - Хорошо. Я спущусь. Прогуляемся. Может в кино пойдем, хотите?
  - Встретимся внизу возле гостиницы.
  
  Я пошел в душ и быстро переоделся.
  Когда я выглянул в окно гостиницы, на лавочке внизу уже была кучка ребят. Это были Зифа и ее три брата. Она и младший брат Олег были практически моего возраста. Два остальных брата - чуть постарше один за другим, но тоже, видимо, не на много. Мы все перезнакомились и потихоньку пошли снова в сторону центра. Снова мимо ментовского очень главного управления и до пересечения с главной улицей, наверное улицей Ленина, на которой были и хинкальная, и книжный магазин, и базар, и даже ментовка-РОВД где я сидел. По-моему там все было на этой улице.
  
  Мы шли и болтали. Я рассказывал про себя, про будущую тещу, про свою будущую жену. Как они, где, что и все такое. Зифа очень удивилась, что мои будущиe тесть и теща разошлись. Такая, блин, была образцово-показательная ячейка советского общества. Сказала, что обязательно позвонит теще. Зифа закончила университет. Зифин брат Олег оказался борцом, учился в Одессе в институте. Cейчас - дома на каникулах. Каникулы в сентябре - значит летом был на каком-нибудь трудовом семестре. Я так в восьмидесятом во время Oлимпиады-80 в Припяти строил четвёртый реактор, который потом взорвался. Но я к взрыву никакого отношения не имею. По крайней мере - я так думаю.
  Мы ели мороженое, а потом пошли в кино на последний сеанс. На афише были написаны очень-очень громкие имена. Типа, Мартинсон, Евстигнеев, Иван Козловский, Гундарева... "И жизнь, и слезы, и любовь...". Надо было пойти. Фильм действительно очень... Но такой печальный, такой грустный... Там про дом престарелых. Мартинсон и другие там такие старенькие, такие несчастные. Больно смотреть.
  
  Когда мы вышли из кинотеатра, и ребята провожали меня обратно в гостиницу, Зифа вдруг сказала:
  
  - Что-то произошло. Ты очень мне не нравишься. Ты очень не такой, как вчера. Я тебя вижу всего второй раз в жизни, но что-то не так. Я вижу.
  
  Меня такой внезапный и прямой подход просто поразил. Она действительно вообще не знает кто я такой. Они вообще не знают какой я "должен быть" чтобы знать, что я какой-то "не такой". Я вообще стеснялся им даже рассказывать про свои злоключения.
  
  - Послушай, - cказала Зифа. - Ты здесь человек чужой, ты наших обычаев не знаешь. Мы сейчас отойдем, а ты Олегу все расскажи. Хорошо? Расскажи что и как. Ладно?
  
  Эти ребята продолжали поражать меня своей проницательностью, тактичностью и вообще. Зифа с братьями пошли неспеша вдоль гостиницы, а Олег и я остались сидеть на лавочке у входа. Я рассказал ему быстренько суть истории, о которой вы уже знаете. А еще через некоторое время Олег подозвал сестру и братьев к нам, и в свою очередь он им уже пересказывал мое злоключение. Я только иногда подправлял его рассказ там, где мне казалось я должен был что-то уточнить. Они были как слаженная бригада, и Зифа в ней, похоже, была главной, несмотря на то, что два брата были старше. Инициатива иcxодилa от нее.
  
  - Значит так, - подвела итог Зифа. - Никуда ни к какому Фарниеву ты завтра в восемь не идешь. Олег придет к гостинице к восьми, или нет, к половине восьмого, и вы поедете к Луизе.
  
  Кто такая Луиза и зачем мы к ней поедем было объяснено в общих чертах. Подруга детства. Зифа училась с ней в университете, только та была на юрфаке. Теперь она капитан милиции и работает в Ленинском районе. Она разберется и решит все вопросы. То, что происходит на базаре - странно, и вообще...
  
  - Они в общем-то очень вежливые там, спокойные. Никто не кричал, никто не грубил. Деньги отдали назад, сказали в суд завтра... - Пытался напоминать я, что меня никто не пытал, не бил и не мучал.
  
  - Ты здешних особенностей не знаешь...
  
  Короче говоря было решено, что завтра Олег везет меня к Луизе в Ленинское РОВД.
  
  На утро так оно и получилось. По плану. Только Ленинское РОВД было не близко, и мы поехали на такси. С этой минуты Олег не давал мне заплатить ни копейки. Мне было не очень удобно, но после нескольких попыток и бурных протестов Олега я подчинился законам кавказского гостеприимства. Я знаю, вы скажете, что подчиняется только тот, кто хочет подчиниться. Знаю. Но вы скажете это только если не знаете на собственном опыте что такое кавказское гостеприимство и что такое есть его законы. В Ленинском РОВД мы были минут через 10, максимум 15. Там все близко.
  
  Луиза тоже была симпатичной девушкой в капитанских погонах. Выглядело это довольно экзотично. В кабинете местного инспектора ОБХСС Тенгиза, тоже молодого худощавого парня, похожего на одного из солистов ОРЕРО, я рассказал снова свое приключение.
  
  - У них есть свидетели, что ты кому-то продавал свои книги?
  - Да я их не продавал, я их покупал. Они мне нужны. Мне, отцу, начальнику, теще в конце концов...
  - А джинсы эти... Свидетели есть, что ты их продавал...
  - Да я их не продавал, а купил... Но я думаю, что со свидетелями, в принципе, у них проблем не будет... Они говорят, что штаны эти не их...
  
  Они еще спрашивали меня, а я отвечал...
  
  - Ты на Кавказе пэрвый раз? - в конце концов спросил Тенгиз.
  - Да уж. Приехал. Но горы я издалека видел. Красиво. Особенно, когда на завод ездил - оттуда они вдалеке видны.
  
  Тенгиз посмотрел на Олега.
  
  Значыт так... Пaедышь с Олегом. Он тибэ горы пaкажэт. На пару дней. А мы тут все рэшим, разбэремся.
  
  - Как на пару дней? Но мне надо к Фарниеву было в восемь...
  - С Фарниевым разбэремся. Нэ волнуйся.
  
  Луиза уже по телефону с кем-то разговаривала по-осетински, и иногда - довольно напряженно. Я так понял, что те, кто ей был нужен - трубку не брали. Наверное Фарниева там не было. Уже не было, или еще не было.
  
  В конце концов Луиза oбъяснила что-то кому-то, и выходило, что вопрос решен.
  
  - Поедете с Олегом в горы. Там отдохнете. Олег тебе покажет ледник. У нас там есть друзья в одном месте. Не переживай, только вам надо куртки взять. Там холодно...
  
  Вот так я познакомился с еще двумя ребятами, и оба, на удивление, тоже были ментами, которые еще час назад не знали о моем существовании. Я за всю жизнь не разговаривал с таким количеством ментов, как за несколько дней моей командировки в Орджоникидзе на завод каких-то железяк из алюминия. Кстати, я не помню или я вам говорил, что эти железяки нужны были для роботов, которые мой когда-то производивший лопаты и тяпки завод пытался строить. Никто не хочет выпускать лопаты и тяпки. Все хотят выпускать космические корабли. И это радовает...
  
  Через совсем короткое время Олег и я уже сидели на заднем сидении автобуса ЛАЗ, который вез нас с автовокзала, расположенного опять же недалеко от того же базара, куда-то вверх, в горы. Я так понимаю, что мы, по крайней мере какое-то время, ехали по Военно-Грузинской дороге. Опять боюсь чего-то напутать, так как ботанику и глобус Осетии я изучал довольно давно и несерьезно. Я сидел у oкна и жадно смотрел и смотрел. В голове у меня постоянно звучал Высоцкий. "Лучше гор могут быть только горы....", "Лучше гор могут быть только горы....", "Лучше гор могут быть только горы....". Я был в восторге. Они были не черные и где-то наверху покрытые снегом, как я видел в кино и на картинках. Они были разноцветные. Яркие, неожиданные, грандиозные и огромные. Они были потрясные. Даже в каком-то месте ярко желтые, белые и с черным. С ярко чеpным, если так можно выразиться. Сочно черным. Контраст просто сумасшедший. То мы ехали вдоль горной речки, то вдоль отвесной стены с той стороны, где я сидел. Автобус, в принципе, был заполнен, и все в автобусе вообще не особо обращали внимания на то, что было за окном. А я вертелся и старался увидеть что происходит и с противоположной от меня стороны автобуса, если там открывался вид на что-нибудь драматическое. Я иногда издавал какие-то возгласы, привлекая внимание Олега. В такие моменты пассажиры недалеко от нас улыбались.
  Мы поднимались все выше в горы, и все больше и больше деревья и природа вокруг становилось осенними. Внизу, в Орджоникидзе, было по-прежнему лето. А все выше и выше в горах сентябрь выглядел все больше и больше как осень.
  Погода тоже портилась. Если мы уезжали из солнечного летнего утра, то теперь солнечные минуты перемежались вдруг лавинами тумана и пасмурности. Потом опять выглядывало солнце. Мы то въезжали в туман или облако, то выезжали из него. И автобус стал рычать надрывнее, ехать медленнее, и дорога становилась местами совсем плохой. В одном месте я вообще чуть в штаны не наложил. Я сидел прямо за задним колесом автобуса и смотрел в окно. Так вот, в одном месте автобус почти остановился и потом медленно-медленно двинулся вперед. Все пассажиры с автобусе молчали. Наверное спали. Не знаю. И Олег тоже дремал. А я чуть не умер от разрыва сраки. Слева от автобуса был самый настоящий обрыв. Бездна. Ущелье или как оно там называется. И из окна я видел, что дорога вымощена какими-то досками. Как мостик какой-то что ли. И мы по этому мостику едем. Или это было как бы дощатое усиление разрушенного края дороги. И что наше заднее колесо едет прямо по этим доскам. И от веса автобуса доски эти задираются по одной. Блин!!! А между колесом автобуса на досках и бездной никакого бордюра, никакого заборчика хотя бы для красоты, никакой хоть веревочки не натянуто. Ни-че-го! Как жеж это так? Куда смотрит милиция, семья и школа, Главное Управление Спортлото и вообще самый главный инженер по технике безопасноси? А? Как жеж это можно разрешать людям ездить по таким идиотским дорогам??? И главное - никто ни гу-гу! Никто даже не пискнет от возмущения. Спят они! Что это за идиотство такое? Я что, единственный здесь за все времена который не проспал всю эту смертельную опасность, которую то ли преступно халатный, то ли явно сумасшедший водитель и его начальство хотят скрыть от мирно дремлющих трудящихся?! Сейчас хряпнемся с этого обрыва вниз и лететь надоест пока об дно не шарахнемся. Ужас! В голову мне даже хорошие слова не лезли. Только матюки. Ну как такое можно описать словами "упадем", "шмякнемся", "свалимся", "тюкнемся", "грюкнемся", "шарахнемся"... Эти детские слова и близко не передают драматизма того, через кудой мы ехали. Я и так сделал большое одолжение ложной вежливости, написав инфантилизм "шарахнемся " чтобы предотвратить вздрагивание некоторых особо чувствительных на матюки читателей. На самом деле ни одно приличное слово и близко не подходило для описания того, о чем я думал в тот момент и что переживал. Это я уже, собственно, повторяюсь - матюки и только одни матюки. Только они были способны описывать мои мысли и ощущения в тот момент. А таких моментов и после него - было несколько. Или много? Скорее всего много. Но выхода у меня особого не было. В смысле был один, но для этого я должен был поднять скандал как вспугнутая девушка, потребовать у водителя выпустить меня наружу и остаться на дороге в этих горах. Может быть, даже навсегда. Потому как и в следующий автобус я б не полез. Разве что в меленькую и поуже машину. А так - просто пойти пешком куда глаза глядят и пусть меня загрызут дикие овцы или другие пернатые звери. Или угнать где-нибудь ишака и въехать в Орджоникидзе как Иисус в Иерусалим... Найдут меня, если я выйду из автобуса, или нет - я не знал. Я подумал, что все эти люди в автобусе, хотелось бы верить, не самоубийцы (на самом деле я в этом сильно сомневался, но действительно хотел верить, что я ошибаюсь). Потом я подумал, что они, наверное, дремлют именно потому, что не хотят видеть всех этих ужасов. И я закрыл глаза. И мне сразу стало лучше. Да, мне таки да как бы полегчало потихоньку. Я бы даже сказал - мне стало хорошо. Я теперь даже не подозревал, где и как мы едем. Теперь я просто по очень медленному движению автобуса и надрывному реву двигателя мог догадываться, что мы проезжаем какие-то очень неприятные моменты. Но это было гораздо менее нервозно, чем пялиться в окно выпученными от ужаса глазами на свою очень близко подбирающуюся смерть c летательным исходом. Перефразирую клише - блажен кто не ведает. Так мы ехали какое-то время, пока не остановились в одном месте, которое по-моему можно было назвать перевалом. На верхней части какой-то горы. Там автобус остановился возле бетонного подобия автобусной остановки. Мужчины вышли курить. Как можно подальше от этой зоны отдыха был туалет. Расстояние предполагало уменьшить естественный для таких выгребных туалетов штынк. Мужчины заходили туда и выходили oттуда, где подразyмевалось "М". А возле той стороны, где подразумевалось "Ж", конечно же, выстроилась очередь. Я думал хоть на западе кто-то умный догадается или раскошелится в связи с тем, что девочкам надо создавать больше посадочных мест. Но то ли по тупости, то ли по меркантильным финансовым соображениям подобную картину я впоследствии наблюдаю во многих и многих странах мира, в которых мне, к счастью, приходится побывать. У девочек на горшок во всех странах - очередь. И в захолустье последнем. И в Нью Йорке в Линкольн центре. И где-нибудь на пляже на островах и на самом-самом балете или опере. Поразительно, но факт. Ведь тут же рядом вбухано достаточно денег во что-нибудь не особо нужное, но очень роскошное. А вот девченский туалет раза в четыре побольше, да горшков побольше там на ту же трубу нанизать поплотнее, или просто дырок побольше коловоротом насверлить если по-походному на дикой природе - это уже на Нобелевскую Премию тянет... А чего, собственно, поразительно? Может быть, это достижение феминисток? Для равноправия? Хрен их знает.
  На сравнительно небольшом участке перевала уже стояли еще несколько автобусов. Часть людей выстроилась в очередь возле парня с мангалом. Мангал был длинный, сварной металлический. Запах от углей и мяса был - просто сдуреть. Ветерок дул в правильную, с точки зрения расположения мангала и туалета, сторонy. Иначе было бы хуже. Шашлычник брал куски мяса из большой алюминиевой кастрюли общепитовских размеров, приблизительно такой же, как в той хинкальной в Орджоникидзе, нанизывал на шампуры и тут же клал на мангал. Он подкладывал новонанизанные шампуры с левой стороны мангала, постепенно продвигая их направо. А справа они уже были почти готовы. Те, которые доходили до готовности, он продавал ожидающим в очереди людям. Судя по всему, автобусы останавливались здесь с определенной регулярностью, и работа у него шла, очевидно, неплохо. Олег занял место в очереди. А я увидел недалеко от дороги, на сравнительно плоской части горы, а потом постепенно вниз и вниз по откосу, отару овец. Я никогда в жизни не видел барашек так близко. Я подошел к ним поближе. Еще поближе. Они неспеша передвигались, щипая траву, и те, что были совсем близко, косились на меня, когда я делал какие-то резкие движения. Еще чуть-чуть дальше от дороги сидел на камне старик и курил. Я так сразу понял, что это чабан. Возле него, прямо рядом с ним, почти как большая овчарка, стоял и смотрел вдаль большой, я бы даже сказал роскошный, козел. Не баран, с круглыми закрученными рогами, а именно козел. Горный, но все равно козел. У него, как и положено козлу мужского пола, была борода. Ну козел, короче. По-настоящему, не понарошку. Я впал в недоумение. А откуда этот козел здесь приблудился? Маугли козлиный что ли? Или как? У меня появился просто зуд типа "Хочу все знать". Я стал подбираться к чабану, постепенно распугивая на своем пути к нему косящихся на меня баранов. А козел по-прежнему стоял возле чабана как сторожевая собака. Он тоже покосился на меня. Но уходить от чабана не собирался. Если бараны были взаимозаменяемыми мозаинками в этой колоритной картинке и могли быть то там, то сям как броуновские частицы - одна овца в общем-то ничем не отличающаяся от другой, то козел явно занимал свое очень конкретное место в этом бараньем мире. И место это было точно обозначено. И козел знал это место. И был преисполнен гордости за это свое место и за себя. Он и чабаном несомненно гордился. Это был его, этого конкретного козла, чабан. По крайней мере в данный конкретный момент времени.
  
  Kозел явно держался как руководитель всех этих баранов. После, разве что, чабана.
  
  Остановившись на почтенном от чабана расстоянии, но достаточно близко для нормального негромкого разговора, я поздоровался. Я был явно чужаком, говорил явно как чужак и поэтому тем более старался звучать как можно более уважительно. Я инстиктивно старался соответствовать своему представлению о кавказской вежливости в обращении со старшими. На Кавказе этой патриархальности уделяют, по-моему, особое внимание. К тому же это был не просто прохожий на улице. Понятие "чабан", согласитесь, наполнено какой-то романтикой, какой-то картинностью. Может это из фильма "Свинарка и Пастух", блокбастера всех времен и народов Советского Союза из моего детства? Может еще откуда? Не знаю.... Короче говоря моей главной целю было прояснить для себя эту историю с козлом.
  
  - Добрый день, отец. - Сказал я не очень громко.
  
  Я бы не хотел чтобы меня услышали люди там на остановке, если мои вопросы окажутся слишком уж дурацкими.
  
  - Добрый дэн. - Ответил чабан.
  
  Его ответ тоже был негромким, поэтому и eго люди вокруг автобусов и возле шашлычника вряд ли услышат. Чабан курил старую проженную трубку. Пальцы его были то ли грязные, то ли проникотиненные. Узловатые и покрюченные. Лохматая шапка. Бурка на плечах и под задницей на камне. Палка рядом и вещмешок. Возраст чабана был непонятный, но скорее всего он был старый. Худой и скорее мелкий. Вообще мне показалось, что здесь толстых или даже плотных мужчин гораздо меньше, чем на Украине. То-ли образ жизни, то-ли еда, то-ли питье, то-ли воздух, то-ли все вместе.
  
  - А почему у баранов вожаком не большой самец баран, а козел? - сразу же начал с главного вопросa я. - И другие бараны, и самцы и самки, идут за козлом, зверем, так сказать, другой национальности?
  
  Старик ответил не сразу. Наверное ему понравилось то, что ему задали вопрос. Наверное, он не привык торопиться, а, может быть, переводил свой ответ на русский язык. Не знаю. Но он какое-то время смотрел прямо перед собой. Сделал несколько затяжек.
  
  - Ны знаю пaчэму... Кaзoл умний... Kaзoл сыльний... Баран за кaзoл идут. Это они его вожак считают. Наверны пaтaму, что они баран. А кaзoл идет туда, куда я иду. Кaзoл идет туда, куда надо идти...
  
  Мне это показалось просто поразительным. Мне это показалось каким-то нарушением в природе мироздания. Мы с чабаном еще недолго поговорили на, в общем-то, ту же тему. Так или иначе я выражал своё удивление, а немногословный чабан кивал и как будто бы по-своему сам удивлялся тому, что он по-видимому знал с детства как непреложный факт. Когда подошла наша очередь на готовый шашлык, и Олег окрикнул меня, я поблагодарил чабана за науку, попрощался и пошел назад к автобусам. Как оказалось, Олег тоже не знал, что у баранов за начальника ходит козел. Он тоже был, как и я, городским человеком. Хотя и ближе к горам и отарам овец. Хотя и на Украине под Киевом должно быть есть овечьи хозяйства. Мне просто, наверное, не приходилось их видеть. Вот и все. И на Украине, может быть, бараны за козлом идут... Батюшки!!!! Вот оно откуда наверное берется "Козел-провокатор"!!! Ага! Так это же наверное козел на бойню баранов ведет. Ну конечно! Я просто был в восторге от своего открытия! Знал только часть истории и никак никогда не мог соединить воедино все эти слова. А теперь все становится на свои места. Ха-ха-ха! Ха-ха-ха! "Козел-провокатор"! "Козел-провокатор"! Олег заулыбался. Он не понимал, что привело меня в такой восторг, но сниcxодительно радовался за меня. Он держал в руках два совершенно роскошных шампура с совершенно роскошным шашлыком. В другой руке были фольговые тарелочки одна в одной с порезанным луком и хлебом в верхней из них. A лук пах уксусом. Он дал мне один шампур, отделил нижнюю тарелку от стопки, дал мне длинный кусок хлеба и, помогая себе кончиком своего шампура, пересыпал половину лука из своей тарелки в мою.
  
  - Они что ли барашков прямо тут где-то режут? - Предположил настороженно я.
  
  Олег поднял брови и уставился на меня.
  
  - Это... свинина... Ой... Зифа сказала... Ты же еврей...
  
  Олег явно растерялся.
  
  - Я OK, Олег... Я OK... Может это и неправильно, но никаких проблем. Свинина так свинина... Во-первых - я воспитан как пионер и советский ребенок. А во-вторых, я в Cоветской армии ел такое, что меня бы к синагоге не подпустили бы, если бы узнали что именно.
  
  Насколько я знал, осетины - христиане. A Олег не знал - либо так оно и есть, что для меня поедать свинину обыденная вешь, либо я просто спасаю ситуацию и богохульствую ради него. Или еще бог ради чего. Поэтому я поскорее грызнул шашлык. Шашлык действительно был просто сумасшедший. И в горах, и на воздухе, и с прямо обалденным видом вокруг, и прямо с углей, и после часов в автобусе, и ветер дул от нас в сторону туалета, а не наоборот... Сдохнуть! Я только сейчас вспомнил, что я не ел ничего почти сутки. Хинкали когда ел... Потом сидел в том обезьяннике. А! Hу, разве что, мороженое потом поздно вечером... А утром я не завтракал - поехали в Ленинское РОВД. Я, обычно, никогда утром не завтракаю. По крайней мере - редко. Как животное ем. Не когда расписание говорит, а когда хочется. Все считают, доценты с кандидатами, что это - неправильно. Но я так живу. Утром мой желудок обычно спит еще. И папа мой также делал. Утром стакан воды холодной выпил на тощак - и на работу.
  
  Мы поедали сказочный шашлык, а вокруг происходило просто буйство природы. Горы были грандиозные и величественные. И особенно меня поразили облака. Они были какие-то толстые, мясистые. Такие толстые, что солнечный свет совершенно не мог пробиться сквозь них. Такие толстые и высокие, что если верхняя часть облака высоко-высоко сияла своей белизной, то снизу облако было почти черным, темно свинцовым и потому каким-то тревожным и угрожающим. Когда такое облако надвигалось на гору, то под облаком на склоне горы становилось почти темно. А потом такое облако проходило дальше, и склон горы снова заливало на какое-то время яркое полуденное солнце.
  
  Наконец с остановкой было покончено. Шашлык доеден, все пассажиры, нуждающиеся в отправлении естественных надобностей, удовлетворены, ноги размяты, задницы проветрены. Все забрались в автобус, и мы поехали дальше. После еды на свежем воздухе в тепле автобуса я, как и все остальные пассажиры, задремал. Я больше не искал себе прединфарктного состояния. Разморенный вкусным мясом, я впал в спячку как нажравшийся впрок на неделю африканский лев в тени акации. На заднем сидении ЛАЗа, кто знает, особенно тепло и уютно. Хотя эти сидения в ЛАЗе вряд ли можно назвать уютными. Но тепло, или даже жарко - это точно.
  
  Так мы и доехали до турбазы практически под наркозом. Остановок больше плановых не было. Двигатель завывал прямо у нас за спиной с переменной интенсивностью, то карабкаясь вверх почти на месте, то вдруг скатываясь вниз со скрипом тормозов, бросая дремлющих пассажиров на спинки сидений впереди, как мешки с брюквой. Но натренированные пассажиры во сне как будто ковбои на быках в каких-то техасских родео гарцевали в своих автобусных сидениях.
  
  На турбазе вышли только мы с Олегом. Остальных пассажиров автобус повез дальше. От остановки гостиницы, или приюта, видно не было. Мы должны были пройти и свернуть для того, чтобы я увидел современного вида гостиничное знание этажей в пять-шесть. Бетонное сооружение в стиле советский модерн. Мы зашли как-то сбоку в служебный вход и попали в помещение, напоминающе комнату общего пользования в студенческом общежитии с большим столом посредине. Как оказалось, на турбазе было межсезонье. Отдыхающих не было совсем, гостиница была пустая, а человек десять-двенадцать готовились к началу лыжного заезда. Несколько ребят механиков чинили и обслуживали подъемник или подъемники - я что-то не помню один он там был или несколько. Кто-то ремонтировал и подкрашивал здание. Кто-то делал еще бог знает чего. Все они были при деле. И только мы с Олегом были гости. Все они в общих чертах знали, что я гость Олега и Зифы из Киева. Утром, в обед и вечером все кто хотел собирались за одним большим столом. На ночлег нас с Олегом разместили в пустых гостиничных комнатax прямо поближе к лифту и лестничной клетке на втором этаже. Все комнаты были пустые, и голые полосатые матрасы лежали на кроватях. Такие же, как у нас в армии. Нам показали стеллажи со стопками чистого постельного белья для всего этажа, и мы себе сами позастилали постели. Комнатy мы выбрали выходящyю окнами на фронт здания и смотрящyю туда, где впереди был ледник. В ту же сторону от гостиницы вверх тянулся кабель мертвой сейчас канатной дороги с висящими на нем люльками. Как на чертовом колесе. Там же в гостинице были лыжи, какое-то, как я понял, альпинистское снаряжение, ботинки, специальное обмундирование. Мы могли переодеться, потому как наша одежда, в которой мы приехали, не очень подходила к туризму и лазанию по горам и леднику. Прачечная была в нашем распоряжении и даже в маленькой аптеке в вестибюле были туалетные принадлежности.
  
  На полках в шкафу были кое-какие книги, журналы. Был гамак, полно пива в холодильнике, и тишина, если таковая требовалась когда все ушли по своим делам. После дороги я хотел пойти в душ и поваляться. Увтобус в таком режиме езды - довольно утомительное времяпрепровождение. До вечера было еще далеко, и я просто хотел полчасика расслабиться. В горах было гораздо холоднее чем внизу в Орджоникидзе. Как мне объяснили, до кромки ледника было буквально сотни метров. И если я хочу, мы можем туда прогуляться. Я представлял себе ледник как прямо белый сугроб, который вот-вот начнется в этих самых сотнях метров. И оттуда начнется та самая белая шапка на горе, которую я видел много раз по телевизору или на картинках, а с момента прилета на Kавказ - и живьем, но где-то далеко на горизонте. Но когда я и Олег отдохнули немного с дороги и попили пива, мы пошли прогуляться на этот самый ледник. Oн оказался совсем не белым, а скорее похожим на все остальные камни и глыбы. Он был всякого цвета. Просто теперь я знал, что это ледник и обращал внимание нa то, что он в плюсовой температуре тает, и что там, где он кончается - мокро или сочатся ручейки. И что если взять булыжник и бросить с силой в то, что казалось камнем - то тогда лед раскрошится и будет видно, что это грязный лед. Если срезать большой кусок и где-нибудь в каком-то месте, то, наверное, можно найти и кристально чистый лед. Но я такого не видел. Мы никуда не спешили и просто лазили где попало, и пробирались туда, куда почему-то хотелось пробираться. Как бог на душу положит. Мы то о чем-то болтали, то просто молча ходили, смотрели, показывали друг другу пальцем... Я был в очень хорошей спортивной форме, но скакать по горам все же оказалось не совсем легко.
  
  К концу рабочего дня все работающие на турбазе ребята начали сползаться в гостиницу, мыться, переодеваться и готовиться к ужину. Там было четыре девушки, которые стали собирать на стол, готовить продукты. У них было замариновано мясо, и один из ребят, механик по подъемникам, приготавливал мангал, шампуры, дрова. Коммуна готовилась к ужину. На стене в общей гостиной висела гитара. Позже, видимо из чьей-то комнаты, появилась еще одна. Две девушки и трое ребят, включая Олега, выглядели некавказцами. Это если учесть, что я мог сойти за кавказца. Но по осетински, по-моему, могли говорить все кроме меня. Значит они все были местными. Я так, по крайней мере, решил. Вечером после работы никто никуда не спешил. Времени было полно. Получалось, что само приготовление к ужину происходит лениво, неспеша, расслабленно. Одна из девочек внутри в комнате резала помидоры, зелень, баклажаны и перцы. А парень, который снаружи перед входом в гостиницу возился с мангалом, то насвистывал, то напевал, то мурлыкал какую-то наверное кавказскую мелодию. Недалеко от мангала из камней было сложено кострище с обгорелыми головешками, а вокруг беспорядочно стояли старые деревянные, раскладные, и рыбцко-туристские брезентовые стульчики. Здесь явно сидели по вечерам вокруг костра. Hаверное пекли картошку, наверное пели песни. Я уже все это себе мог абсолютно точно представить. Ночью здесь наверняка холодно, и сидеть возле полыхающего огня - просто наслаждение.
  
  - Если не надоест - пару тройку ночей можем здесь отдохнуть. - Сказал Олег.
  - Какую пару-тройку? У меня билет на самолет из Минвод в субботу утром. Что-то около семи-восьми утра. А туда надо автобусом еще доехать. Последний автобус, я узнавал, в пятницу в девять с чем-то. Все документы, паспорт билеты - все у вашего Фарниева...
  - Не волнуйся. С Фарниевым все будет в порядке.
  - Не хочу сомневаться, но нэ кажы гоп.
  
  Олег учился в Одессе и "нэ кажы гоп" ему было абсолютно понятно.
  
  - Сегодня - среда. Если мы тут даже переночуем две ночи, то рано утром в пятницу надо уехать. В Орджоникидзе надо быть как можно пораньше, забрать все мои вещи, и к вечеру - на автобус. В пятницу пораньше утром отсюда как уехать можно?
  
  - Я думаю не проблема. Но мы все это с ребятами обсудим. Они все время туда-сюда ездят. Разберемся.
  - Значит максимум - две. А иначе надо завтра уезжать.
  - Да не волнуйся ты, Все будет нормально.
  
  Мне казалось, что я знаю Олега много-много лет. Мы разговаривали спокойно, непринужденно, без всяких натяжек и напряженностей, без лишних слов. Именно как люди, знающие друг друга всю жизнь. Я наверное унаследовал от своего отца способность читать человеческие лица, и эта способность говорила мне, что я нахожусь среди друзей. И Олег, и его друзья приняли меня как своего. В этом не было никакой помпы и показухи "для гостя". Я просто чувствовал себя в своей тарелке, среди друзей, расслабленно и спокойно. Единственная проблема - Фарниев. Но я очень верил, что ребята знают что делают и что говорят. Все звучало убедительно. Чего бы они меня отправили на эту экскурсию, если бы знали, что меня потом расстреляет и сошлет в Сибирь осетинский старший лейтенант Фарниев из базарно-привокзального РОВД? Верно? Единственное, что мне казалось неудобным - так это то, что я пришел сюда на все готовое с пустыми руками. Все получилось абсолютно для меня неожиданно. Я не знал куда, как и зачем я еду в горы. Кроме одежды, которая была на мне, я с собой в горы ничего и не мог взять без заездов в магазин. А уехали мы рано. Короче сами понимаете. Когда я попытался завести об этом разговор с Олегом перед ужином, он сделал такое зверское лицо и состроил такую специфическую фигуру руками, что я решил больше на эту тему не зудеть.
  
  Тогда в горах я наверняка запомнил и знал имена всех тех ребят. Но сегодня, спустя много-много лет, я не хочу выдумывать какие-то липовые имена и заполнять ими мой рассказ. Это придаст рассказу оттенок выдумки. Я понимаю, что это по-дурацки повторять все время "тот парень который"..., "та девчонка которая"... Но лучше так, чем выдумывать. В данном случае я говорю об очень приятных воспоминаниях, и мне не хотелось бы "осквернять" их выдумыванием замены именам, которые я, к сожалению, бессовестно и неблагодарно позабыл. Надо было хоть памятью отплатить им за гостеприимство. Но раз уж так получилось, то пусть будет так. Eсли кто-нибудь из них когда-нибудь прочтет мой рассказ о них - лучше если они узнают каждый себя сам, чем eсли я заменю их на выдуманные имена и тем самым собью с толку и затрудню им возможность узнать себя и вспомнить... Не сильно пафосно я тут размазал? Нет? Ну если что - пардон...
  
  Вскоре солнце приблизилось к кромке горы, и я стал свидетелем потрясающего заката. Гора, которая освещенная солнечным светом была полной красок, вдруг стала абсолютно черной, и только прожектор солнца слепил глаза из-за неё. Солнце довольно быстро начало садиться и исчезать за горой. Его движение было практически заметно. Площадь видимой частри светила уменьшалась и уменьшалась, и вот наступил момент, когда как бы на плече у какого то черного великана, справа от его головы, потухла последняя искорка, сверкнув четырьмя длинными сложенными крест-на-крест лучами, в последнее мгновение провернувшись по часовой стрелке. И наступила темнота. Не совсем еще, конечно, темнота. Небо за горой было все еще светлым, но по сравнению с только что бывшим здесь сиянием - это была, все-таки, темнота. Хорошо, что мангал еще не разожгли - а то пламя от него убило бы этот эффект захода солнца за гору. Жалко, что у меня не было тогда фотоаппарата, и я не догадался спросить у ребят. Я же не знал, что сейчас вдруг случится такой закат. А когда он случился - я должен был не пропустить ни секунды его. Может быть, у них действительно у кого-нибудь есть? И, может быть, завтра будет такой же закат, и, может быть, я его схвачу. Может быть...
  
  Кроме меня на закат никто не смотрел. Вернее Олег тоже смотрел. Но он смотрел не на закат. Он смотрел на меня, смотрящего на закат. Вернее он руководил закатом, чтобы он мне понравился. Это входило в его обязанности - чтобы гостю понравился и закат. И солнце сделало все как надо. И гора стояла правильно. Закат гостю таки да понравился. Жаль - не снято. Но всем - спасибо. У меня в голове вертелась хрень: "Закат солца вручную"... "Закат солнца вручную"... "Закат солца вручную"...
  
  А потом, уже почти в темноте, разожгли мангал. Поленья были сухие и плотные. Колотые четвертинки какой-то твердой породы. Что здесь растет? Наверное, бук... Зажгли мангал по краям и посредине. Разгорался он не долго, дыма много не было, и вскоре довольно большое пламя взметнулось вверх. Ветра не было совершенно. Огонь загудел и затрескал. А потом, когда поленья начали проваливаться поглубже в коробку мангала, пламя стало выбрасывать вверх еще и пучки искр. Когда пламя от мангала запрыгало вверх, небо за ним больше не было светлее горы. Небо и гора слились в единый черный фон за высокими языками пламени. До утра гор больше не будет. А сзади, с противоположной от исчезнувших гор, по-прежнему стояла гостиница. В вестибюле горел свет. В общей комнате - тоже горел свет. И еще кое-где. Вся же остальная гостиница была темной внутри. Пламя неровно подсвечивало фасад, а над кромкой крыши здания как раз были видны небо и звезды. И довольно ярко.
  
  Я набрал поленьев на куче недалеко от мангала и сложил костер в кругу камней. Пирамидкой такой - A la "фигвам"... Там явно жгли огонь и прошлой ночью. Сейчас разожгу, устроюсь в низком брезентовом стуле и буду смотреть на огонь. Так можно сидеть часами. Таращиться широко открытыми глазами на пламя, на скрючивающиеся и загибающиеся корочки и волокна дерева, на треснувшие и разрываемые пламенем щепки, на вспыхивающие алые, темнеющие бордовые, потемневшие черные с серым налетом неровные прямоугольнички и квадратики на поверхности поленьев. И еще копошить длинной палкой оседающие дрова в огне. Или пододвигать к средине костра вдруг оказавшиеся далеко от эпицентра концы поленьев. Некоторые из них еще даже почти не тронуты огнем. И мне показалось, что и я здесь был, и я здесь жег костер прошлой ночью. А в обезьяннике в РОВД возле базара, наверное, сидел кто-то другой. Если бы...
  
  Tак я сидел у костра и то смотрел на огонь, то мои глаза закрывались, и я кимарил в теплых, а иногда даже горячих волнах от пульсирующего пламени. От этого сладкого оцепенения звенело в ушах. Все шорохи, обрывки фраз возящихся вокруг меня ребят, треск поленьев - все это создавало какое-то состояние безопасности, мира, глубокого удовлетворения и, как бы, оцепенения. Не знаю или у вас бывает такое состояние, когда не важно даже что тебе говорят - просто хочется в этом оцепенении продолжать слушать. Так я балдел какое-то время, пока не принесли кастрюлю мяса, помидоры, перцы и баклажаны. Все это стояло на неновом и слегка ржавом в ногах раскладном столике возле мангала. Те помидоры, перцы и баклажаны, что были непорезанные, нужно было нанизать на шампуры (отдельно помидоры, отдельно баклажаны, отдельно перцы) и они должны были жариться. И мясо тоже надо было нанизывать, но мясом занимался канатный механик. На секунду мне стало жалко вылезать из своей спячки, но только на секунду. Я поднялся и шагнул в сторону баклажан и помидор. Механик шепеляво насвистывал и прокалывал зажатый в кулаке кусок мяса. Он кивнул когда я взял шампур и маленький баклажанчик. Они все были одинаковые, тверденькие и упругенькие.
  
  - Вот так. - Сделал он движение рукой против часовой стрелки, показывая как насаживать баклажаны. - А памыдоры - попкамы вныз.
  
  Когда на мангале оказалось несколько шампуров с мясом, сумасшедший аромат заструился вокруг, и я понял, что очень хочу есть. Свежий прохладный горный воздух и запах жаренного на углях мяса и овощей - это совсем не портит аппетит. Честное слово.
  
  Похоже все, кто копошился вокруг по разным делам, почуяли запах мяса и сразу включили счетчик времени - им сразу стало понятно в какой фазе находится ужин и практически все появились в окрестностях мангала приблизительно в одно и то же время. Тогда, когда было надо. Не нужно было никому оставлять чего-то на позже, чтобы потом есть разогретым или холодным, никому не нужно было есть пережаренное... Все было вовремя, все было в самый раз, как надо. По крайней мере я не заметил, чтобы кто-то отсутствовал или опоздал. По-моему, были все. И ужин начался. Решaли только есть ли снаружи, или идти в большую комнату. Дело в том, что на улице было нежарко. Даже, можно сказать, что холодно. Ужин, как потом оказалось, был процессом длинным. Поэтому все перетащили в помещение. Выходили только иногда посидеть у костра, попечь картошку, курить и вообще прохладиться. Но ели, пили, пели, смеялись и рассказывали анекдоты вокруг стола в большой комнате. Я не помню или я писал раньше, но я думаю эта комната во время сезона была чем-то вроде гостиной, справа от входа в вестибюль гостиницы. Пили водку, пиво, чачу, вино и коньяк. Кто что хотел. Водка и пиво были казенные. Все остальное - домашнее. И как по мне - то очень хорошее. Настоящее. Как для себя. С этого момента наступил отрезок времени в день и две ночи, который я помню всю жизнь, но не помню его деталей. Потому, что я был пьяный. Мы ели, ели, ели. И бухали, бухали, бухали. Смеялись, рассказывали истории и анекдоты. С анекдотами там я себя чувствовал не очень уютно. Не так как обычно в привычном мне кругу. Часть моего репертуара - кавказские анекдоты. Когда я их рассказывал там с кавказским акцентом, я не был уверен не кажется ли это ребятам обидным, примитивным, "неправильным" и все такое. Я должен был смешно для них делать акцент, на котором говорили все присутствующие "oни". Поверьте мне - это очень и очень стремно. Другая часть моего репертуара - анекдоты на "щирiй укра§нськiй мовi". Это кавказцам - просто непонятно. Рассказывать же их по русски - это просто все уничтожить... Дальше... Неприличные анекдоты надо или рассказывать как есть, или не рассказывать вообще. Анекдоты про "письку и попу" я не рассказываю. А рассказать по-взрослому я не решался, тем более в присутствии четырех девочек, с которыми познакомился пару часов до этого, которые воспитывались, как я понимал, в горских традициях, и к которым ребята относились с неким почтением. Так Олег и его братья относились к Зифе. По крайней мере в моем присутствии, и это создало для меня некий стандарт. Короче, и тут был облом. Политические анекдоты - отпадали сами по себе в связи с незнанием кто из нас, не дай бог, кто. Ну не принято было в Стране Советов рассказывать серьезные политические анекдоты малознакомым людям. Верно? Оставались еврейские анекдоты и анекдоты про Вовочку, чукчей, Василия Ивановича...
  Анекдоты про чукчей почему-то как-то не пошли. Еврейскими одними людей нагружать - тоже не очень красиво. Ну разве что если бы меня туда отправили в командировку назойливые еврейские сионисты, пытающиеся подготовить почву, растлить, совратить и обратить Северный Кавказ в иудаизм и присоединить к Израилю. Но это было не совсем так. Короче, не мой это был день в этом плане. Так, немного, чуть-чуть выступил. Привычного контакта не было. Не так как обычно. Поэтому анекдоты и истории рассказывали все понемногу...
  Чтобы в общем не смешивать спиртное, я чуть попробовал вина, а позже и чачу с интервалами, казавшимися мне безопасными, а потом пил коньяк. Я не напился, мне не было нехорошо, но я был добротно бухой по понятиям моей тогдашней спортивной формы. Кстати... По-моему никто не напился. Я не могу сказать, что бухали они мало. Вроде бы нет. Но не напивались они, как мне казалось напились бы мы где-нибудь в России или на Украине. Я знаю, что сейчас затрону взрывоопасную тему, но я ее затрону. Знаменитая способность русских и, допустим, ирландцев и финнов бухать - это одно большое недоразумение. Они не умеют пить. Они умеют НАПИВАТьСЯ, и именно это вводит в заблуждение мировую общественность. Мой личный опыт и многократно-изнурительные лабораторные работы убедили меня в следующем. Все те народы, которые имеют тысячелетние традиции возделывания винограда, имеют генетическую способность потреблять спиртное. Скромнее, пристойнее и без понтов. Их организмы выработали какие-то энзаймы или еще чего-то там, чтобы нормальнее, естественнее усваивать и перерабатывать алкоголь. Думаете грузины, французы, евреи, греки, испанцы, итальянцы и тому подобные средиземноморские и другие народы, тысячелетия знакомые с лозой, потребляют меньше алкоголя на морду лица чем славяне? Да никогда в жизни! Они потребляют алкоголя больше, и делают это легко и грациозно. В грузиях, армениях и т.д. даже в советские времена и вытрезвителей-то не было. А количество вина, коньяка и т.д., потребленного среднестатистическим гражданином, могло из любого шурика-фольклориста сделать пациента ЛТП на развалинах древней часовни. Ведь если посмотреть вооруженным глазом, то именно об этом завуалированно рассказывается в фильме про Варлей, Демьяненко и товарища Саахова. Они все тосты говорят и пьют и пьют и пьют, а изучающий тосты уже в кусках валяется с блокнотиком. Ну, в общем идея понятна, да? Даже турки, в части своей ливанцы, другие сегодня мусульманские народы, которым вроде как употреблять по религиозным соображениям в связи со сравнительно недавним появлением ислама не полагается, - очень даже замечательно чисто физиологически могут бухнуть. Лично проверял в лабораторных условиях. А вот северные народы, включая финнов, эстонцев, славян, индейцев-чукчей-эскимосов, кстати, - они не нажили способности перерабатывать алкоголь. Им за тысячи и тысячи лет эволюции просто не повезло. Не туда распределились. Брагу и другую бормотуху ведь гораздо позже изобрели. Вот они и выпятились, замелькали непристойностью околоалкогольной, зависимостью и другими сопутствующими медицинскими осложнениями на фоне скромно, но гораздо более серьезно бухающих по-взрослому профессионалов. Именно они, северные, непривыкшие за многие и многие тысячелетия к алкоголю лозы народы и становятся алкоголиками сравнительно легко, горько и беспросветно. Это я вам как ученый ученым рассказываю... Специально в Эстонии проводил исследования.
  
  Вот так мы веселились довольно допоздна. Вернее, до раннего утра. А потом пошли на второй этаж в свою комнатy и легли спать. Утром, по крайней мере меня, никто не будил. Просыпался всласть. Голова не болела, но холодное пиво после душа все равно очень даже хорошо употребилось. Завтрак(чай, сыр, овощи), горы, ледяная река, ледник, пещеры, скалы, цвета, солнце, сверкающие снегом вершины вдалеке, деревья и вообще растения, костер, горячий хлеб с вином, дрема, ужин, опять мясо, опять коньяк, песни, Машина Времени с акцентом, снова костер, картошка печеная, перекуры, пар изо рта на улице, запах дыма, коньяк, мясо, коньяк, помидоры посыпанные солью, чай и булка с маслом посыпанная сахаром... В армии это было вкуснее Киевского Tорта... Блин, какой я болван, что не привез сюда вообще штук десять тортов Киевских. Кто же мог знать, что я тут, оказывается, знаю стольких людей... Вроде как в никуда ехал...
  
  В пятницу утром нас с Олегом проводили, и мы на таком же, а, может быть, и на том же самом, автобусе поехали обратно в город. В Орджоникидзе. Это были замечательные два дня в горах. Мой первый раз на Кавказе. Замечательная компания. Замечательные ребята. Приятные воспоминания... Я то дремал, то смотрел в окно, то снова дремал. Когда мы доехали до того же места где была остановка, где я видел чабана и где мы ели шашлык - было по-прежнему еще утро. Чабана теперь не было. Шашлычника теперь тоже не было. Наверное было еще слишком рано. Остановка была только для туалета и перекура. Люди размялись, покурили. Все даже разговаривали тихо. То ли потому, что еще было утро, то ли потому, что все как и мы бухали без перерыва и просто выбились из сил. Но это - вряд ли. Нормальные люди провели эти пару рабочих дней нормально. В своих обычных ежедневных заботах. Это мне Олег и его ребята устроили приём и сделали эти дни необычными. Пусть утомительными немного, но без этого не бывает... Знаете, почти как там у классика:
  
  "...Крошка сын к отцу пришел, и спросила кроха:
  "что такое хорошо, a что такое плохо?....
  ..........................
  
  Ну и потом оно там как-то в рифму идет, а потом заканчиватся:
  
  ...Если выпил хорошо - значит утром плохо.
  Если утром хорошо - значит выпил плохо..."
  
  Как-то так... Но мне ведь было хорошо, а выпил я неплохо. Значит на меня мудрость стихотворения не распространяется. Наверное я буду исключением из общих правил. Это ведь нормально: Раз есть правила - должны быть из этих правил исключения. Иногда. Иначе придется предположить, что понятие "исключение" не существует. А это не так.
  
  Чем ближе мы приближались к Орджоникидзе, тем больше я возвращался в реальность. Мои документы были у ментов возле базара, а нам надо было ехать к ментам в Ленинский район. За дальнейшими инструкциями. Или как? Наверное так. А завтра утром рано у меня самолет домой из Минвод, куда еще надо доехать автобусом. Тоже не один час езды, между прочим. Пять или шесть? Долго...
  До автовокзала мы, по-моему, не доехали. Автобус делал остановки до автовокзала и выпускал людей. Мы вышли, взяли такси и приехали в Ленинское РОВД. Зашли на второй этаж, но ни Луизы, ни Тенгиза там не было. Hам сказали, что Луиза занята по работе на выезде. Не знаю что это значит. Олег с кем-то разговаривал в коридоре, они звонили Луизе, по радио... Короче, вроде как она сказала ехать туда и нам отдадут документы и мои вещи. Мы сели в такси и поехали. Когда Олег и я добровольно, сами, своими ногами зашли в дежурку той приавтовокзально-базарной ментовки, кто-то из ментов удивленно на меня посмотрел и сказал:
  
  - Ва-a-a-a-x! А гaвaрыль нэ спэкулянт, да... Опять паймали!!!
  - Это кaторий Фарниев искал! Иди сyда! Ти где пропал, а?
  
  Я пытался им oбъяснить, что Фарниев разговаривал "c кем надо", или что ему должны были передать...
  
  - Мне надо забрать мои вещи... Фарниев знает...
  - Да, да... Фарниев знает... Иди сюда...
  
  Дежурный открыл дверь в обезьянник, и я снова сидел на неизвесно чем, кем и как исцарапанных и исписанных нарах. Изумленный Олег пытался что-то им oбъяснить по-осетински, но на него никто не обращал внимания. Я его уже не видел через окошечко. Mы никак не ожидали такого поворота событий. B общем-то, были не готовы. Я лично не знал, что делать дальше. Сначала я слышал голос Олега, а потом он явно ушел из РОВД. A в дежурке шла своим чередом уже известная мне жизнь. Телевизор работал, кто-то заходил, кто-то выходил, говорили по-осетински, отвечали на звонки, хрипела и шумела рация, давая какое-то представление о том, что происходит вокруг с точки зрения правоохранительных органов... За столом, похоже, снова пили чай. Так прошло еще какое-то время. Парa часов, наверное. Да, наверное - парa часов...
  
  Потом появился Фарниев. Ему открыли дверь, и он зашел ко мне. Я его по старой памяти принял прямо у себя в КПЗ, как родного.
  
  - Ти пaчэму не прышёл? Я тыбе по-русски сказал в восэм часов... Как чылaвэка отпустил в гостыниц ночеват... - Строго, но без особой злости сказал Фарниев.
  
  Я хотел говорить как можно конфеденциально, не зная кто чего кому сказал тогда из Тенгизова кабинета. Ну, чтобы другие менты в дежурке не слышали.
  
  - Товарищ старший лейтенант... Мне друзья сказали не идти - значит надо было не идти... Они же с Вами договорились, сказали мне, что все в порядке и мы должны ехать в горы... Они просто замечательные... горы... ребята... Я в горах в первый раз... Они разноцветные...
  
  - Дaгaвaрылись... Дaгaвaрылись... Ты зачем у майора прикурыть прaсыл? А? Что он тыбе - мальчик что ли? Он сказал: "Пa полный катушкa"... Куда я тыбе отпустить дольжен? Майор сказал "Пa полный катушкa" - значит я тыбе ни мaгу отпустыт. Что я ему скажу?
  - Так что... меня за курение что ли? Так я, даже, прикурить не успел...
  - Слюшай, нэ умнычай, да?
  - Что я должен был Луизе сказать... что? Они что, дураки что ли?
  - Ну, не дураки они... Я не знаю... Майор сказал: "Пa полный катушкa"... Я тыбе сказал в восэм часов... Ты убыжял, да? Ты не прышёл в суд идти, да?
  - Тенгиз и Луиза по телефону... сказали - всё, идите в горы... смотреть... мы поехали... сказали им - "все нормально"...
  - ...................
  
  Фарниев сам казался озадаченным и не знал что делать. Я ничего нового ему предложить не мог. Разве что еще раз повторить одно и то же... У него была та же история. Вроде как между нами ничья. Только я по-прежнему в обезьяннике, а он по-прежнему старший лейтенант Фарниев при исполнении обязанностей, который по доброте душевной отпустил курящего спекулянта под честное слово, а тот - убежал. Скрылся в горах от суда и следствия. Самого гуманного суда и следствия в мире.
  
  Меня по-прежнему моё злоключение волновало гораздо больше, а Фарниеву, собственно, было все равно... Раз это Луизе и Тенгизу зачем-то надо - пускай Луиза и Тенгиз с начальником и разбираются. По крайней мере так мне вырисовывалась картина. Имеет смысл... Действительно, какого хрена я полез прикуривать у этого неизвестного пижона? Сам усугубил. А то ведь Фарниев был бы самый главный в этом деле. Так нет жеж...
  
  Фарниев еще постоял несколько секунд в замешательстве, посмотрел куда-то на стену и двинулся из камеры. Я сел обратно на нары и вытянyл ноги. Ну что тут сделаешь? Дверь за Фарниевым закрылась и щелкнул замок. Прошло еще какое-то время...
  
  Bдруг я услышал звонкий голос Луизы. Она штормом зашла в дежурку и что-то по осетински заговорила с ментами за столом, потом что-то говорила по русски, потом опять по осетински... Она шумела довольно миролюбиво... Менты повставали ей навстречу и кто-то сказал:
  
  - Что ты так шумышь, тaварышь капытан?!... Луиза, что ты... Такая красывая женьшшшина, а так крычишь... Слюшай, садысь - чай будем пить!
  
  Луиза подошла к окошечку и заглянула в мою камеру предварительного заключения для нарушителей местного правопорядка и заезжих спекулянтов.
  
  - Доброе утро... Ну что? Как горы - понравились?
  - Понравились... Спасибо... Очень...
  
  Луиза повернулась и, судя по звуку каблуков, ушла из дежурки. А минут через десять о железную дверь загремела связка ключей, замок щелкнул, и дверь открылась. Маленький худенький ментик засунулся вовнутрь и сказал: "Пошли". Я встал и пошел из камеры. Менты в дежурке сделали физиономии маленькому ментику. Маленький ментик сделал им ответные физиономии. Они даже гримассами обменивались с кавказским акцентом.
  
  - Иди вперед.
  
  Мы вышли в вестибюльчик, где когда-то очень-очень давно я пытался прикурить у товарища майора... Или это было всего три дня назад?..
  
  - На лестницу, на второй этаж.
  
  Мы пошли туда, откуда товарищ майор тогда, очень-очень давно или всего три дня назад, спустился.
  
  Второй этаж. По коридору, только теперь налево. То же крыло как внизу, когда мы шли к Фарниеву пару дней назад, когда я писал объяснительную и мы с ним замок чинили. Остановились возле полированной двери. Это точно не КПЗ. Полированная дверь в таком сарае - это значит "НАЧАЛьНИК".
  
  В длинном кабинете, в торце длинного стола, сидел мой знакомый. Только теперь в ментовской форме. С майорскими погонами. Рядом с ним, слева от меня, стояла Луиза. На полированном столе перед майором лежали мой пасспорт, билет на самолет, командировочное предписание... Стол был слишком большой для этого кабинета. Он чуть ли не подпирал собой входную дверь. Я когда вошел - прямо в спинку стула, придвинутого к дальнему от начальника концу этого стола и уперся. Стол он себе откопал министерский, а вот кабинет в этом привокзальном сарае еще его министерским амбициям не очень сответствовал.
  
  - Ну, что скажете? Спекулянт?
  - Я не спекулянт...
  - Выкрутился? Да? Ну евре-е-е-е-ей, слушай!!! Откуда ты их знаешь?
  - Это мои друзья... Это моей тещи друзья...
  - Кергуду! Бамбарбия!!! Барбия кергуду! Кергуду гуду гуду гуду! Драта па керды!... - Tоварищ майор разразился цветастой тирадой в мой адресс по-осетински, явно пытаясь произвести впечатление на Луизу. Красота, как говорила Фаина Георгиевна, - это страшная сила. Красивая молодая женщина в погонах с университетским образованием явно производила впечатление на местных самцов невзирая на звание. Товарищ майор не собирался ссориться с Луизой.
  
  - Я не понимаю что Вы говорите, товарищ майор...
  - Она тебэ пэрэвэедет! Эта... Tвой "друг"...
  
  Он повертел в руке мой билет на самолет. Забырай свой билет... Майор щелкнул билет ногтем, как играют в шашки "В Чапаева", и он долетел только до половины полированного стола в моем направлении. Луиза улыбнулась майору, взяла мои пасспорт, бумаги и пошла ко мне вдоль стола и приставленных к нему таких же полированных стульев. По дороге наклонилась за билетом на столе. Майор явно с удовольствием следил за движениями Луизы и этим наклоном за билетом в частности. Мне казалось, что только их субординация и, может быть, еще что-то сдерживало товарища майора от причмокивания языком. Ну, как обычно кавказские мужчины оценивают женскую красоту в Киеве на базаре.
  
  - Спасибо. - Пробормотал я.
  - На здоровье. Забырай свой билет... - вроде как лукаво ответил майор. - Он тыбе все равно не понадобытся!
  
  Это как бы между прочим негромко брошенное дополнение к майорскому "наздоровью" меня озадачили. А Луиза, похоже, не слушала этого дополнения или делала вид, что не слышит.
  
  -Пойдем... Я тебе потом переведу. - Все еще улыбалась Луиза.
  
  Мы вышли из кабинета в коридор и пошли вниз по лестнице.
  Луиза еще раз заглянула в дежурку и помахала, типа, "До свидания".
  
  - Слюшай, такая красывая женшшшина, а такая занятая. Давай чай пить, cлюшай, куда ти торопишься? Да?
  
  Но Луиза уже попрощалась, и мы двинулись на улицу.
  
  - Отпустили. - Маленький ментик, который пришел сверху за нами и зашел в дежурку, сделал вот такой жест остальным в комнате.
  - Отпустыли - значит отпустыли. - Услышал я как подвел итог кто-то.
  
  Во дворе стоял почти новый ментовский уазик с водителем. Это был уазик, на котором приехала Луиза. Она села рядом с водителем, я сел на заднее сидение, и мы поехали. Мы отъехали минут пять-семь...
  
  - А где Олег? Он ушел отсюда сразу, когда мы приехали...
  - Дома, наверное. Это он меня искал. Звонил. Я с утра все по делам... У нас там это... Ну, короче, замотались мы. Убийство там...
  - ?
  - Так покажи, что за книги ты там накупил? - Сказала Луиза и поняла комичность своей просьбы.
  - Так оно же всё там, у них... - Начал было oбъяснять я, но ясно было, что oбъяснять не надо. Это так Луиза вспомнила, что кроме документов и паспорта с бумагами нужно было еще забрать мои вещи.
  
  Водитель без лишних oбъяснений включил мигалки, взвизгнула сирена и мы развернулись прямо на дороге как ехали. Луиза уже успела кому-то позвонить из машины и говорила по телефону. Когда мы через пару минут снова остановились перед РОВД, я и водитель вышли из машины и двинулись в дежурку.
  
  - А гaвaрыль нэ спэкулянт! Да? Опять пaймали!!! - то ли сострил, то ли действительно удовлетворенно умозаключил мент с фуражкой на затылке.
  
  Дежаву какое-то. Я даже не заметил раньше, что это был тот самый мент, который был тут эти три-четыре дня назад. Или он позже подошел, когда я уже из обезьянника ушел к товарищу майору?
  
  - Мне нужно забрать мои вещи. Чемодан и вещи вон в сейфе были... Меня отпустили.
  - Отпустыли. - Утвердительно кивнул маленький ментик, который водил меня на второй этаж.
  - Отпустыли - значыт отпустыли. - Mиролюбиво сказал дежурный.
  
  Он встал, открыл сейф и стал стопками выкладывать на стол мои книги. Сделал еще место на столе, сдвинув в сторону какие-то бумаги и стакан с подстаканником, наполовину наполненный крепким темным чаем. Мой пустой чемодан стоял под окном возле стола. Он вытащил и его и подал мне. Я положил чемодан на стул и стал брать книги со стола и складывать в чемодан. Дежурный выборочно прочитывал название очередной лежащей сверху в стопке книги. Все это он делал с какой-то иронией. Для него всё это ну никак не представляло никакой ценности. Как если бы это была колекция серых околофонарных мотыльков или дождевых червяков. В конце концов я получил обратно более менее понятную вещь - черные купленные джинсики микроскопического размера с хорошими, как мы все тут в ментовке решили, этикеточками, пуговицами и швами. Я взял чемодан, и мы с Луизиным водителем вышли обратно к его машине, надеясь, что со второго раза я уже навсегда покинул этот "последний свой приют".
  
  Мы снова поехали. Луиза по-прежнему говорила по телефону. По-моему, ей так и не удастся увидеть мои книги и штаны, из-за которых вся эта хренотень заварилась, и в конце концов мне суждено было познакомиться по крайней мере с ней и Тенгизом.
  
  - Куда едем? - Спросил водитель.
  - А куда мы, собственно, едем? - Поинтересовался и я в свою очередь.
  
  Луиза отодвинула трубку от уха и закрыла рукой микрофон.
  
  - К Зифе?
  - Я не знаю... А мне же надо из гостиницы выписaться, вещи там еще свои забрать, одежду... В чемодане же только то, что я здесь купил - книги и штаны жене.
  - Ага.. Ну правильно... Так что сначала в гостиницу, а потом к Зифе... Или к Зифе, а с ними в гостиницу уже пешком?
  - Я понятия не имею. Зифа, как бы, меня не приглашала...
  - Нет, ну это... Я c ней много раз разговаривала. Мы еще не решили как ты отсюда уезжать будешь.
  - Как это "как"? На автобусе. Мне надо быть на вокзале в девять. Там последний автобус в Минводы в девять с копейками.
  - Дело в том, что мы посмотрим, как это получится. Мне не очень понравилось, как он сказал, что тебе билет не понадобится. Вроде как шутка, но в каждой шутке есть доля шутки. Слышал такое?
  - Это все слыхали... А что это значит?
  - Да кто их знает, что это значит... Не понравилось ему, что ты их как бы... Ну, это... Сунут в карман кулек с анашой - и приехал ты. Понял?
  - Да ты чего? Они вроде такие спокойные. В Киеве чертополохи уже бы по печени могли дать. А эти такие гостеприимные, ленивые. Чай там пьют целый день...
  - Говорили тебе Зифа с Олегом что ты чужой? Что ничего не понимаешь?
  - Ну... Говорили, вроде...
  - Ну вот... Значит так. Заедем сейчас в гостиницу, заберешь свои вещи и я тебя отвезу к Зифе. А оттуда уже - посмотрим.
  - Мне бы помыться, переодеться...
  - Я не знаю как со временем. Давай доедем и там посмотрим.
  
  Мы проезжали на ментовской машине по улице в сторону Терека, или Куры, в зависимости от того, что это была за река, на берегу которой была моя гостиница. Я ведь, кстати, мог спросить это у кого-нибудь из ребят, Терек или Кура, но не спросил. А сейчас могу пойти на интернет и узнать что это там течет. Но не хочу. Это изменит аромат моего рассказа. Да, так значит так... Мы проезжали Управу ментовскую справа, недоезжая до гостиницы метров триста. Знают у них там в Управе, знает ли этот пузатый и такой дободушный на вид ментовский генерал о том, что так спокойно мне сказала Луиза? Или это все же розыгрыш? А если не розыгрыш - может это все-таки преступление подкинуть человеку на ровном месте наркоту и так мирно и лениво покалечить ему жизнь? И вообще за что? За то, что друзья его двухдневных знакомых отмазали от штрафа через суд непонятно за что зятя чьей-то приятельницы? За что же наркотой-то подставлять? Не может быть, что это так просто и запросто. Да быть такого не может! Это меня просто разыгрывают. Отдать Луизе с улыбочкой, а через час поймать как зверя на охоте? Красиво... Они наверняка думают, что я каким-то образом проплатил свое избавление за эти пару-тройку дней и их просто оттдрючил... А теперь, сделав Луизе одолжение, раз она уж так настойчиво меня вытаскивала из обезьянника, можно за мной поохотиться? Не будет же Луиза меня сторожить день и ночь. А может они просто из спортивного интереса это сделают. Просто чтобы их начальник восстановил свою джигитскую репутацию в глазах своих подчиненных... Вот с такими параноидальными мыслями я ехал в гостиницу.
  
  - Давай, быстро. Я подъеду минут через двадцать-полчаса. Собирайся, переодевайся. Отвезем тебя к Зифе. Чтоб с тяжелым чемоданом не таскался.
  
  Из окна гостиницы, где сидела администратор, высунулось лицо северо-кавказской национальности. Милицейская машина привлекла внимание. Я, вылезший из милицейской машины с тяжёленьким чемоданом, вызвал любопытство. Сразу видно, что посетителей этой гостиницы каждый день на ментовозах не доставляют. Я дал администратору карточку, она мне дала ключ от комнаты и любопытно посмотрела на мой чемодан.
  
  Когда я зашел в комнату, моего авиационного соседа уже не было. Его вещей - тоже. Он съехал. Я собрал из шкафа и тумбочки свои вещи, приготовил то, что сейчас надену, старое сложил в кулек и положил в чемодан. Быстро помылся, побрился, почистился, причесался. Короче, когда Луиза приехала за мной, я был целиком готов и рассчитался за гостиницу.
  
  Дорога к Зифе была очень короткой. Не зря они тогда пешком так быстро пришли ко мне к гостинице, когда мы ходили в кино. Луиза завела меня в квартиру на первом этаже пятиэтажного хрущевского дома, поздоровалась со всеми и вскоре сразу исчезла. Я даже как следует не успел ее поблагодарить и попрощаться. Когда мы зашли, меня сразу представили отцу Зифы, Олега и ее братьев. Поэтому мое внимание как-то сосредоточилось на нем и я толком не заметил как исчезла Луиза. Виноват.
  Дядя Kотэ был седой мужчина лет шестидесяти. Лет на пятнадцать старше моего отца, но у него было четверо детей, старшие из которых несколько старше меня. Красавец. Хоть в кино снимай. Настоящий горец, как я себе представлял красивого горца. Гордый и величественный. Он сидел в кресле в углу обычной хрущевской комнаты в пятнадцать квадратных метров во фланелевой клетчатой рубашке и растянутых трикотажных тренировочных штанах. Справа от него был вход в следующую смежную комнату. В спальню. Расположение их квартиры было почти как наше в Киеве, только наоборот. То есть как у наших соседей дверь в дверь пo плошадкe на лестничной клеткe. Дядя Котэ задавал мне вопросы. Kак мне понравилось в горах, то да сё... А мама Зифы и Олега копошилась на кухне. Когда меня завели в квартиру и повели представить дяде Kотэ, я видел, что на кухне по хозяйству копошится женщина, вероятно их мама, и я поздоровался в ее сторону. Но меня вели здороваться с хозяином дома, с главой семьи. Зифа в домашних условиях перед отцом выглядела немного смущенной и никак не выглядела как учительница в школе. Скорее наоборот. Она выглядела скорее как ученица, и скорее всего даже не как ученица выпускного класса. Моложе. Она принесла большую коробку конфет и протянула ее мне.
  
  - Это - вам. Передашь привет от меня. Я обязательно позвоню.
  - Да я сам позвоню... Как только прилечу домой - позвоню. Что доехал... У меня есть твой школьный и ваш домашний телефоны.
  
  Олег что-то сказал по-осетински, и они все стали что-то обсуждать. Tо по-русски, то по-осетински. В общем, мол, что если он не попадет на автобус, может его на поезде отправить? Я не совсем понял почему я должен не попасть на автобус. Но обсуждение уже началось, и говорили о названиях поездов, времени отправления, времени остановки... Зифа начала спорить с отцом и что-то ему доказывать. То ли из-за того, что присутствовал при этом я, то ли вообще из-за того, что ей приходилось спорить с отцом, она явно смущалась, и её щеки и уши стали очень румяными. Она потом пошла в коридор звонить.
  
  Дядя Котэ как-то виновато на меня посмотрел и сказал:
  
  - Что я мaгу сдэлат, слушай?! Она унивэрситэт закончила...
  
  Это было так трогательно. Я так понял, что это он почувствовал себя виноватым за свой ущемленный авторитет главы семьи, которого "поучает" почти самая младшая в этой семье девочка.
  
  - А Луизка? Вообщэ в погонах тут ходыт!!! Капытан мылиции! А?
  Юбка кaроткый обтянула. Ну что это такое для жэншыны?
  
  Блин! Я просто обожаю кавказский акцент!!!
  
  Но последню точку в домостройной трагедии дяди Котэ сегодня поставила его жена. Когда он с Олегом обсуждал рассписание поездов на местном железнодорожном вокзале и, видимо, сказал что-то не так, в комнату заглянула Зифина мама и сказала, что дядя Котэ что-то перепутал, и что есть еще поезд, который останавливается в 10:35 вечера или что-то в рoде того..
  
  -Жэншына! Иди на кухню! Не вмешивайся когда мyжчыны разговарывают! Самы разбэрoмся!
  - Сейчас кушат будэм. - Глядя на меня сказала Зифина мама, сделав вид, что не услышала дядю Котэ, но все-таки, вроде как на всякий случай, исчезла на кухне.
  
  Она не обиделась на дядю Котэ совершенно. И в его словах совершенно не было какой-то агресси. Он просто как-бы между прочим навел в доме порядок. Видимо чтобы я, не дай бог, не подумал, что в доме у дяди Котэ существуют нарушения этого самого порядка. Все эти диалоги были настолько непосредственными, настолько настоящими, настолько неподдельными. За этими людьми надо просто ходить и записывать, записывать, записывать. А потом книги писать. За моими бабушками тоже мог ходить Шолом Алейхем и записывать. Тогда бы он написал в два или три раза больше. А в доме у Зифы было то же самое, только колорит был не еврейский, а осетинский. Всего-то разница. Я был в доме этих людей максимум чуть больше часа, а у них в доме мне было тепло. Кстати, судя по всему, жена дяди Котэ была совершенно права, когда поправила из кухни его ошибку. Потом Зифина мама нас кормила. Кушали я, Олег и дядя Котэ. Старших братьев дома не было. А Зифа и мама занимались едой и посудой. Все было очень вкусно. Зифа уходила и звонила еще несколько раз. Я слыхал она в коридоре говорила с кем-то.
  
  Потм зашел парень, которого я раньше не видел. Он был то ли друг близкий, то ли двоюродный брат Зифы с Олегом. Он тоже почему-то пришел с коробкой конфет. Это было просто удивительно. Он вообще не знал кто я такой!!! Видимо это магическое слово ГОСТь. Скажите мне, что я болтаю чушь, но другого объяснения у меня нет. Кавказцы - гостеприимнейшие люди на планете. Только так я могу объяснить, что даже незнакомому человеку несут гостинец, если любимый для тебя человек называет eго гостем. Это поразительно... И если разные народы должны учиться друг y другa всему самому лучшему - у кавказцев это не единственное и точно не последнее, чему надо учиться. А кто не хочет - учить по приговору суда. Ну это я того... Гоню... Шютк.
  
  Парня позвали за стол, познакомили со мной. Он что-то сказал и вроде как получалось, что скоро надо уже идти. У него была машина, красная пятерка, и он должен был меня везти на вокзал. Он что-то быстренько поклевал со стола, и мы должны были идти. Поблагодарили Зифину маму за обед и попрощались с дядей Котэ. Хозяин машины положил мой чемодан в багажник и он, Зифа, Олег и я сели в машину. Я сидел с Олегом на заднем сиденни справа. Зифа сидела впереди. Я так понял, что всей операцией по моей отправке руководила она. Видимо не без Луизиной помощи. Рация в Луизиной машине, по которой она могла слышать много интересного, вероятно cиграла какую-то роль. Я так теперь думаю. Но не уверен. А тогда я даже про рацию не думал.
  
  На автовокзал мы даже не поехали. Ребята решили, что если менты из базарно-вокзального РОВД захотят меня там прихватить - это будет просто для них подаркoм. Поэтому мы поедем куда-то, где автобус останавливается уже за городом, и я сяду на него там. Это будет перестраховка, но лучше так сделать.
  Мы особо не спешили, выбирались из города, останавливались на светофорах, а вскоре поехали по темной пригородной дороге. Так мы ехали, наверное, где-то полчаса. Может больше. Зифа с водителем спрашивали меня о том, о сем, о моей поездке в горы. И я им рассказывал о своих впечатлениях, своей семье, своей работе, недавней службе в армии, женитьбе. Вкратце. Так мы выехали за город, на какую-то довольно узкую дорогу, которая была практически совершенно темна. Ни столбов, ничего. Мы остановились на Т-образном перекрестке - такая же узкая дорога уходила перпендикулярно вправо. А в прямом углу этого пересечения, вдоль нашего движения справа, стояла бетонная коробка автобусной остановки. Внутри остановки была скамейка во всю длину и бетоннaя круглaя бочка-мусорница. Oстановкa была совершенно пустая.
  
  - Значит так... - Сказал водитель машины. - Мы могли пропустить автобус, и он уже уехал дальше. Но я думаю, что он все-таки здесь еще не проходил. Вы с Олегом сидите здесь и ждите автобус. Если приедет, Олег тебя посадит и - будь здоров. Мы с Зифой с тобой на всякй случай попрощаемся. А если мы автобус пропустили - сидите здесь и ждите нас. Мы поедем на железнодорожный вокзал и посмотрим рассписание поездов... И вообще посмотрим... Дa?
  - Понятно. - Сказал я.
  - Выходим. - Сказал Олег.
  
  Хозяин машины вытащил мой чемодан из багажника. Зифа и я пожали руки и коснулись по-голливудски щеками. Она держала в руке предназначавшуюся мне коробку конфет, которую я оставил в коридоре у нее дома, когда мы выходили. Или нет. Ее коробку я таки положил в чемодан. Эта коробка была парня с пятеркой, хозяина машины. До чего же неудобно и жалко, что я забыл его имя. Блин... Надеюсь он меня простит. Короче, я положил чемодан на скамейку в будке остановки и положил эту коробку тоже в чемодан. А потом Олег поставил чемодан в уголок между стенкой остановки и как бы за мусорницу. Поблагодарил еще раз ребят, eще раз пожали руки, они сели в машину и, свернув направо, исчезли в темноте. Олег и я остались сидеть на скамейке на остановке. Не помню уже... Наверняка чего-то друг другу рассказывали. Не могу себе представить, что сидели молча в темноте. Вдруг минут через десять-пятнадцать мимо остановки проехала машина. Tолько увидев, что в будке кто-то сидит, водитель довольно резко затормозил. Потом сдал назад и, опустив правое окно, начал нас рассматривать, заговорил.
  
  - Кергуду гуду? - Спросил он чего-то.
  - Барбия бия. - Ответил Олег.
  - Кух кудык кудах?
  - Ркацители мимино.
  - Гурзуф кирдык джубей?
  - Быджин кричи задай...
  
  И так далее. Они разговаривали на непонятном мне языке, моё фонетически-болванское восприятие которого я приблизительно пытаюсь вам передать своей аброкадаброй. A я сидел притаившись и глазам своим не верил. В цивильных красных жигулях-копейке по-моему сидел в форме один из ментов, которых я видел в дежурке. В темноте я видел его профиль от прибoрной доски и от сигареты, которую он курил. И голос казался мне знакомым. И акцент... Ну да, у них у всех акцент... Блин, да как же такое может быть? Неужели они и в самоим деле меня ловят? Или это у меня паранойя с перепугу и от богатого воображения? Хорошо, что Олег поставил чемодан за бетонную круглую мусорную урну скраю в будке, когда садился на скамейку. И хорошо, что я совершенно переоделся, и сейчас сидел в черных джинсах и застегнутой черной кожаной куртке и кепочке. И еще хорошо, что я все это время не брился и у ментов был со щетиной, а забирал паспорт так даже с серьезной щетиной. А сейчас я был чисто выбритый и сверкающий. Хотя именно это, конечно, никакого значения не имеет. В темноте моей рожи он подробно все равно не видит. Eсли я местный хлопец, то на остановке я не обязан иметь с собой паспорт. Не будет же он меня шмонать. Вот такая хрень лезет в голову. А тем временем мент не догадался обратиться к притаившемуся мне, а разговаривал только с Олегом. Поэтому мы таки да сошли за двух местных. И Олег, наверное, очень убедительно и спокойно с ним разговаривал. Интересно, если бы он да заговорил со мной, получилось бы у нас изобразить из меня глухонемого так, чтобы мент и это схавал? Xочется верить. Хотя очень трудно. Короче, мент после расспроса тоже свернул направо и умчался, как я уже понимал, на железнодорожный вокзал. Еще козырно колесами повизжал. Джигит.
  
  - Они тебя ловят.
  - Бли-и-и-ин...
  
  Мы сидели и молчали какое-то время.
  
  - Значит они были на автовокзале. Значит они знают, что там в автобус я не сел.
  - Похоже что так...
  - А если автобус сейчас придет, а он уехал на железнодорожный - то мне хорошо бы в автобус залезть здесь в темноте.
  - Ну вроде да... Если автобус придет. Если мы его обогнали.
  - Только если они автобус догонят на такой вот дороге в потемках - его можно и остановить и меня оттуда достать. И я исчез. А поезд не так уж остановишь. И в поезде спрятаться легче. Ночью все в купе спят. Не велика фигура по купe облавы ночью устраивать, людей с постели поднимать. Да с горшков людей по туалетам шугать. Для транзитного проводника этот сержант - мусор. Так? А если проводник еще и пару копеек получил - так целый мусорный бачок. Чем дальше поезд от их базарно-привокзального микрорайона - никто не станет из-за такой чуши всесоюзный интерпол устраивать. Это они со своим майором только у себя в огороде повыпукляются еще...
  - Ну, вроде да...
  - По-моему, поезд лучше.
  - А если они и там лазят?
  - Ну этот-то, который свернул на вокзал только что, точно там лазит...
  - Да-а-а-а-а...
  
  Мы сидели и ждали, а автобуса все не было. Наконец появилась красная пятерка с Зифой.
  
  Мы изложили быстренько свой расклад и они, вроде, согласились.
  
  - Ну что? - Спросила Зифа водителя.
  - Хорошо, поехали на вокзал. A менты там ходят. Похоже что вынюхивают. И тот, что вы говорите тут был, - да, подъехал... Возле клумбы там посредине машину поставил и разгуливает.
  - Ладно, поехали. Автобуса все равно нет. Сколько его уже нет. Не может он так долго от Орджоникидзе ехать. Проехал он здесь давно...
  
  Я взял из-за круглой бетонной мусорницы свой замаскированный чемодан и, поднапрягшись, перенес его в уже открытый багажник. Книги - разве что с кирпичами сравнить можно. Хотя бумага на осетинских изданиях рыхлая, вторсырье не первого пошиба. Мы погрузились в машину и, свернув направо, поехали в темноту. Ближний свет впереди высвечивал небольшие желтоватые пространства, которые мне с заднего сидения и то почти не было видно.
  Дорога была абсолютно прямая и абсолютно плоская. Там, за Орджоникидзе, начинались высоченные заснеженные круглый год горы с ледником, а здесь, совсем недалеко, мы ехали по абсолютно плоской дороге. Эта дорога и уперлась вот так вот по прямой в самый что ни на есть железнодорожный вокзал. Я даже не помню был ли это железнодорожный вокзал самого Oрджоникидзе, или это был какой-то другой административный центр. Не знаю. Скорее всего - другой. Потому что обычно железнодорожный вокзал - в центре города. Bот так вот мы ехали по темноте, потом вдали засветилось, свет начал делиться на множество меньших светов и светиков, приближался и увеличивался, и в конце концов мы вот так прямо и выехали на круговую клумбу, за которой стояло небольшое здание провинциального железнодорожного вокзала. Машин на парковке было не особенно много. Пару десятков, может быть, справа по ходу кругового движения. Еще несколько машин стояли прямо перед фасадом вокзала. Одна, красные жигули, стояла у бровки клумбы слева. Более идиотично запарковаться было невозможно. Значит это была та самая ментовская машина. Ее запарковали так именно для того, чтобы всем нормальным людям было понятно:
  
  "Mентовско-оперативная машина!!!" По-украински это бы звучало: "Цэ-мэнтовоз!".
  
  Мент из этой круто запаркованной цивильной машины прогуливался вдоль фасада здания вокзала. Площадь была ярко освещена фонарями, и свет был не белый, а желтый. Людей было немного. То там, то тут. Мы остановились, прижавшись на парковочное место справа возле кустарника, и какое-то время посидели в машине. Вроде все спокойно. Машина стояла лицом в ворота, выходящие на первую платформу. Я думаю на этом вокзале их всего было две. Ну или максимум - четыре.
  
  -Давайте выйдем, покурим. - Сказал водитель. Посмотрим что и как. Только поспокойней, как у себя дома.
  - Пойду в вокзал, куплю билет...
  - Пойдешь, пойдешь... Не торопись.
  
  Мы вышли из машины шумно и весело. Ребята о чем-то спокойно, но довольно громко и весело заговорили. Только я молчал. Но в общем получилась шумная местная компания. Мент слегка возбудился, посмотрел на нас, задержал внимание на несколько секунд, пригляделся, но тоже закурил и, по-моему, потерял интерес. Компания из весело переговаривающихся по-осетински четырех человек, включая симпатичную девушку, вылезших из местной машины, не вписывалась в его задачу, если таковая у него была. То, что один из весело переговаривающихся был глухонемой, как Герасим, он, видимо, не заметил.
  
  Мы двинулись через площадь и мимо мента, к зданию вокзала. Через пару минут мы уже были в большой комнате вокзала с кассами прямо перед нами, и расписаниями на правой и левой стенах. В углах стояли такие старинные машины, когда ты чего-то там нажимаешь , а оно крутится-листается, останавливаясь на нужном тебе лепестке... Я когда-то маленьким любил с папой ходить на вокзал встречать или провожать кого-нибудь из многочисленных родственников и друзей и играться с такими штуками.
  
  На вокзале в Киеве был своеобразный шум, запах и мягкое порошковое мороженое двyх цветов, выдавленное из-под рычага спиральной кучкой в стаканчик. Или вкусные горячие пончики с повидлом у входа чуть ли не 24 часа в сутки, и такие маленькие сахарные "огурчики". А здесь такого не было. Ни шума, ни запаха, ни такого мороженого. Этот вокзал был маленький и какой-то тихий и пустой.
  
  Зифа с водителем здесь уже были и рассписание поездов смотрели. Их было несколько с небольшим интервалом, на которых можно было бы уехать. Мы быстренько посмотрели номера поездов и я стал в очередь. Если проходящий поезд приходит и останавливается - это не значит, что на него есть билет. Даже если в самом поезде есть места. Это знают многие рожденные с Cтране Cоветов. Особенно это хорошо знают проводники и их окружение. Но это - отдельный разговор.
  
  По залу ходили с грозным видом, и конечно же в фуражках на затылке, еще два здоровенных мента. Они были в шинелях. Почему - не знаю. Наверное потому, что ночью уже холодно и они перешли на зимнюю форму одежды. Опять же говорю, черт их знает. Но они были в расхрыстанных шинелях, с этими фуражками, приклееными к коротко стриженным затылкам. Козырные - высшая мера наказания. И на голову выше меня. Такие джигитские бычары здоровенные. Я встал в очередь, а Олег с Зифой стояли и сторожили меня. Как они объяснили - чтобы эти менты мне дурь не всунули в карман. Так и перепугать человека можно. Менты действительно выглядели грозно. Они ходили вдоль очереди в кассы, в которой я стоял, и вообще по залу, и подозрительно на всех смотрели. Я стоял в очереди, весь начеку, руки в карманах куртки. Попробуй засунь. Не в толпе же ... И не в напхатом трамвае. А здесь - разве что в нагляк... Но для этого не надо изображать строгого дядю Степу. Или как у них тут... Степанакерта, Стпана-джана, Степан-оглы... А может у них тоже будет просто Степан... Кто же его сейчас разберет. Чтобы меня достать, нужно просто и почти вежливо сказать "Пройдемте", а уже там, куда мы "пройдем," без свидетелей или со своими свидетелями - делай что хочешь. Вот тут-то Зифе с Олегом пришлось бы вмешаться и пошуметь... И, вероятно, наделать себе местных врагов. Я уехал - они остались. Правда у них есть Луиза, которая, в свою очередь, уже, как бы, в нашей команде... Блин! Кто бы мог подумать, что на ровном месте из-за ничего вменяемые люди могут попасть в такой вот дурацкий детектив. Это, конечно, при условии, что он не существует исключительно в нашем воображении. Это, конечно, при условии, что они действительно меня ловят. А если действительно ловят, то это - если уже узнали и готовятся к захвату. Типа, блин, детективный шпионаж. Минздрав CCCP же не зря предупреждает, что курение вредно для нашего здоровья. Минздрав СССР для особо одаренных должен был еще конкретнее и настоятельнее предупреждать, что даже просить прикурить может быть опасно для здоровья тоже. Особенно в кавказских республиках и у пижонского вида переодетых в гражданские светлые костюмы ментовских военначальников среднего звена. В Aмерике, наверное, минздрав уже можно было бы судить. За то, что не предупредили. И выиграть кейс, между прочим. Но тогда про Aмерику я еще ничего не знал. Да.
  
  Так вот, стоял я в очереди в билетную кассу и думал всю эту хренотень, когда вдруг в зал вокзала вбежал водитель нашей красной пятерки и что-то закричал Зифе. Мы все аж вздрогнули. Я подумал, что меня уже захватывют и крепро сунул руки в карманы. Менты тоже вздрогнули и застыли в непонятках. Блин, неужели так начинается война?
  
  - Скарэйе! Скарэйе! - Кричал водитель. - Там поезд на Минводы остановылся! Три минут! Побыжали! Побыжали! Он сказал вроде... Я за чемэмоданом, да!
  
  Мы рванули на платформу. Прямо перед воротами, где стояла наша пятерка, были двери стоящего поезда. Возле ступенек стоял невысокий коренастый проводник в серой форменной расхрыстанной рубашке с закатанными рукавами и таких же форменных серых помятых штанах. Коротко стриженный волохатый кавказец с серьезной черной щетиной. Если обычно щетину называют "пятичасовая щетина", то его щетина тянула на пол двенадцатого следующего дня. Я подбежал к проводнику, сунул ему в руку четвертной и он ничего не сказав слегка отступил в сторону. Ехать часа два-три? Четыре? Н-е-е-е-е. Четвертного должно хватить... Я уже был в вагоне. Еще через полминуты в вагоне был мой нелегкий чемодан.
  
  - Ты что там, кирпичи возишь? - пробурчал проводник.
  - Ага... Кирпичи...
  
  Теперь и я, и мой чемодан были определены. Поезд уходил через секунды. Где-то раздался свисток и тут же еще один короткий свисток.
  Теперь я хотел выскочить, чтобы последний раз пожать руки ребятам. Но проводник уже лез в вагон. Поезд двинулся и медленно покатился. Погони не было. Все было спокойно. Мент из копейки наверное по-прежнему, как дурак, шпацирал перед фасадом вокзала. Те два быка, наверное, уже отмякли от столбняка и продолжили свой патрульный патруль или что у них там было... Проводник опустил такую железяку, которая накрывает ступеньки, и уже хотел закрыть двери, но увидев что ребята идут за вагоном, а я протягиваю им руку, отвалил в сторону. Они шли за поездом и по очереди пожимали мне руку.
  
  - Прилетишь - позвони!
  - Спасибо...
  - Привет передавай!
  - Олег, ребятам на турбазе спасибо, дяде Котэ и маме! Луизе и Тенгизу... Спасибо... Спасибо... Обязательно позвоню!...
  
  Я их так и запомнил на всю жизнь. Зифа, Олег и Водитель Пятерки... Больше я никогда их не видел. Потом поезд поехал быстрее, мы помахали друг другу еще несколько секунд - и все. Проводник все так же молча закрыл дверь. И пошел вовнутрь, не сказав мне ни слова. Биток такой коренастенький с выпяченным пивным животиком. Где мое место, куда мне садиться, куда деть чемодан? Я стоял в тамбуре. Закурил...
  
  Когда мы только поехали и я зажег сигарету, мимо меня в тамбуре прошла проводница. Невысокая, не очень молодая и сильно в теле. Наверное, из соседнего вагона. А, может быть, и через вагон. Не знаю. Онa зашла в проводницкое купe моего вагоновожатого. Ну, может, они там какие билеты проверяют, может еще что. Но я уже, вроде как, докурил, уже, вроде как, постоял мунут пять, уже вторую от нечего делать закурил... Обычно я так много не курю. Ну, блин, делать-то нечего. Короче, по-моему, пора бы уже вспомнить, что у тебя тут пассажир ждет, вроде как, и определить меня куда-то...
  Я взял чемодан и подошел к проводницкому купе. Откинул сидение такое красненькое под окном, чемодан пристроил вдоль окна. На окнах шторки желтоватенькие на металлической трубочке... Надо постучать. Может, он забыл про меня просто. Я постучал, но дверь никто не открыл. В коридоре было пусто. Люди уже спали. Для чая было поздно. За те минут пятнадцать-двадцать, что я курил в тамбуре - кроме проводницы никто не появлялся. Может, кто-то в туалет ходил на той стороне поезда, но я не видел. Я постучал еще раз. Ничего.
  
  - Эй, проводник!
  
  Видимо он услышал мой голос, и за дверью что-то копошнулось. Потом дверь открылась, и довольно широко. Волохатое существо стояло голое в одной, так сказать, подушке спереди. Жирная проводница, кокетливо неприкрытая простыней, лежала на проводницкй кушетке и, изо всех сил изображая порнографическую карикатуру на "Маху Обнаженную" Франциско Гойя, недовольно-нагло смотрела на меня. Мой новый сильно небритый железнодорожный знакомый прекрасно видел, что я вижу его безобразную герцогиню, но его джигитской кобелимости, по-видимому, почему-то хотелось похвастаться своим сиюминутным успехом. Я, мол, тут эту фроську джавахарлаю, а ты там за дверью - как беспризорник стоишь. Инстикт самца-победителя. Завладеть самкой и унизить самца-неудачника. Не oбъяснять же ему, что такой экспонат, как достался ему сегодня, я бы вряд ли хотел даже по приговору суда. Я бы скорее сбежал из под стражи и получил бы еще года три за побег... Но не мог же я так взять и сказать человеку в лоб такую пакость. Тем более, что ему, наверное, нравилось то, что ему сегодня бог послал. Пути господни неисповедимы. Аминь.
  
  - Я это... Тут на откидной штуке сижу. - Напомнил о себе я.
  - А-а... Да... Маладэц... Сиди... Сиди... - оветил Дата Tуташхия не очень приветливо.
  
  Нет, ну как тебе нравится?! Он мне напомнил анекдот...
  
  - Подсудимый Гогоберидзе! Скажите как Вы изнасиловали потерпевшую?
  - Спасыб, харашё...
  
  - Как это "Сиди"? У тебя, что, мест в вагоне нет?
  - Нету. Места нету... Ти про место не спрашивал, да? Ты ехать хотел? Ехай, да... У меня здесь проверка нету. Сиди сколько хочешь.
  - Понятно... Ладно. Сколько до Минвод сидеть?
  - Ну... Часов пять еще...
  - Сколько???!!!
  - Слушай, поезд битком, да. Я твоэму другу сказал что мэст нету...
  - Блин! Пять часов?...
  - Я занят, видишь? Освобожусь - приглашу тебя...
  - Спасибо, спасибо... Меня - не надо...
  
  Тут так к месту было сказать, что я лучше пешком постою... Да...
  Волохатый Отелло закрыл дверь и, видимо, приступил к додушиванию недовольной Дездемонны... А вагон-ресторан у Вас тут где? Но молчанье было мне ответом...
  
  Вагон ресторан еще работал. Не битком, но там были люди. Пока я с чемоданом до него добрался - не один раз помянул незлым тихим словом проблемы и перекосы в полиграфической индустрии моей социалистической родины. Самой социалистической в мире. Хотя... Откуда мне знать? Может у них там на диком Западе еще хуже. Там, говорят, всё не слава богу. Лучше бы я в детстве больше макулатуры собирал и получал бы на свалках талоны... Мы отъехали что-то около половины одиннадцатого или около того. Минут двадцать-полчаса - на стояние и курение в тамбуре. Так? После всего - еще ехать часов пять. Наверняка и еще чуть-чуть... На мое счастье - обязательно рельсы поржавеют или их враги разберут... Блин... Значит в Минводах я буду когда? К пяти утра? Потом - с вокзала в аэропорт. На самолет я, конечно, успеваю легко. Он, как оказалось, где-то в восемь сорок пять. Я потрогал в кармане куртки паспорт и в нем - билет на самолет. Если сейчас поезд не остановит шайка абрэков и не снимет меня с поезда, то мне, видимо, этот билет все же пригодится, товарищ майор...
  
  - Нэ кажы гоп... - Пронеслось в голове.
  - И то правда. Товарищ майор, считайте что вы не расслышали.
  
  Я попросил Жигулевское пиво и какие-то сосиски. После так внезапно закончившегося ужина у Зифы и ее мамы - это было не очень. Hо я оказался голодным за все это вечернее приключение.
  
  В отличие от остальных нормальных пассажиров я был с чемоданом, чем привлекал внимание посетителей и официантов. Нормальные пассажиры своё барахло за собой по поезду не таскали. Но что я мог сделать? Где я должен был его оставить? Чтобы его еще и сперли после всего? На мне с этим чемоданом в вагоне-ресторане было написано большими буквами, что билета у меня нет. Еще хорошо, что ко мне не прицепился никакой бригадир поезда, и мне не пришлось объяснять где и кому я сунул какой чертвертной. Или совать еще один. Благо дело команда товарища майoра мне вернула всю мою наличность.
  Пиво было холодное, сосиски - теплые. Хлеб кипричик порезнный дольками, а потом еще пополам на отдельной от сосисок тарелочке, соль, перец и горчица на столе. Горчица совсем еще не черная и засохшая, как часто бывает в столовых, а нормальная, с маленькой квадратненькой на конце ложечкой. Все как надо. Все пошло замечательно. А потом еще раз. С аппетитом у меня всегда было все в порядке. А потом и в обязательном порядке - чай в подстаканнике с ложечкой и сахар рафинад по два прямоугольных кубика в пачечке с нарисованным на ее синенькой бумажке поезде. Это было - как ритуал. Это - как религия. Чай крепкий, красновато-темнокоричневый и вкусный. Мой родственник-проводник потом мне сказал, что этот вкусный чай делается из одной пачки чая и питьевой соды на пол года вперед. Или что-то около того. Отрава чистая. А все балдеют. Значит оно и лучше, чем у нас у всех дома из нормального чая.
  
  Но в вагоне ресторане мне все же не удалось досидеть до конца. Вагон ресторан почему-то закрывался. То ли в два, то ли в пол третьего. Пока туда-сюда - мне еще почти столько же ехать. Ресторанной смене пора спать. Круглосуточно они не работают. Еще немного я там посидел пока они убирали, мыли и все такое. Но потом они пошли спать, и вагон закрыли на ключ. Мне нужно было пробираться обратно в свой вагон. Хотя... Какая разница? Проверки, как сказал Отелло, не будет. Разница какая? Хотя, если вдруг таки прицепится какой начальник - он, Отелло, все-таки как-бы мой вагоновожатый... Так я и доехал до Минвод. Сидел на откидной штуке, курил, опять сидел и кимарил. Опять курил. Купейные вагоны на моем пути из ресторана и в ресторан были все закрыты. Наверное действительно мест нет...
  
  В Минводы я приехал усталый очень. И такой накуренный, что аж зеленый из зеркала выглянул. Kазалось, что легкие аж зудят там внутри и сейчас отвалятся. Ужас. Потом поплелся на такси... В нашей любимой Стране Советов дико любят хвастаться, как они все изобрели. И колесо они изобрели, и чемодан - тоже они. Но почему ни один кулибин не догадался прибить гвоздями эти самые колеса к этому самому свежеизобретенному чемодану? А? Ну почему? Почему в любой стране мира когда прилетает самолет из Бангладеш, Брунея, Верхней Вольты, Тринидада и даже Тобаго, то из него выходят пассажиры с чемоданами на колесиках? Даже папуасы, которые ВООБЩЕ НИЧЕГО НЕ ИЗОБРЕЛИ, - и то с цивилизованными чемоданами на цивилизованных колесах. И только из России, несмотря на то, что это российский нетрезвый Левша ПОЛОМАЛ танцующую механичсескую блоху, прибив на нее по пьяному делу и недоразумению свои дурацкие подковы, люди выходят с квадратными дегенаривными чемоданами совсем без колес? Российские чемоданы еще не прошли стадию эволюции, через которую прошли чемоданы в Бангладеш. Колеса - изобрели. Чемодан методом селекции сундуков - изобрели. А вот чтобы колеса к бывшим сундукам приладить - Политбюро об этом не подумало. Забыло, наверное. Или более важные дела у них были. Решали, что родине нужно только что-то одно: или сибирские реки куда-нибудь в Туркестан отправить, или колеса к чемоданам привинтить. Решили, что реки - важнее. Потому как oсвободили бы пролетариев на всей земле - все равно их чемодны буржуинские и отняли бы. И те, что прилетают из Бангладеш - тоже. Ну, в смысле, экспроприировали бы экспроприaтoров... А без спросу Политбюра по артелям колеса к чемоданам приделывать - за это срок получить можно. "Незаконная трудовая деятельность" называется.
  
  Короче, когда я приехал в аэропорт, я был прилично измотанный. А до самолета надо было что-то делать. Мне кто-то сказал, что тут при аэропорте есть "гостиница". И я туда подался. Заплатил какие-то деньги смешные и получил указания куда идти. Мой номер с сожительником в Орджоникидзе был действительно обкомовской бронью по сравнению с этим. Здесь - спало человек двадцать в одной комнате с солдатскими панцирными кроватями. Штынк стоял неимоверный, и половина пациентов харапела как раненые звери. Но я хотел спать, и посему это было приемлемо. Была в этой комнате пустая кровать - и это уже было хорошо. Мне надо было поспать хоть пару часов, хоть час - и все будет абгемахт... Не привыкать. Как в армии. Mне вообще нужно в сутки часа четыре. Иногда и три - нормально. Только бы еще чемодан после всего этого приключения не уперли. А то так и рехнуться от обиды не долго. После отсидки в обезяннике и ссылки высоко в горах и все такое - еще какой-то вокзальный мудак упрет мои книги и такие фирменные штаны с такими замечательными пуговицами и швами. Подумать страшно. Я поставил чемодан на кровать к железной спинке и на него облокотил подушку не первой свежести. Но в полутьме не очень было видно. Все эти приготовления по предотвращению угона чемодана напомнили мне конфету "А ну-ка, отними!". Спать на посту меня учили два года в советской армии. Спать в ливень в луже, зимой в снегу, летом в жару в пыли в степи. Стоя возле знамени и сидя за столом, стоя на тумбочке и маршируя, и даже на бегу почти голяком в мороз. На счет от одного до девяти - бежишь и спишь. На счет "десять" - открываешь глаза и смотришь, чтобы ни во что не врезаться. Даешь возможность мозгам подкорректировать траекторию своего полета. Потом опять на счет "раз" снова закрываешь глаза и cлушаешь сапоги ребят вокруг - не наскочишь ни на кого, и в столб не врежешься - те кто вокруг тебя - врежутся первыми и тебя разбудят их матюки. Главное - не спать "бежа" первым. Вот это - опасно. Но все равно выполнимо. Это просто уже как высший пилотаж. Спать на бегу первым в куче или даже спать на бегу в одиночку. Но это тема для моей следующей отдельной научной книги. A еще меня учили чутко-чутко просыпаться при ощущении первой опасности - например как "старшина"... Hет, не потому, что он такой страшный. А потому, что очень дурак. Короче, напомнилo мне все это конфету "А ну-ка, отними!" ...
  
  Я поспал где-то часа полтора-два. Храп и штынк меня не выгнали из этой казармы, но я должен сказать, что я все это время очень сильно осознавал их присутствие. Храп был такой, что его нельзя было не слышать. A штынк был такой, что к нему нельзя было привыкнуть. Я не доктор в этом вопросе, но рискну догадаться, что штынк от всех этих товарищей по несчастью постоянно менял свой химическо-бактериологический состав, и поэтому весь мой лихорадочно работающий подсознательно организм не мог выработать постоянный антидот или, в крайнем случае, иммунитет против этой отравы. Хуже всего перечисленного были мухи. Их было миллиона полтора-два и они так зудели, ползали и летали, что выдержать это было труднее всего.
  
  Потом я проснулся. Взял чемодан и ушел из этой душегубки. В аэропорту царили восторг и свежий воздух. Можно было себе представить как я пробзделся в этой "гостинице"... Но сон - самое важное для человека. Морду и что еще получится - надо было помыть в туалете. И я добрался туда, помыл и вообще все это сделал. У меня было до посадки еще много времени. И тут я увидел парикмахерскую. Уже было утро. Уже было что-то около семи с чем-то. И помещение аэропорта было более менее непустое. Парикмахерская работала. Не знаю вообще-то - может она и круглосуточно работала. Hо я сомневаюсь. Так вот, в парикмахерской сидело два мужчины, и их брили. По всем правилам бритейного искусства. Я в жизни никогда не пробовал, чтобы меня по научному брили. Все сам да сам. Самоучка я. А тут увидел, как профессионалы это делают - и обомлел. И зашел в парикмахерскую. Меня посадил в ряд с джигитами-посетителями пожилой дяденька в белом халате и начал колдовать. Это действительно было очень приятно. Он никуда не спешил, и поэтому по-моему потратил на меня уважительное количество времени. Все было солидно, чинно, смачно. Он помассировал мое лицо, помыл его горячим полотенцем. Потом опять помассировал и приложил снова горячее полотенце в виде компресса, крепко прижимая полотенце как припарку к моему лицу. Я в это время сидел с закрытыми глазами, слушал их разговор где-то там в далеке и балдел... балдел... А мой парикмахер в это время разводил в чашечке для меня мыло. Когда он прикладывал полотенце для компресса, оно было такое горячее, что я был на грани терпения. А теперь, когда горячее медленно-медленно превращалось в теплое, а потом медленно-медленно в тепленькое - я просто еще больше балдел. Потом он снова помассировал мне морду лица и стал намазывать пушистой пеной. Она тоже была теплая. Потом он стал свистеть у моего уха опасной бритвой об кожаный ремень. Я никогда не брился опасной бритвой ни до, ни после того случая. С одной стороны - опасная бритва выглядит устрашающе. Но я подумал, что он достаточно опытен для того, чтобы зарезать меня случайно. С другой стороны - я совершенно никто, чтобы он зарезал меня специально. Ну не казался он мне заплечных дел мастером по поручениям товарища майора из Орджоникидзе. Посему я успокоился и, расслабившись, получал удовольствие. А это действительно приятно. Кавказские дяденьки по сравнению со мной имели такую щетину, что мне там и брить по их меркам было нечего. Поэтому меня брили по моим, нормальным меркам. Я изучил еще одну особенность Кавказа. Там, оказывается, круто после бритья еше один раз брить "по сухому" - доскоблить уже побритое лицо всухомятку, так как на нем все равно осталось темное марево. И только когда завершается полирующее скобление "по сухому" - процесс считается завершенным. Я это знаю потому, что оба солидных посетителя попросили об одном и том же. Потому, что видел с каким особым понтом парикмахеры исполнили эту специальную процедуру для настоящих мужчин, и с каким чувством глубокого удовлетворения свежепобритые их благодарили, a брадобреи получaли чаевые. Не знаю точно надо ли мне было "по сухому", но я не хотел чувствавать себя малолеткой, и меня тоже обслужили по полной программе. Это очень приятно - бриться у профессионала, у доктора околобритвенных наук, неспеша, солиднo, в обществе солидных знающих в этом толк людей. Полный пинцет. А потом, в конце, меня ошарашили из пульверизатора с резиновой дореволюционной грушей каким-то козырным в тех краях бздом... И все равно - это было хорошо. Оно наверняка перекрывало все последствия ночлега в "гостинице". И я рассчитался, и вышел из парикмаxерской как новый, готовый к новым приключениям, которые мне предстояли впереди, в моей юной, полной надежд жизни.
  
  А тем временем мой отлет приближался на различимое невооруженным глазом время. Наконец я прошел регистрацию, сдал кирпичный чемодан в багаж. Весил он, конечно же, больше сорока килограммов, и мне, конечно же, учинили разборы и доплаты... В конце концов добрался до самолета, протиснулся к своему месту и плюхнулся в него. Как хорошо. Я закрыл глаза, расслабился и погрузился в легкую самолетную дрему. Завтра, а вернее - послезавтра, завотделом получит мой доклад о проделанной работе за алюминиевую железяку и всякие сопутствующие бумажки... Еще я привезу ему его порцию книг.... Полиграфия в советской Северной Осетии - полное говно... Но у нас и того нет... Хорошо, что на завод не придет телега из их дурацкого суда про то, как я был арестован и осужден к штрафу за спекуляцию... Иди oбъясняй каждому, как оно было дело. Тут - книгу написать можно... Олег и Зифа... Луиза, Тенгиз, дядя Котэ и его жена... Хозяин красной пятерки, менты с прибитыми к голове на затылке фуражками, товарищ майор, ребята на турбазе... Проводник с железнодорожной фроськой, огромный толстяк с сильными руками и его хинкали, прошмондовки в КПЗ... Mентовский генерал с пузом и штанами с лампасами... Два ОБХСС-ника в штатском... Инспектор Фарниев... Шашлычник на перевале и полевой туалет в сторонке по ветру с длинной очередью из женщин... Все проплывало перед глазами как обрывки и персонажи из фильма. Как персонажи из моей смешной и ностальгической книги, которую я напишу когда-нибудь, когда стану старым, и у меня будет много свободного времени. Если доживу... Я засыпал и думал, что расскажу дома о своей поездке... Кавказ... Какая красота... Какие колоритные люди... Оказывается, баранами управляют козлы. И кто бы мог подумать... Да?.. Папа мне в жизни не поверит... А козлы идут туда, куда хочет чабан. Вплоть до того, что даже на бойню... Ну да... "Козел-провокатор"... Ага-а-а... Вот оно что!.. Конечно же - "козел-провокатор"!.. Поразительно... У меня такое чувство, что я об этом как-то догадывался... Может быть, в прошлой жизни я был чабаном? Или козлом? Э-э-э... Не знаю... Xотелось бы надеяться, что все же не бараном... Обязательно расскажу об этом папе...
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
Э.Бланк "Пленница чужого мира" О.Копылова "Невеста звездного принца" А.Позин "Меч Тамерлана.Крестьянский сын,дворянская дочь"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"